То, что заставляет сердце сильнее биться

"Как взволновано твое сердце, когда случается:
Кормить воробьиных птенчиков (*72).
Ехать в экипаже мимо играющих детей.
Лежать одной в покоях, где курились чудесные благовония.
Заметить, что драгоценное зеркало уже слегка потускнело.
Слышать, как некий вельможа, остановив свой экипаж у твоих ворот, велит слугам что-то спросить у тебя.
Помыв волосы и набелившись, надеть платье, пропитанное ароматами. Даже если никто тебя не видит, чувствуешь себя счастливой.
Ночью, когда ждешь своего возлюбленного, каждый легкий звук заставляет тебя вздрагивать: шелест дождя или шорох ветра".

Сэй-Сёнагон

@темы: Сэй-Сёнагон

---

Некоторые вещи, вызывающие досаду

У великолепной Сэй-Сёнагон:
"Ребенок раскричался как раз тогда, когда ты хочешь к чему-то прислушаться.
Вороны собрались стаей и носятся взад-вперед с оглушительным карканьем.
Собака увидела кого-то, кто потихоньку пробирался к тебе, и громко лает на него. Убить бы эту собаку!
Спрячешь с большим риском кого-нибудь там, где быть ему недозволено, а он уснул и храпит!
Или вот еще.
Принимаешь тайком возлюбленного, а он явился в высокой шапке! Хотел пробраться незамеченным, и вдруг шапка за что-то зацепилась и громко шуршит.
Мужчина рывком перебрасывает себе через голову висящую у входа плетеную штору – и она отчаянно шелестит. Если это тяжелая штора из бамбуковых палочек, то еще хуже! Нижний край ее упадет на пол с громким стуком. А ведь, кажется, нетрудное дело – поднять штору беззвучно".

@темы: Сэй-Сёнагон

---

Гегель о колдовстве и молитве

В своей "Философии религии" Гегель пишет, что в каждой форме религии, даже самой примитивно, нужно опознать разумную идею, найти какой-то разумный принцип, подобающий человеку. Например, в простейших видах колдовства, когда человек пытается воздействовать на природу, заключена та правильная мысль, что духовное есть власть над природой (т. 1, с.433).

"Существуют негритянские народности, которые верят в то, что никто не умирает естественной смертью, так как, по их мнению, не природа обладает властью над человеком,а человек над природой" (с. 438).

Это разумная мысль, которая заключена в колдовстве. Кант считал колдовство и молитву. Гегель определяет их различие:

"Разница, однако, заключается в том, что в молитве человек обращается к абсолютной воле, для которой единичный человек есть предмет заботы, которая может, внять молитве или не внять ей, будучи определена благими целями вообще. Колдовство же, в общем состоит в том, что человек осуществляет свою власть в своей природности в соответствии со своим вожделением".

@темы: философия, колдовство, религия, Кант, Гегель

---

Из школьных сочинений

Этот жанр присутствует и в книге "Вверх по лестнице..." о школе шестидесятых.

***
Мы изучаем мифы — такие, как про Орфея и его девушку, чтобы знать про Греческое Подполье. И как наша цивилизация пошла по своему пути.
* * *
Мифы — везде. Многие обыкновенные вещи, как гром, идут из мифов. Оттуда же идут такие слова, как Вулкан, Какого Дьявола! И показывают пример для поведения в будущем.
* * *
Причина, почему мы изучаем их — они показывают как писали в допотопные времена. Если это неправильный ответ, то не знаю.
* * *
Одессея, что я только что прочел, страшно помогла мне в жизни.
* * *
Мы изучаем мифы, чтобы узнать, как жилось в Золотой век со всеми убийствами.
* * *
Я уверена, что есть много причин, почему мы их учим, но я не знаю, потому что пропустила много уроков. Я принесла справку.

@темы: школа

---

Вверх по лестнице, ведущей вниз

Отличная книга. Читала давно, деталей не помню, помню общее впечатление, что очень хорошо.

Школьные будни с точки зрения молодой учительницы. Книга написана как сборник различных бумаг: отчётов, распоряжений, сочинений, записей в дневнике, личных записок. Бессмысленное заполнение бумаг и давящая администрация - главные пороки школы 1960-х, и в этом плане немногое поменялось. Когда есть педагогический опыт, читается с особым интересом.
*
ОТ: Сильвии Баррет.
Доктору Сэмюелу Бестеру.
Уважаемый доктор Бестер!
Направляю Вам списки моих пяти классов. Оказалось, что нагрузка у меня — 223 ученика в день, то есть в среднем не по 33 человека, а по 44 3 /5 на класс.
И еще. В читальном зале нет «Мельницы на Флоссе» — только «Юлий Цезарь», да и то не на весь класс.
С. Баррет.
* * *
ОТ: Доктора Сэмюела Бестера, заведующего учебной частью по языку и литературе.
КОМУ: Мисс Баррет.
Уважаемая мисс Баррет!
Пусть это вдохновит Вас на подвиг.
С. Бестер.

*
ОТ: Джеймса Дж. Макхаби.
КОМУ: Всем учителям.
ПОСЛЕ КЛАССНОГО ЧАСА НАПРАВЛЯТЬ КО МНЕ ВСЕХ УЧЕНИКОВ, ПОКИНУВШИХ ШКОЛУ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ.
Н. адм. о. с.

* * *
ИЗ 304-й В 508-ю.
Беа! Что касается последнего указания, с радостью выполнила бы его, но как же послать ребят, которых нет?
Потрясенная.
* * *
ИЗ 508-й В 304-ю.
Дорогая Потрясенная!
Пусть это вдохновит Вас на подвиг.
Беа.

@темы: Кауфман

---

Из дневника Чуковского

"Читаю Бердяева; вот его свойство: 12-ая страница у него всегда скучна и уныла. Это дурной знак. 10 страниц всякий легко напишет, а вот 11-ую и 12-ую труднее всего написать".
20 августа 1908 г.

@темы: Чуковский

---

Протестантское влияние на русское богословие в XIX веке

И результат этого влияния:
"О современной русской религиозной философии [начала XX века] привыкают говорить, как о каком-то очень своеобразном творческом порождении русского духа. Это совсем неверно. Напротив, замена богословия “религиозной философией” характерна для всего западного романтизма, в особенности же для немецкой романтики. Это сказывалось и в католическом спекулятивном богословии романтической эпохи. И в русском развитии это один из самых западнических эпизодов.

Так характерно, что Н. А. Бердяев всего больше питается именно от этих немецких мистических и философских истоков, так и не может разомкнуть этого рокового немецкого круга. В этом отношении очень показательна его главная из предвоенных книг: “Смысл творчества, Опыт оправдания человека” (1916). И в ней он снова отступает из “исторического христианства,” в эзотеризм спекулятивной мистики, к Я. Беме и Парацельсу, воинственно отталкивается от святоотеческого предания. “Ныне омертвела святоотеческая аскетика, она стала трупным ядом для нового человека, для новых времен.” Бердяев весь в видениях немецкой мистики, и она для него загораживает опыт Великой Церкви. Это одно из самых характерных искушений русской религиозной мысли, – новая фаза утопического соблазна".
Флоровский, "Пути русского богословия"

@темы: Флоровский

---

"Девятое термидора" Алданова

Первая часть известной тетралогии известного писателя белой эмиграции Марка Алданова (псевдоним, настоящая фамилия Ландау). Тетралогия посвящена событиям Французской революции 1789 года, юбилей которой отмечали в текущем году, а также эпохе наполеоновских войн. Книга прославила автора как исторического писателя. На мой взгляд, это очень печально, поскольку роман просто неудачный, и с формальной, и с идейной точки зрения.

Со стороны формы у меня два замечания. Я совершенно не ожидала в образчике прозы номинанта на Нобелевскую премию встретить литературный приём "немцы внезапно говорят по-немецки", и как писал когда-то Роман Шмараков, особенно в тех случаях, когда им надо сказать "Ja, ja" или "Guten Tag". В русском тексте, который описывает приключения русского офицера и дипломата, знающего европейские языки, беседы иностранцев передаются на русском. И вдруг внезапно посреди разговора то француз скажет что-то на французском, то англичанин на английском. После этого разговор течет как ни в чем не бывало снова на русском языке, а читатель думает: "Что это было?". Я до конца книги так и не привыкла.

Второе замечание: автор не решил задачу стилевого разнообразия (или однообразия, как угодно). Персонаж его живет в конце XVIII века и ведёт дневник. Когда он пишет в дневнике, текст стилизован под докарамзинскую прозу. Когда же он не пишет, а говорит или думает, это современная речь человека XX-го века. Поскольку остальные персонажи не ведут дневник, они разговаривают таким же образом - на современном языке, с учетом первого замечания. Это производит впечатление непроработанности и бессмыслицы. Капитан Блад и благородный Атос пишут как говорят и говорят как думают, читателю не показывают контраста с настоящим языком эпохи, и благодаря этому срабатывает эффект присутствия. Здесь же совершенно непонятно, чего автор хотел добиться. Ничего внятного у него не получилось.

Теперь замечание по идейному содержанию. Когда писатель-белоэмигрант, переживший русскую революцию, пишет о революции французской, понятно, чего ждёт читатель от этого текста: от автора - размышлений и параллелей, а от героев - обретения некоторой зрелости после всего, что они пережили. "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Его призвали всеблагие как собеседника на пир". Так вот, ничего подобного в книге нет.

Как пишут в аннотации на сайте Литмир, "творческий метод Алданова заключается в том, что автор, введя в повествование известных исторических персонажей, «дает изображение» через восприятие самого простого человека, молодого дворянина по имени Штааль. По писательской воле Алданова он оказывается в гуще самых драматических событий, является их вольным ли невольным свидетелем. Это дает автору особые возможности, которых лишен профессиональный историк".

Эти особые возможности автор использовал для того, чтобы показать историю как бессмысленную толчею бессмысленных людей, одержимых бессмысленными страстями. Офицер Штааль встречается с Екатериной Второй, Кантом, Талейраном, Робеспьером, Питтом и массой знаменитостей поменьше, и от всех этих встреч у него остается впечатление скуки и ненужности происходящего. Герой вмешивается в самые невероятные авантюры, не понимая что он делает и зачем, и никакого роста самосознания в тексте не прослеживается. "Они ничего не забыли и ничему не научились".

Итого: читать для удовольствия невозможно, разве что в исследовательских целях, чтобы понять менталитет той среды, где такие книги делают фурор. Но и то, и то! Самое скучное чтение за прошедший год.

@темы: революция, Алданов

---

Минутка транспортного искусства

Телеграм-канал уважаемого periskop под таким названием содержит картины, на которых изображены разнообразные транспортные средства. Но на ту же тему есть еще и стихи!

Александр Блок

В неуверенном, зыбком полете
Ты над бездной взвился и повис.
Что-то древнее есть в повороте
Мертвых крыльев, подогнутых вниз.

Как ты можешь летать и кружиться
Без любви, без души, без лица?
О, стальная, бесстрастная птица,
Чем ты можешь прославить творца?

В серых сферах летай и скитайся,
Пусть оркестр на трибуне гремит,
Но под легкую музыку вальса
Остановится сердце — и винт.

Ноябрь 1910

@темы: Блок

---

"...Она необычайно всем нравилась"

Мемураы герцога де Сен-Симона рисуют яркую картину правления Людовика XIV и последовавшего затем Регенства. Книга написана живо, увлекательно, интересно, и я давно ее люблю. Марсель Пруст, который взялся за описание высшего французского света двести лет спустя, не скрывал, что использует мемуары как источник, не раз ссылается на Сен-Симона, сравнивая своих персонажей с его героями. Книгу Сен-Симона можно цитировать бесконечно, там почти каждый отрывок хорош. Один из моих любимых моментов - портрет дофины, супруги старшего внука и наследника короля, который Сен-Симон помещает после описания ее внезапной смерти:

"Никогда не бывало принцессы, которая, явившись при дворе в таких юных летах, была бы так прекрасно к тому подготовлена и так умела воспользоваться полученными советами. Ее хитроумный отец, досконально знавший наш двор, описал его дочери и научил ее единственному способу, как прожить при дворе счастливо. Ей помогли в этом врожденный ум и понятливость; у ней было много обаятельных черт, привлекавших к ней сердца, а положение, которое она занимала благодаря супругу, королю и г-же де Ментенон, приносило ей самые лестные почести. Она искусно добивалась этого с самых первых минут пребывания при дворе; всю жизнь она не покладая рук трудилась, дабы упрочить свое положение, и беспрестанно пожинала плоды своего труда.

Кроткая, застенчивая, но умная и сообразительная, добрая до того, что боялась причинить малейшее огорчение кому бы то ни было, и вместе с тем веселая и легкомысленная, прекрасно умевшая облюбовать себе цель и упорно ее преследовать, она, казалось, с легкостью переносила любое, самое суровое, принуждение, давившее на нее всей своей тяжестью. Она была полна дружелюбия: оно било в ней ключом.

Она была весьма некрасива: щеки отвислые, лоб чересчур выпуклый, нос незначительный, но пухлые вызывающие губы, роскошные темно-каштановые волосы и того же цвета изящно очерченные брови; глаза у ней были выразительнее всего и воистину прекрасны — а вот зубов мало, и все гнилые, о чем она сама упоминала и над чем подшучивала; превосходный цвет лица, чудесная кожа, грудь невелика, но прелестна, длинная шея с намеком на зоб, ничуть ее не портивший, изящная, грациозная и величественная посадка головы, такой же взгляд, выразительнейшая улыбка, высокий рост, округлый, тонкий, легкий, изумительно стройный стан и поступь богини в облаках.

Она необычайно всем нравилась; невольная грация сказывалась в каждом ее шаге, во всех манерах, в самых незначительных речах. Ее простота и естественность, частенько проявлявшиеся в простодушии, но приправленные остроумием, очаровывали всех, равно как ее непринужденность, сообщавшаяся каждому, кто с нею соприкасался. Она желала нравиться всем подряд, даже самым для нее бесполезным, самым заурядным людям, хотя никакой искательности в ней не было. Казалось, она всей душой безраздельно принадлежит тому, с кем говорит сию минуту. Ее живая, юная, заразительная веселость одушевляла все вокруг; с легкостью нимфы поспевала она везде, подобно вихрю, который вьется одновременно во многих местах, повсюду внося движение и жизнь. Она была украшением всех спектаклей, душой празднеств, увеселений, балов и всех пленяла там грацией, тактом и танцевальным искусством. Она любила игру, и игра по маленькой ее развлекала, поскольку она находила удовольствие в любом занятии; но предпочитала она крупную игру, играла четко, точно, не имея себе равных; в одно мгновение она оценивала шансы каждого, с той же радостью и увлечением в послеобеденные часы предавалась она серьезному чтению, вела беседы о книгах, трудилась со своими «серьезными дамами»-так называли тех ее придворных дам, которые были старше других по возрасту.

Она ничего не берегла, даже здоровья, и вплоть до самых мелочей помнила всегда обо всем, что могло доставить ей приязнь короля и г-жи де Ментенон. С ними обоими она обнаруживала немыслимую гибкость, не изменявшую ей ни на минуту. Эта гибкость сочеталась в ней со сдержанностью, которую хранила дофина, хорошо знавшая короля и г-жу де Ментенон по опыту и благодаря своим наблюдениям; свой веселый нрав она проявляла лишь в умеренной степени и к месту. Она приносила им в жертву все — удовольствия, забавы и, повторяю, здоровье. Этим путем она добилась такой близости к ним, коей не удостоивался не только никто из законных детей короля, но даже ни один незаконнорожденный. На людях серьезная, благонравная, почтительная с королем, застенчивая и ласковая с г-жой де Ментенон, которую называла всегда не иначе, как «тетя», изящно смешивая степень родственной и дружеской близости, в семейном кругу она болтала, прыгала, вилась вокруг них; то присаживалась к ним на подлокотник кресла, то вспархивала на колени, бросалась им на шею, обнимала, целовала, ласкала, тискала, дергала за подбородки, донимала их, рылась у них в столах, в бумагах, в письмах, распечатывала эти письма, а подчас и читала их без спросу, когда видела, что король и г-жа де Ментенон в добром расположении духа и только посмеются над этим, и высказывалась о том, что было там написано; от нее ничего не скрывали, она присутствовала при том, как принимали курьеров с важнейшими известиями; к королю она входила когда угодно, даже во время совета; самим министрам она подчас оказывалась полезна, подчас опасна, но всегда готова была делать им одолжения, услуги, выручать, угождать, если только не была сильно предубеждена против кого-нибудь из них; так, она ненавидела Поншартрена, коего иногда при короле называла «ваш кривой урод», и Шамийара, не любить коего были у нее более существенные причины; она вела себя так свободно, что, слушая как-то вечером, как король и г-жа де Ментенон с одобрением говорили об английском дворе и о том, как вначале все ожидали, что королева Анна будет способствовать миру, дофина заявила: «Следует признать, тетя, что в Англии королевы правят лучше королей, а знаете, тетя, почему? — и, все так же бегая и прыгая, продолжала: — Потому что при королях правят женщины, а при королевах мужчины». Поразительно, что, слыша это, король и г-жа де Ментенон расхохотались и признали ее правоту.

Я никогда не осмелился бы описать в серьезных мемуарах следующий случай, когда бы он лучше, нежели любой другой, не давал представления о том, с какой смелостью она говорила и делала при них что угодно. Я уже описывал, как располагались обычно в покоях г-жи де Ментенон она сама и король. Однажды вечером в Версале давали комедию; перед тем принцесса вдоволь наболталась обо всем на свете; тут вошла Нанон, старая горничная г-жи де Ментенон, о коей я уже несколько раз упоминал; увидев ее, принцесса в пышном своем туалете и в драгоценностях подошла к камину и стала к нему спиной, прислонясь к небольшому экрану между двух столиков. Нанон, держа руку как бы в кармане, зашла ей за спину и опустилась на колени. Король, сидевший к ним ближе всех, обратил на это внимание и спросил, что они там делают. Принцесса рассмеялась и отвечала, что занимается тем же делом, что и всегда в те дни, когда дают комедии. Король не унимался. «Ах, так вы ничего не заметили? Да ведь она ставит мне клистир». «Как?! — вскричал король, задыхаясь от смеха. — Вот сейчас, здесь, она ставит вам клистир?» «Ну разумеется, — отвечала принцесса. — А вам как его ставят?» И все четверо покатились со смеху. Нанон, оказывается, под юбками проносила в гостиную клистирную трубку с водой, задирала юбки принцессе, которая придерживала их, словно греясь у камина, покуда Нанон вставляла клистир. Потом юбки опускались, Нанон прятала и уносила трубку, и со стороны ничего не было заметно. Король и г-жа де Ментенон не обращали на это внимания или думали, что Нанон что-то поправляет в туалете принцессы. Они изрядно удивились и нашли все это забавным. Удивительно, что после клистира принцесса отправлялась в комедию, не испытывая потребности извергнуть из себя воду; иногда она делала это лишь после ужина и посещения кабинета короля; она уверяла, что это ее освежает, а иначе у нее в комедии разболелась бы голова от духоты. После того как это обнаружилось, она не стала церемониться больше, чем до того.

Короля и г-жу де Ментенон она знала в совершенстве; она постоянно видела и понимала, что представляют собой г-жа де Ментенон и м-ль Шуэн. Однажды вечером, собираясь идти в постель, где ждал ее герцог Бургундский, она, сидя на стульчаке, болтала с г-жой де Ногаре и с г-жой де Шатле, которые наутро мне о том рассказали; в такие минуты она охотнее всего пускалась в откровенности; итак, она с восторгом говорила с ними об обеих феях, а потом засмеялась и добавила: «Я хотела бы умереть раньше герцога Бургундского, но видеть после смерти все, что здесь будет; я уверена, что он женится на монахине медонской общины или привратнице монастыря дочерей св. Марии». Герцогу Бургундскому она старалась угодить неменьше, чем самому королю, и хотя частенько грешила излишним легкомыслием и чересчур полагалась на молчание тех, кто ее окружал, но величие и слава мужа были предметом ее неусыпного внимания. Мы видели, как затронули ее события Лилльской кампании и ее последствия, видели, какие старания прилагала она ради возвышения мужа и как полезна ему бывала в весьма важных делах, которыми, как уже говорилось, он был ей всецело обязан.

Король не мог без нее обойтись. Часто, когда он, побуждаемый дружбой и нежностью, заставлял принцессу участвовать в увеселениях, которые могли бы ее развлечь, в семейном кругу никто не в силах был заменить ему ее, и до самого ужина, к коему она почти всегда поспевала, весь облик короля словно хранил на себе печать озабоченности и уныния. Но и принцесса, хоть и любила увеселительные поездки, была в этом отношении очень сдержанна и всегда дожидалась, пока ей прикажут ехать. Она весьма тщательно старалась навещать короля перед отъездом и по приезде, и, если случалось ей пропустить ночь — зимою из-за бала, летом из-за увеселительной поездки, — она всегда ухитрялась прийти наутро поцеловать короля, как только он проснется, и позабавить его рассказом о празднестве. Я уже столь подробно рассказывал, какие притеснения чинили ей Монсеньор и его приближенные, что не стану повторяться; скажу лишь, что большая часть двора ничего не замечала — так старательно скрывала принцесса свои обиды под видом непринужденных отношений со свекром, дружбы с теми, кои были ей при дворе всех враждебнее, и свободы в их кругу в Медоне; это стоило ей бесконечной изворотливости и такта. Однако она весьма чувствовала вражду и после смерти Монсеньора решила отплатить им тою же монетой. Как-то вечером в Фонтенбло все принцессы и их дамы собрались после ужина в кабинете, где был король; дофина болтала обо всем на свете и дурачилась без удержу, чтобы развеселить короля, которому это было приятно, как вдруг заметила, что герцогиня Бурбонская и принцесса де Конти переглядываются, обмениваются знаками и передергивают плечами с презрительным и высокомерным видом. Когда король поднялся и по обыкновению прошел в задний кабинет, чтобы покормить собак, собираясь затем вернуться и пожелать принцессам доброй ночи, дофина одной рукой привлекла к себе г-жу де Сен-Симон, другой г-жу де Леви и, кивая им на герцогиню Бурбонскую и принцессу де Конти, стоявших в нескольких шагах, сказала: «Вы видели, видели? Я не хуже их знаю, что городила вздор и вела себя как дурочка; да ведь ему нужно, чтобы был шум: это его развлекает, — и, опираясь на их руки, тут же принялась прыгать и распевать: — А мне смешно на них смотреть! А я над ними потешаюсь! А я буду их королевой! А мне они не нужны, и теперь не нужны, и никогда не понадобятся! А им придется со мною считаться! А я буду их королевой!» — и прыгала, и скакала, и веселилась при этом от души. Дамы потихоньку стали ее унимать, говоря, что принцессам все слышно и что все на нее смотрят; сказали даже, что она с ума сошла, благо от них она сносила любые замечания. Тогда дофина запрыгала еще выше и замурлыкала еще громче: «А мне на них смешно смотреть! А они мне не нужны! А я буду их королевой!» — и не замолчала, покуда не вернулся король.

Увы! Бедная дофина думала, что будет королевой, да и кто этого не думал? К нашему несчастью, Богу было угодно, чтобы вышло иначе. Принцесса была так далека от подобных мыслей, что в день сретенья Господня у себя в спальне, где, кроме г-жи де Сен-Симон, почти никого с нею не было, потому что почти все дамы ушли в часовню и только г-жа де Сен-Симон осталась, чтобы сопровождать ее к проповеди, поскольку у герцогини дю Люд приключилась подагра, а графини де Майи не было, а эти дамы обычно тоже сопровождали принцессу, дофина завела речь о том, как много придворных дам, коих она знавала, ушли из жизни; потом заговорила о том, что она будет делать, когда состарится: как станет жить, как из сверстниц не останется никого, кроме г-жи де Сен-Симон и г-жи де Лозен, и как они будут втроем вспоминать о том, что видели, что делали когда-то; и эти рассуждения продолжались, пока не настало время идти слушать проповедь.

Она искренне любила герцога Беррийского и поначалу привязалась к герцогине Беррийской, желая превратить ее в подобие собственной дочери. Она глубоко почитала Мадам и нежно любила Месье, который отвечал ей такою же любовью и устраивал для нее увеселения и удовольствия, какие только мог; и все это перенесла она на герцога Орлеанского, в коем принимала неподдельное участие независимо от завязавшихся у нее позже отношений с герцогиней Орлеанской. Благодаря ей они получали сведения о короле и г-же де Ментенон и пользовались ее посредничеством в сношениях с ними. Дофина сохранила глубокую и пылкую привязанность к герцогу и герцогине Савойским, а также к родным краям, иногда даже вопреки своему желанию. Ее выдержка и благоразумие проявились во время разрыва и после него. Король был так внимателен, что избегал при ней любых разговоров, которые могли бы коснуться Савойи, а принцесса выказала во всем блеске искусство красноречивого молчания, но по редким замечаниям, вырывавшимся у нее, было видно, что она француженка душой, хотя в то же время она давала понять, что не может изгнать из сердца отца и родной край. Мы видели, какая дружба, какое участие и какие непрерывные сношения связывали ее с королевой, ее сестрой.

Во всех своих великих, причудливых и таких чарующих проявлениях она сочетала в себе принцессу и женщину: не то чтобы она могла выдать чужую тайну — здесь она была надежна, как скала, не то чтобы по легкомыслию нарушала планы других людей, но были у нее легкие недостатки, по-человечески вполне понятные. Ее дружба бывала следствием расчета, развлечений, привычек, надобностей; исключений из этого правила я не видел, кроме одной только г-жи де Сен-Симон; принцесса сама в этом признавалась с таким милым простодушием, которое почти заставляло примириться с этим изъяном в ней. Как было уже сказано, она хотела нравиться всем; но она не могла воспретить себе того, чтобы и ей кто-то понравился.

Прибыв во Францию, она долгое время оставалась удалена от общества; затем ее приблизили раскаявшиеся старые интриганки, чьи романтические души еще были полны галантности, хотя дряхлость, свойственная их летам, лишила их удовольствий, сопряженных с галантностью. Потом мало-помалу принцесса все более отдавалась свету и, останавливая свой выбор на тех, кто вился вокруг нее, руководствовалась больше своей симпатией, чем добродетелями этих людей. Приветливая по натуре, принцесса охотно приноравливалась к наиболее близким людям; никто из них не видел пользы в том, что она охотно и с радостью проводила время в разумных занятиях и в дневные часы чтение перемежалось у нее с полезными беседами исторического или благочестивого содержания с приближенными к ней пожилыми дамами, и в этом черпала она больше удовольствия, чем в рискованных разговорах по секрету, в которые вовлекали ее другие, причем сама она вовсе к этому не стремилась, удерживаемая природной застенчивостью и остатками деликатности. Тем не менее она дала увлечь себя довольно далеко, и, не будь она так мила и не пользуйся всеобщей любовью, чтоб не сказать — обожанием, это накликало бы на нее тяжкие неприятности.

Ее смерть пролила свет на эти тайны и обнажила всю ту непрестанную жестокость, с которою король тиранил душу тех, кто принадлежал к его семье. Каково было изумление короля и всего двора в те ужасные минуты, когда никто не знал, что будет, а все сиюминутное казалось не имеющим значения и вдруг она, нарушая тем самым весь порядок, пожелала сменить духовника, чтобы получить последнее причастие! Мы уже видели, что в неведении оставались только ее супруг и король, что г-жа де Ментенон все знала и была крайне озабочена тем, чтобы ни тот, ни другой ни о чем не проведали, а сама запугивала ими принцессу; но при этом г-жа де Ментенон любила ее, вернее, души в ней не чаяла: обходительность и очарование принцессы покорили ее сердце; г-жа де Ментенон развлекала ими короля с пользою для себя, и, как это ни поразительно, так оно и было: г-жа де Ментенон прибегала к поддержке принцессы, а иногда и советовалась с нею.

При всей своей любезности принцесса меньше всего на свете заботилась о своей наружности и меньше всех уделяла ей времени и трудов: наряжалась в одну минуту, да и то лишь ради придворных. Она не утруждала себя ношением драгоценностей иначе как на празднествах и балах, а в прочее время носила их как можно меньше, да и то лишь ради короля. С ее смертью затмились радость, веселье, всякие развлечения и все самое изящное: сумерки подернули поверхность двора. Она оживляла собою весь двор; она заполняла собой разом все его уголки, занимала его весь целиком, проникала в самую его глубину; двор только затем и пережил ее, чтобы тосковать. Никогда ни об одной принцессе не жалели так, как о ней; никогда не бывало особы, более достойной быть принцессой. Поэтому сожаления о ней не иссякали; невольная, тайная скорбь надолго воцарилась в сердцах, и осталась ужасная пустота, коей ничто не могло заполнить".

@темы: Сен-Симон, мемуары

---

О достоинстве философии

"Философия вообще не занимается тем, что не есть, и не уделяет внимания тому, что не обладает достаточной силой даже для того, чтобы заставить себя существовать".
Гегель, Философия религии, т. 1, с.267.

@темы: Гегель

---

Мыслить спекулятивно

"...истинное в мысли есть то, что конкретно, положено в себе как раздвоенное, причем таким образом, чтобы обе стороны раздвоенного образовали противоположные мыслительные определения, в качестве единства которых должна быть постигнута идея. Спекулятивно мыслить означает разложить (anfloеsen) действительное и противопоставить его себе таким образом, чтобы различия были противоположны друг другу по их мыслительным определениям, а предмет постигался как единство обоих".

Гегель Г.В.Ф.Философия религии. В 2-х томах.- Т.1.- Пер. с нем. М. И. Левиной. М., "Мысль", 1975.-532 с. (Филос. Наследие. Т.66).- С. 221.

@темы: философия, Гегель

---

О чтении книг

Роман Ивлина Во "Пригоршня праха" - английская "Анна Каренина", только действие происходит в 1930-е годы.

Заканчивается книга трагической гибелью Тони Ласта. Пораженный изменой жены, он уезжает с частной экспедицией в Бразилию, и после утомительного многомесячного путешествия оказывается в настолько глухих дебрях Амазонки, что новый человек туда забредает раз в двадцать лет. В этом месте его, больного лихорадной, выхаживает единственный белый житель индейской деревни, который знает английский, потому что его отец был миссионер, а мать местная. Этот старик может объясняться с индейцами, и более того, они его слушаются. Отец оставил своему сыну в наследство несколько романов Диккенса, и сам читал ему в детстве. Двадцать лет назад сюда забрел еще один человек из внешнего мира, который умел читать. Он прожил здесь несколько лет до своей смерти, и старик не отпустил его из деревни, чтобы тот каждый день читал ему книги. Такая же судьба постигал и Тони Ласта: он прочитал своему тюремщику все романы Диккенса, и по-хорошему тот своего пленника не отпустил. Тони вынужден остаться в деревне навсегда, чтобы читать Диккенса старику, который приходит на эти чтения с ружьем, и совершенно не скрывает своих намерений. В романе неясно, от чего умер предыдущий чтец - от неподходящего климата или застрелен при попытке к бегству. Ясно одно - Тони не выбраться, и ему супруга в Лондоне, поносив траур, спокойно выходит замуж за другого.

Я начала читать эту книгу в полной уверенности, что не читала ее раньше никогда. Но на всем потяжении романа меня преследовало чувство дежа вю - я заранее знала, чем закончится каждая сюжетная линия, и куда выстрелят висящие ружья. Стало очевидно, что роман я раньше читала. Но этот конец - который я тоже предвидела с момента, как появился томик Диккенса - видимо, потряс меня при первом чтении настолько, что я полностью выбросила книгу из памяти, постаралась забыть этот ужас.

Теперь, при повторном чтении, у меня только один вопрос - почему они не научили этого старика читать? Еще тогда, двадцать лет назад, почему несчастный узник не научил его читать? Это ведь единственный шанс открыть двери тюрьмы, и самый очевидный: кто умеет читать сам, тому не нужен чтец, тому захочется еще книг, тот может выйти за ними из леса. Почему они этого не сделали? Почему им не пришло это в голову даже перед лицом смерти? Вот загадка.

@темы: Ивлин Во

---

Малодые гости

В книге Ивлина Во "Пригоршня праха" вскользь упоминается книга "Малодые гости", которая была новинкой во времена Берти Вустера, которые и описываются в романе (только в трагическом ключе). Вот что пишут об этой книге на сайте libknig.ru:

"Дейзи Эшфорд прославилась, сочинив "Малодые гости, или План мистера Солтины". Детское имя автора ("Дейзи" — распространенное сокращение от "Маргарет") отражает время написания, когда ей было девять лет. Несмотря на многочисленные слухи о литературной мистификации, все истинная правда: она действительно существовала, ее полное имя было Маргарет Мэри Джулия Эшфорд (впоследствии Девлин), а даты жизни с 7 апреля 1881 г. по 15 января 1972 г., и действительно самостоятельно, без чьей-либо помощи и подсказки, написала весь текст "романа". Рукопись хранится в берговской коллекции Нью-йоркской публичной библиотеки.

Первое издание вышло в 1919 г., с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

"Малодые гости" начали свой триумфальный путь. Мало того, что бесконечные перепечатки никогда не сходили с полок книжных магазинов. Уже в 1920 г. на лондонской (а потом и нью-йоркской) сцене представляли пьесу по роману, которую написали все та же Маргарет Макензи совместно с миссис Норман. Ну как — написали; критики отмечали, что для создания пьесы потребовались только ножницы и клей, или, как элегантно выразился один рецензент, "наверное, ни один роман не переделывали в драму столь благоговейно". В 1968 году появился мюзикл по книге, а в 2003 году компания Би-би-си сняла телевизионный фильм "А вот и гости!" ("The Young Visiters "), с Джимом Бродбентом (мистер Солтина), Линдсей Маршал (Этель Монтикю) и Хью Лори (Бернард Кларк).

Любительский перевод — apropospage.ru/lib/deizy/dzy1.html"

Не видела, не читала

@темы: Ивлин Во

---

О Гермесе Трисмегисте

Готовлю доклад о герметической магии, и нахожу ее повсюду, даже в детских книжках. Определение человека из "Книги, найденной в кувшинке", книги о людях, которую написали эльфы, гномы и феи.


В книге еще много всего: www.fairyroom.ru/?p=35538

@темы: герметизм, фотофакт

---

Путеводитель по русским "Берегам"

Андрей Чернов

В Калининграде вышла в свет «Энциклопедия авторов литературно-художественного и общественно-политического журнала «Берега». Справочник вобрал в себя короткие сведения об авторах российского журнала за пять лет его существования (с 2013 года).

Журнал «Берега» издаётся в Калининграде с 2013 года, главный редактор – Лидия Довыденко. За пять лет существования журнал получил несколько литературных наград, заработал авторитет в писательской среде.

Однако, казалось бы – пять лет существования – небольшой срок. Не каприз ли, документировать и подводить статистику? Но так может рассуждать только человек, который совершенно не соприкасался и не соприкасается с огромным и бурным явлением – литературным процессом. Многие сотни (если не тысячи) имён, тысячи произведений – беллетристики, поэзии, публицистики, мемуаров. И всё это разбросано по десяткам старых и новых «толстых» литературных журналов, по альманахам и сборникам. И если попытаться современному исследователю войти в эту реку, что говорится, не зная броду – подхватит, собьет с ног, опрокинет так, что захлебнёшься в информационном потоке.

Поэтому – справочники, подобные «Энциклопедии авторов литературно-художественного и общественно-политического журнала «Берега», служат большим и важным подспорьем исследователям современного литературного процесса.

В справочном издании – несколько сотен биографических справок. Кроме кратких сведений творческой биографии, также приведена информация о публикациях автора в конкретных номерах калининградских «Берегов». Привлекает внимание и обилие имён, и пестрота (представлены и традиционалисты, и сторонники литературного эксперимента), и географическая широта – весь Русский мир, не только многие регионы Российской Федерации, но и другие уголки мира, ставшие домом для русских.

В «Энциклопедии» мы найдём имена давно известных писателей, живых классиков нашей словесности, таких, как Юнна Мориц или Александр Проханов. Также немало имён молодых, тех, кто лишь начинает свой творческий путь. Несмотря на степень известности, всем авторам «Берегов» равно уделено внимание, большинство биографических справок снабжено фотографиями. Конечно, есть и определённые недостатки у книги – сведения поданы без стилистического единства. Но, это, мне кажется, не снижает документальную значимость справочного издания.

Справочник, безусловно, демонстрирует сильные стороны журнала «Берега», который за пять лет существования стал мощным литературным явлением, точкой сборки для писателей различных творческих подходов. И, конечно, не может не радовать, что журнал продвигает идею единства русской литературы – как в России, так и в эмиграции. В современных условиях человек может поменять гражданство, уехать далеко от Родины, но при всём этом он остаётся частью Русского мира. И единство Русского мира – в нашем Слове, нашей великой русской литературе.

Отрадно, что в «Энциклопедии» журнала прописались авторы, представляющие Донбасс – кровоточащую рану. Глеб Бобров, Людмила Гонтарева, Ирина Горбань, Елена Заславская, Виктория Мирошниченко, Александр Можаев, Александр Морозов, Елена Настоящая, Сергей Прасолов, Светлана Сеничкина, Владимир Спектор – далеко не полный список писателей русского Донбасса, ставших авторами «Берегов». И такое внимание к литературе Донбасса со стороны значительного литературного журнала – беспрецедентно.

«Энциклопедия авторов литературно-художественного и общественно-политического журнала «Берега» является удобным и полезным навигатором, инструментом, без которого не обойтись исследователю современной русской литературы. И с таким путеводителем никогда не скроется из виду берег русской литературы.

@темы: Калининград, Луганск, СП ЛНР

---

Статья преподавателя Академии о синтезе искусств вышла в питерском сборнике

Материал с официального сайта Академии Матусовского, Луганск

В Санкт-Петербурге изданы материалы Международной научной конференции «Полилог и синтез искусств: история и современность, теория и практика. Эпохи – стили – жанры», которая состоялась в городе на Неве в марте этого года. Вошли в публикацию и материалы преподавателя кафедры рекламы и PR-технологий Академии Матусовского, поэтессы Елены Заславской.

Организаторы конференции: Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н. А. Римского-Корсакова, Голландский институт в Санкт-Петербурге, Центр искусства и музыки библиотеки имени В. В. Маяковского на Невском.

— Я приняла заочное участие в конференции, сделала стендовый доклад «Синтез искусств в творчестве голландской студии DRIFT», рассказала о двух проектах студии: летающей скульптуре «Франшиза Freedom» и арт-объекте «Хрупкое будущее». Первая представляет собой три сотни дронов-беспилотников, имитирующих полет стаи птиц, а вторая – несколько сотен светоизлучающих одуванчиков, соединенных трехмерными бронзовыми электрическими цепями. Оба проекта являются перформативными произведениями, синтезирующими технологии, науку и искусство. Меня заинтересовала эта тема, не только потому, что мое первое образование – физмат, но еще и потому, что именно таким мне представляется искусство будущего, когда технологи когут бать использованы для создания культурных форм органического единства искусства, природы, смысла и техники, которые смогу противостоять силе хаоса, – сказала Елена Заславская.

Она также отметила, что в санкт-петербургских издательствах «ДЕТГИЗ» и «НИДУС» у нее вышли три книги для детей:

— После начала войны Петербург приобретает все большее значение в моей жизни как культурный центр. И я рада, что моя работа в Академии Матусовского дает мне возможность укреплять содружество двух столиц, – заметила писательница.

Материалы конференции можно скачать по ссылке.

docs.wixstatic.com/ugd/cde78e_6fa92f4b3ef941959...

lgaki.info/novosti/statya-prepodavatelya-akadem...

@темы: Санкт-Петербург, Луганск, Елена Заславская, Академия Матусовского, Студия Дрифт

---

Утро понедельника.

Утро понедельника. Чай на рабочем месте с Еленой Заславской

@темы: житейское, фото, Луганск

---

Гностические идеи в советской фантастике

При перечитывании своих старых текстов рука сама тянется что-то править. Я реализовала это желание всем на радость.
Моя статья о гностиках, несколько улучшенная и дополненная, на сайте политконсервативной мысли "Русская идея":
politconservatism.ru/articles/gnosticheskie-ide...

"В современном мире очень популярны произведения в жанре фантастически, в которых реализуются две характерные гностические идеи: иерархия миров и разделение людей на две категории, переход между которыми невозможен. Ярким примером такого произведения является литературная сага о Гарри Поттере, литературный первоисточник и экранизация которой совместно собрали огромную аудиторию. Маги и магглы в этом произведении не просто живут в разных мирах, но и отличаются врожденными свойствами, которые ставят магов на высшую ступень и позволяют им обращаться с магглами как существами низшего сорта: стирать им память, вслепую использовать в своих войнах.

Разделение людей на высшие и низшие расы составляет основу нацистской идеологии, с которой СССР столкнулся в военном противостоянии в 1941 – 1945 гг. Память о Великой Отечественной войне жива и в настоящее время, поэтому разделение людей на высшую расу и недочеловеков должно восприниматься как слишком одиозное в русской культуре. Как ни парадоксально, почва для распространения таких идей была частично подготовлена в советское время советской фантастикой, в которой реализуются те же самые гностические идеи об иерархии миров и людях высшей и низшей категории.

Принцип разделения людей на две категории с разным онтологическим статусом впервые был философски обоснован и системно применен ко всем явлениям космоса и социума гностиками, название которых происходит от греческого «гнозис» – знание. Гностики — эзотерическая секта, возникшая в Римской империи во II веке нашей эры. Главное для гностика – истинное знание о мире, а истинное знание о мире включает в себя учение о том, что не все люди являются людьми.

Гностики были реакцией умирающего античного мира на появление христианства. Гностическая философия явилась хорошей попыткой перехватить инициативу, использовать в своих целях новые и набирающие популярность христианские образы и идеи. Гностики хотели использовать христианскую оболочку для выражения собственных смыслов. Попытка не удалась, и после нескольких веков упорной борьбы гностики сошли со сцены. Возрождение античной культуры в эпоху Возрождения означало возрождение гностических идей, которые с тех пор составляют осознаваемый или нет горизонт западной культуры. Европейские влияния в разное время привели к проникновению гностического мировоззрения в Россию.

Чтобы лучше понять базовые гностические идеи, рассмотрим ближе античный гностицизм, наиболее творческий и сильный вплоть до XX – XXI века, когда появились версии гностицизма, имеющие больше сторонников, и соответственно ресурсов для самореализации..."

И далее на сайте

@темы: советская фантастика, гностики

---

Сетевая активность в царские времена

Святитель Феофан Затворник, епископ, богослов, религиозный деятель второй половины XIX века. Блестящий богослов, авторитетный епископ, оставил все дела и ушел в затвор, где прожил более двадцати лет.
Вот как о нем пишет Флоровский:
"Образ его жизни в пустыни был очень строг, и через несколько лет пребывания в монастыре он замкнулся почти в безусловное уединение, никого к себе не принимая. Поэтому его обыкновенно и называют Затворником. Но сам Феофан очень не любил, когда говорили о его “затворе.” “Из моего уединения сделали затвор. Ничего тут затворнического нет. Я заперся, чтобы не мешали, но не в видах строжайшего подвижничества, а в видах беспрепятственного книжничества.”

...Литературная деятельность Феофана развивается особенно в годы затвора. Он сразу же намечает целую систему работ. Во-первых, он принимается за толкование Нового Завета. Во-вторых, он решает перевести по-русски “Добротолюбие.” Этой работы хватило на двадцать лет.

...Очень много времени уходило у Феофана на переписку, и нередко его письма разрастались в статью или проповедь. Одна из его главных книг так и составилась из частных писем: “Письма о христианской жизни” были писаны первоначально кн. П. С. Лукомской и затем уже приспособлены для издания (перв. изд. 1860 г.). Таких сборников своих писем сам Феофан издал несколько. До своего ухода в монастырь Феофан много проповедовал, всегда также на темы духовной жизни, “и как на нее настроиться...”

Из своего затвора Феофан очень внимательно и беспокойно следил за внешней жизнью Церкви. Его очень смущало молчание и какое-то бездействие духовных властей. Он боялся: “того и гляди, что вера испарится,” и в обществе и в народе; “попы всюду спят.” “Через поколение, много через два иссякнет наше православие...” И он недоумевал, почему другие не тревожатся и не смущаются вместе с ним. “Следовало бы завести целое общество апологетов, – и писать, и писать...”"

Человек, который затворился ради дела книжного. И вот результат:
Святитель Феофан Затворник. Собрание сочинений в 25-ти томах
platona.net/load/knigi_po_filosofii/filosofija_...

@темы: Феофан Затворник