Современный французский фильм об Эдмоне Ростане, история создания пьесы «Сирано де Бержерак». Это комедия, которая показывает, как поэт разрывается между бытом, рутиной и противоречивыми требованиями актеров, и пишет пьесу в состоянии постоянного стресса за месяц, дописывая последний акт накануне премьеры. Фильм этот сравнивали с «Шекспиром влюбленным», и сравнение не в пользу «Сирано» – французская комедия глубоко вторична, увы.
Пьесу Ростана я обожаю, с юности знаю наизусть. Для меня канонический вариант – перевод Соловьёва, вот этот: lib.ru/INOOLD/ROSTAN/sirano.txt. Как правило, её публикуют, ставят и цитируют в другом переводе, о котором у меня нет доброго слова. Поэтому я цитаты из пьесы не узнаю, и считаю, что пьесе этой у нас не везёт. Советская экранизация была вообще в прозе, и Сирано выглядел глупее де Гиша.
Надо ли говорить, что при дублировании фильма выбрали именно вездесущий неудачный перевод? Шутки теряли всякую соль и их невозможно было понять. Создателям фильма оставалось только уверять, что пьеса великолепна, но русский зритель прочувствовать этого не мог.
В конечном итоге я могла бы закрыть на это глаза, если бы это был единственный недостаток экранизации. Гораздо печальней проводимая в фильме концепция поэтического творчества.
Гомеру пела Муза, а современным поэтам рассчитывать на божественный источник вдохновения не приходится. Остается ахматовское «когда б вы знали, из какого сора растут стихи». Поэт вдохновляется окружающей действительностью и создает произведение из того, что есть под рукой. В фильме эта мысль выражена крайне неудачно: показано, что в минуты роковые люди начинают говорить в рифму и правильно подавать реплики, а поэту остается только подсмотреть, подслушать и записать. Эта смехотворная идея испортила то, что еще оставалось от фильма, и я его никому не рекомендую.
В романе «Жан-Кристоф» Ромен Роллан нелицеприятно отозвался о Сирано, что было мною записано, измерено и взвешено, в результате чего Роллан переместился на несколько позиций вниз в моем личном рейтинге. Однако, глядя на французскую традицию, отраженную в этом кино, я начинаю думать, что возможно он не был так уж не прав:
«Нигде поэтическая ложь не выставляла себя с большей наглостью, чем в героической драме. О герое у них было самое смехотворное представление:
Что нужно? Нужен дух роскошный и свободный,
Орлиный взор, чело – как храм высокосводный,
Торжественная мощь, вся в грозах, вся в лучах,
И сердца вечный пыл, и свет мечты в очах.
Такие стихи принимались всерьез. Под нарядом громких слов и пышных султанов, под театральным размахиванием жестяным мечом, под картонными шлемами все та же неизлечимая легковерность какого-нибудь Сарду – отважного водевилиста, превращающего историю в балаган. Что было общего между действительностью и бессмысленным героизмом Сирано? Эти господа переворачивали небо и землю, подымали из гробов императора и его легионы, отряды Лиги, кондотьеров Возрождения, воскрешали смерчи, опустошавшие наш мир, – и все для того, чтобы показать какого-нибудь паяца, бесстрастно взирающего на резню в окружении целой армии рыцарей и гаремных пленниц, и чахнущего от идиотской романтической любви к женщине, увиденной мельком лет пятнадцать тому назад, или же короля Генриха IV, подставляющего себя под нож убийцы, потому что к нему охладела любовница».
Если это так, то мой Сирано – столько же французский, сколько и русский, создан Ростаном и Соловьёвым вместе, и вот этого героя я люблю.
Пьесу Ростана я обожаю, с юности знаю наизусть. Для меня канонический вариант – перевод Соловьёва, вот этот: lib.ru/INOOLD/ROSTAN/sirano.txt. Как правило, её публикуют, ставят и цитируют в другом переводе, о котором у меня нет доброго слова. Поэтому я цитаты из пьесы не узнаю, и считаю, что пьесе этой у нас не везёт. Советская экранизация была вообще в прозе, и Сирано выглядел глупее де Гиша.
Надо ли говорить, что при дублировании фильма выбрали именно вездесущий неудачный перевод? Шутки теряли всякую соль и их невозможно было понять. Создателям фильма оставалось только уверять, что пьеса великолепна, но русский зритель прочувствовать этого не мог.
В конечном итоге я могла бы закрыть на это глаза, если бы это был единственный недостаток экранизации. Гораздо печальней проводимая в фильме концепция поэтического творчества.
Гомеру пела Муза, а современным поэтам рассчитывать на божественный источник вдохновения не приходится. Остается ахматовское «когда б вы знали, из какого сора растут стихи». Поэт вдохновляется окружающей действительностью и создает произведение из того, что есть под рукой. В фильме эта мысль выражена крайне неудачно: показано, что в минуты роковые люди начинают говорить в рифму и правильно подавать реплики, а поэту остается только подсмотреть, подслушать и записать. Эта смехотворная идея испортила то, что еще оставалось от фильма, и я его никому не рекомендую.
В романе «Жан-Кристоф» Ромен Роллан нелицеприятно отозвался о Сирано, что было мною записано, измерено и взвешено, в результате чего Роллан переместился на несколько позиций вниз в моем личном рейтинге. Однако, глядя на французскую традицию, отраженную в этом кино, я начинаю думать, что возможно он не был так уж не прав:
«Нигде поэтическая ложь не выставляла себя с большей наглостью, чем в героической драме. О герое у них было самое смехотворное представление:
Что нужно? Нужен дух роскошный и свободный,
Орлиный взор, чело – как храм высокосводный,
Торжественная мощь, вся в грозах, вся в лучах,
И сердца вечный пыл, и свет мечты в очах.
Такие стихи принимались всерьез. Под нарядом громких слов и пышных султанов, под театральным размахиванием жестяным мечом, под картонными шлемами все та же неизлечимая легковерность какого-нибудь Сарду – отважного водевилиста, превращающего историю в балаган. Что было общего между действительностью и бессмысленным героизмом Сирано? Эти господа переворачивали небо и землю, подымали из гробов императора и его легионы, отряды Лиги, кондотьеров Возрождения, воскрешали смерчи, опустошавшие наш мир, – и все для того, чтобы показать какого-нибудь паяца, бесстрастно взирающего на резню в окружении целой армии рыцарей и гаремных пленниц, и чахнущего от идиотской романтической любви к женщине, увиденной мельком лет пятнадцать тому назад, или же короля Генриха IV, подставляющего себя под нож убийцы, потому что к нему охладела любовница».
Если это так, то мой Сирано – столько же французский, сколько и русский, создан Ростаном и Соловьёвым вместе, и вот этого героя я люблю.
