Неприятности, которые получил Сергей Жадан из-за приглашения Елены Заславской из ЛНР на дебаты по поводу европейского будущего Украины, лучше всего резюмирует Диккенс:
"Я надеюсь, что вы употребите такие меры, которые не познавающих собственной своей и общественной пользы степенями приведут наконец к познанию оной", - пишет императрица.
"Но Румянцев продолжал сообщать неприятные известия: "Вельможи, старшины и мнимое шляхетство везде разно толковали о манифесте. Иные говорили, что сие все до них не следует; другие, ослепленные любовью к своей землице, думали, что (их) как ученых и правных людей созывают токмо для совета и сочинения нового Уложения для великороссиян (выделено мной - Н.); не хотели сии превращенные из ничего собою и большею частью через деньги, отнятие чужих земель, а иногда по женам в дворяне и слышать, чтобы сидеть с мещанами, считая сие быть предосудительным чести своей, именуючи всегда граждан мужиками, и в самом деле старалися при сем случае уничтожить их вовсе из звания, уничтожа без того же уже все их права и привилегии и присвоя себе в городах власть беспредельную и владения большие. Ваше императорское величество характер мой терпеливый и неборзкий знать изволите, но недоставало моего терпения сим вралям далее попущать или инако с ними объясняться, и взял тон прямо начальничества и, заставя молчать, толковал им, что депутаты от них требуются так, как и от всех провинций. Чтобы между мещанами все городские жители в собраниях находились, послал из Новгорода Северского циркулярные ордеры и там, начав 5-го числа марта, продолжал сии выборы в Стародубе 14, в Чернигове - 29 с достодолжным безмолвием и тишиною. Не обошлось без того, однако, ни одно собрание, чтоб кто-либо в начале оного не встал, укоряя другого не быть шляхтичем, а таковой раздраженный имел готовую генеалогию всем самознатнейшим вельможам, обыкновенно начиная род их вести или от мещанина, или от жида; уличаемо было, что и по нескольку раз свои имена некоторые по надобностям и обстоятельствам меняли; нередко смертное убийство и другие бесчестные пороки тут примешивались. Я им, подтверждая молчание и тишину по силе обрядов, всегда на то отвечал, что до их фамилий, пород и пороков надлежит, то я как матрикулий, так и о поведениях их никакого сведения не имею. Но как скоро доходило до выбора депутатов и сочинения особливо наказа, тут открывалось повсюду прямое и им свойственное везде искание и желание: везде согласно закричали и зачали тем, чтобы права, вольности и обыкновения им утверждены были, поборы бы все оставлены, войска выведены, шляхетство от взятия пошлин уволено; некоторые же, бывшие особливо в администрации гетманских экономий, отзывались, чтоб настоять и неотступно просить гетмана по-прежнему. Мне хотя мешаться прямо не надлежало, но как в Стародубе, так и в Чернигове выбранные предводителями - судья земский Искрицкий и судья отставной генеральный Безбородко - восчувствовали в первенстве, хотя между ровными скоро от несогласия их отягощения и просили меня, чтоб я им помог привесть их в согласие, а особливо Безбородко, который с помощью сына своего, во всю мою бытность здесь и в Петербурге целый год при мне находившегося, собранию ими представленные пункты мне показали, где увещевали они собратию свою явиться непостыдно в собрание изо всех частей государства. Я им говорил: вы хотите просить 1) о утверждении прав, которых вы до учинения земских и градских судов, т. е. по 763 год, почти и в употреблении не имели, а ныне с трудом и не в точной их силе по разным и весьма противным свойствам крестьянства и шляхетства польского с малороссийским наводите, и тем самым безгласные люди, а паче козаки, все имущество свое тратят; 2) о преимуществах и вольностях, которые по статьям Богдана Хмельницкого весьма благоразумно и на всякий чин отдельно - особо шляхте, особо духовным, особо войску козацкому, особо земству - от государей подтверждены; но вы, все то наруша, сделали почти одно звание шляхетства и всякого беглеца-крестьянина, женившегося токмо на козацкой девке, принимаете в достоинство шляхетское, а такого ж шляхтича или козака часто без судов, а иногда по судам, но не всегда по законам делаете крестьянином, следственно, вам о дворянстве, до того сие достоинство повредившем, едва ль и отзываться осмелиться можно ль. 3) О снятии податей дело, до вас нимало не касающееся, здешних крестьян, по собственному их признанию, отягощающее, и которые по статьям Богдана Хмельницкого государю точно дань давать повинны, а владельцам по некоторым других гетманов статьям и то по грамотам данным только вольные приносы принимать, сено и дрова приготовлять дозволено. И так вы сею просьбою хотите переменить свойство совсем здешнего крестьянина и тем отважно касаетеся права, государям точно принадлежащего. 4) О выводе войск, необходимых для внутренней и внешней безопасности, подвергаете себя разным трудным ответам и объяснениям"."
В первые годы своего правления Екатерина особым манифестом созвала депутатов от всех сословий для работы над "Уложением", то есть над составлением общих для всей империи законов. Депутаты должны были приехать отовсюду, от разных сословий, с наказами от своих избирателей. Депутатам давались льготы - жалование и запрещение применять к ним телесные наказания до конца их жизни. Созыв депутатов должен был дать представление о положении дел в империи и о состоянии каждого сословия. Подготовка проходила нормально, за исключением относительно недавно присоединенных территорий - Лифляндии и Малороссии. Губернатор Малороссии Румянцев вступил в непрестанные хлопоты по этому вопросу.
"От 2 марта 1767 года он жаловался императрице: "Новый проект Уложения не производит здесь во многих больших такого действа и признания вашего импер. в-ства благоволения, не переменяет наклонности их, ни рассуждение. Многие истинно вошли во вкус своевольства до того, что им всякий закон и указ государский кажется быть нарушением их прав и вольностей, отзывы же у всех одни: зачем бы нам там и быть? Наши законы весьма хороши, а буде депутатом быть, конечно, уже надобно, только разве б искать прав и привилегий подтверждения. Термины обыкновенного их совета, которые они простому народу (который подлинно добр), пользуясь его простотой, внушают и всегда в голову кладут, что о вольности и о правах как о первоначальном всем искать надлежит; но, однако же, в разделе и в объяснении сих вольностей и прав входить отнюдь за благо не рассуждают. Осмеливаюсь просить о всемилостивейшей резолюции на мои поднесенные планы, а особо о полицейских комиссарских и магистратских учреждениях, без которых дела здешние дойдут истинно до крайнего повреждения, и все даваемые указы остаются и оставаться будут без всякого исполнения; плач и вопль народный и насилие властелинское до крайности умножилися: один коллежский обряд, который по здешним смешанным военным, гражданским и земским и обращенным везде в собственную корысть делам едва и храниться может, весьма недостаточен привесть их все, и особливо людей, в желаемое состояние. Примечено и то здесь стало, что многие ободрили себя прямо как можно держаться старины. Одни города и простой народ признают публично милосердие вашего импер. в-ства чрез введенные некоторые от меня порядки за полезные для них, но тут же жалуются, что самые их начальники, кольми паче больше расплодившееся здесь шляхетство, им в том всеми силами препятствуют".
На это Екатерина отвечала (17 апреля): "Что вы пишете, что намерение о сочинении проекта нового Уложения во многих у вас больших не производит желаемого действия и что многие вошли во вкус своевольства до того, что им всякий закон и указ государский кажется быть нарушением их прав и вольности, то я надеюсь, что вы употребите такие меры, которые не познавающих собственной своей и общественной пользы степенями приведут наконец к познанию оной. Нет нужды, кажется, некоторое принуждение или усильные увещания употреблять и в том, чтоб для избрания депутатов к сочинению проекта непременно все явились, и довольно, когда некоторое число, хотя малое, для выбору явятся, тем наипаче, что города, как вы пишете, уже публично признают некоторые введенные от вас порядки за полезные для них, следовательно, мещане оных городов не преминут дать от себя депутатов, а потому кажется и надежно, что они в прошениях своих, конечно, не оставят упомянуть о прежде бывших злоупотреблениях"."
"Из восточной степной украйны пришло известие, что киргизы собираются напасть на кочующих около Хивы трухменцев: русское пограничное начальство встревожилось, боясь, чтоб киргизы, переменя намерение, не напали на калмыков, и послало предупредить калмыцкого наместника ханства, послало и в саратовскую контору Опекунства иностранных, боясь за немецкие колонии на луговом берегу Волги. Екатерина написала: "Вовсе сии люди, кои сие пишут, карту не знают: яицкие козаки покрывают калмык, а калмыки поселения - и так по-пустому людей тревожат. Зри карту. Все сие похоже на малороссийские известия, откудова неоднократно рапортовано, что король прусский едет брать непобедимого города Киева"." Соловьев
Мои любимые герои из 26 и 27 тома "Истории..." Соловьева - русский резидент в Турции Обрезков и русский посол в Польше Репнин. Когда она столкнулись по поводу польских дел, мне прям нехорошо стало. Оба великолепны, Лаврову есть на кого равняться.
Турцию так беспокоили польские дела, потому что половина нынешней правобережной Украины была под Польшей, а южная часть принадлежала Турции, и всякое движение русских войск в Польше происходило в близости от турецких границ, что Турция немедленно расценивала как покушение на свои права (с французской подачи). Много шуму наделало происшествие в Балте, пограничном городке, где непонятно чьи казаки устроили погром, побив в том числе и турков. Вскоре известие о Балте оказалось ложным, но успело привести к смене министерства в Турции, что отняло у русского посла всех его агентов влияния в турецком правительстве, и "когда в Вене получено было известие о свержении старого визиря, то австрийский министр в Константинополе получил прибавку жалованья" (Соловьев)
"Обрезков в своем затруднительном положении просил мудрых советов у Панина; Панин полагался на искусство и усердие Обрезкова, в помощь ему он отправил письмо к визирю, наполненное заявлениями миролюбия с русской стороны; отправил перехваченную депешу Тотта герцогу Шуазелю, из которой открывалось, что балтский начальник Якуб был подкуплен Тоттом для посылки ложного донесения Порте. "Намерения ее и. в-ства, - писал Панин, - соединять в изъяснениях наших с турками ласку с твердостью и, показывая им, с одной стороны, всю возможную готовность к их желаниям, не уступить - с другой, прихотям их там, где интересованы польза дел и достоинство короны. Для придания в нужном случае словам вашим у турецкого министерства большей силы лестным блеском золота изволили ее и. в. повелеть отправить к вам 70000 рублей"." (Соловьев)
Деньги не помогли, Труцию умело толкали к войне, и дело дошло до того, что "Обрезкова посадили на лошадь, провезли через весь город между многочисленными толпами народа и посадили в подземельный погреб одной башни, куда свет проникал через маленькое окно. Заточники провели здесь сутки, и когда комендант донес, что они не могут и грех суток вытерпеть такого заключения по причине сырости и духоты, то их перевели в две маленькие избушки, в которые свет проходил через двери и небольшие окна, находящиеся в потолке. Представления английского посла и прусского посланника об освобождении Обрезкова остались без действия. Несмотря, однако, на заключение, Обрезков находил возможность с помощью английского посла пересылать Панину известия о состоянии дел в Константинополе и советы, как вести войну: так, он советовал, несмотря на предубеждение новейших полководцев против рогаток и пик, не оставлять их в войне с турками. В декабре Обрезков притворился отчаянно больным, подкупил лекарей и коменданта и был переведен в лучшее помещение."
Ну как им не восхищаться? Надеюсь, Пикуль в своих исторических романах о времени Екатерины не сильно испортил этот сюжет и этот образ.
Не первый раз уже замечаю, что выбранный в советское время ритм просмотра длинных фильмов всей семьей - одна серия в неделю по выходным - является самым оптимальным. Интуитивно и спонтанно мы на него и выходим - в течение недели невероятно трудно согласовать все желания, нужды и возможности, только в выходной можно вздохнуть посвободней и потратить вечер на семейное кино.
С сегодняшнего дня на Одуване начинается новый проект. Каждый день мы читаем Даля — публикуем какое-нибудь слово из его словаря. Прошли те времена, когда их можно было услышать на улице, и даже те времена, когда их можно было прочитать в книге — книги остались, а времени нет. Мы считаем, что обитатели социальных сетей не должны лишаться такого удовольствия, редкого и тем более ценного, поэтому приглашаем всех желающих присоединяться к нам и украшать свою жизнь словами живого великорусского языка! oduvan.org/?p=673
Сегодняшнее слово - варворка oduvan.org/?p=681 В серии "Слово о сущем" все книги с варворками. ))
Если б я знал, Я бы остался, как Говард Лафкрафт, На чердаке, книжным червём, вечный изгой…. Я б не равнял В зимние ночи лунный ландшафт Я бы не брал Книги в последний, решительный бой. Если б любил, Я бы не вёл себя, словно Лавкрафт, Как дезертир, я бы оставил стылый окоп… Плюнув на всё, С милой еврейкой, Сонею Гафт, С bad jewish girl Я переехал бы жить в Конотоп. Если б я был Так беспристрастен, каким был Лавкрафт, Я бы обнёс владенья мои крепкой стеной… И свысока, я наблюдал бы, как астронавт, Тех, кто внизу Всё не поделят шарик земной И всё хорошо, Освобождён с боем Кадат Снова в поход, Р'лайх — позади, Там, за спиной… В Олатоэ Не спит на часах с винтовкой солдат Волком глядит На горизонт, снежный, степной. Говард, пора. Видишь знаки разрывов близ угольных шахт? Слышишь ли крики мверзей ночных Над нашей страной? Фридрих-Вильгельм, снайпер Бодлер и Русский Лавкрафт Время — вперёд… Снова уходят в поход ледяной.
Ночь растекалась амальгамой, Слоилось небо, как слюда, И только новая звезда Сияла дерзко и упрямо, И пахло молоком парным, Овечьей шерстью и соломой, Раздался крик из тишины: Рождалось слово. Как радость, как Благая Весть, Которой не бывало прежде, Как обещание, что есть Теперь у каждого надежда.
Осенью я выступала на заседании литературно-философского клуба, которое было посвящено Писареву. Нелегко найти что-то эстетически привлекательное в творчестве человека, который как Попандопуло стоит за свободную личность, только серьезно и на самом деле. Единственный в этом плане момент, который меня и в самом деле привлекает - знаменитая статья о Базарове. Я ее рассматриваю в русле моих постоянных размышлений об авторе и герое ninaofterdingen.livejournal.com/512954.html Писарев внес свой вклад в развитие этой темы как критик, описавший явление. С тех пор игры на зазоре между авторским отношением и читательским восприятием становятся всё популярней.
Никола Жильбер (1751 - 1780), французский поэт, до сих пор мне неизвестный, а после прочтения романа мадам де Сталь известный одной цитировавшейся в романе строкой:
Роман не зря называется "Коринна, или Италия". На образном уровне Коринна сравнивается с Сивиллой, а также с языческой жрицей (которая ежегодно восходит на Капитолий, гарантируя вечность стихам Горация). В роман очень много итальянских пейзажей, деревьев, неба, луны, а особенно городов. Города, живописные руины, античное наследие на каждом шагу, в некоторых местах книга превращается просто в путеводитель.
Коринна выступает воплощением Италии, её возлюбленный Освальд - воплощением Англии. Невозможность для них жить вместе несмотря на огромную любовь с первого взгляда очень символична.
В "Коринне" есть сцена, которую, я полагаю, учитывал Уайльд, когда работал над "Портретом Дориана Грея". О новой английской литературе я не знаю ничего, опираюсь только на свои собственные наблюдения. Роман мадам де Сталь был ужасно популярен, нельзя было такое писать неосознанно.
Я имею в виду постановку "Ромео и Джульетты", где главная героиня, прекрасная актриса, играет Джульетту будучи влюблённой, и именно любовь помогает ей сыграть убедительно. У Уайльда же даётся антитеза - актриса в такой ситуации оказывается полностью несостоятельной, именно потому что чувство и актерское мастерство, природа и искусство, раздельны и различны, их нельзя смешивать.
Полина в у Пушкина читает романы мадам де Сталь и восхищается великой женщиной при личной встрече. Наверняка и Татьяна читала "Коринну", так что и мне пришлось.
Совсем другие правила признания в любви. Другие по сравнению с засильем англо-саксонского варианта, когда люди могут много лет спать друг с другом, но ни в коем случае не признаваться в любви, иначе надо жениться или замуж, а если не хочешь, тогда расставаться навсегда. Про Джейн Остин я молчу, у неё есть другие достоинства, а вот "Теория большого взрыва", "Как я встретил вашу маму", в общем всё молодежное и популярное на этом построено.
Тут другое. Тут можно каждый день признаваться в любви и пройдёт ещё много месяцев до первого поцелуя. Пока я не столкнулась с агрессивным американским вариантом, для меня этот французский был нормой, со времен Пушкина очевидно.
М. Блок, там же. Подпитывает мой старый интерес к возрожденческой бесовщине. В Новое время в Европе распространилась вера в то, что седьмые сыновья обладают целительным даром. Такие дети в Англии и Франции становились знахарями. Некоторые священники пытались это явление встроить в систему, выдавали благословение на целительство от своего святого. Вера эта держалась до конца 19-го века точно, то есть когда короли-целители уже полностью сошли со сцены. О появлении этой веры Блок пишет любопытное:
читать дальше"Как давно возникло это верование? Первые свидетельства о нем восходят, насколько мне известно, к началу XVI века; самым ранним произведением, где оно упомянуто, кажется мне «Сокровенная философия» Корнелия Агриппы, опубликованная впервые в 1533 г. Можно ли предположить, что это суеверие, судя по всему неизвестное Античности, долгое время существовало в устной культуре Средних веков, не находя отражения в текстах, и лишь затем было запечатлено в письменных источниках? Пожалуй; можно также предположить, что однажды обнаружатся такие упоминания об этом суеверии в средневековых текстах, которые ускользнули от моего внимания.
Однако мне представляется гораздо более правдоподобным, что подлинную популярность вера в могущество седьмых сыновей обрела только в Новое время; ибо, судя по всему, этой популярностью она в большой мере обязана тем печатным книжечкам, которыми торговали с лотков бродячие торговцы и которые примерно с XVI века сделали доступной для простецов старую герметическую науку и, в частности, спекуляции с числами, до того совершенно чуждые народной душе."
Есть там прелестные статьи, чисто касталийские, например, О.К. Слабыш разбирает все значения глагола "гореть", Н.В. Кузнецова пишет о нерегламентированных способах записи числительных в русском языке (пример "2-ва" я беру с собой навсегда в вечность; зачем люди это делают?!), Л. Параккини рассматривает связь между модальностью и переносным значением времени глагола при изучении русского как иностранного, Ли Чжицян пишет о переводах на русский современной китайской поэзии. Такие вещи очень хороши, они всегда по сути, по делу, везде есть главная мысль, спокойное развитие темы, это интересно читать и этим можно заниматься.
Но всякий выход за профессиональные границы, всякая попытка заниматься не падежами и склонениями, а философским или социальным аспектом языка и литературы, это в лучшем случае беспомощный лепет (простите, генерирование гуманитарного текста), а в случае В.И. Шаховского - полный провал, эпик фейл, фейспалм и прочие неэкологические выражения. Вот эта статья cyberleninka.ru/article/n/sinergetika-slova-v-s....
читать дальшеСказать, что я в ужасе, значит ничего не сказать. Складывается впечатление, что автор спас жизнь спонсору и главному редактору. Ссылка в виде "(см. подробнее: [Там же])" это самая невинная неприятность, которая на фоне всего остального выглядит даже мило. Когда профессор кафедры языкознания сообщает читателям: "Уверен, что гипотеза Сепира-Уорфа давно стала теорией", вот это настоящая барочная вычурность, а не то что я тут в своей уютной жежешечке могу камерно сформулировать.
"Российские события и новые русскоязычные номены также оказывают определенное влияние на глобализацию мира, т.к. они комментируются всеми мировыми СМИ. И в этом мы видим лингвокультурную и экологическую опасность, уже пришедшую к современному человеку", да.
"Креативные способы осмысления современной литературы в медийном дискурсе..." О.И. Колесниковой я уже читать не стала, это каждый сам может увидеть в любое время.
Участники литературного процесса и научной жизни, есть над чем работать.
Вы правы, не прошло и пол-года. Тем не менее я эту книгу дочитала.
Королевские чудо исцеления золотушных рассматривается в развитии, в Англии и Франции, от Эдуарда Исповедника в 11-м веке и вплоть до Карла Десятого, который был последним европейским монархом, исцелившим золотушных (монашки из Корбени собрали соответствующие данные об исцелении). Основной вопрос книги - наложением рук нельзя исцелить туберкулезный аденит, так почему же несколько веков народы верили в королевское чудо?
читать дальшеРенан говорил, что ни одно чудо не произошло в присутствии академика из Академии наук (советский журналист говорил, в присутствии профессионального фокусника, это вернее). Королевское чудо представляет собой исключение - среди засвидетельствовавших это чудо были королевские медики разных времен и стран, то есть люди профессионально образованные, и даже члены Королевского общества, где состоял Ньютон. Знаменитый Бойль (закон Бойля-Мариотта) писал о королевском чуде в восторженном тоне и без тени сомнения.
Не так интересны рационалистические опровержения чуда, которые приводит Блок, как его собственные основания принять именно эти рационалистические опровержения. Лет пятьдесят назад, пишет автор, медики допускали возможность появления нарывов и опухолей под воздействием психосоматических болезней. Тогда исцеление психосоматики под влиянием нервного потрясения от встречи с королем-целителем и под действием веры в чудо привело бы к уничтожению органических поражений. Блок сам признает, что если бы писал книгу в то время, принял бы это объяснение, то есть искал бы (и нашел) подтверждения того, что исцеления имели место. Теперь же (в 1922-м году) медицина такую возможность отвергает, поэтому Блок ищет и находит подтверждения того, что исцелений не было.
Чудо перестало происходить потому что в него перестали верить. На изменения коллективного сознания в эпоху Возрождения Блок указывает, но никак их не характеризует и не поясняет. Все такие интересные места он обходит молчанием.
В целом же понятно, почему книга так нравилась Гуревичу и Ле Гоффу. Как начало пути и направление исследований она хороша, хоть на нынешний вкус немного слишком пространна.
Журнал "Мир русского слова", 2\2015, с.56, статья М.Шишкова "К вопросу о моделировании лингвосоциокультурной ситуации в исторической лингвокультурологии".
Я по-доброму, просто улыбнуло.
"Условные обозначения: КМ - картина мира, ЯК - категория языковой картины мира, СД - семантическая доминанта, ПР - внеязыковые процессы".
Статья известной исследовательницы Аристотеля и Прокла написана давно, но прочитала я её только в ноябре прошлого года. По сути всё хорошо, но одно-единственное замечание есть у меня.
читать дальшеПроблема нахождения аподиктического (то есть всеобщего и обязательного) знания является центральной для естествознания, но поставлена она не Поппером, а Кантом (и много пламенных страниц уделил ей философ Шестов).
Наблюдая единичные случаи, мы не можем вывести всеобщий закон только из этих наблюдений. Максимум что мы получим, это бесполезную индукцию, то есть с полным правом сможем утверждать, что в случаях, которые мы наблюдали, дело происходило именно так, скажем, яблоки падали с ветки вниз. Утверждать, что так происходит и в тех случаях, которые мы не наблюдали, никто не имеет права. Индукция полезна только тогда, когда она полная, то есть охватывает все известные случаи. Тогда и о выборке в целом, о всех известных случаях мы можем утверждать что-то значимое. Но перебрать все известные случаи не в наших силах хотя бы потому, что часть из них произойдет в будущем. Таким образом опыт, эмпирия, наблюдение всеобщего закона не могут дать в принципе.
Гейзеберг и ivanov-petrov на эту тему: ivanov-petrov.livejournal.com/821300.html "Апелляция к простоте теории и подтвержденности сейчас весьма популярна. Особенно много глупостей обычно говорится про эксперименты - практика критерий истины и другие ничего не значащие формулы людей, которые обычно сами в науке не работали, но зато точно знают, как она устроена. Гейзенберг тоньше: "Видеть тут строгое доказательство теории, конечно, нельзя..." и дальше вспоминает о Поппере. И тут же возражает Попперу:
"Правда, согласно Вайцзеккеру, здесь следует возразить, что в каждый эксперимент, по видимости противоречащий теории, входят предпосылки, считающиеся заведомо данными, тогда как реальность может оказаться иной, так что фактически таким экспериментом фальсифицируется не теория, а одна из ее предпосылок."
Иными словами: высказывается положение, что теории и факты опровергаются и подкрепляются картиной мира в целом. Любые изолированные противоречия могут быть верными, а могут быть ошибочными - последняя апелляция всегда идет к плохо формализуемому целому."
Да, я писала об этом раньше (и наверно не раз). Факт опровергается не другим фактом, а картиной мира в целом. Картина же мира в целом это такая сложная система взглядов, ценностей, принимаемых по умолчанию норм, правил поведения и оценок, что одному несчастному факту тут вообще ничего не светит. Чтобы один факт перевернул картину мира, в картине мира должна быть заложена возможность разрушиться под действием такого факта. Где этого нет, там "ополченцы сами себя обстреливают", и хоть ты убейся.
Возвращаясь к теме статьи, Кант исходил из того, что аподиктическое знание существует, потому у него должно быть другое обоснование кроме эмпирии. Поппер же учит, что раз аподиктическое знание не выводится из эмпирии, то его и не существует. Это положение и должно теперь выполнять функцию гаранта научности в современном естествознании.