Прочитав переписку Лессинга с женой, Гегель замечает, как неверно общее представление о том, что спокойная совесть порождает довольство собой. Чаще бывает наоборот: хорошая погода, здоровье, надежды на весёлую пирушку порождают довольство собой, и тогда человек думает, что и совесть у него чиста.
"Итак, мы должны отрицать наличие у Первоначала предиката мышления, ибо понятие совершенствования предполагает наличие недостатков и несовершенств."
Мышление для Плотина - наивысший вид деятельности, однако оно имеет цель - приближение к высшему, к Уму и посредством этого к Первоначалу. Таким образом, мышление предполагает некий вектор движения, от менее совершенного к более совершенному, следовательно, совершенное Первоначало не мыслит.
Кстати, Лосев говорит, что Плотин считает красоту интеллектуального мира умопостигаемых идей огромным препятствием на пути философа к совершенству. Мышление само по себе не самоцель, это средство приблизиться к созерцанию Первоединого.
"Но как тогда иные предсказатели предугадывают зло? Если они могут усматривать высшие закономерности, то ведь в них нет никакого зла."
Опять к мысли о том, что идеальное, составляющее высший этаж иерархии сущего, не может быть злым. Тогда проникновение в идеальную сущность вещей не может привести к познанию зла.
Человек включает в себя все аспекты деятельности Души, но не все их задействует, а те, что задействует, задействует по разному. Но, спросят нас, если что-либо не используется, то не все ли равно, есть оно или нет?
Гегель тут же отвечает, что конечно всё равно, реально только то, что действует. Как мне не раз уже напоминали, сущность должна являться, и никак иначе. Я согласна, совершенно согласна, все тут очень убедительны, но первое моё побуждение - ответить как Плотин:
Конечно же – не все равно, поскольку их полное присутствие и позволяет говорить о свободе воли, ибо, присутствуя, потенциально они уже действуют, степень же их актуализации зависит от самого человека. И чем меньше он использует данные ему возможности, тем более погружается в царство необходимости.
"Необходимость же - это не понуждающая причина, а причинно-следственная связь" Плотин, Эннеады III, 2.
Общее место для всего среднего платонизма, и для Плотина тоже. Необходимость имеет природу закона в государстве: если поступить так-то, будет то-то. Необходимость не принуждает человека ни к каким поступкам.
Генриетта Бирон, главная героиня романа Ричардсона "Английские письма или история кавалера Грандисона", окружена множеством поклонников (в те времена в России их называли любовниками). Один из них имеет дядюшку родом из Кармартена.
Павич в "Хазарском словаре" писал о таком: "Когда летом 870 года Мефодий вернулся в Моравию, немецкие епископы отправили его в заточение, где он провел два года, слушая один лишь шум Дуная. Он был предан суду собора в Регенсбурге, там же его подвергали пыткам и нагого выставляли на мороз. Все время пока его хлестали плеткой, он, согнувшись так, что борода доставала до земли, думал о том, что Гомер и святой пророк Илия были современниками, что поэтическое государство Гомера было большим, чем империя Александра Македонского, потому что протянулось от Понта за границу Гибралтара. Думал он и о том, что Гомер не мог знать обо всем, что движется и существует в морях и городах его государства, так же как и Александр Македонский не мог знать обо всем, что можно встретить в его империи. Затем он думал, как Гомер однажды вписал в свое произведение и город Силон, а вместе с ним, сам того не зная, и пророка Илию, которого по Божией воле кормили птицы. Он думал о том, что Гомер имел в своем огромном поэтическом государстве моря и города, не зная о том, что в одном из них, в Сидоне, сидит пророк Илия, который станет жителем другого поэтического государства, такого же пространного, вечного и мощного, как у Гомера, - Святого Писания. И задавал себе вопрос, встретились ли два современника - Гомер и святой Илия из Фесва - в Галааде, оба бессмертные, оба вооруженные только словом, один - обращенный в прошлое и слепой, другой - устремленный в будущее и провидец; один - грек, который лучше всех поэтов воспел воду и огонь, другой - еврей, который водой вознаграждал, а огнем наказывал, пользуясь своим плащом как мостом. Есть один пояс на земле, думал под конец Мефодий, не более широкий, чем десять верблюжьих смертей, на котором разошлись два человека. Это пространство, пространство между их шагами, уже любого, самого тесного прохода на земле."
Сам того не зная, Ричардсон вписал в свой любовный роман и старого Мерлина, и спецкурс по пределам Божьего долготерпенья, и вообще всю школу в Кармартене.
В этом году Союз писателей России учредил новую литературную премию, которой присвоил имя легендарного шахтёрского поэта Павла Григорьевича Беспощадного. Премия учреждена для поддержки русских литераторов Донбасса, а также привлечения литераторов из других регионов к теме Донбасса.
Лауреатом премии им. Павла Беспощадного стала знаменитый луганский поэт Елена Заславская. Поэт согласилась дать «ЛНР сегодня» эксклюзивное интервью.
— Вам, Елена, присуждена премия имени Павла Беспощадного. Что для Вас значит имя этого шахтёрского поэта?
— Представьте мальчика, который в 12 лет начинает работать. И не просто работать, а в шахте. Представьте это бытие: «Жизнь была только в корке хлеба.// Грыз я черствую, трудно рос,// Батька клял и пласты, и небо// И с тоски меня бил до слез.// Вечно бедность и недостатки,// Бесконечный тяжелый вздох.// И ругала с тоскою матка:// – Лучше б ты, не родившись, издох».
Но ведь мы знаем, по слогу Вознесенского «Небом единым жив человек». И въехал на это небо поэзии Беспощадный, по его же словам, не на Пегасе, а на Стрепете, коне, с которым начинал трудиться в шахте. Там же его первые стихи были написаны – мелом на вагонетках. И вот за эту жажду прекрасного, любовь к родной земле, к человеку трудящемуся, за донбасский характер, в конце концов, который выражается в трудолюбии, жизнелюбии, в стремлении к справедливости, я его и люблю. Ну, и конечно за бессмертные строки:
«И нет земли прекрасней, вдохновенней,
Где всё творцом- народом создано.
Донбасс никто не ставил на колени
И никому поставить не дано!».
Для меня итоги конкурса – большая неожиданность! Все-таки на конкурс прислали свои стихи больше 200 человек. Я следила за публикациями на сайте «Петербургской газеты», и открыла для себя много замечательных стихов, полных пульсирующих живых чувств, полных боли, любви к Родине, надежды на справедливость, веры в то, что мы победим! Стихи Наташи Лясковской мне знакомы по публикациям в книге «Час мужества», а за творчеством Анны Долгаревой слежу по ФБ. Оказаться в такой поэтической компании –честь! И конечно, спасибо организаторам и судьям за возможность донести свое слово туда, где его еще не слышали.
— Многие писатели отстраняются от действительности, будто отгораживаются от неё. Но в Ваших стихотворениях – живое и рельефное отражение реальности. Вы также «убегаете» от реальности?
— Я тоже убегаю. Пишу стихи о любви, философскую лирику, пишу детские сказки, рассказы. Бывает и так, что война одной строкой, одним словом, но проявится в тексте, заявит о себе, о том опыте, который выпал нам на долю.
И я счастлива, когда получается живое и рельефное отражение, пусть если не реальности, то моего воображаемого мира.
Недавно опубликовала небольшой рассказ от собственного лица, в котором лирическая героиня-снайпер, случайно встречается на переправе через Днепр с бойцом украинской армии. Тут же посыпались вопросы: «Есть ли у меня СВД? (снайперская винтовка Драгунова)»! Я, признаться, даже не знала, что отвечать.
— Тяжело писать о войне и людях, опалённых войной?
— Да. Нужно найти слова, чтобы они звучали не пошло, чтобы это были твои слова, но такие, прочитав которые люди скажут: я это чувствую, я думаю так, я это пережил. Не знаю, удаётся ли мне это?!
— Как Вы оцениваете литературу Донбасса? Какую роль она, по Вашему мнению, играет в русской культуре?
— Литература Донбасса – часть русской культуры, но также можно сказать, что литература Донбасса – часть украинской культуры. Об этом нам говорит более чем 500-летнее русско-украинское двуязычие края, словари Даля и Гринченко, лирика Матусовского и Сосюры, стихи Вени Дыркина и Жадана. «Слово о полку Игореве» – литературный памятник Древней Руси, он повлиял на русскую культуру или на украинскую? Если отвечая на вопрос, опираться на историю, то можно вспомнить, что Луганская область образовалась в 1938 году. А до этого эти земли в разные периоды были районами Новороссии, Слободской Украины, Славяносербии, землями Войска Донского, губерниями Азовской, Воронежской, Екатеринославской и Харьковской. А вот теперь это Луганская Народная Республика.
Но все-таки в большей мере для меня литература Донбасса – часть русской литературы, с ее вниманием к маленькому человеку, верности нравственным идеалам, ответственностью за судьбу отечества.
— Как Вы считаете, возможно ли примирение между жителями республик Донбасса и жителями Украины? Если да, то при каких условиях?
—Примирение возможно. Если Украина откажется от русофобской идеологии, планов навязать Донбассу чуждые ценности и идеалы.
— Как развивается литературный процесс в ЛНР? Имеют ли молодые авторы Луганщины возможность «войти в большую литературу»?
— Конечно, имеют! Классики подвинутся! Возможности есть у всех.
Хочу процитировать опубликованное в «Изборском клубе» мнение российского поэта Сергея Арутюнова: «Как ни цинично говорить, у литераторов Донбасса появился исторический шанс вырваться из затхлости постсоветской литературы – ценой крови, и своей, и своих близких, и россиян, и иностранцев, приехавших воевать. Этот исторический шанс мог бы быть реализован полностью – у нас появилась бы прорывная литература реалистического извода, которая могла бы обратить страну к истинным ценностям — подлинной свободе, настоящему братству и неложному равенству. Однако этот шанс «нарвался» на порочную инфраструктуру критики и книгопечатания типично капиталистического образца, сложившуюся в России. В результате романы и стихи донбассовцев не имеют до сих пор того звучания, которое могли бы иметь. Донбасскую литературу почти невозможно заметить в потоке, если не знать авторских имён: она не устраивает либеральное меньшинство – глав ведущих издательств и редакций, книгопродавцев». Далее автор пишет, что другой вопрос, что часто тексты не должного уровня, но ненастоящее отсеется, а живое будет жить.
События в Донбассе подняли животрепещущие вопросы смысла жизни, братоубийственной войны, вопросы преемственности культурных ценностей.
«Если бы литературная критика России была обеспокоена этими явлениями хоть немного, мы бы увидели, как разношёрстен круг донбасской литературы, на какой живой нитке он связан, но – и виной тому буржуазность российской литературной рефлексии – никто пока не показал в крупном обзоре, как из специфически «военной» прозы и поэзии вылупляется словесность будущего века,» – считает Арутюнов, и с ним трудно не согласиться, другой вопрос – что с этим делать?
Писать! Издавать написанное! Обмениваться мнениями и идеями на фестивалях, строить культурные мосты! Проводить совместные проекты. Печататься под одной обложкой. Наверное, нет других рецептов. Собственно в этом и состоит литературный процесс.
И в Луганске он не стоит на месте. В этом году увидели свет книги «Время Донбасса», альманах «Крылья», сборник докладов философского монтеневского общества «Четверть века с философией». Тиражи небольшие, но как говорится, мал золотник да дорог, тем более, что большая часть текстов есть в открытом доступе в интернете. Наши авторы публиковались в российских изданиях и получали престижные премии. Но нет пределов совершенству. Нам нужно больше книг хороших и важных!
— Следите ли Вы за литераторами, которые выбрали сторону Киева? Какие отличия их от нас, соединивших судьбу с республиками Донбасса?
— Конечно, слежу, держу в фокусе культурную жизнь Украины, ведь война идёт в том числе и на культурных фронтах. Да, что говорить украинские деятели культуры, и литераторы в частности, приложили руку к тому, чтобы расчеловечивать жителей Донбасса, проталкивая проект единой Украины галицкого образца. Но и они следят за моими успехами, иногда с целью неблаговидной, тому подтверждение история с Есенинской премией, когда откопали моё пародийное стихотворение и раздули медиа-скандал.
В общей сложности мне на глаза попадались упоминания о 30 изданиях. Может и больше. Если задаться целью, можно было бы сделать более подробный анализ.
О некоторых литературных проектах по ту сторону баррикад мне хочется рассказать, чтобы люди знали, как работает пропагандистская машина и кто ее обслуживает.
Для малышей вышла книга «Тато, повернись живим! Подарунок українським бійцям». Это альбом с детскими рисунками и письмами. Все средства от продажи тиража пойдут на нужды бойцов АТО. Еще одну книгу издало издательство «Мамине сонечко» называется она «Героям Слава!» – это рассказы для детей от 5 до 13 лет о героях фронта и тыла.
Если брать худлит, то из известных авторов отписались на тему войны Шкляр, Матиос, Ивченко (двухтомник), готовит книгу Жадан. Куча всякой нон-фикшн литературы – кирпичи по 300 страниц, на тему «Путин виноват», что с этим делать, как жить дальше, (некоторые авторы копают глубоко аж от Переяславской рады)! Про книгу Савченко только глухой не слышал. Отметились и российские оппозиционные журналисты Екатерина Сергацкова, Артем Чапай, публиковавшие свои репортажи в «Украинской правде», «Фокусе», Colta.ru, Сноб.ru, Insider – книга «Война на три букви».
Отдельно хочу сказать о луганчанах, конечно о тех, которые пишут и издают книги. Валентин Торба «Я – свідок. Записки з окупованого Луганська» з «розповідями про те, що пережили українці на окупованій території», Александр Еременко «Размышления о луганской Вандее» с его обоснованием высокой значимости европейских ценностей.
Еременко прав в том, что жители Луганска не разделяют европейских идеалов. Если посмотреть глубже, то война Украины и Донбасса, представляет собой цивилизационный конфликт: здесь в вооруженном противостоянии столкнулись европейская цивилизация и русский мир.
Наличие этого конфликта не отрицает ни одна сторона. Все перечисленные авторы с той стороны осознанно стали на сторону европейской цивилизации и с разной мерой искренности и таланта продвигают европейские ценности в публичном пространстве. Между тем как война показала, что народ Донбасса эти ценности не разделяет. Наш цивилизационный код проявляется в том, что мы защищаем свою землю, стараемся растить, творить, воспитывать, помогать даже в тяжелых условиях войны и блокады, а украинские европейцы стараются навязать свою культуру силой: бомбежками и блокадой, и оправдать это пропагандистским продуктом, который выдают в том числе и бывшие луганчане.
— Каковы творческие планы? Не планируете ли издать новые книги? Оказывает ли Вам кто-нибудь помощь в издании новых книг? Есть ли помощь со стороны государственных органов нашей Республики?
— Планов огромное количество. Иногда мне кажется, что нужен мне надсмотрщик, который прикует меня к компьютеру и не отпустит, пока я не выполню хотя бы половину запланированного.
Пишу сейчас поэму «Новороссия грёз – Новороссия гроз», в конкурсной подборке опубликован небольшой отрывок.
Готов к печати сборник стихов «Поэтические этюды. Симеиз-Луганск-Киев-Берлин-Москва», который иллюстрирует моя близкая подруга Анастасия Лелюк. Это будет необыкновенно лирическая, почти интимная книга.
В Питере в легендарном «ДЕТГИЗе» увидела свет моя книга «Необыкновенные приключения Чемоданте, Чи-Беретты и Пончика». Проиллюстрировала ее художница Елена Эргардт. Я пока не держала книгу в руках, но, надеюсь, скоро получу авторские экземпляры.
Недавно закончила сказку «Первый бой Лапочки». Это сказочная история о том, как маленькая избушка на курьих ножках и её друзья спасают Чуднолесье от козней болотной кикиморы Мороки, которая хочет вынудить Лапочку участвовать в жестоком сражении боевых избушек.
У меня накопилось достаточно много стихов переведенных на немецкий язык, так как за это время было несколько выступлений в Берлине, и я бы хотела издать русско-немецкую книгу о войне, о событиях 2014-2015 годов в Донбассе. К стихам я сделала пояснения, но они пока не переведены.
Я не занимаюсь целенаправленным поиском финансирования своим книгам, больше полагаюсь на случай и внимание поклонников, помня завет Воланда: «Никогда ничего не просите». Меня больше увлекает процесс написания, чем последующая судьба произведений, хотя, конечно, внимание читателей и издателей – большой стимул!
Когда-то была популярной песня Пугачевой на стихи Вознесенского, там была такая строчка: «Я вместо микрофона спою в букет тюльпана // Пусть остается в зале тот, кто верит // Верит и влюблен». И мне для того, чтобы читать стихи, достаточно тюльпана, а для того, чтобы писать их, достаточно мелка, не верите, спросите у Беспощадного!
Фотограф и и видеограф Алевтина Легещич начала видео-проект «Телеграмма товарищам». Автор так описывает цели проекта: «Минута открыток и улыбок. Первое из энного количества послание товарищам о городе и жизни, о жизни города, о живом городе».
Стихотворение на украинском языке, написанное в военное время донбасской поэтессой Еленой Заславской. Опубликовано киевским сайтом, перепост в фейсбуке блокируется. Помещаю его здесь.
Спочатку ти відчуваєш подив, Що все скінчається так раптово, І кров гаряча стікає Горлом, І біль обіймає, А потім Холод. Хребетний стовп Твій, Неначе стовбур, Всихає. Не буде плоду, Ні груш, ні глоду, Ні сина, ні доньки. Останній листок твій – Лист похоронки Зронили материні долоні.
Поклонникам Гартмана не стоит употреблять термин «онтологический статус». Гартман немало убедительных страниц посвятил обоснованию того, что бытийный статус одинаков у хронологически первого и последнего, у материального и идеального, развитого и неразвитого, факта и мысли. Найти основание бытия это не значит найти истинное бытие – истинно бытийствуют все ступени любой классификации сущего и иного, какую только можно придумать. Поэтому доказательства вторичности или искусственности какого-либо объекта ничего не меняет в его бытийном статусе. Можно сколько угодно доказывать, что украинцев придумали австрийцы и внедрили эту идеологию с помощью террора – на онтологическом статусе украинцев это не отражается, они суть ничуть не менее, чем русские. Украинские националисты совершают ту же самую ошибку, повторяя, что русские это финно-угры или татаро-мордва по происхождению. На бытийный статус русских это не влияет. Тут пожалуй лучше говорить не об онтологии, а об аксиологии, о ценностном статусе.
Зло в мире не заслуживает порицания, потому что мир не был сотворен по заранее продуманному плану, возник не в результате желания и целенаправленного творения, а появился как эманация, проявление творческих сил божества, чтобы они не оставались праздными. ГКЧ прав, теология и философия всегда имеют ощутимые последствия в повседневной жизни.
Ещё одно расхождении с христианством – Плотин не считает смерть злом. Это конечно общее место античной философии со времён Эпикура и стоиков: когда мы есть, смерти нет, и наоборот, потому зла это никому не причиняет. А для платоников, которые верят в возвращение души из телесного плена в надлунный мир вечных эйдосов, смерть прекрасна и желанна – некий ученик Платона покончил с собой, прочитав «Федон», дабы поскорей увидеть все прелести будущей жизни. Если подходить к вопросу строго догматически, он не так безобиден.
Плотин пишет, что с помощью гражданских добродетелей (честности, смелости, верности и так далее) невозможно достичь высшей цели земной жизни, то есть уподобиться Богу. Добродетели должны порождаться из чего-то иного, а порождающий их Дух вне и выше всяческих добродетелей. В эту идею мы постоянно упираемся в дискуссиях о советском строе: гражданские добродетели там демонстрировались небывалые и массово, однако это совершенно безразлично как для личного спасения, так и для оценки приближения общества к христианскому идеалу. Или нет?
Из-за страшной грозы были повреждены провода, мы сидели без света и ещё дольше без интернета. Расслабились, надо сказать – свечей нет, фонарь не заряжен, исправляемся. Накануне муж купил за двадцать рублей трилогию про Ромашку в одном томе. Я её прочитала в один присест, как в детстве, такая великолепная вещь. Любимые много лет назад книги после большого перерыва часто теряют свою прелесть, но это не тот случай. Ромашка лучше Штирлица, даже если вынести за скобки актуальность романа в современных условиях. Обратил на себя внимание один эпизод - размышления радистки партизанского отряда. Она думает, что ничего героического не совершает и вообще как будто в войне не участвует: сидит в тёплой землянке, в полной безопасности, отсылает радиограммы о чужих подвигах, даже не зная толком из-за шифра, что там происходило. Я бы сказала, что наше время склонно к рассуждениям в таком ключе – сразу принимает их как очевидные и самые убедительные, и немало найдётся людей, которые тут же скажут, что девушка и в самом деле ничего особенного не сделала, а если ещё всё прошло нормально, её не ранили и не убили, то можно со спокойной совестью считать, что она просидела в тылу всю войну.
Плотин, Эннеады (I.2 1) «Поскольку зло, «сковав мир законом необходимости», присутствует здесь повсеместно, душа же всячески стремится избежать зла, Значит, самим нам следует спасаться бегством.» Мы считаем, что нужно бороться, а не убегать.
Неоплатоники не признают зла в духе – зло только в материи, в неспособности воспринять духовное, в несовершенстве принимающей материи. В то же время по давней традиции, идущей от самого Платона, они признают переселение душ как наказание за проступки предыдущей жизни. Чётко проблему формулирует Плотин в Первой эннеаде (I.1 12): «Но если душа без греха, зачем тогда кара? И как это совместить с утверждениями тех, кто верит в её греховность, возмездие в аду, последующее исправление и возрождение в новом теле? Это вполне возможно, ибо в первом случае под душой понимают нечто чистое и простое, сущностно сродное мировой Душе, во втором же к ней присоединяют её низшую, смешанную часть, наполненную страстями и смешанную по своей природе. Соединённая в одно целое, такая сложная душа грешит и мучится, и несёт покарание.» На мой взгляд, не очень последовательно, потому что в такой системе материальное оказывается сильней идеального, но что поделаешь.
Как о нём Пушкин высказался, что Грандисон наводит сон, так это и остаётся, между прочим, несправедливо. Руссо не каждого автора называл современным Гомером. Популярные писатели заслуживают внимания уже из-за своей популярности - какие-то общезначимые вещи они проговаривают, пусть потом это и становится скучно.
"Кларисса" мне очень понравилась. Эту книгу я бы даже хотела иметь на бумаге. Если бы какое-нибудь издательство выпустило репринт издания 18-го века, я бы постаралась поставить его на полку. С той же старой орфографией, и даже помня, как Карамзин критикует перевод. Ну и что? Теперь-то это окно в другой мир, вместе со всеми своими особенностями.
В числе прочего, роман Ричардсона показывает, на каком фоне заблистал Вальмон. Великий обольститель Ловелас, чьё имя даже стало нарицательным, окончил свои обольщения тем, что изнасиловал бедную Клариссу! Вальмон бы до такого никогда не опустился.
Первый роман, "Памела", был так популярна, что породил фандом, в котором писал сам Филдинг. "История Джозефа Эндрюса, брата знаменитой Памелы Эндрюс" была первой книгой, которую я купила после войны в Луганске. Мы пошли гулять по городу сразу после возвращения. Воды нет, света нет, работы нет, но вечный букинист стоит на своём привычном месте, не смогли пройти мимо. И читала я его при естественном освещении, в световой день у окна.
Так что и "Грандисона" прочитаю, не буду дожидаться холодной зимы.