Чуть ли не единственное наблюдение, за которое я благодарна около-оэшной эссеистике, касается Марселя. Наблюдение это тривиальное (после того, как сделал его не ты). Вот оно:
Положительный на все сто персонаж не должен подписывать королю (которому, кстати, когда-то присягал) смертный приговор.
tf18.diary.ru/p180204540.htm
В образе Марселя прямо-таки зримо сталкиваются форма и содержание. По форме ОЭ западноевропейский исторический роман, а по содержанию он описывает в том числе и Империю. Поскольку во всем мире Империю писать не с кого, кроме как с нас, в принципиальных вопросах мы видим торжество русских ценностей.
Конфликт ценностей в случае Марселя я рассматривала в параллельной реальности и прошлой жизни на примере топоса "прожженный интриган рискует собственным благополучием, отвращая монарха от неподобающего поступка". Типичный для Франции случай описан где-то в мемуарах Сен-Симона. Там некий министр, интриган и манипулятор, рискует своим местом и свободой, чтобы отговорить Людовика XIV от женитьбы на простолюдинке или хотя бы от обнародования этой женитьбы. Для европейского дворянина главное - династия. Русский вариант реализует Жорж Милославский, который шёпотом ругает Буншу за Кемську волость: ты что казенные земли разбазариваешь, так никаких волостей не напасешься! В нашем случае главное - земля, страна, территория.
Хотя форма романа вынуждает Марселя действовать по-европейски, на самом деле он действует по-русски. Идет война, и у Марселя есть основания думать, что без Рокэ Талиг её проиграет, в любом случае лишится каких-то земель. Что лучше потерять, Фердинанда или Марагону? Отдать немцам Смоленщину - что может заставить сделать такое? В нашей культуре ничего, что Марсель и демонстрирует.