Автор
schwalbemanОбоюднодружественная edelberte
делится своими впечатлениями от чтения «Молота ведьм». А такие впечатления, надо сказать, это целый отдельный жанр, со своими законами, с какой-то специфической атмосферой. К примеру, знатная писательница Е. Хаецкая кое-что рассказывала приватно о своём опыте (и чувствовалось по её рассказу – это именно был опыт, переживание). Еще несколько подобных рецензий припоминаю, от менее публичных личностей. Т.е. книжка в каком-то смысле посильнее и «Фауста» Гёте, и вечнозелёной «Mein Kampf». Ни разу не видел, чтобы при словах «когда мне было восемнадцать, я прочитал "Фауста"» у человека округлялись глаза и напрягались мимические мышцы. А вот с читателями «Malleus Maleficarum» такое случается. Прозревали ли Я. Шпренгер и Г. Инститорис, что пишут послание грядущим поколениям, что труд, утратив свое прямое предназначение, перестав быть техническим руководством для дознавателей, будет заставлять сердца потомков то биться чаще, то замирать? Вряд ли. Они не понимали даже, что создают один из портретов своей суровой эпохи (ибо само понятие «портрет эпохи» было весьма необычным для человека тогдашней культуры – просто вследствие специфического восприятия категории времени).
edelberte формулирует три тезиса. В порядке возрастания значимости они суть следующие:
"Массовые "ведовские" процессы и сожжение ведьм происходили в это время не только в католических, но и, в равной степени, в протестантских землях. "
Я только не понимаю, почему «в равной степени». Вроде бы согласились уже, что протестанты интересовались ведьмами значительно сильнее католиков. В самом деле, «Молот» опубликован в 1486 г., тезисы Лютера – в 1517. Эти два документа практически ровесники; можно сказать, что именно с «Молота ведьм» начался Долгий Шестнадцатый век. Далее, активнее всего на ведьм охотились именно там, где через некоторое время расцветёт протестантизм: в германоязычных странах. Это не значит, что католики никого не сжигали и не пытали – просто их жертвами были не ведьмы, а, в основном, еретики (светские власти, разумеется, могли еще много за что приложить калёным железом). Охота на ведьм – действительно феномен не столько Средневековья, сколько Нового Времени. Это тривиальность, проверяемая по любому учебнику, но её нужно трудолюбиво проговаривать, разрушая распространённое заблуждение (ведьма на костре = Средние Века). К. С. Льюис тоже так считает:
"Многие верят и даже пишут, что в XVI в. магия была пережитком средневековья, который и собиралась смести новорожденная наука. Те, кто изучал этот период, так не думают. В средние века колдовали мало, в XVI и XVII — очень и очень много. Серьезный интерес к магии и серьезный интерес к науке родились одновременно. Один из них заболел и умер, другой был здоров и выжил, но они — близнецы. Их родила одна и та же тяга."
Возвращаясь к тезисам edelberte,
читать дальше"Страх перед ведьмами испытывали не только обыватели, но и те, кто рулил процессом. Шпренгер и Инститорис - не мальчики, не рядовые "темные попы", а люди, которым было поручено руководить охотой на ведьм, люди, вхожие в кулуары. И при этом искренность страха, пропитывающего буквально все их сочинение, не отрицает, кажется, никто из внимательных исследователей."
Да, это так. «Молот ведьм» – книга о том, как противодействовать величайшим опасностям, написанная интеллигентными людьми, искренне верящими в реальность этих опасностей. Возможно, именно этому книга обязана впечатлением, производимым на наших современников.
"Наравне со страхом перед колдовством в эту эпоху в обывательских массах присутствовал огромный к нему интерес. Ведьмачество было чрезвычайно популярно, крестьяне не задумываясь прибегали к помощи и советам ведьм, творили заклинания, горожане вовсю обращались к астрологии, гаданиям, опять-таки всевозможным мелким ворожбам и заклятьям, в серьезных случаях - стремились заручиться помощью колдуна. "Колдовство до такой степени развилось, что дети на улице и в школах учили друг друга колдовать."(с) (Альфред Леман) "
Вот на этом тезисе я и остановлюсь, чтобы не дать ему привести к возникновению некоторых мировоззренческих аберраций. Дело в том, что рассказы о внезапно расцветшей вере в колдовство, порчу, сделки с нечистью, продажу диаволу бессмертной души и пр. могут создать впечатление утраты рациональности совершенно на ровном месте. Вот только что не было ни дождинки – и вдруг, как из ведра, полились, начиная со второй половины XV века бесчисленные свидетельство твёрдой уверенности человека в реальности колдовства. Под впечатление от этого потока суеверий может возникнуть искушение приписать пятнадцатому веку порок, ранее приписываемый пятому или шестому: внезапное и беспричинное оскудение сокровищ рассудка.
Ничего подобного, разумеется, не имело места. Четырнадцатый век ничуть не менее Шестнадцатого верил в чудеса. Нужно лишь понимать, что это были другие чудеса. Можно выразиться и конкретнее: это были чудеса, главным образом, добрые. При всей жестокости средневекового мира и его обитателей, сверхъестественное почти никогда не воспринималось последними источником чего-то несовместимого с принятой в те времена моралью. Чудо даровало исцеление от болезней, победу над неверными, преподносило уроки веры и страха Божия, восстанавливало (иногда брутально) справедливость... Да, чародеи и злонравные монстры тоже присутствуют средневековых страшилках. Но их жанр почти никогда не подразумевает доступность и желанность для человека черной магии – напротив, самым доступным инструментом оказывается молитва или освященные кипарисовые четки. Магия всегда существует как-то отдельно, по другую сторону линии фронта. А по эту сторону – чудотворные мощи, приходящие на помощь святые, королевское чудо (свойственная французским монархам способность к врачеванию некоторых специфических заболеваний)1.
Достаточно сравнить приводимые Ле Гоффом примеры с примерами из сборника народных пьес о д-ре Фаусте, чтобы убедиться в очевидном. В XV веке в Западной Европе меняется структура сверхъестественного как такового. Оно утрачивает благой и дидактический характер и становится чем-то вроде наркотика: сильнодействующим средством, дающим кратковременное решение бытовых проблем и требующим расплаты в долгосрочной перспективе. Если в Средние Века чудо было согласно с общественной моралью, то с наступлением Нового Времени наметился очевидный диссонанс.
Реальность нового, страшного и грязного, чуда была для человека Нового Времени ничуть не менее явственной, чем для человека Средних Веков – реальность чуда благого. Именно этим объясняется реакция Запада на внезапно нагрянувшую колдовскую моду. Будучи поставлен перед фактом перерождения сверхъестественного, Запад избрал единственно возможную стратегию, отогнав от себя Чудо (любое, любое чудо) всеми возможными способами. Протестанты не только сжигали ведьм. Они прогнали из своей религии обрядность теургичского характера, забыли предания о святых чудотворцах и вообще постарались вычеркнуть из религии любые свидетельства общения земного с нездешним. Остались лишь чудеса, описанные в Библии: никаких других пасторы Нового Времени не признают.
Еще раз, тезисно. Рационализм протестантского мира и охота на ведьм суть родственные феномены. Это две различные реакции на одно и то же явление: перерождение чудесного в мировосприятии Западного мира. К. С. Льюис в цитированном выше эссе предположил, что наука и магия зародились вместе, но магия оказалась беспомощной и умерла, а согласная с ней в области целей и отличающаяся лишь средствами наука выжила и восторжествовала. О нет, это было бы слишком просто. Магия, как и религия, не может умереть лишь в силу того, что её положения противоречит экспериментальным данным. Не понимаю, как Льюис не мог понять такой очевидной вещи, вроде бы с головой был мужик. Вокруг нас тысячи колдунов-экстрасенсов, ни один еще толком никому не помог – и ни один не разорился. Если бы критерием отбора была востребованность, колдовство никуда бы не делось, мы бы по-прежнему жили в Долгом Шестнадцатом веке, в самом его начале.
Возникновение так называемого научного мировоззрения было защитной реакцией Европы на непонятного происхождения чуму, поразившую незримый мир, на внезапную согласованную, коллективную продажу людей Запада своих душ. А другой реакцией был взрыв религиозного мракобесия, известного как охота на ведьм. Если это рассуждение кажется натянутым, следует обратить внимание на упомянутую уже выше закономерность: протестантизм хронологически появился чуть позже начала ведьмовской истерии – и развитие получил именно в странах, где, главным образом, происходила охота на ведьм. Это совпадение заслуживает того, чтобы о нём призадуматься.
Кстати, не вырождение ли сверхъестественного (в числе прочего) имел в виду Ницше, когда декларировал смерть Бога? Не знаю доподлинно. Однако очевидная географическая локализованность этого явления подсказывает, что вернее было бы сказать не «Бог умер», а «Бог отвернулся».
______________________________________
1 "...порой общественное мнение наделяло священных особ свойствами грозными и пагубными; впрочем, гораздо чаще, разумеется, свойства эти представлялись людям благодетельными. А есть ли благодеяние лучше и драгоценнее, чем возвращение здоровья? Люди охотно верили, что все, имеющее хоть какое-то отношение к вещам священным, обладает целительной силой." (Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии)
Отметим это "разумеется". Пройдет несколько веков, и "разуметься" будет уже что-то совсем другое.