Автор
schwalbemanПримечание: горжусь до сих пор. Самый шикарный из посвященных мне текстов.
В очередной раз наткнулся в личной беседе на одно очень распространенное заблуждение, разделяемое, между прочими, и очень неглупыми людьми. Напряг уже мыслительную железу, чтобы выделить логическую цепочку, как паук паутину, но вовремя остановился. На то ведь и ЖЖ, чтобы туда плеваться мыслями, а собеседникам уже отсылать, как банки с консервами, линки на измышления.
Диалог развивался следующим образом: Тит упрекнул Кая в излишнем почтении к частной собственности, в каковом почтении обоняние Тита уловило специфический протестантско-англосаксонский душок, несовместимый с оригинальностью мышления и хорошим вкусом.
Тит напомнил Каю о том, что ограбление банка есть преступление, ничтожное по сравнению с основанием банка, и произнес еще несколько подобных, изветшавших и поеденных молью, трюизмов. Тит — презренный левак, его уважение к капиталу ограничивается уважением к self-made people, богачам, вырвавшимся из уз среднего класса собственными силами. Их пользующихся незаслуженной форой наследничков Тит решительно ни во что не ставит. С другой стороны, Тит несколько самонадеянно претендует на кое-какое культуртрегерство, а стало быть, сделавшие сами себя люди (то есть нувориши) не могут не вызывать у него естественной брезгливости своими манерами и людоедской моралью, вызванной многолетней привычкой карабкаться вверх по чужим головам. Поэтому богачи в первом поколении претят Титу также, как и во всех последующих. Все это Тит не без желчности высказывает Каю, совершенно не ожидая от последнего никаких принципиальных возражений.
Тем не менее, Кай находит, что возразить Титу. Кай вызывает в памяти все свое небогатое имение: садовый домик, почти не видимый за стеной шток-роз и подсолнухов, малогабаритную квартиру в спальном районе и смердящую малолитражку (может быть, вместо автомобиля Кай называет компьютер, персональный лишь номинально, ибо на нем режется в игры семья из пятнадцати человек, включая престарелого дедушку). И вот на этой, представшей перед мысленным взором картине, Кай основывает свое уважение перед частной собственностью. «О Тит!» — восклицает Кай, «ведь этот увитый плющом домик — все, что у меня есть... Как мне не уважать частную собственность?! Ведь отказываясь уважать ее, я тем самым отказываюсь от того немногого, чему мне привелось быть хозяином!»
На этих словах Кай лезет в карман за носовым платком, а Тит в бессильной злобе хлещет свернутой в трубочку газетой зазевавшихся мух. Он чувствует, что в словах Кая есть какой-то логический изъян, но не может понять, какой. Тем более что Кай вместо носового платка извлекает из кармана томик Честертона и, найдя нужную страницу, принимается дрожащим голосом зачитывать:
читать дальше
«Большинство людей не имеет ни времени, ни способностей для измышления небывалой или абстрактной красоты. Для большинства людей идея художественного творчества может быть выражена лишь идеей не популярной в сегодняшних спорах - идеей собственности.
Средний человек не может вылепить из глины человеческий образ, но он может взять землю и вылепить из неё сад; и хотя он делает это с помощью красной герани и голубого картофеля высаженного в строгие прямые линии, он тоже художник, поскольку он выбирал и отбирал. Средний человек не может написать закат восхитительными красками, но он может выбрать цвета для покраски собственного дома, и хотя он и красит его в розовый горошек - он все же художник, ибо это - его выбор.
Собственность - это искусство демократии. Она значит всего-навсего то, что каждый должен иметь нечто, что будет создано им по своему образу и подобию, как сам он создан по образу и подобию Неба.»
Впрочем, следующий отрывок дует уже несколько в другую дудку:
«Но, поскольку человек - не Бог, а только образ и подобие Божие, то его самовыражение должно быть ограничено пределами, иной раз весьма узкими и строгими. <...> Можно услышать разговоры о том, что Ротшильды и Рокфеллеры - защитники собственности. Но очевидно, что они - враги собственности, поскольку они враги её ограничения»
Если бы Тит не был так раздражен идейной нестойкостью Кая и прислушался бы повнимательнее, он понял бы своим неказистым умишком, что есть частная собственность, и есть частная собственность. Собственность Ротшильда и каев домик с мальвами — не совсем одно и то же. Марксисты, кстати, не к ночи будь помянуты, нарочно разграничивали эти два сущности, именуя первую «частной собственностью на средства производства». Клумба шток-роз обычно не вызывала в СССР большого начальственного гнева: обкому поперек горла вставала грядка картошки или даже швейная машинка — все что угодно, с помощью чего можно частным образом производить. Разумеется, вышеупомянутое словосочетание нуждается в некотором ремонте: нынешние Рокфеллеры владеют в основном не средствами производства, а финансовыми активами. С учетом этой детали диаматовский термин не утратил актуальности.
В свою очередь, если бы Кай не был так расстроен перспективой расставания с домиком, ему мог бы прийти в голову нехитрый вопрос: с чего бы это Честертон, откровенно левых убеждений мыслитель, неоднократно обвинявшийся в симпатиях к коммунистам, стал вдруг защищать собственность? Не потому ли, что он не склонен смешивать различные смыслы этого слова?
Вместо того, чтобы думать о том, о чем надо, наши собеседники думают о чем попало.
Кай размышляет о несправедливости мира. Он не понимает, почему именно идеология, под флагом которой собрались защитники бедных от богатых, позволяет разбивать молотками принадлежащие малообеспеченным колхозниками стеклянные теплицы с помидорами (чтобы на рынок не понес, гад).
А Тит с ужасом понимает, что Кай с его шестью сотками оказался в идеологических заложниках у собирательного Рокфеллера. Рокфеллер риторически защитил свои заводы, газеты и пароходы клумбой шток-роз — и теперь ему сам чорт не только не страшен, но даже наоборот, приятен. Никто не тронет Рокфеллера, ибо любую инициативу по ограничению своих неестественно концентрированных богатств магнат разобьет вдребезги апелляцией к неприкосновенности скромного имущества Кая. Рокфеллеру не потребуется даже раскрывать рот в свою защиту: это сделает армия обжегшихся на молоке каев, видящих в ограничениях прав Рокфеллера угрозу своим ничтожным сбережениям.
Кай, впрочем, не сам вырос такой умный. У него были учителя (или злые подколодные советчики). К примеру, одиозный проактивно-шизофренический В. Шендерович, несколько лет поднимавший широкую публику на защиту М. Ходорковского. Так и писал наш орел: Ходорковский — первая ласточка; сегодня он, а завтра — ваши шесть соток. Ибо нет разницы между собственностью и собственностью.
А еще вспоминается разлюбезное наше монетаристическое правительство, объяснявшее честному народу свою позицию в области налога на наследование. Позиция эта у правительства известно какая: налога на наследование у нас больше нет. Так и стоит перед глазами бессмысленное кудринское лицо, произносящее плохо вяжущиеся заботливые слова о стариках, вдовах, сиротах... О бабушке, которая боится умирать, опасаясь, что внучки не смогут заплатить налог на хибарку... Не бойся, милая бабушка, умирай с миром: отменили мы налог-от. Умирай, не тяни. При этом мысль о том, что налог можно сделать прогрессивным, так чтобы он с разной силой бил по Абрамовичу и по нищим внучкам, никак не приходит правительству в гениальные головы, а вслед за правительством не видят такой возможности и законодатели.
Между тем мнение по поводу налога на наследство — лакмусовая бумажка, однозначно определяющая место испытуемого в политическом спектре. В нынешние ультраправые времена, когда один глобальный левый проект рухнул, подточенный внутренними и внешними недругами, а у другого старческий маразм таинственным образом заместил болезни роста, любая инициатива, работающая на уменьшение имущественного неравенства должна быть признана направленной на благо всех живых существ. Покамест тренд устойчиво направлен в обратную сторону, причем это касается и богатых стран. "Экономист" сообщает (статья, к сожалению, в платном доступе, так что я знаком с ее содержанием понаслышке) о существенном увеличении имущественного расслоения в Штатах в последние годы. А еще СШэпА перестали в 2005 году публиковать коэффициент Джини, важнейшую и популярнейшую численную характеристику этого самого расслоения. Американцам надоело подсчитывать коеффициент после того, как он слишком уж вырос за последние несколько лет; каков он теперь, мы не знаем.
Но мы отвлеклись от темы. Я давно уже хотел сказать, что во время разговора над нашими двумя собеседниками витала полупрозрачная фигура неизвестного духа, делавшего Титу и Каю недвусмысленные указующие знаки. Увы, ни поглощенный горестными раздумьями Кай, ни туповатый Тит не обратили на знаки внимания. А напрасно: дух указывал на грандиозную, потрясающую воображение картину, ненадолго проступившую в сгущающихся сумерках. Наделенные мистическим зрением прозорливцы могут наблюдать ее в любое время, но нашим спорщикам она была доступна лишь на мгновение; увы, они упустили этот миг. Картина же была следующая: две огромные руки сцепились в исполинском реслинге: это Невидимая Рука Рынка классической (производственной) капиталистической экономики боролась с Видимой Рукой Рынка экономики современной (финансовой). Руки вырастали из-за горизонта, так что было не видно, принадлежат ли они одному и тому же хозяину: зрителям приходилось додумывать эти детали, основываясь на собственных предпочтениях. Постепенно вторая Рука одолевала первую. Голос первой Руки («делайте, как вам выгодно») становился все тише, его заглушал другой голос: «Берегите Ротшильда! Он гарантия ваших свобод! Поступитесь своим сегодняшним благом ради завтрашнего блага финансовой элиты! Не давай правительствам регулировать! Сегодня они обкрадывают богачей, завтра возьмутся за бедняков! Не требуйте уступок — это пагубно скажется на рынке!» Но уже торопилась-спешила откуда-то из-за горизонта на помощь первой, Невидимой, Руке темная загадочная фигура с косой в плаще с капюшоном: это близился расставляющий точки над йотами Всемирный Кризис.
Может быть и хорошо, что Тит и Кай не видели этого. Кай наверняка бы еще сильнее расстроился, а мне его жаль.
2009