Автор
schwalbemanХочу продолжить тему, начатую
здесь и
здесь.
Как поступать человеку, изловившему золотую рыбку? Есть три варианта, по большому счету.
Можно попросить корыто взамен разбитого. И богатство, и социальный статус. В определенных пределах, которые будут четко очерчены ниже. Можно попросить простых и понятных благ – так и поступает мещанин. Слово "мещанство" употреблено не в исконном смысле слова, а в современном, в котором оно может сочетаться и с дворянством, и даже с духовенством ("не хочу быть простою мещанкой"... да нет же, хочешь, хочешь). Требование позолоченного корыта у могущественной, говорящей человеческим языком рыбки – реакция, недостойная высокого звания человека и отвратительная, хотя и естественная. Именно поэтому такое поведение и не наказывается пославшими Рыбку нездешними искусительными силами. Напротив, все желания старухи немедленно исполняются. Кстати, ни у кого нет сомнения в том, что дарительница корыт явилась именно искушать? Не запуталась же она, право слово, случайно в неводе, точно килька какая-нибудь!
читать дальше
Вариант поведения номер два. Не конвертировать сверхъестественное в естественное, наслаждаться им самим по себе. Удивление, восхищение, благоговение, страх от непосредственного соприкосновения с настоящим чудом столь велики, что у сколько-нибудь развитой личности о корыте и новой избе не заходит и речи. Человек уходит с морского берега, зная, что иное существует ("он рыбачил тридцать лет и три года, и не слыхивал, чтоб рыба говорила"). Это знание, от которого глупая старуха заслонилась корытом, стоит не только избы, но и, как минимум, столбового дворянства. Насчет царской короны не уверен: монархи тоже зачастую соприкасаются с запредельным, хотя и несколько по-другому. Поведение старика аттестует его духовно зрелым – это не может понравится невидимым хозяевам рыбки. Они терпят старика, но ничем его и не вознаграждают. Рыбак не оправдал их надежд.
Есть, наконец, третий путь, состоящий в том, чтобы увидеть в в сверхъестественном ином несправедливо отнятое своё. Не благоговеть перед неожиданно явленным чудом, а заявить на него права. Вспомнить предначальное состояние то ли самого себя, то ли человека вообще, когда до чуда можно было дотянуться рукой, когда оно было "везде, везде". Не выходит вспомнить – значит придумать. Выдумывание, говорят, тоже разновидность воспоминания. Тогда-то и звучит страшное:
Не хочу быть вольною царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтобы служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках
Это уже не новое корыто, это запрос на изменение антропологического статуса. Чудо из инструмента удовлетворения потребностей само становится потребностью. Мы не знаем, как удалось старухе пройти непростой пусть от примитивных страстей до желания объять необъятное. Подозреваю, что не последнюю роль сыграла царская корона, оптические возможности которой не стоит недооценивать. У нас есть лишь косвенное свидетельство этого прогресса: мы замечаем изменения в поведении Рыбки, прозревающей в алчности старухи единственную форму скопидомства, не одобряемую искусителем. Чем больше хочет ненасытная баба от мира, чем дальше ее желания простираются за пределы простых мещанских радостей, тем мрачнее становится синее море, тем неизбежнее фиаско искусителя. Духи, решившие поддразнить человека Чудом, идут на попятный, испугавшись властно протянутой руки.
И мстят, страшно мстят, искажая события и перевирая предания. Ибо нет никаких сомнений в том, что пушкинская (и гриммовская) сказка записана со слов именно Рыбки, а не ее оставшихся у разбитого корыта марионеток.