Дискуссия по поводу российских и украинских писателей продолжается. Предлагается для обсуждения текст Надежды Пахмутовой:
Если кто-то
Написано было по просьбе редакции "Одуванчика", но в дело не пошло.
Причина -- та самая, по которой в России не случилось военного переворота за последние 30 лет.
Лодку раскачивать можно, а расколотый титаник империи -- нельзя, есть священные запреты для людей фронтира, для добрых терциариев, волокущих на себе страну.
Любых союзников надо лелеять и беречь, даже прилепиных, даже любительниц женского экстрима, катающихся по передовой с гармошками.
Я не настолько щепетильна, чего добру пропадать.Фактура, коротко: Прилепин обещал въехать в Донецк на белом коне, Веро4ка Полозкова обложила его по матери и обещала пить шампанское, когда оного Прилепина пристрелят, в Москве страждет выступать анка-пулемётчица Бильченко (из укропоэтов), а анка-пулемётчица Долгарёва из "наших" автостопщиц на передовой (пишет неграмотно, но гуманитарку вроде тоже возит) говорит, что линчевать Бильченку в Москве не нать, это не наши методы.
Но аттическая, аттическая соль, товарищи: Пелевин в блоге Прилепину позавидовал и тоже обложил!
Какую биографию лепят рыжему.
Say for the devil: тут ещё и фантасты погавкались, главпатриот Лукьяненко что-то там отозвал.
Отзывай не отзывай, двадцать лет антисоветчиной свои книжки шпиговал, психиатр ...в. Двадцать лет травил молодёжь. Теперь не нравится?
Под катом разжигание
читать дальшеКто такой писатель?
Это такой седовласый эрудит, который в молодости ходил по морям, пригибался от шрапнели в окопе, работал в колхозе, делал людям операции, искал золото и вот сидит по утрам у окошка на даче и пишет, пишет, пишет.
Про шорохи ночные, про мускулы стальные, про любовь небесную и земную, про печальную судьбу белых в колониях или (если писатель нашего образа мыслей) счастливую судьбу колоний, откуда ушли печальные белые.
Или писательница: дама в очках, в синих чулках, у которой в шкафу спрятана перевязанная розовыми ленточками двадцатилетняя переписка с какой-нибудь знаменитостью, а за подвязкой фиал с мускусом или ядом. А ежели без подвязки и без мускуса, ежели нашего образа мыслей, то со строгим пучком седых волос и с портретом Ленина на стене. И книги детские, нравоучительные.
Советский читатель, доверявший печатному слову как скрижалям завета, был крайне консервативен в своих представлениях.
И остался: тридцать лет срывания покровов и крушения авторитетов так ничему его и не научили. Он хочет привычно отделять чёрное от белого и верх от низа в литературном аквариуме.
Вот, к примеру, Захар Прилепин.
И по телевизору-то он Захар, чаи гоняет, и в лавке-то модной он, Захар, сюртуками торгует и в окопе-то под шрапнелью он…
То есть ещё не был под шрапнелью? Только собирается?
А пока, значит, тренируется, пишет про то, как он героически на белом коне поскачет за государя-императора Франца-Иосифа и матку боску.
Но позвольте, всегда же было наобо…
Или вот, к примеру, Верочка Полозкова: фиал за подвязкой, ленточки розовые, но где её сокровенная женская тайна, где надушенные листочки переписки с великими современниками? Эти, что ли, великие? Как, вы говорите, фамилия? Как-то оно сумнительно... Портрета Ленина не наблюдается, пучок по возрасту не положен, может лирическая тема про комсомол и весну раскрыта?
Комсомол да, вот тут вот где-то на Ближнем Востоке, кажется, у неё герой комсомольского возраста, значит должна быть тема освобождения народов от ига колонизаторов и юной чистой…
Ой.
Или Виктор Пелевин.
Ходил в автономное плавание по морям коллективного бессознательного, отшельничал и затворничал. С трепетом ждёт публика новых откровений пророка-психоделика, забравшегося в пищевой цепочке так высоко, что ему уже нет дела до делёжки медийных бонусов.
Но что это? Дорогу галопирующему на белом коне Прилепину загородила подвода. А в подводе-то навоз, а на облучке-то Пелевин!
Сто сорок тысяч просмотров Пелевинской подковырки противу Прилепина.
От топота копыт пыль по полю летит.
И в летящей пыли советский читатель теряется совершенно, пытаясь разобраться, кто прав и кто виноват. Тщится увязать принципы демократической свободы совести с неприятием, скажем, гастролей Марики Рёкк в Ленинграде зимою 1942-го года.
Или выступления свидомых поэтесс, призывавших утопить Донбасс в крови, с московской реальностью, где в официальном городском декоре попадаются не только чёрно-оранжевые ленты, но и алые знамёна Победы.
Не грусти и не мечись, о милый принципиальный советский читатель.
Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать, что ещё не раз и не два Прилепин и Полозкова будут пить шампанское на брудершафт под аплодисменты и пьяную возню других непримиримых литературных врагов. Из-за бархатной занавески кабинета, где окучивают интуристов фарцовщики, блеснёт бокалом Пелевин, захихикают в уголке долгарёвы и бильченки, осязаемые за коленки кем-нибудь букеровски-весомым.
Взаимопроникающее, взаимопокусывающеее и взаимососущее влажными поцелуями кубло распределено поверх барьеров между бывшими республиками разделённого отечества.
Классу платных клоунов, лицам, допущенным в телевизор и к полиграфическим мощностям, нет дела до питающей их смиренной биомассы – благоденствует та или гибнет под обстрелами.
Принцип ответственности за слова и дела прекратил действие в рамках литературной номенклатуры ровно тогда же, когда был упразднён для номенклатуры партийной. Сформировались два эти подвида буржуазии в СССР примерно в одно время и конца-краю их существованию в обозримом будущем не предвидится.
Они могут мириться и ссориться, поносить друг друга непечатными словами и рассыпаться в комплиментах. Солидарны они лишь между собой.
И пока в Москве и Киеве правят их клиенты, убрать их из медийной среды мы не можем.
Мы можем игнорировать их книги, отказывать в личном внимании, в меру полномочий блокировать их общение с публикой.
Главное раз и навсегда выключить их из той понятийной области, в которой остались классики, погибшие на дуэлях, и современники, сражающиеся в окопах.pahmutova.livejournal.com/766922.html