Дискриминационная война как оборотная сторона либерализма

[ninaofterdingen]

Одуванчик публикует окончание статьи В. Л. Толстых «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии».

Начало и продолжение в предыдущих постах

9. Миф о войне повлиял на формирование важнейших международно-правовых концепций, к числу которых относятся права человека, наднациональность, вмешательство, дискриминационная война, свобода торговли. Все они являются объектами критики со стороны марксистских и консервативных учений.

В правах человека либерализм усматривает главный инструмент контроля над государством и главный политический механизм индивидуального самоопределения. Марксистская критика рассматривает права человека как инструмент отчуждения и господства; основания данной критики были сформулированы еще самим К. Марксом: «… Ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т.е. как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого».[1] Консервативная критика подчеркивает обессмысливание прав человека в условиях разрушения коллективной идентичности; Х. Арендт пишет: «Фундаментальное лишение человеческих прав сперва и прежде всего проявляет себя в утрате места в мире, которое делает мнения значительными и действия результативными. Нечто куда более глубокое, чем свобода и справедливость, кои суть лишь гражданские права, находится под угрозой, когда принадлежность к сообществу, где человек родился, больше не признается естественным делом…»[2].

Наднациональность рассматривается либерализмом как средство преодоления политического, как альтернативный способ организации общества, основой которого является не власть, а функция, реализуемая техническими специалистами; функционалистская теория изложена в работах Д. Митрани и Э. Хааса. Консервативная критика в основном обращена против вытекающего из наднациональности мультикультурализма, определяемого как несущего в себе угрозу традиционным ценностям.[3] В более общем плане основаниями для критики функционализма выступают его неспособность сформировать гармоничное сообщество с фиксированной культурой, а также недемократичность и непрофессионализм наднациональных элит.[4]

Вмешательство определяется либерализмом как средство защиты прав человека и корректировки нормальной работы государственного механизма, предотвращающее его деградацию в сторону тоталитаризма. Марксизм традиционен в своем понимании вмешательства как формы неоколониализма, направленной на подчинение или разрушение государства с целью дальнейшего извлечения экономической выгоды. Отношение консерватизма к вмешательству является менее артикулированным: негативными аспектами вмешательства видятся пренебрежение собственными политическими и моральными ценностями (Р. Кирк), а также его неэффективность в долгосрочном плане (консерватизм признает, что порождаемые вмешательством коллективные формы являются более агрессивными, чем те, которые были разрушены[5]).

Дискриминационная война, т.е. война против абсолютного врага, является войной, организуемой либерализмом против своих идеологических противников. Абсолютизация врага является обратной стороной сакрализации исповедуемых либерализмом политических ценностей. Дискриминационная война является тотальной с точки зрения цели, которой может быть только полное уничтожение противника, и с точки зрения средств, включающих в себя помимо собственно военных, экономические и идеологические инструменты. В рамках концепции дискриминационной войны враг понимается как преступник, который должен быть привлечен к уголовной ответственности. Концепция дискриминационной войны была предложена Э. Юнгером и К. Шмиттом, они же и сформулировали ее критику. К. Шмитт отмечает: «Такие войны – это войны, по необходимости, особенно интенсивные и бесчеловечные, ибо они, выходя за пределы политического, должны одновременно умалять врага в категориях моральных и иных и делать его бесчеловечным чудовищем, которое должно быть не только отогнано, но окончательно уничтожено, то есть не является более только подлежащим водворению обратно в свои пределы врагом».[6]

Принцип свободной торговли рассматривается либерализмом как обеспечивающий удовлетворение человеческих потребностей вне сферы политического и как устанавливающий общий интерес, устраняющий и успокаивающий противоположные притязания. Марксистская критика данного принципа сформулирована еще в «Манифесте коммунистической партии»; ее суть сводится к тому, что свободная торговля неизбежно ведет к концентрации капитала и власти в одних руках и к обнищанию масс. Консерватизм пытается объяснять негативные следствия свободной торговли недостаточным контролем со стороны государства и недостаточным учетом социально-экономических аспектов.[7]

10. Основным выводом международно-правового характера, вытекающим из предыдущего пункта, является вывод об относительности и дискуссионности концепций, фундируемых либеральным мифом о войне. Это, в свою очередь, заставляет задуматься о необходимости разработки элементов международного права, фундируемых альтернативными либерализму марксистскими и консервативными интерпретациями. Наиболее значимыми из них являются следующие:

А) Элементы, ограничивающие свободный рынок и полномочия экономических организаций: право на самостоятельное определение экономической системы, государственный протекционизм и нетарифное регулирование, международная ответственность корпораций, ограничения экономических санкций, право на самостоятельное определение условий использования международных кредитов, — все это наряду с развитием элементов, предусмотренных правом развития;

Б) Элементы, направленные на решение национального вопроса: право на автономию и сецессию, право на язык, гарантии защиты национальной культуры (в т.ч. от непрямого воздействия), принцип делимитации в соответствии с границами расселения этносов (особенно в случае формирования новых государств, как дополнение к принципу uti possidetis iuris), определение гражданский войн как войн за территорию, а не против абсолютного противника;

В) Элементы, обеспечивающие уважение к политическим, идеологическим и культурологическим приоритетам (принцип мирного сосуществования); элементы, устанавливающие институциональные и процессуальные рамки обсуждения идеологических проблем, в т.ч. связанных с недостаточностью либеральной парадигмы; запрет политического прозелитизма;

Г) Запрет дискриминационной войны, т.е. войны, сопряженной с моральной дискредитацией противника (практикой «naming and shaming») и направленной на полное уничтожение его политических структур[8]; реабилитация внимания к проблеме законной причины войны (iusta causa); специальные режимы мирных договоров и международной ответственности воюющих сторон;

Д) Элементы, ограничивающие пропаганду: право ограничивать вещание и требовать пересмотра редакционной политики в случае ее очевидной пропагандистского уклона, предполагающего вездесущность, тоталитарность, целенаправленность, манипулятивность, способность к извращению фактов (но не обязательно прямую дезинформацию);

Е) Элементы, ограничивающие развитие технологий и изменяющие отношение к технике за пределами существующих контекстов экологического права и права вооруженных конфликтов[9].

Речь не идет о формировании утопической программы радикального и быстрого преобразования международного права. В перспективе, конечно, можно надеяться, что международное право сыграет свою роль в переходе человечества к новым формам политического устройства, новому экономическому укладу и новому восприятию мира. Пока, однако, вопрос стоит уже и заключается в рассмотрении упущенных возможностей, восполнении пробелов и обсуждении альтернативных вариантов развития.

11. Организация правовой дискуссии о войне является крайне сложной задачей в силу нескольких причин. Во-первых, война – слишком трагическое явление, чтобы мыслить его в позитивных категориях, — при приближении к проблеме рассудок неизбежно сталкивается с чем-то, что ломает привычные формы мышления и требует иррационального объяснения.[10] Во-вторых, давление существующего дискурса является слишком сильным: помимо того, что он апеллирует к общечеловеческим ценностям, сама среда, в которой мы мыслим, и сам язык, которым мы мыслим, сформированы им и предрасполагают нас к принятию существующей версии; любая критика, таким образом, оборачивается лишь еще одним аргументом в ее пользу.[11] В-третьих, подвергая сомнению либеральный миф, мы восстаем против своей собственной послевоенной истории, сформированной этим мифом, разрушаем самих себя как часть этой истории, что противоречит естественному стремлению к самосохранению.

Тем не менее, какой бы трудной ни была дискуссия, мы обязаны в нее вступить, поскольку зло, присутствующее в этом мире, оказывается удивительным образом похожим на то зло, которое было преодолено, — непонимание его природы может сделать нас и будущие поколения его жертвами. В этой связи закончить это рассуждение стоит словами Э. Манделя: «Объяснять фашизм и Холокост – значит укреплять нашу способность к отрицанию, к негодованию, к ненависти и непримиримой оппозиции, к сопротивлению и бунту против возможного возрождения фашизма и других античеловеческих доктрин и практик. Это базовый, необходимый элемент политической и моральной гигиены» [12].

[1] Маркс К. К еврейскому вопросу // ПСС. Издание второе. Т. 1. М.: Государственное издательство политической литературы. 1955. С. 401.

[2] Арендт Х. Указ. соч. С. 396.

[3] См., например: Саррацин Т. Германия: самоликвидация. Пер. с нем. Т.А. Набатниковой. М.: Рид Групп, 2012.

[4] Подробнее см.: Толстых В.Л. Функционализм: основные положения и критика // Российский юридический журнал. 2015. № 5.

[5] Бенуа А. де. Против либерализма. СПб., Амфора, 2009. С. 161.

[6] Шмитт К. Теория партизана. Пер. Ю.Ю. Коринца. М.: Праксис, 2007. С. 140. Э. Юнгер высказывает близкую точку зрения: «…В наше время ни одна держава не осмеливается открыто заявить о нападении на другую державу, а наоборот, говорит об оборонительной войне, целью которой провозглашается не победа, а мир, прогресс, цивилизация или любая другая гуманитарная ценность. …Получается так, что противник выступает не как враг в естественном или рыцарском смысле, а именно как противник всех вышеупомянутых ценностей, то есть как противник человечества как такового. Отсюда вытекает подлая и (в ином, не гуманитарном смысле) бесчеловечная ложь» (Введение к фотоальбому «Здесь говорит враг» (1931) // Указ. соч. С. 249).

[7] Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. Пер. с англ. Г.Г. Пирогова. М.: Национальный общественно-научный фонд, 2003.

[8] По своей природе данный запрет относится скорее к международному гуманитарному праву, чем к праву международной безопасности.

[9] Среди имеющихся разработок можно отметить программу Ж. Эллюля, в соответствии с которой необходимая технико-политическая революция должна включать пять направлений: 1) Перестройка производственных мощностей западного мира с целью оказания даровой помощи «третьему миру»; 2) Решимость не применять власть и силу; 3) Всестороннее развертывание способностей и диверсификация занятий; 4) Резкое сокращение рабочего времени; 5) Измерение прогресса не возрастанием числа произведенных ценностей, а количеством сэкономленного человеческого времени (Другая революция. Пер. В.В. Бибихина // Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986. С. 147-152).

[10] Т. Адорно писал следующее по поводу императива, требующего неповторения войны: «Обсуждать его дискурсивно – кощунство; в этом императиве чувствуется вживую момент того, что дополняет (Hinzutretende) нравственное. Вживую, потому что перед нами не что иное как ставшее практикой отвращение, которое испытываешь, наблюдая невыносимую физическую боль; отвращение переживают индивиды, а затем и сама индивидуальность, которая стремится исчезнуть как форма рефлексии (Негативная диалектика. С. 326.).

[11] Ж. Бодрийяр пишет по поводу Холокоста: «Эти вещи не были поняты в те времена, когда мы имели для этого возможность. Отныне они уже не будут поняты никогда. Не будут поняты потому, что такие основные понятия, как ответственность, объективная причина, смысл (или бессмыслица) истории исчезли или находятся в процессе исчезновения. Эффекты нравственного и коллективного сознания стали слишком опосредованы…» (Прозрачность зла. Пер. с фр. Л. Любарской и С. Марковской. М.: Добросвет, 2000. С. 135).

[12] Мандель Э. О материальных, социальных и идеологических предпосылках нацистского геноцида.

oduvan.org/chtivo/stati/diskriminatsionnaya-voy...