Упоминание книги "Язык Третьей империи" Виктора Клемперера принесло мне лентой, как случайную жемчужину. Об этой книге с похвалой отозвалась писательница и блоггер Марина Анницкая amarinn, известная мне лично как участница проекта "Заповедник сказок" (zapovednik-2005.livejournal.com/profile). Бумажный выпуск за 2016 год стоит у меня на полке стараниями чудесной Валерии Высоцкой maitai1again (ninaofterdingen.livejournal.com/646737.html).
Итак, Марина Анницкая в своих заметках о работе надо романом назвала Клемперера титаном духа. Обычно такие замечания я откладываю в долгий ящик, потому что список на прочтение огромный, некоторые авторы ждут по три года и дольше, а пробиться к реальности могут только после минимум трех веских рекомендаций. Но тут я подумала: "Да сколько той жизни!", скачала и прочитала. У меня будет несколько постов об этой книге, если буду успевать. А пока эскизно и для образца.
Итак, перед нами записки еврея в нацистской Германии. Автор был полностью сложившимся человеком к началу Первой Мировой, то есть ему есть с чем сравнивать. Это где-то поколение пастора Шлага, Штирлиц для них - молодой человек. При нацистах Клемперер лишился работы преподавателя, книги арийских авторов ему были запрещены как еврею, и он тайком, пряча от обысков листки бумаги, вел записки о языке Третьего рейха. Ведя жизнь рабочего на заводе, автор вставал каждый день в половине четвертого утра и делал записи о языковых особенностях, о новых словах и выражениях, об изменениях старых значений слов. После войны Клемперер входил в комиссию по денацификации и издал свою книгу, обработав старые записи. В послесловии книгу назвали "Утешение филологией". Название поста, как вы догадались, - цитата из книги.
Это было эскизно. А теперь для образца. После бомбардировок Дрездера союзниками в феврале 1945 года Клемпереру с женой удалось бежать из города и пристроиться где-то в окрестностях под новым, нееврейским именем, под предологом, что все документы сгорели. Вот как автор описывает свои мытарства:
"...до Дрездена было еще относительно близко, и существовала опасность, что меня кто-нибудь узнает, ведь я же 15 лет простоял на своей кафедре, постоянно выпуская молодых учителей, а кроме того, то там, то тут в этих местах руководил экзаменами на получение аттестата зрелости. Если бы меня схватили, то моей смертью дело бы не ограничилось, погибли бы и моя жена, и наш верный друг. Каждый выход на улицу, а главное, каждое посещение ресторанов были мучением..."