Трехчастная структура личности по Фрейду хорошо известна. Человека можно представить как Я, Сверх-Я и Подсознание. Что такое Я, в общем и целом понятно. Сверх-Я – это помещенная внутрь головы инстанция, которая отдает безличные команды и задает строгие правила. Сверх-Я часто говорит голосом родителя, ведь первоначально именно родители говорят ребенку: «Умывайся. Не опаздывай. Делай уроки». На какой-то стадии родителям уже не нужно ничего говорить, ребенок сам себе это говорит, задача родителей выполнена. Поскольку эти команды воспринимаются как обязательные к исполнению и не подлежащие критике, Фрейд и назвал этот элемент личности Сверх-Я (Супер-Эго).
Подсознание – это все безличные природные инстинкты и порывы, которые сознание не контролирует. Фрейд представлял дело так, что Подсознание – это мощная сила природы, способная уничтожить любую культурную преграду, если только дать ему волю. Чтобы не давать ему волю, Я и Сверх-Я объединяются, и только так они могут загнать в какие-то рамки того зверя, который сидит в нас.
Где-то в 1950-е гг. эта теория стала трещать по швам и не устояла. Уже к 1960-м гг. психоаналитики признали концепцию Подсознания наивной идеализацией, хотя, как часто бывает, среди тех, кто не занимается психиатрией профессионально, теория жива, процветает, и люди радуются, когда находят прототип этой теории у Гераклита, например. Идея стала достоянием просвещенной публики, и честным специалистам за ней не угнаться, как старательному Майклу Херну:
«В публичном споре он появился внезапно и точно так же из него исчез. По-видимому, у его хеттов существовала какая-то система совершенно особенных иероглифов, которые на взгляд жестокого мира были трещинами и царапинами полуразрушенного камня. Где-то в Писании говорится, что кто-то у кого-то угнал сорок семь верблюдов; но профессор Эльк возвестил человечеству, что в хеттском рассказе о том же событии, согласно изысканиям ученого Херна, упомянуто лишь сорок. Открытие это подрывало основы христианской космологии, а по мнению многих, – самым страшным и многообещающим образом меняло взгляды на брак. Имя библиотекаря замелькало в статьях, и в перечне претерпевших гонения и небрежение произошла приятная перемена: Галилей, Бруно и Дарвин обратились в Галилея, Бруно и Херна. Что-что, а небрежение здесь было, ибо сивудский библиотекарь продолжал трудиться в одиночку над своими иероглифами и разобрал к этому времени слова «и семь». Но не будут же просвещенные люди обращать внимание на такую мелочь».