Автор schwalbeman
Замечательно, что язык, развивающийся синхронно естественным наукам, технике, социальным преобразованиям и даже катаклизмам, на каком-то этапе развития начинает безнадежно отставать от философии, и, в отдельных случаях, от религии. При этом потуги догнать очевидны, видно, что аутсайдер запыхался и бежит изо всех сил; разрыв, однако, со временем только растет.
Положительная способность тезауруса к адаптации широко известна, и часто вызывает немалое раздражение у поклонников чистоты языка. Каждая революция рождает слэнг, идеально выражающий ее дискурс: интернетная революция в этом смысле не отличается от Великой Октябрьской. Эта приспособляемость воспринимается как нечто само собой разумеющееся; и совершенно напрасно, поскольку существует одно исключение, указывающее на нетривиальность лингвистической адаптации.
На определенном этапе развития, человек, как известно, начинает интересоваться предельными и наиболее общими свойствами бытия, сиречь философией. Пришел, к примеру, будда Гаутама, подсадил народ на свою религиозную систему; религиозные представления буддизма через некоторое время потребовали философских обоснований; стали множиться буддистские философские школы-даршаны. Язык среагировал незамедлительно: возникла специфически буддистская терминология, а также характерные литературные формы (из последних на память приходят сутры и джатаки). И, тем не менее, через некоторое время мы обнаруживаем буддистского послушника сидящего в полулотосе в состоянии глубокой медитации. Время от времени к нему подходит наставник и сильно бьет дубинкой по голове (если дело происходит в Китае). Целью подобных экзерсисов является передача невербализуемого знания (еще говорят "мистический опыт", однако невербальное знание, как странно это ни прозвучит, может быть вполне рациональным). Здесь важно то, что учитель передает ученику то, чем обладает сам. Тот факт, что используется дубинка или полулотос, свидетельствует о том, что научаемое не может быть облечено в словесную форму. При этом когда учитель все же раскрывает рот, он обращается к ученику на характерном корпоративном слэнге, практически непонятном простому смертному. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что попытки выразить вероучение словами предпринимались, однако окончательного успеха не достигли. Таким образом, нами установлен факт отставания языка от знания. Такое отставание характерно для и только для дисциплин, имеющих дело с абсолютным и предельным, т. е. преодолевающих в себе конкретное. Это рассуждение указывает на конкретность, как на субстанциальное свойство языка; можно говорить о том, что после преодоления абстракцией некоторого порога, язык принципиально неспособен адекватно передавать наличное, содержащееся в активном обороте, знание. Могу себе представить, как был бы разгневан Витгенштейн, если бы у меня была возможность поддразнить его подобными рассуждениями.
Рассмотренный метод передачи сверхлингвистического знания — медитация, дыхательная гимнастика, физические упражнения, опять медитация, в дополнение к вполне вербальным методам, чтению и воспитательной беседе — характерен для Востока. Его суть можно кратко сформулировать так: "дополнить слова действием". Тончайшие нюансы смысла добываются восточным философом из сложных комплексов физиологических ощущений и трудно контролируемых мыслеобразов, устойчиво воспроизводимых опытными отшельниками в измененном состоянии сознания.
Но это не единственный метод. читать дальше
Замечательно, что язык, развивающийся синхронно естественным наукам, технике, социальным преобразованиям и даже катаклизмам, на каком-то этапе развития начинает безнадежно отставать от философии, и, в отдельных случаях, от религии. При этом потуги догнать очевидны, видно, что аутсайдер запыхался и бежит изо всех сил; разрыв, однако, со временем только растет.
Положительная способность тезауруса к адаптации широко известна, и часто вызывает немалое раздражение у поклонников чистоты языка. Каждая революция рождает слэнг, идеально выражающий ее дискурс: интернетная революция в этом смысле не отличается от Великой Октябрьской. Эта приспособляемость воспринимается как нечто само собой разумеющееся; и совершенно напрасно, поскольку существует одно исключение, указывающее на нетривиальность лингвистической адаптации.
На определенном этапе развития, человек, как известно, начинает интересоваться предельными и наиболее общими свойствами бытия, сиречь философией. Пришел, к примеру, будда Гаутама, подсадил народ на свою религиозную систему; религиозные представления буддизма через некоторое время потребовали философских обоснований; стали множиться буддистские философские школы-даршаны. Язык среагировал незамедлительно: возникла специфически буддистская терминология, а также характерные литературные формы (из последних на память приходят сутры и джатаки). И, тем не менее, через некоторое время мы обнаруживаем буддистского послушника сидящего в полулотосе в состоянии глубокой медитации. Время от времени к нему подходит наставник и сильно бьет дубинкой по голове (если дело происходит в Китае). Целью подобных экзерсисов является передача невербализуемого знания (еще говорят "мистический опыт", однако невербальное знание, как странно это ни прозвучит, может быть вполне рациональным). Здесь важно то, что учитель передает ученику то, чем обладает сам. Тот факт, что используется дубинка или полулотос, свидетельствует о том, что научаемое не может быть облечено в словесную форму. При этом когда учитель все же раскрывает рот, он обращается к ученику на характерном корпоративном слэнге, практически непонятном простому смертному. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что попытки выразить вероучение словами предпринимались, однако окончательного успеха не достигли. Таким образом, нами установлен факт отставания языка от знания. Такое отставание характерно для и только для дисциплин, имеющих дело с абсолютным и предельным, т. е. преодолевающих в себе конкретное. Это рассуждение указывает на конкретность, как на субстанциальное свойство языка; можно говорить о том, что после преодоления абстракцией некоторого порога, язык принципиально неспособен адекватно передавать наличное, содержащееся в активном обороте, знание. Могу себе представить, как был бы разгневан Витгенштейн, если бы у меня была возможность поддразнить его подобными рассуждениями.
Рассмотренный метод передачи сверхлингвистического знания — медитация, дыхательная гимнастика, физические упражнения, опять медитация, в дополнение к вполне вербальным методам, чтению и воспитательной беседе — характерен для Востока. Его суть можно кратко сформулировать так: "дополнить слова действием". Тончайшие нюансы смысла добываются восточным философом из сложных комплексов физиологических ощущений и трудно контролируемых мыслеобразов, устойчиво воспроизводимых опытными отшельниками в измененном состоянии сознания.
Но это не единственный метод. читать дальше