Нечто об отпадениях

[ninaofterdingen]

Автор zhelanny, 2008

1.
Манга и аниме – жанры бесконечно чужие для Европы; это, впрочем, не мешает им быть столь же бесконечно привлекательными для европейцев. Данный подвид изобразительного искусства мог родиться только там, где ко многим вещам относятся по-другому, нежели чем у нас. Прежде всего, к связи детства и секса. Для нашей постхристианской цивилизации детство – невинно, детский секс – табу. Для японца это отнюдь не так. Япония – единственная индустриальная страна в мире, в которой на законном основании существует индустрия детской порнографии. Некоторые законы в этой области приняты под очевидным давлением Запада.

Не стоит напоминать мне, что жанр аниме не ограничивается темами подросткового секса и подросткового насилия. Я это знаю. Знаю также и то, что жанр мутировал, впитав западные ценности. Тот же Миядзаки – в большей степени европейский, чем японский автор. Тем не менее, глядя на цветущее разнообразие овашек и мувиков, можно выделить некоторые элементы, присущие жанру в химически чистом виде. Я рискну утверждать, что даже в самых невинных сюжетах из жизни японских школьниц недетские компоненты заложены, так сказать, в потенции. Один из этих компонентов, определяемый неявно, изобразительными приемами – подросток как явный или неявный сексуальный объект. Секрет в том, что сексапильность плюс насилие проходят обработку, и на выходе получается главная формула аниме: кавайность плюс оружие. Именно контраст между теплом кавайности и холодом оружия способен начисто вынести мозг зрителя; именно он является безотказным художественным приемом жанра.

2.
Возникает вопрос – каким должен быть мир, чтобы трогательная Маленькая Девочка с ее Большой Пушкой выглядела в нем наиболее трогательно? Конечно же, это должен быть очень жестокий мир. Первообраз героя аниме, вне зависимости от возраста, обладает ощущением потерявшегося ребенка. Он по-хайдеггеровски экзистенциален: обладая полной личностной свободой, он заброшен в мир хаоса сил, холодную и враждебную среду. Для защиты в этом мире можно лишь выбрать более-менее подходящую тебе иерархию силы, или же создать ее самому. После чего ее необходимо защищать с оружием в руках от конкурирующих и враждебных структур – тут и пригодится Большая Пушка. Так мы приходим к другому важному элементу дистиллированного аниме: психология банды, или мафиозного клана. Подростковые компании, стычки на школьном дворе изоморфны структуре взрослого мира; или же этот взрослый мир является продолжением стычек на школьном дворе. Какие-нибудь автоботы и десептиконы – это просто две мафии, борющиеся за крышевание ларьков на рынке; разница в том, что одна из них условно наша, а другая – условно вражеская (зато более привлекательная, у плохих парней эстетический потенциал повыше).

Здесь важно отсутствие властной легитимности как понятия. Анархия по-европейски – это трагедия отсутствия истинной власти, как правило – в результате апостасии, отпадения власти от блага, разрыва связи между земным и небесным. Но кривда выправится, когда истинный король вернется, пусть даже в некоторой бесконечно удаленной точке схождения эсхатологической перспективы. В то же время японская анархия по сути иная: не зная истины, она не познала и падения. Обладая ужасающей языческой невинностью, рисованный мир иерархичных кланов не знает и не ждет никакого пришествия, пребывая в состоянии бестрагичного пессимизма и кровавых стычек.

3.
Есть классика на близкую тему – «Повелитель мух» Голдинга. Есть и другие попытки осмысления, где дети невольно попадают во вселенную аниме и проходят испытание разделением на кланы. Одна такая книга – повесть Лукьяненко «Рыцари сорока островов», рефлексия воспитанного на Крапивине советского ума. Другая – «Королевская битва» Таками Косюна, ужастик, написанный до тошноты проамериканским японцем. У Лукьяненко дети, в конечном итоге, сами рвут в клочья предложенный им искусственный идеально-анимешный мирок. Ну а героям Косюна бежать особо некуда, ибо они испытывают ужасы фашизма, и вся надежда находится где-то далеко по ту сторону Тихого океана.

А еще я недавно прочел «Библиотекаря» Елизарова, постмодерниста и чернушника. Автор на этот раз весьма разочаровал, загубив такую прекрасную идею. Я читал, ожидая, когда же закончится затянувшееся вступление; затем вдруг обнаружил себя на середине книги и начал подозревать, что вторая половина не принесет ничего нового. Так и оказалось. Дело не в метраже выпушенных кишок на единицу текста. Дело в некой системной ошибке. Когда я читал описание всех этих битв, я еще не видел ее. Когда начались сношения главного героя с боевыми подругами, до меня дошло, в чем заключается несообразность. Диссонанс в том, что описанная у Елизарова магия соцреализма каким-то нелепым образом продуцирует жизнь героев в стилистике аниме, как если бы они со всеми условиями Тщательности и Непрерывности штудировали не производственные романы, а японскую мангу. Чары ушедшего в небытие Советского Союза ведут не к священной войне против зла, а к межклановым разборкам за контроль над доступом к наркотику. Ибо книги писателя Громова являются, без сомнения, не столько советским причастием, сколько магическим наркотиком.

В книге о бывших советских людях и преданном ими СССР лично я ожидал бы прочесть об осознании отпадения, о покаянии и восстановлении мистической связи. Эта тема практически не раскрыта; зато мы знаем, кто из героев каким оружием владеет и какими приемами пользуется в битве. Оттого тайный универсум Библиотек и Читален превосходно иллюстрируется многосерийным японским мультфильмом. По крайней мере до того момента, где начинается жуткое сюрреалистическое старушечье царство – тут художник должен в бессилии опустить кисть.

4.
Понятие о легитимности власти в странах Запада изменялось вместе с Западом на протяжении веков. Пройденный маршрут таков: сила, сакральность, моральность, компетентность. Двадцатый век определил королевские дома Европы на роль – в лучшем случае декораций славного прошлого, в худшем – ньюсмейкеров гламура. Современная западная концепция власти заключается в вялом споре, который ведут между собой два карлика. Первого зовут моральный облик; второго – профессиональные качества. Тот же хилый выбор предписан и России, только в заведомо худших для нее условиях. Нет ничего удивительного в том, что наш народ чешет в затылках, пытаясь понять, хорош ли Чубайс для управления нанотехнологиями или все же лучше было отправить его на лесоповал.

Критерии легитимности власти в России были сломлены после расстрела царской семьи. В 1918 году посредничество между земным и небесным было уничтожено, с тех пор у нас нет более ни Лжедмитриев, ни Дмитриев истинных. Вопрос об истинности власти ушел в прошлое, возможно навсегда. Впрочем, осталось другое: возможность взять крест исторической миссии – или отказаться от него. С тех пор и по сей день легитимность власти связана уже не с ее сущностью, а с ее функцией. Вытекающий отсюда парадокс не могут понять ни либералы, говорящие о генетической привязанности русского народа к сильной руке, ни националисты, говорящие о двухтысячелетней наведенной порче. Вообще-то русские предпочитают держаться от своей собственной власти подальше. Власть может быть грешной, вредной, глупой, иноземной и даже антинародной, но в глазах народа она оправдана постольку, поскольку является проводником воли Божьей. Вполне возможно, в ситуации Ионы – то есть, вопреки собственным намерениям. И когда такое случается – наше дело правое, мы побеждаем, народ и власть сочетаются в единстве миссии.

Путинский проект, известный как «вертикаль власти», давно стал притчей во языцех. Внесу свою скромную лепту: у известной всем части Вертикали, которая очевидно кончается на Гаранте, просто обязано иметься эзотерическое продолжение, уходящее выше. Если видимая часть служит для укрепления земной власти, то невидимая – для ее легитимизации. И эта невидимая часть, лестница в небеса, есть главная цель проекта. Построение Вертикали является своего рода попыткой получения Небесного Мандата, актом восстановления подобия связи после последнего разгульного отпадения, после клановой анархии ельцинизма.

Место действия – Россия 90-х годов, герои – банда, ищущая путь в небеса... Где-то я уже читал про это. Ах да, Wolf's Rain. Надо ознакомиться.

@темы: Голдинг, возвращение короля, Елизаров, мысли друзей, аниме, Библиотекарь, Лукьяненко, война кланов

Comments

[Ин-Йин]

Анархия по-европейски – это трагедия отсутствия истинной власти, как правило – в результате апостасии, отпадения власти от блага, разрыва связи между земным и небесным. Но кривда выправится, когда истинный король вернется, пусть даже в некоторой бесконечно удаленной точке схождения эсхатологической перспективы. В то же время японская анархия по сути иная: не зная истины, она не познала и падения. Обладая ужасающей языческой невинностью, рисованный мир иерархичных кланов не знает и не ждет никакого пришествия, пребывая в состоянии бестрагичного пессимизма и кровавых стычек.

О, мне объяснили в чем дело!)) Не сказать, правда, чтоб я об этом задумывалась
Но - да, в моих Пилях (хоть это и не манга, но - китайское, точнее, тайванское порождение)) именно анархия иерархичных кланов. А я (и мой любимый герой там, в этой кровавой каше) смотрю на это все и думаю: почему ж вы, козлы, порядок не наведете?!

зато мы знаем, кто из героев каким оружием владеет и какими приемами пользуется в битве

О, точно! Пильки, опять же, задолбали меня названиями боевых приемов и оружия, которые я не могу перевести, а главное - не пойму, зачем на этой частности акцентировать. Надо ж главную цель продвигать! А у них нет главной цели У них главное - кто кого в данный момент каким приемчиком в нос долбанул))

в глазах народа она оправдана постольку, поскольку является проводником воли Божьей.

Что-то я сейчас такого народа не наблюдаю. Живу не там?

Я тут в основном о своем, просто приятно было найти подтверждение.

[ninaofterdingen]

=в глазах народа она оправдана постольку, поскольку является проводником воли Божьей.
Что-то я сейчас такого народа не наблюдаю. Живу не там? = - Это легко переформулировать для атеистов - поскольку осуществляет справедливость и милосердие.

Весь этот пост - пример того, как по одной капле воссоздается Атлантический океан. Автор поста аниме вообще не смотрит (кроме Миядзаки), просто ознакомился однажды для расширения кругозора, и увидел их насквозь.

[Ин-Йин]

Это легко переформулировать для атеистов - поскольку осуществляет справедливость и милосердие.

Только в том случае, если бог - Христос. А это не всегда так.

Весь этот пост - пример того, как по одной капле воссоздается Атлантический океан

Да, я оценила. То-то не могла понять, что ж я в действительность Пили так бьюсь

[Ин-Йин]

Точнее, для меня, например, бог - это вовсе не справедливость и милосердие.

[ninaofterdingen]

Ваши заигрывания с протестантской теологией я уже имела случай наблюдать
В России это так, в Европе тоже когда-то было так, и именно по тому времени они так яростно тоскуют. Не по протестантской же рациональности и правовому государству.

[Ин-Йин]

Мы не тоскуем

[Ин-Йин]

Еще точнее, для меня ваш тезис пролетает мимо, поскольку никакой тоски по боженьке я не вижу и не чувствую. Конечно, вы можете объявить, что это оттого, что у меня этого седьмого чуйства вообще нет, но то будет уже не дискуссионный аргумент.

[ninaofterdingen]

Я уже писала, что я гегельянка? Если и не писала, это должно быть заметно. Это означает, что для меня апелляция к чувству вообще не аргумент. Чувство может вместить разумное содержание только случайным образом, потому в философии чувства роли не играют.

Мне ближе другой ход мысли. Яблоки падают с веток вниз и Луна летит по круговой орбите, даже если вы лично ничего не знаете о законе всемирного тяготения. В истории и культуре тоже есть закономерности, которые действуют независимо от вашего к ним отношения и вашей осведомленности вообще.

Я и не говорила, что мы тоскуем. Мы по империи не тоскуем, потому что она у нас есть, дана нам в ощущениях в повседневной реальности. А вот европейцы тоскуют, со времен Карла Великого. Что такое Толкин, как не попытка воссоздать Средневековье без христианства? А Средневековье в Европе это в первую очередь монархия и попытки собрать единую империю. Тысячи людей в наши дни играют в возвращение короля, а не в трезво мыслящего инженера на заводе. Это о чем-то говорит, указывает на какие-то процессы, не так ли?

[Ин-Йин]

Мы по империи не тоскуем, потому что она у нас есть, дана нам в ощущениях в повседневной реальности.

Ну нету Нету ее у меня больше в объективной реальности, померла вместе с Союзом.

Что такое Толкин, как не попытка воссоздать Средневековье без христианства?

Вы знаете.. в Средиземье вполне себе христианство с жертвенностью.

Тысячи людей в наши дни играют в возвращение короля,

Не знаю, опять же Я б сказала, что люди играют в красивый мир эльфов, а конкретно король им до лампочки (я про отечественных ролевиков). Но в принципе они составляют ничтожную часть человечества.

Это означает, что для меня апелляция к чувству вообще не аргумент

О, это было к другому посту, извините, где говорилось про одинаковые истоки (из одного чувства ) научного мышления и религиозного сознания.

[ninaofterdingen]

Ну нету Нету ее у меня больше в объективной реальности, померла вместе с Союзом.

- Тут вы ошибаетесь. Я об этом отдельный пост напишу.

Вы знаете.. в Средиземье вполне себе христианство с жертвенностью.

- Одна из особенностей христианства - это поднятие индивидуального, личного, единичного, конечного на небывалую до того высоту. В христианстве нет абстрактного абсолюта. Христианство это не когда что-то там такое вполне себе похожее, а когда речь идёт об Иисусе Христе, пострадавшем в Палестине при Тиберии во времена прокуратора Понтия Пилата. Любые попытки этого избежать неверны по существу и плохи по исполнению. Многие поклонники Толкина спокойно совмещают свои представления с антихристианской позицией, и это закономерно.

О, это было к другому посту, извините, где говорилось про одинаковые истоки (из одного чувства ) научного мышления и религиозного сознания.

- Из одного прафеномена. Прафеномен это идея, а идея это гораздо больше, чем просто чувство.

[Ин-Йин]

Тут вы ошибаетесь

Насчет "своей" объективной реальности? У меня в ощущениях больше нет империи-Союза

Христианство это не когда что-то там такое вполне себе похожее, а когда речь идёт об Иисусе Христе,

Ага. Да, это взгляд я знаю, но постоянно забываю учесть, так как он не мой.
Тут я готова вам поверить на слово, т.к. меня эти религиозные потребности не занимают.

Одна из особенностей христианства - это поднятие индивидуального, личного, единичного, конечного на небывалую до того высоту. В христианстве нет абстрактного абсолюта

Ну да, там конкретный Абсолют. И поднятие конкретного (а не любого) индивидуума на высоту.
Поэтому мы с христианством параллельны, и о нем я обычно не говорю

А вот прафеномен - дело другое. Шпенглера я, как уже говорила, читала, но не факт, что он стал одним из краеугольных моих камней
Для меня в этой идее недостаточно базиса. Не доказательно. Да, идея интересная, на ней можно построить много логических и не очень конструктов.
Но как только речь заходит о серьезном отношении, я вспоминаю, что под ногами сомнительное болото.
Поэтому версия о родстве религии и науки для меня пока не доказана.
Кстати, встречала и теории про единый исток научного и религиозного переживания-чувства.