Круг чтения мещан XVIII века

В данном случае мещане означает горожане, прямое значение слова. В предисловии к тертьему изданию "Живописца" 1775 года Николай Новиков, один из первых журналистов России, пишет, что издаются по несколько раз книги, которые просвещёнными людьми не читаются, а популярны только среди мещан. "Сии книги суть:
"Троянская история"
"Синопсис"
"Юности честное зерцало"
"Совершенное воспитание детей"
"Азовская история" и другие некоторые."

Две книги посвящены воспитанию детей, одна - античной истории, ещё одна - российской, а синопсис не знаю чему. Можно было бы сделать такой сборник - круг чтения в России во время восстания Емельяна Пугачёва.

@темы: книги, Новиков

---

Сумароков и его слава: литературная репутация как индикатор литературных процессов

Александр Сумароков — прозаик, поэт и драматург XVIII века, соперник Ломоносова на литературном Олимпе, основатель русского театра, был необычайно популярен среди читающей публики, однако произведения его стали устаревать уже при жизни. Последующие поколения не взяли у Сумарокова ничего, и уже во времена Пушкина его читательский успех был давно позади, и вплоть до наших дней сочинения Сумарокова переиздаются редко, в составе антологий и сборников, как страница истории литературы, которая заслуживает упоминания единственно в силу добросовестности исследователя.

Однако оценки Сумарокова в первой четверти XIX века отличаются особой резкостью: Карамзин выпускает словарь русских писателей, в котором нет статьи о Сумарокове, Жуковский его не любит, Пушкин пишет против него яростные инвективы… Если Сумароков всего лишь бездарный литератор, заслуженно забытый потомками, зачем сорок лет спустя свергать его с пьедестала? Это пристрастное отношение указывает на какой-то актуальный конфликт, на нерешённую проблему, которая всё ещё важна. Чтобы разобраться в этом вопросе, читайте статью Надежды Алексеевой, сотрудницы Отдела русской литературы ХVIII века Пушкинского дома, Санкт-Петербург.
Ссылка на сайте

oduvan.org/chtivo/stati/sumarokov-i-ego-slava-l...

@темы: Алексеева, русская литература, Сумароков

---

105 лет Льву Гумилёву

Выступаю сегодня на Радио Победа в передаче, приуроченной к дате. Будем обсуждать теорию этногенеза, пассионарность, антисистемы и что успеем.

@темы: Гумилев

---

Борхесовское

Известные строки Борхеса из рассказа "Анализ творчества Греберта Куэйна". Автор кратко описывает сюжет детективного романа:

"По прошествии семи лет я уже не в состоянии восстановить детали действия, но вот его план в обедненном (но и очищенном) моей забывчивостью виде: на первых страницах излагается загадочное убийство, в середине происходит неторопливое его обсуждение, на последних страницах дается решение. После объяснения загадки следует длинный ретроспективный абзац, содержащий такую фразу: ‘‘Все полагали, что встреча двух шахматистов была случайной». Эта фраза дает понять, что решение загадки ошибочно. Встревоженный читатель перечитывает соответственные главы и обнаруживает другое решение, правильное. Читатель этой необычной книги оказывается более проницательным, чем детектив."

Здесь Борхес оказался точным, как и во многих других случаях. Сейчас игры с читателем ведутся постоянно, но конкретных имён я не припомню. Если вы знаете автора, который так делает, напишите здесь, буду благодарна.

@темы: Борхес

---

Дискриминационная война как оборотная сторона либерализма

Одуванчик публикует окончание статьи В. Л. Толстых «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии».

Начало и продолжение в предыдущих постах

9. Миф о войне повлиял на формирование важнейших международно-правовых концепций, к числу которых относятся права человека, наднациональность, вмешательство, дискриминационная война, свобода торговли. Все они являются объектами критики со стороны марксистских и консервативных учений.

В правах человека либерализм усматривает главный инструмент контроля над государством и главный политический механизм индивидуального самоопределения. Марксистская критика рассматривает права человека как инструмент отчуждения и господства; основания данной критики были сформулированы еще самим К. Марксом: «… Ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т.е. как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого».[1] Консервативная критика подчеркивает обессмысливание прав человека в условиях разрушения коллективной идентичности; Х. Арендт пишет: «Фундаментальное лишение человеческих прав сперва и прежде всего проявляет себя в утрате места в мире, которое делает мнения значительными и действия результативными. Нечто куда более глубокое, чем свобода и справедливость, кои суть лишь гражданские права, находится под угрозой, когда принадлежность к сообществу, где человек родился, больше не признается естественным делом…»[2].

Наднациональность рассматривается либерализмом как средство преодоления политического, как альтернативный способ организации общества, основой которого является не власть, а функция, реализуемая техническими специалистами; функционалистская теория изложена в работах Д. Митрани и Э. Хааса. Консервативная критика в основном обращена против вытекающего из наднациональности мультикультурализма, определяемого как несущего в себе угрозу традиционным ценностям.[3] В более общем плане основаниями для критики функционализма выступают его неспособность сформировать гармоничное сообщество с фиксированной культурой, а также недемократичность и непрофессионализм наднациональных элит.[4]

Вмешательство определяется либерализмом как средство защиты прав человека и корректировки нормальной работы государственного механизма, предотвращающее его деградацию в сторону тоталитаризма. Марксизм традиционен в своем понимании вмешательства как формы неоколониализма, направленной на подчинение или разрушение государства с целью дальнейшего извлечения экономической выгоды. Отношение консерватизма к вмешательству является менее артикулированным: негативными аспектами вмешательства видятся пренебрежение собственными политическими и моральными ценностями (Р. Кирк), а также его неэффективность в долгосрочном плане (консерватизм признает, что порождаемые вмешательством коллективные формы являются более агрессивными, чем те, которые были разрушены[5]).

Дискриминационная война, т.е. война против абсолютного врага, является войной, организуемой либерализмом против своих идеологических противников. Абсолютизация врага является обратной стороной сакрализации исповедуемых либерализмом политических ценностей. Дискриминационная война является тотальной с точки зрения цели, которой может быть только полное уничтожение противника, и с точки зрения средств, включающих в себя помимо собственно военных, экономические и идеологические инструменты. В рамках концепции дискриминационной войны враг понимается как преступник, который должен быть привлечен к уголовной ответственности. Концепция дискриминационной войны была предложена Э. Юнгером и К. Шмиттом, они же и сформулировали ее критику. К. Шмитт отмечает: «Такие войны – это войны, по необходимости, особенно интенсивные и бесчеловечные, ибо они, выходя за пределы политического, должны одновременно умалять врага в категориях моральных и иных и делать его бесчеловечным чудовищем, которое должно быть не только отогнано, но окончательно уничтожено, то есть не является более только подлежащим водворению обратно в свои пределы врагом».[6]

Принцип свободной торговли рассматривается либерализмом как обеспечивающий удовлетворение человеческих потребностей вне сферы политического и как устанавливающий общий интерес, устраняющий и успокаивающий противоположные притязания. Марксистская критика данного принципа сформулирована еще в «Манифесте коммунистической партии»; ее суть сводится к тому, что свободная торговля неизбежно ведет к концентрации капитала и власти в одних руках и к обнищанию масс. Консерватизм пытается объяснять негативные следствия свободной торговли недостаточным контролем со стороны государства и недостаточным учетом социально-экономических аспектов.[7]

10. Основным выводом международно-правового характера, вытекающим из предыдущего пункта, является вывод об относительности и дискуссионности концепций, фундируемых либеральным мифом о войне. Это, в свою очередь, заставляет задуматься о необходимости разработки элементов международного права, фундируемых альтернативными либерализму марксистскими и консервативными интерпретациями. Наиболее значимыми из них являются следующие:

А) Элементы, ограничивающие свободный рынок и полномочия экономических организаций: право на самостоятельное определение экономической системы, государственный протекционизм и нетарифное регулирование, международная ответственность корпораций, ограничения экономических санкций, право на самостоятельное определение условий использования международных кредитов, — все это наряду с развитием элементов, предусмотренных правом развития;

Б) Элементы, направленные на решение национального вопроса: право на автономию и сецессию, право на язык, гарантии защиты национальной культуры (в т.ч. от непрямого воздействия), принцип делимитации в соответствии с границами расселения этносов (особенно в случае формирования новых государств, как дополнение к принципу uti possidetis iuris), определение гражданский войн как войн за территорию, а не против абсолютного противника;

В) Элементы, обеспечивающие уважение к политическим, идеологическим и культурологическим приоритетам (принцип мирного сосуществования); элементы, устанавливающие институциональные и процессуальные рамки обсуждения идеологических проблем, в т.ч. связанных с недостаточностью либеральной парадигмы; запрет политического прозелитизма;

Г) Запрет дискриминационной войны, т.е. войны, сопряженной с моральной дискредитацией противника (практикой «naming and shaming») и направленной на полное уничтожение его политических структур[8]; реабилитация внимания к проблеме законной причины войны (iusta causa); специальные режимы мирных договоров и международной ответственности воюющих сторон;

Д) Элементы, ограничивающие пропаганду: право ограничивать вещание и требовать пересмотра редакционной политики в случае ее очевидной пропагандистского уклона, предполагающего вездесущность, тоталитарность, целенаправленность, манипулятивность, способность к извращению фактов (но не обязательно прямую дезинформацию);

Е) Элементы, ограничивающие развитие технологий и изменяющие отношение к технике за пределами существующих контекстов экологического права и права вооруженных конфликтов[9].

Речь не идет о формировании утопической программы радикального и быстрого преобразования международного права. В перспективе, конечно, можно надеяться, что международное право сыграет свою роль в переходе человечества к новым формам политического устройства, новому экономическому укладу и новому восприятию мира. Пока, однако, вопрос стоит уже и заключается в рассмотрении упущенных возможностей, восполнении пробелов и обсуждении альтернативных вариантов развития.

11. Организация правовой дискуссии о войне является крайне сложной задачей в силу нескольких причин. Во-первых, война – слишком трагическое явление, чтобы мыслить его в позитивных категориях, — при приближении к проблеме рассудок неизбежно сталкивается с чем-то, что ломает привычные формы мышления и требует иррационального объяснения.[10] Во-вторых, давление существующего дискурса является слишком сильным: помимо того, что он апеллирует к общечеловеческим ценностям, сама среда, в которой мы мыслим, и сам язык, которым мы мыслим, сформированы им и предрасполагают нас к принятию существующей версии; любая критика, таким образом, оборачивается лишь еще одним аргументом в ее пользу.[11] В-третьих, подвергая сомнению либеральный миф, мы восстаем против своей собственной послевоенной истории, сформированной этим мифом, разрушаем самих себя как часть этой истории, что противоречит естественному стремлению к самосохранению.

Тем не менее, какой бы трудной ни была дискуссия, мы обязаны в нее вступить, поскольку зло, присутствующее в этом мире, оказывается удивительным образом похожим на то зло, которое было преодолено, — непонимание его природы может сделать нас и будущие поколения его жертвами. В этой связи закончить это рассуждение стоит словами Э. Манделя: «Объяснять фашизм и Холокост – значит укреплять нашу способность к отрицанию, к негодованию, к ненависти и непримиримой оппозиции, к сопротивлению и бунту против возможного возрождения фашизма и других античеловеческих доктрин и практик. Это базовый, необходимый элемент политической и моральной гигиены» [12].

[1] Маркс К. К еврейскому вопросу // ПСС. Издание второе. Т. 1. М.: Государственное издательство политической литературы. 1955. С. 401.

[2] Арендт Х. Указ. соч. С. 396.

[3] См., например: Саррацин Т. Германия: самоликвидация. Пер. с нем. Т.А. Набатниковой. М.: Рид Групп, 2012.

[4] Подробнее см.: Толстых В.Л. Функционализм: основные положения и критика // Российский юридический журнал. 2015. № 5.

[5] Бенуа А. де. Против либерализма. СПб., Амфора, 2009. С. 161.

[6] Шмитт К. Теория партизана. Пер. Ю.Ю. Коринца. М.: Праксис, 2007. С. 140. Э. Юнгер высказывает близкую точку зрения: «…В наше время ни одна держава не осмеливается открыто заявить о нападении на другую державу, а наоборот, говорит об оборонительной войне, целью которой провозглашается не победа, а мир, прогресс, цивилизация или любая другая гуманитарная ценность. …Получается так, что противник выступает не как враг в естественном или рыцарском смысле, а именно как противник всех вышеупомянутых ценностей, то есть как противник человечества как такового. Отсюда вытекает подлая и (в ином, не гуманитарном смысле) бесчеловечная ложь» (Введение к фотоальбому «Здесь говорит враг» (1931) // Указ. соч. С. 249).

[7] Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. Пер. с англ. Г.Г. Пирогова. М.: Национальный общественно-научный фонд, 2003.

[8] По своей природе данный запрет относится скорее к международному гуманитарному праву, чем к праву международной безопасности.

[9] Среди имеющихся разработок можно отметить программу Ж. Эллюля, в соответствии с которой необходимая технико-политическая революция должна включать пять направлений: 1) Перестройка производственных мощностей западного мира с целью оказания даровой помощи «третьему миру»; 2) Решимость не применять власть и силу; 3) Всестороннее развертывание способностей и диверсификация занятий; 4) Резкое сокращение рабочего времени; 5) Измерение прогресса не возрастанием числа произведенных ценностей, а количеством сэкономленного человеческого времени (Другая революция. Пер. В.В. Бибихина // Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986. С. 147-152).

[10] Т. Адорно писал следующее по поводу императива, требующего неповторения войны: «Обсуждать его дискурсивно – кощунство; в этом императиве чувствуется вживую момент того, что дополняет (Hinzutretende) нравственное. Вживую, потому что перед нами не что иное как ставшее практикой отвращение, которое испытываешь, наблюдая невыносимую физическую боль; отвращение переживают индивиды, а затем и сама индивидуальность, которая стремится исчезнуть как форма рефлексии (Негативная диалектика. С. 326.).

[11] Ж. Бодрийяр пишет по поводу Холокоста: «Эти вещи не были поняты в те времена, когда мы имели для этого возможность. Отныне они уже не будут поняты никогда. Не будут поняты потому, что такие основные понятия, как ответственность, объективная причина, смысл (или бессмыслица) истории исчезли или находятся в процессе исчезновения. Эффекты нравственного и коллективного сознания стали слишком опосредованы…» (Прозрачность зла. Пер. с фр. Л. Любарской и С. Марковской. М.: Добросвет, 2000. С. 135).

[12] Мандель Э. О материальных, социальных и идеологических предпосылках нацистского геноцида.

oduvan.org/chtivo/stati/diskriminatsionnaya-voy...

@темы: миф, дискриминационная война, либерализм, Толстых

---

Тоталитаризм без причин и следствий. Продолжение статьи В. Л. Толстых "Миф о войне...

Начало в предыдущем посте.

5. Вторая мировая война дискредитировала миф Просвещения, наглядно показав, что результатом социального давления могут быть газовые камеры и ковровые бомбардировки. Просвещение, однако, сумело оправдаться посредством создания мифа о войне, редуцировавшего этот и целый ряд других аспектов и возложившего всю полноту ответственности на Гитлера и его окружение. Немецкий народ перестал рассматриваться как коллективный преступник и стал жертвой, — его вовлеченность в войну была интерпретирована как результат чудовищного обмана. Возложение ответственности на нацистскую верхушку имело своим следствием общую стигматизацию политической сферы, центром которой является государство. Любое усиление государства, выраженное в попытке консолидации общества или использовании чрезвычайных полномочий, отныне рассматривается как тоталитарная тенденция, которой следует противодействовать, используя все возможные инструменты.
С разоблачением чудовищного обмана нацизма и искоренением индивидуального зла массы оказываются просвещенными, очищенными от подозрений и защищенными от повторения своей ошибки.[1] Социальное давление, таким образом, снова реабилитировано, равно как и политические и правовые формы, создающие процедурные рамки для его осуществления. Более того, просвещенность масс легитимирует их еще большую роль в политике (сравнительно с той ролью, которую они играли до войны). Ю. Хабермас формулирует данный тезис следующим образом: «…Преодоление фашизма образует особую историческую перспективу, из которой следует понимать постнациональную идентичность, сформированную на универсалистских принципах правового государства и демократии».[2] Сомнения здесь вызывает очевидная несоразмерность между онтологическим характером ужаса Холокоста и политическим характером извлекаемых из него уроков, — получается, что главный из них состоит в необходимости соблюдения законов и участии в выборах.
Обратной стороной стигматизации политической сферы является идеализация неполитической сферы, т.е. сферы экономических отношений, и создание благоприятных условий для экспансии рыночных механизмов социального регулирования. Значение рынка, таким образом, выходит за пределы товарно-денежного обмена, — рынок становится основанием общего и индивидуального процветания и счастья. На доктринальном уровне эта идея, впервые высказанная еще Р. Кобденом в середине XIX в.[3], раскрывается в работах Л.Ф. Мизеса и Ф.А. фон Хайека. Нетрудно заметить, что в своих главных следствиях миф о войне резонирует с политической и экономической программой либерализма, создавая условия для ее тотального господства.
6. Для того, чтобы отсечь политическое от неполитического, стигматизировать первое и оправдать второе, Просвещение было вынуждено вывести политическое за пределы рационального и тем самым отчасти опровергнуть само себя. Тоталитаризм представлен мифом о войне как зло, вошедшее в этот мир откуда-то извне и являющееся источником себя самого. Он не является немецким, западным, капиталистическим, технологическим или любым иным описываемым синтетическим способом феноменом, — он является тоталитарным. Эту особенность наглядно иллюстрирует образ Гитлера, целостный и наполненный только в контексте Холокоста и утрачивающий эти качества в любых иных контекстах.
Иррациональностью тоталитаризма объясняется аналитический характер большей части его исследований: Ф.А. фон Хайека (тоталитаризм как государственный контроль над экономикой и плановая организация общества)[4]; К. Поппера (фашизм как деятельность племенного или «закрытого» общества)[5]; Э. Джентиле (фашизм как сакрализация политики)[6]; Р. Гриффина (фашизм как палингенетический ультранационализм)[7]; К. Фридриха и З. Бжезинского (шесть признаков: одна идеология, однопартийность, использование террора и др.)[8], У. Эко (четырнадцать признаков: традиционализм, неприятие модернизма, культ действия и др.)[9] и пр.; как справедливо отмечает Дж. Агамбен, «разыскания Арендт практически не получили какого-либо продолжения»[10]. Будучи аналитическими, данные исследования не дают нового знания (И. Кант) и не позволяют приблизиться к пониманию современных проблем.
Другой стороной иррациональности тоталитаризма является его случайный характер: тоталитаризм не является ни причиной, ни следствием, он не вытекает ни из одного из предшествующих событий и не трансформируется ни в одно из событий последующих. Данное заключение не только снимает подозрение с западных институтов, но и восстанавливает весь ход западной истории (этот момент хорошо почувствовал С. Жижек в своей критике Ю. Хабермаса: «фашистские режимы для него являются случайным отступлением (задержкой, регрессом), которое не затрагивает основную логику модернизации» [11]). В каком-то смысле оно выражает неизбежное стремление к самосохранению: полноценная жизнь общества, допускающего, что именно оно несет ответственность за Холокост, является невозможной.
Иррациональность тоталитаризма во многом объясняет то безразличие, с которым современные защитники мира относятся к последствиям своей борьбы с ним: если тоталитаризм является внешним по отношению к любой среде, значит, его искоренение не должно иметь негативных последствий для экономики и социальной сферы; если же таковые все же имеют место, их надлежит рассматривать в качестве остаточных явлений. Здесь же есть и объяснение момента реакции: если тоталитаризм приходит из ниоткуда, — значит, его приближение нельзя заметить и ему нельзя противодействовать на ранних этапах его созревания. Если война является злым волшебством, то она может быть преодолена только добрым волшебством, которое невозможно организовать.
7. Резюмируя, можно сказать, что существующий миф о войне является либеральной (разделяющей политику и экономику); редуцированной (учитывающей только некоторые аспекты); аналитической (стремящейся к определению события как такового); иррациональной (апеллирующей к случайному) идеей. Альтернативу ей составляют марксистская[12] и консервативная идеи войны.
В отличие от либерализма марксизм не редуцирует экономические, технологические и культурологические аспекты войны и видит в них главную причину катастрофы. Экономические предпосылки раскрываются традиционным марксизмом следующим образом: неизбежная для капитализма неравномерность экономического развития приводит к тому, что новое соотношение сил не соответствует распределению сфер влияния; война является способом перераспределения данных сфер; ее дополнительной причиной является стремление капитализма устранить противоположную ему социально-экономическую систему социализма[13]; фашизм определяется как «особая форма классового господства буржуазии»[14].
Технологические аспекты раскрываются в исследованиях Франкфуртской школы. По мнению В. Беньямина, если естественное использование производительных сил сдерживается имущественными отношениями, то нарастание технических возможностей вынуждает к их неестественному использованию; они находят его в войне, которая своими разрушениями доказывает, что общество еще не созрело для того, чтобы превратить технику в свой инструмент; империалистическая война — это мятеж техники, предъявляющей требования, для реализации которых общество не дает естественного материала.[15] Г. Маркузе делает акцент на роли техники как инструмента социального контроля.[16] Э. Мандель ограничивается более простым тезисом о том, что Холокост был помимо прочего продуктом все более выходящей из-под контроля со стороны человеческого разума капиталистической промышленности, движимой все более ожесточенной конкуренцией.[17]
8. Консерватизм в значительной степени игнорирует экономические и технологические аспекты, — внимание к ним интерпретируется им как свидетельствующее о глубинной общности либерализма и марксизма (со своей стороны, последние упрекают консерватизм в предрасположенности к национализму). Консерватизм обращен к политическому, которое, по его мнению, должно выстраиваться на основе учета существующих традиций. Консерватизм придает большое значение национальной и иной коллективной идентичности, обеспечивающей самоидентификацию индивидов, и предлагает иное понимание нации, — не как математического множества, а как тела, внутри которого есть неоднородность и иерархия. Отсюда следует признание необходимости государственного регулирования, осуждение вмешательства во внутренние дела, уважение к религии.
Консервативная идея войны в общих чертах выглядит следующим образом: война является результатом сбоя в политическом (в этой части есть совпадение с либерализмом); данный сбой проявляется в разрушении внутренний иерархии общества и формировании массовых движений изолированных индивидов; причинами сбоя являются подрыв традиционных ценностей, вызванный распространением эгалитарных либеральных и марксистских идей, и/или унижение нации.
Консерватизм не обладает внутренним единством, каждый автор пытается построить собственную систему, часто отличающуюся национальной спецификой. Исследований, отражающих консервативное представление о фашизме, тоталитаризме и войне, — немного; среди имеющихся следует упомянуть работы представителей немецкого и итальянского консерватизма: К. Шмитта (концепция номоса, понятие дискриминационной войны)[18], Х. Арендт (тоталитаризм как массовое движение изолированных обывателей)[19], Г. Рормозера (фашизм как реакция на кризис либерализма, не обеспечивающего признания)[20], Ф. Нитти (война как реакция на национальное унижение Германии)[21], Ю. Эволы (фашизм как реакция на кризис идеи государства, разграничение итальянского фашизма и немецкого национал-социализма)[22].
[1] Э. Юнгер иронизирует в связи с этим: «Но если конфликт все же возник, например, разразилась война или было совершено преступление, то он трактуется как заблуждение, повторения которого можно избежать с помощью воспитания или просвещения. Заблуждения якобы появляются только потому, что людьми еще не вполне осознаны факторы, влияющие на грандиозную калькуляцию, в результате которой должно получиться полностью гомогенное население земного шара — принципиально доброе и разумное, а потому всецело защищенное человечество» (Об опасности (1931) // Националистическая революция. Политические статьи 1923-1933. Пер. с нем. А. Михайловского. М.: Скименъ, 2008. С. 254).
[2] Хабермас Ю. Политические работы. Пер. с нем. Б.М. Скуратова. М.: Праксис, 2005. С. 141.
[3] «…В принципе свободы торговли я вижу силу, которая в нравственном мире будет действовать так же, как закон всемирного тяготения во Вселенной, — сближая людей, устраняя вражду, вызываемую различием рас, религий и языков, соединяя нас узами вечного мира» (Цит. по: Линдси Б. Глобализация: повторение пройденного. Неопределенное будущее глобального капитализма. М.: Альпина Бизнес Букс, 2006. С. 108).
[4] Хайек Ф.А. фон. Дорога к рабству. Пер. с англ. М. Гнедовского. М.: Новое издательство, 2005.
[5] Поппер К. Открытое общество и его враги (в 2-х томах). М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992.
[6] Джентили Э. Фашизм, тоталитаризм и политическая религия: определения и критические размышления над критицизмом интерпретации. gefter.ru/archive/10519.
[7] Griffin R. The Nature of Fascism. Psychology Press, 1991. В другой работе Р. Гриффин рассматривает фашизм как политический вариант модернизма (Griffin R. Modernism and Fascism: The Sense of a Beginning under Mussolini and Hitler. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2007).
[8] Friedrich C.J. and Brzezienski Z.K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Second Edition. New York : Praeger, 1965.
[9] Эко У. Вечный фашизм // Пять эссе на темы этики. Пер. с итал. Е. Костюкович. СПб.: Симпозиум, 2005.
[10] Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М.: Европа, 2011. С. 10.
[11] Жижек С. 13 опытов о Ленине. Пер. с англ. А. Смирнова. М.: Ад Маргинем, 2003. С. 182.
[12] «Величайшее интеллектуальное притяжение марксизма состоит в его (на сегодняшний день уникальной) способности достигать рационального, всеобъемлющего и гармоничного соединения всех наук об обществе» (Мандель Э. Почему я марксист. Пер. К. Медведева. www.redflora.org/2012/02/blog-post_17.html).
[13] Подробнее см.: История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг. Том 1. Подготовка и развязывание войны империалистическими державами. M.: Воениздат, 1960. С. XVI-XVII. Примерно на такой же позиции стоял Л.Д. Троцкий (Бонапартизм, фашизм и война. revkom.com). В исследованиях В.Ю. Катасонова делается акцент на подрывной роли международного финансового капитала (Англо-американские хозяева денег как организаторы Второй мировой войны. www.russiapost.su/archives/47929; Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации» М.: Институт русской цивилизации, 2013).
[14] XIII пленум ИККИ. Стенографический отчет. М., 1934. С. 589.
[15]Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. forlit.philol.msu.ru/Pages/Biblioteka_Benjamin.....
[16] «…Неразрешенный конфликт между производственным потенциалом общества и его деструктивным и репрессивным использованием неизбежно ведет к усилению власти аппарата над населением… Таким образом, система тяготеет одновременно к тотальному администрированию и к тотальной зависимости от администрирования» (Маркузе Г. Одномерный человек. Пер. с англ. А.А. Юдина. М.: АСТ, 2009. С. 60).
[17] Мандель Э. О материальных, социальных и идеологических предпосылках нацистского геноцида. Пер. К. Медведева. www.redflora.org/2012/05/blog-post_9976.html
[18] Шмитт К. Номос Земли в праве народов jus publicum europaeum. Пер. с нем. К. Лощевского и Ю. Коринца под ред. Д. Кузницына. СПб., Владимир Даль, 2008.
[19] Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: Центрком, 1996. Сама Х. Арендт не считала себя консерватором.
[20] Рормозер Г. Кризис либерализма. Пер. с нем. А.А. Френкина. М.: Институт философии Российской академии наук, 1996.
[21] Нитти Ф. Европа без мира. Пер. с ит. М. Павловича. Петроград – Москва: Издательство «Петроград», 1923.
[22] Эвола Ю. Фашизм: критика справа. Пер. с итал. В. В. Ванюшкиной. М.: Реванш, 2005.

oduvan.org/chtivo/stati/totalitarizm-bez-prichi...

@темы: Вторая мировая война, миф, тоталитаризм, Толстых

---

«Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии»

Одуванчик начинает публикацию статьи В. Л. Толстых «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии»

Автор определяет вторую мировую войну как идею, влияющую на формирование правовой идеологии. В этом своем качестве война является мифом, т.е. событием, имеющим высший, трансцендентный статус по отношению к реальности. Как и любой другой миф, миф о войне является результатом избирательного редуцирования исторического события. Направленность редуцирования задается просветительскими и либералистскими установками; в итоге миф стигматизирует сферу политического и оправдывает сферу неполитического. Оппозицию существующему мифу составляют марксистский и консервативный подходы; их использование может способствовать формированию новых элементов международного права. Общий вывод состоит в необходимости рассмотрения упущенных возможностей, восполнения пробелов и обсуждения альтернативных вариантов.

Предлагаем вашему вниманию первую часть статьи «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии». Призываем к обсуждению и дискуссии!

***
1. Влияние второй мировой войны на развитие международного права почти всегда рассматривается в линейной перспективе, в рамках которой война предшествует современному международному праву, соотносится с ним как причина и следствие. Кроме того, внимание исследователей часто концентрируется на внешних проявлениях послевоенного порядка (новых институтах, договорах, принципах и нормах). Такой подход — уместен, но не всегда достаточен, поскольку он игнорирует текущее значение уроков войны; не раскрывает механизм, посредством которого эти уроки воплощаются в правовую действительность; и создает обманчивое впечатление прямой связи между войной и ее юридическими последствиями.
Значение войны как международно-правовой категории выходит за пределы фактологического уровня: война является не только единичным историческим событием, но и сильнейшей идеей, обладающей способностью к регулятивному воздействию («формой отражения внешнего мира, включающей в себя сознание цели и перспективы его дальнейшего познания и практического преобразования»[1]). В этом качестве война включена в правовую идеологию, «выражающую систематизированное и целенаправленное («концептуальное») отношение людей к действующему и желаемому праву»[2].

Будучи элементом правовой идеологии, война задает нормотворческую программу, в основе которой лежит требование «мыслить и поступать таким образом, чтобы Освенцим не повторился…»[3], формирует образ общественных отношений, устанавливает связь между нормами и отношениями (т.е. обеспечивает толкование). Будучи базовым элементом, война влияет на другие идеи, выступает в качестве их своеобразного фильтра и в этом смысле формирует дискурс международного права, т.е. «конечный набор совокупностей, ограниченный уже сформулированными лингвистическими последовательностями»[4].

2. Историческое событие, ставшее устойчивой идеей и соотносящееся с несвязанными событиями, является мифом. Понятие «миф» в данном случае предполагает не отрицание реальности исторического события, а его высший и трансцендентный статус по отношению к реальности других событий. Данный статус позволяет мифу влиять на образ других событий, перестраивать их по своему образцу. Миф как бы накладывается на другие события: возникающий эффект можно сравнить с совмещением фотографий, когда контур более раннего объекта съемки переходит в контур более позднего объекта.

Образуя контур других событий, миф тем самым объясняет их, выполняет функцию их знака. Гносеологическое значение данного знака обусловлено тем, что миф, в отличие от образа объясняемого события, уже знаком воспринимающему субъекту. К. Леви-Стросс писал: «Миф всегда относится к событиям прошлого: «до сотворения мира» или «в начале времен» — во всяком случае, «давным-давно». Но значение мифа состоит в том, что эти события, имевшие место в определенный момент времени, существуют вне времени. Миф объясняет в равной мере как прошлое, так и настоящее и будущее».[5]

Оптика мифа всегда дает одну и ту же картину, не всегда находящуюся в прямой связи с реальностью; функция новых фактов состоит лишь в инициировании действия мифа, но не в определении его результатов. В этом смысле миф обесценивает реальность, сводя ее значение к значению собственной гипотезы. Р. Барт писал по этому поводу: «Функция мифа — удалять реальность, вещи в нем буквально обескровливаются, постоянно истекая бесследно улетучивающейся реальностью, он ощущается как ее отсутствие».[6]

Способность к подчинению фактов является свойством, определяющим нормативность мифа. Данная способность усиливается с каждым случаем применения мифа, поскольку предлагаемое объяснение становится все более и более знакомым. Преодоление мифа, таким образом, становится крайне сложной задачей, требующей не только разоблачения несоответствия между мифом и реальностью, но и преодоления привычки.

3. Мифологизация предполагает редуцирование исторического события, т.е. отсечение и последующее игнорирование некоторых его аспектов. Редуцирование обусловлено объяснительной функцией мифа: историческое событие не может претендовать на совпадение с реальностью во всех своих частностях, оно может совпадать с ней лишь в главных чертах, т.е. в контуре. Редуцирование, таким образом, является предпосылкой и условием регулятивного воздействия мифа.

Редуцирование мифа является творческим и избирательным процессом, на результаты которого влияет не только реальность исторического события, образующего основу мифа, но и две другие реальности: реальность, предшествующая или параллельная мифу, и реальность будущая. Обе эти реальности формируют предпочтения и ожидания, неизбежно влияющие на содержание мифа, который, таким образом, оказывается с неизбежностью пристрастным.

Редуцирование ставит вопрос о качестве мифа, критерием которого видится не только погруженность наблюдателя в реальность исторического события, но также истинность идей, сформированных в результате осмысления двух других реальностей. Некачественный миф не только обесценивает реальность, но и уничтожает ее.

4. Миф претендует на абсолютную истинность и в этой связи задает одно из важнейших свойств позитивного права – его определенность, которая позволяет праву целенаправленно воздействовать на реальность посредством волевого усилия, а не просто отражать и интерпретировать ее, как это делают философия или язык. Благодаря мифу отношения между правом и реальностью приобретают характер отношений между порядком и хаосом, мужским и женским, формой и содержанием, идеей и материей.

Мифологический уровень права образуется историческими событиями, религиозными представлениями и научными доктринами. Первые два вида мифов – широко известны; открытие третьего – заслуга представителей Франкфуртской школы социальных исследований — Т. Адорно и М. Хоркхаймера: «Мир как гигантское аналитическое суждение… есть явление того же пошиба, что и космический миф, связывавший смену весны и осени с похищением Персефоны». Сущностью мифа Просвещения является вера в человека: «Согласно Просвещению, все множество мифологических фигур может быть сведено к одному и тому же знаменателю, все они редуцируются к субъекту».[7]

Миф в виде исторического события или религиозного представления определяет индуктивное нормотворчество: он представляет собой частное суждение, на основе которого вырабатываются общие суждения. Миф Просвещения дискредитирует любое единичное частное суждение: он представляет собой метод конструирования правовой реальности на основе множества суждений, путем «социального давления»[8], и, как результат, делает акцент на процедурных критериях в ущерб критериям ценностным. Миф Просвещения является основой аналитической традиции права, — пожалуй, наиболее влиятельной традиции современности[9]; ее «процедурные» выводы разделяются Ю. Хабермасом.

[1] Философская энциклопедия. Под ред. Ф.В. Константинова. В 5 т. Т. 2. Автор статьи – Н. Копнин. М.: Советская энциклопедия. С. 234.

[2] Алексеев С.С. Проблемы теории права. Курс лекций. Т. 1. Основные вопросы общей теории социалистического права (1972 г.) // Собрание сочинений в десяти томах. Т. 3. М.: Статут, 2010. С. 170.

[3] Адорно Т.В. Негативная диалектика. Пер. с нем. Е.Л. Петренко. М.: Научный мир, 2003. С. 325-326.

[4] Фуко М. Археология знания. Пер. с фр. С. Митина, Д. Стасова. Киев: Ника-Центр, 1996. С. 29.

[5] Леви-Стросс К. Структурная антропология. Пер. с фр. В.В. Иванова. М.: Астрель, 2011. С. 242.

[6] Барт Р. Мифологии. Пер. с фр. С. Зенкина. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1996. С. 270.

[7] Адорно Т., Хоркхаймер М. Диалектика просвещения. Философские фрагменты. Пер. М. Кузнецова. СПб., 1997 // Электронная публикация: Центр гуманитарных технологий. 21.03.2011. URL: gtmarket.ru/laboratory/basis/5521

[8] Харт Г.Л.А. Понятие права. СПб., Издательство С.-Петербургского университета, 2007. С. 92.

[9] Общий обзор см.: Дидикин А.Б. Формирование аналитической традиции в современной философии права // Scholae. Философское антиковедение и классическая традиция. 2010. Вып. 1. Т. 4. С. 149-165.

oduvan.org/chtivo/stati/mif-o-voyne-kak-tsentra...

@темы: мифология, война, миф, Владислав Толстых, тоталитаризм

---

Весна-лето 2017

Окончание

5. "Город героев". Чудесный смешной мультфильм, первая половина просто великолепна, даже неизменное стремление западной культуры представить учёного как волшебника и шоумена держится в рамках. Со второй половины оно берёт верх, магия побеждает науку, учёный не может делать добрые дела, не напялив суперменский костюм, и заключаются эти добрые дела в старой доброй драке со злодеем лицом к лицу. Лаборатория не мастерская, как полагал Базаров, а цирк, где делают фокусы (если это не экономическое предприятие, где делают деньги).

6. Настоящий детектив.
Очень хвалили самые разные люди, начала смотреть. Очень меня напрягают катарские комментарии, которые главный герой отпускает каждые полчаса экранного времени по всем ключевым вопросам.

- У вас есть дети?
- Трое.
- Это какое самомнение надо иметь, чтобы затащить живую душу сюда, в эту мрачную вселенскую помойку!

- Моя дочь погибла в автокатастрофе. Она избавила меня от греха быть отцом.

- Лучше умереть в детстве, пока ещё не начал ничего понимать. Потом всё, жизнь тебя потрепала, ты уже грязный (напоминаю, что катар означает чистый)

- Я убеждаю себя, что я только наблюдатель в этой жизни, я сам в ней не участвую.

Любое иpложение катарской доктрины, хоть у Шафаревича shafarevich.voskres.ru/a4.htm, хоть у Ле Руа Ладюри www.rulit.me/author/ladyuri-emmanuel-le-rua/mon..., содержит эти основные пункты. Что будет дальше, я не знаю, но пока главный герой, красавец и интеллектуал, высказывается именно так. Может, идея в том, что несмотря на свои взгляды, он делает доброе дело и защищает людей от зла?

Ну и конечно, если моральные и религиозные идеи создают общественные нормы поведения,которые объективируются в артефактах и формах социального взаимодействия, то возможно, наблюдая реализованные в обществе формы общественного поведения, пройти обратным путём - построить эмпирически теологию, которая бы всё окружающее описывала. Из западной культуры самый умный из персонажей вычитывает такую теологию, катарскую. Надеюсь, не в этом причина популярности сериала, затмившего "Игру престолов"

@темы: фильмы, катары, Настоящий детектив

---

Весна-лето 2017

Продолжение

3. "Космобиолухи" Ольги Громыко. Прочитала весь цикл, очень понравилось, больше всего конечно Ден со сгущёнкой, а ещё Маша и шоаррские инструкции. Фантастический мир произведений конечно ужасен: рабство там системообразующий фактор как общества, так и сюжета. Я всё ожидала, как же разрешится главная проблема разумных киборгов и как всё устроится в том же светлом ключе. Устроилось следующим образом: главная компания работорговцев финансировалась ворованными деньгами, то есть при её ликвидации ни один честно заработанный капитал не пострадал; военным резко перестали быть нужны дешёвые солдаты, богачам - дешёвая прислуга, бандитам - пособники, с которыми не надо делиться. Учёные стали с энтузиазмом проявлять научную добросовестность, миллиардеры в ужасе отшатнулись от денег, сделанных на работорговле, СМИ радостно включились в кампанию по очеловечеванию вчерашних рабов и наступила полная благодать, весёлая и интересная жизнь для всех! Ну а так-то очень живо, мило и хочу на бумаге!

4. Ещё одно произведение про киборгов - сериал "Почти человек". 13 серий, очень динамично и эффектно, я искренне благодарна всем тем, кто мне его советовал, некоторые ещё до войны. В каждой серии - новое дело, которое ведут напарники - человек и киборг. С юмором, впечатляет, но больше всего меня впечатлил сайт Киного, на котором мы смотрели сериал, когда предлагал посмотреть похожие фильмы: там высвечивались "Идеальный хозяин", "К9. Собачья работа" и что-то ещё про домашних питомцев. Так сказать, чтобы не расслаблялись и видели, в каком мире мы живём.

Продолжение следует....

ninaofterdingen.livejournal.com/680026.html

@темы: книги, фильмы, Космобиолухи, Громыко, Почти человек

---

Весна-лето 2017

Обзор прочитанного-просмотренного

1. Баграт Шинкуба. Последний из ушедших. Роман советского абхазского автора о махаджирах - мусульманских народах, которые переселялись с Кавказа в Турцию в конце XIX века. Махаджир и переводится как ушедший. Главный герой - последний из целого народа, переселившегося в мусульманскую страну, и единственный, сохранивший прежнее самосознание. Очень хорошо написана, очень страшная тема. Межкультурное взаимодействие как оно есть.

2. Алехо Карпентьер. Век Просвещения. Отличная книга. Я её читала лет двадцать назад, сейчас перечитывала по методу Пьера Менара: от прочитанного когда-то осталось очень смутное ощущение, что всё кончится плохо, а основные сюжетные коллизии выпали из памяти. Осталось ещё чувство, что книгу стоит перечитать, и оно было правильным. Единственное запомнившееся настроение оттуда - вечный отпуск, как я это теперь называю: первая часть, когда два брата и сестра остаются сиротами после смерти отца, и поскольку им уже лет по двадцать и они могут жить как хотят, устраивают себе мечту: огромный дом со множеством комнат, заваленный книгами, музыкальными инструментами, физическими приборами, красивыми вещами, можно весь день валяться в постели и ложиться за полночь, никуда не надо выходить, потому что слуги приносят любую еду и всё необходимое, можно выписывать журнали и новые книги, музицировать, делать опыты, читать, лёжа в гамаке, и так целый год. Дальнейшие приключения героев совершенно выветрились из памяти, но эта картина полного блаженства стала самым ярким в мировой литературе описанием именно моего счастья.

Роман показывает, как много иррационального реализовалось в Век Разума, сколько волюнтаризма и жизненной силы действовало под маской бесстрастной рациональности, как отличались сухая теория и вечно зеленеющая практика. Идеи Революции в Новом Свете - отдельная большая тема, прекрасно прописанная. Республиканцы, которые отменяют рабство, но поскольку не могут вписать в общество новых граждан, продают их голландцам, у которых рабство не отменено, и утешаются тем, что до Революции в этих водах занимался работорговлей корабль, принадлеждавший аристократу, другу Руссо, называвшийся "Общественный договор". Великий поход карибских племён на север, в царство майя, который длился не одно поколение, и закончился грандиозной катастрофой - столкновением с первыми испанскими кораблями, пришедшими в Новый Свет. Неукротимый республиканец Бийо-Варрен в ссылке (это я ещё помнила). Самое удивительное, что полностью выпала из памяти такая важная масонская линия. Если бы меня спросили несколько лет назад, я бы положа руку на сердце ответила, что в этой книге нет ни слова о масонах - только приключения, только любовь.

Характерный финал - главная героиня гибнет, принимая участие в бунте - "потому что надо же что-то делать, нельзя сидеть сложа руки". Такой узнаваемый мотив онижедетей - нужны перемены, нужно участвовать, продумывать результаты не для них. Это героизировано и опоэтизировано очень сильно. Варинат осмысленной деятельности не видно: конформизм или бессмысленный бунт.

Продолжение следует...

@темы: МВ, Карпентьер, Шинкуба

---

Ученый В.Толстых: на постсоветском пространстве существует 6 непризнанных государств

Международная научно-практическая конференция «Признание государств и правительств» прошла в Луганске 18 мая 2017 года. В конференции приняли участие юристы и учёные из народных республик и России.

Вопросы признания-непризнания представляют для жителей ЛНР и ДНР не только научный интерес, но являются жизненно-важными, регулируя нашу деятельность во многих сферах. Долг людей науки и культуры, как юристов, так и философов, осмысливать эти процессы и как минимум представлять нашу позицию в информационной сфере. Сегодня «Одуванчик» начинает знакомить своих читателей с работами выступавших на конференции докладчиков, посвящённых не только ситуации на Донбассе, но и общим юридическим вопросам, которые касаются нас всех.

Владислав Леонидович Толстых, доктор юридических наук, заведующий кафедрой международного права Новосибирского государственного университета, заведующий кафедрой конституционного и международного права Новосибирского государственного технического университета. На конференции в Луганске выступал с докладом «Концепция признания государств в современном международном праве». Свою позицию по теме конференции Владислав Толстых резюмирует в следующих словах:

«Непризнанные государства, обладая всеми или большинством признаков государства, и, прежде всего, эффективной территориальной юрисдикцией, лишены возможности участвовать в международных отношений, а их граждане лишены доступа к международным механизмам защиты прав человека и гуманитарной помощи. Причины непризнания часто не имеют отношения к международному праву и вызываются политическими соображениями и геополитическим соперничеством.

Такое положение вещей противоречит принципу суверенного равенства, принципу самоопределения народов, принципу международного сотрудничества, принципу защиты прав человека и концепции «ответственности за защиту». Оно является источником международных конфликтов, грубейших нарушений прав человека и прав народов и создает угрозу международному миру и безопасности. Особо острое значение проблема непризнания имеет на постсоветском пространстве, где в настоящее время существует шесть непризнанных государств, на территории которых проживают около пяти миллионов человек.

Государства, являющиеся полноправными членами международного сообщества, правительственные и неправительственные международные организации, представители международно-правовой доктрины занимают пассивную позицию по отношению к проблеме непризнания. Такая позиция не соответствует важности и остроте данной проблемы. Проблема признания может быть решена, по крайней мере частично, политическими, организационными и правовыми средствами.»

Редакторы «Одуванчика» считают, что правильная информационная политика — первый шаг в направлении нормализации обстановки. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих! Если признанные государства, радуясь своего комфорту не хотят решать чужие проблемы, то решать их придется нам. Глава ЛНР Игорь Плотницкий в своём выступлении на пленарном заседании конференции заявил, что назрела необходимость непризнанным государствам объединиться и создать Союз Непризнанных Государств. Политическое объединение и его юридическое оформление зависит не от нас, но в наших силах поощрять любые формы сотрудничества в культурной сфере, привлекать внимание к проблеме, не оставаться в стороне. Надеемся, что читатели «Одуванчика» к нам присоединятся и будут публиковать в нашем сообществе свои произведения, мысли, фотографии с целью создания единого культурного пространства!
oduvan.org/подробности/uchenyiy-v-tolstyih-na-p...

@темы: Россия, международное право, конференция, ЛНР, Владислав Толстых

---

О германцах.

Автор: Дмитрий Беликов

«Духовно я германец» (Сытин).
Кто такие германцы и в чем истоки их ненависти к «Русскому миру»?
Германцы (современные немцы, австрийцы, скандинавы, англо-саксы, а также исторические предки других европейцев - франки и бургунды, испанские свевы и вестготы, североитальянские остготы и лангобарды) - костяк, основа современного Запада. «Фаустовская» воля к власти есть «Прасимвол» западной (германской) Культуры/цивилизации. Обе мировые войны были, прежде всего, «внутригерманскими» войнами – борьбой за то, какая из двух ветвей германского мира (немецкая или англо-саксонская) станет доминирующей и возглавит борьбу за мировое господство. Россия (СССР) выступала лишь орудием (или помехой) в этой борьбе.
Почему германец с неописуемым ужасом смотрит на Русский мир?
Представьте, что вы веками покоряли и истребляли соседей и не соседей, упорно пытаясь осуществить свою заветную мечту о «Pax Germanica», убили десятки, сотни миллионов разнообразных людей, а «воз и ныне там» - надежно захвачены только те земли, на которых совсем (или почти совсем) не осталось коренного населения – Австралия, США, Канада. Все остальные, чуть стоит ослабить хватку (или уменьшить финансирование) – тут же избавляются от ига «Германского мира».
А рядом – загадочный «Русский мир», сумевший объединить множество народов. Что должен думать о нем порядочный германец? Правильно: «Какому насилию должны были русские подвергнуть (и подвергать до сих пор) остальные народы, чтобы удерживать их в своём «Русском мире»? Он видит огни адского пламени и запах серы.
Германец наблюдает своё отражение на нашем щите и ужасается «противостоящему косматому варвару».

@темы: Русский мир, Дмитрий Беликов, Германский мир

---

"Рассвет"

Вчера был идеальный вечер, никто меня не трогал, я пила чай во дворе и читала "Рассвет".

Мэллит я изначально не любила, вообще мне вся эта линия не нравилась. Когда Робер её разлюбил, я вздохнула спокойно, а когда её стали сватать Валентину, снова встревожилась, но при всей моей к ней антипатии, это всё же слишком сурово. Слишком с ней жестоко обошлись, Окделла и то от такого уберегли.

@темы: житейское, ОЭ, Луганск, ЛНР, Мэллит

---

Подарки к лету

Чукча в чуме ждёт рассвета! Я дождалась благодаря дорогой Ольге edelberte
Концептуальный подарок от Нади Пахмутовой pahmutova: Маркс на обложке тетради и антимаркс (конспект по гражданскому обществу) сзади.
Фото по ссылке
ninaofterdingen.livejournal.com/679011.html

@темы: ОЭ, Луганск, ЛНР

---

Солоневич

Книга Солоневича "Народная монархия" называлась первоначально "Белая монархия", но потом он её переименовал, так как белое движение не было монархическим.

Я не знала, что Башилов из этой же песочницы. И лучше бы не знала их всех и дальше. Институту русской цивилизации лучше бы заниматься чем-то другим, а не пропагандой работ человека, который в 1938 году уехал из Болгарии в Германию, так как только там мог чувствовать себя в безопасности. В 1941-м году Солоневич начал подвергаться гонениям за попытки корректировать немецкую генеральную политическую линию на востоке, и был даже выслан куда-то в Западную Германию, где дожил до прихода союзников, женился на немке и уехал в Аргентину. Свою супругу убедил, что нацизм и коммунизм - одно и то же, вследствие чего она овладела русским языком (на случай, если сюда заглянет великолепный Роман: не бейте меня, это цитата!) и стала помогать Солоневичу бороться с НКВДистскими агентами в русских монархических организациях Южной Америки.

Я так и не смогла понять, кто автор предисловия в этом синем издании, но спасибо ему за работу.

@темы: Солоневич

---

Скауты-2017

ninaofterdingen.livejournal.com/678892.html

@темы: Солоневич

---

Мой вчерашний доклад на ФМО

На философском монтеневском обществе Луганска состоялось обсуждение популярного литературного жанра — хронотуризма. Появившийся в конце XIX века жанр оставался на периферии литературного процесса, а в наши дни, сто лет спустя, переживает настоящий бум. В чём причина такой востребованности попаданчества? Чем привлекательно это явление для культуролога и философа? Каковы перспективы его развития? Варианты ответов на эти и другие вопросы пытались найти философы Луганска на последнем в этом учебном году заседании ФМО. Аудиозапись по ссылке.

ФМО официально уходит на летние каникулы, заседания возобновятся в сентябре. Если у вас есть идеи докладов, вы хотите выступить, обсудить интересующую вас тему, пишите и делайте заявку! ФМО отрыто для всех, кто увлекается философией, культурологией, социологией и готов поделиться своими идеями!

oduvan.org/interesnosti/sdelano-v-donbasse/obsu...

@темы: философия, попаданцы, Луганск, ФМО, ЛНР, хронотуризм

---

Немного системности (о французской социологии и большевизме)

ninaofterdingen.livejournal.com/677019.html

@темы: большевизм, Марсель Мосс, социология

---

"Обещание на заре" Р. Гари

Сравнение этого романа с "Исповедью" Августина уже должен был кто-то сделать, оно явно напрашивается.

Главная тема книги Гари - взаимоотношения героя с матерью, история о том, как мать создала своего сына, сделала его тем, что он есть. Об огромной роли Моники, матери Августина, в деле его обращения он сам пишет неоднократно. Моника является действующим лицом нескольких философско-богословских диалогов Августина, где она выступает как благочестивая христианка, умная и доброжелательная женщина. Моника фигурирует и в "Исповеди" Августина, одной из самых известных книг этого жанра, создавшей по сути сам жанр, в котором на полторы тысячи лет позже выступил Ромен Гари.

Августин родился в семье со средним достатком. Отец его был язычником, мать - христианкой. Она старалась воспитывать сына в христианском духе, однако разделяла мнение отца о необходимости классического образования и карьеры оратора для юноши, и после смерти отца продолжала оплачивать его образование. Со слов Августина, Моника постоянно молилась о его обращении, и её молитвы в конце концов были услышаны. Девять лет провёл Августин в секте манихеев, пока не обратился наконец к православию. Он неоднократно подчёркивает преданность своей матери и свою благодарность ей за то, что она привела его к свету истинной веры.

История Ромена Гари являет собой разительный контраст, даже инверсию истории Августина. Автобиографический характер обеих книг только подчёркивает жутковатую противоположность. Главного героя "Обещания на заре" тоже сделала мать - в романе описываются все способы, которыми она влияет на ребёнка, ведёт его к желанному будущему, делает его воплощением своей мечты - писателем, дипломатом, кавалером ордена Почётного легиона. Моника ограничивается молитвами и личным примером, а мать Ромена сознательно и неотступно формирует своего ребёнка каждый день их жизни, не гнушаясь никакими способами внушения и воздействия. Моника видит Августина обращённым, Ромен же исполняет мечту своей матери уже после её смерти. И в результате Агустин по его собственным словами, обрёл истинную жизнь, а французский писатель "застрелился, выстрелив себе в рот, 2 декабря 1980 года, написав в предсмертной записке: «Можно объяснить всё нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом»" (вики). Этот факт остаётся, разумеется, за границами романа, но для современного читателя создаёт контекст и задаёт настроение.

Так что история Ромена является вариацией истории Августина, и довольно пугающей.

@темы: книги, Августин, Гари

---

«Глиняная книга» в Луганске

Последнее в этом учебном году заседание поэтического клуба Гёльдерлина состоялось в Академии Матусовского 18 мая 2017 г. Это собрание было посвящено творчеству нашего современника, казахского поэта Олжаса Сулейменова. Луганские поклонники поэзии обсудили поэму «Глиняная книга» (1969). Основным докладчиком выступила редактор «Камертона», луганская поэтесса Елена Заславская. Она рассказала о необычной структуре поэмы, о её сложном образном стиле, зачитывала ключевые места этого поэтического текста. Поэма представляет собой стилизацию, язык и образы архаичны, в то же время это своего рода исторический детектив, и было непросто затронуть важные моменты, не раскрывая до конца интригу. «Идея обсудить «Глиняную книгу» пришла мне после прочтения произведения, опубликованного в альманахе «Арт-Бухта» в 2014 году. Это первая публикация поэмы в постсоветской России, и в отличие от издания в Казахстане, поэма вышла без купюр. Альманах «Арт-Бухта» выходит раз в год. Тот номер, в котором опубликована «Глиняная книга», я привезла в Луганск из Москвы. Редактор альманаха Наталья Баева сейчас занимается подготовкой очередного номера, в котором будет представлена современная литература Новороссии», — рассказала Заславская.

«Сулейменов — яркий представитель поэтов-шестидесятников. То время, когда поэты собирали стадионы, а стихи Сулейменова разбрасывали с самолёта как листовки, к сожалению прошло. Но творчество их не забыто. Появляются новые формы взаимодействия автора с читателем, и наше обсуждения стало тому примером. Произведения Сулейменова переведены на многие языки, их читают во Франции, Германии, Италии, Венгрии, России. В Луганске эти стихи можно читать без перевода, на русском языке, как они и были написаны», — подчеркнула поэтесса.

Участники обсуждения, читавшие поэму, пытались расшифровать две версии событий, изложенные поэтом и его антиподом, проследить развитие образов, проанализировать символы, образные и геометрические, структурирующие поэтический текст. В ходе обсуждения пришли к выводу, что в шестидесятые годы в СССР был написан совершенно постмодернистский текст, самым близким аналогом которому является «Хазарский словарь» Милорада Павича.

«Символично, что обсуждение поэмы прошло в день рождения её автора, ведь Олжас Сулейменов родился 18 мая 1936 года. Это казахский поэт, пишущий на русском языке, сохраняющий в своём творчестве народные традиции и в то же время понятный далеко за пределами казахского культурного ареала. К сожалению, новые направление культурной политики Казахстана, выражающееся в переходе на латиницу, в перспективе лишает будущие поколения казахов доступа к созданной до сих пор литературе как на казахском, так и на русском языке», — отметила Заславская.
oduvan.org/%D0%BF%D0%BE%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%B1...

@темы: Казахстан, Луганск, культурная политика, Сулейменов