Постпетровская Россия
Ещё из Дугина, вдогонку Пыжикову.

"Ядро элиты составляли иностранцы, служившие эталоном для собственно русской аристократии: они-то и были носителями подлинно европейского Lebenswelt'а. Ядро же простого народа составляли староверы и, частично, представители русского сектантства, сознательно стремившиеся иметь с российским государством и «кадровым» обществом (то есть с модерном) как можно меньше пересечений."

Всё там же, с. 255, ссылка на Дугин А.Г. Русская вещь. Т. 1. М.: Арктогея, 2000; Он же. Кадровые //Дугин А.Г. Русская
вещь. С. 569—575.
ninaofterdingen.livejournal.com/758912.html

@темы: философия, староверы, Дугин

---

Закат Европы

Ещё из Дугина

Закат Европы, финал Запада в целом как следствие смерти западной философии - центральная тема М. Хайдеггера (простым языком изложена в коротком тексте "Зачем поэты?", сложным - много где ещё). Первое начало - досократики - породило ложную философию, которая две с половиной тысячи лет двигала Европу в неправильном направлении, вела к смерти. Во времена МХ эта смерть уже была явным фактом, и назрела необходимость Другого Начала философии и культуры - первым философом которого и был МХ.

Теперь мой комментарий.
Не останавливаясь на том, какая же ошибка Парменида сыграла такую роковую роль, коснёмся только формы: МХ тоже провозглашает закат Европы, попадая в один ряд с Гегелем (у которого это еще звучит оптимистично) и Фукуямой, которого только ленивый не высмеивал. Поскольку МХ - величина и вершина, эта идея зачастую воспринимается некритически, и признаки конца видятся во всём - от торжества аналитической философии до засилья мигрантов, и создается впечатление, что Запад доживает последние дни, и "ноги тех, кто его вынесет, уже стоят у дверей".

Однако не стоит забывать, что это небывалое по накалу и мощи эсхатологическое настроение длится уже лет двести (если верить Ясперсу), что не помешало несчастному больному развязать две мировые войны и создать фабрику грез, задающую культурные стандарты для всего мира. Гиббон в XVIII веке написал книгу "Разрушение и распад Римской империи", где изобразил историю ромеев от Нерона до падения Константинополя. Вот так в этой культуре мыслится закат - полторы тысячи лет бурной политической жизни плюс центральная роль в геополитических раскладах. Возможно, именно такой закат мы и будем наблюдать, и дети наши, и внуки.

Концепции, основанные на том, что Запад доживает последние дни, должны учитывать эту тенденцию, и рассчитывать на то, что им придётся завоёвывать сторонников в агрессивной культурной среде, а не в идеологическом вакууме.
ninaofterdingen.livejournal.com/758622.html

@темы: Шпенлер, Дугин

---

Русский культурный архетип как основание русской модерности

Ищенко, Н. С. Русский культурный архетип как основание русской модерности / Н. С. Ищенко // Вестник развития науки и образования. – № 7. – 2018 г. – С. 57 – 65.
Ссылка на скачивание статьи:
oduvan.org/chtivo/stati/russkiy-kulturnyiy-arhe...

@темы: русская культура, культурный архетип, русская модерность

---

Проблемы типизации войны как межкультурного взаимодействия

Небольшой доклад о диалектике международного права в европейской культуре. Европейская культура - великая и замечательная, в ней человек имеет высочайший статус, человек имеет всевозможные права и требует самого уважительного отношения, которое гарантируется множеством разнообразных институций и документов, от Страсбургского суда до Устава ООН. Ни одна другая культура не относится к человеку с таким уважением. Человеку подвластно всё и всё предназначено для людей!
Однако...
...не все являются людьми.

В докладе как раз и рассказывается, как происходит этот логический и диалектический переход, который позволяет описывать бомбежки Белграда и Донецка словами "ни одна бомба не упала на Европу после 1945-го года"

Ищенко, Н. С. Проблемы типизации войны как межкультурного взаимодействия / Н. С. Ищенко // Международный научный форум «Образование. Наука. Культура» 22.11.2017. – Гжель, 2018. – С. 807–808.

Современные средства коммуникации формируют общее культурное пространство в масштабах планеты. Вхождение разных народов в это пространство не всегда добровольно, часто вызывает разного рода конфликты, которые в некоторых случаях приводят к войнам, чему в последние тридцать лет было немало примеров. В то же время теоретическое осмысление межкультурного взаимодействия разных народов не соответствуют серьезности задач, стоящих перед современными обществами. Существует тенденция вывести за рамки имеющихся типологий межкультурного взаимодействия такой важный его вид, как война, что приводит к дегуманизации одной из воюющих сторон и исключению ее из сферы действия как международного права, так и гуманистической идеологии.
Взаимоотношения между по меньшей мере двумя разными культурами рассматриваются как взаимодействие культур или межкультурное взаимодействие [2]. Межкультурное взаимодействие всегда играло значительную роль в появлении и развитии культур, однако его значение возросло в эпоху Великих географических открытий. В это время крупные перемещения различных культурных и этнокультурных групп совершаются по всему земному шару, интенсивность межкультурных взаимодействий нарастает до такой степени, что исследователи рассматривают этот период как веху в истории человечества наряду с неолитической революций и появлением классового общества [3, с. 88]. Великие географические открытия положили начало тому миру, в котором мы живём, и в котором межкультурное взаимодействие становится всё более значимым фактором культурных процессов.
Процессы объединения Европы с 1993 года, а также включение в Европейский союз народов, не входящих в католическое и протестантское ядро Европы, стимулировали интерес европейских антропологов и социологов к вопросам межкультурного взаимодействия. Результатом работы в этом направлении становятся новые типологии межкультурного взаимодействия. В 2011 году такую типологию предложил британский социолог Дж. Деланти [6, с. 14]. Рассмотрим эту типологию как одну из популярных и тем самым типичных в современной социологии. Деланти выделяет шесть идеальных типов межкультурного взаимодействия.
1. Столкновение культур, которое выражается в войне.
2. Культурная дивергенция – дифференциации культуры и выделения в ней новых ориентаций, противоречащих ее изначальным установкам. Примером дивергенции служат религиозные. политические, этнические расколы.
3. Ассимиляция, то есть полное поглощение культуры более сильной культурой.
4. Сосуществование – сохранение своей культуры с усвоением некоторых элементов чуждой культуры. Сосуществование рассматривается на примере иммигрантов, желающих интегрироваться в новое общество.
5. Культурная адаптация, которая имеет место в тех случаях, когда речь не идет уже просто о сосуществовании культур, но и слияния культур не происходит.
6. Культурный синкретизм или слияние, связанный с возникновением новых культурных форм, которые включают в себя элементы различных культур [1, р. 644–648].
Характерно, что типология Деланти не включает те виды межкультурного взаимодействия, которые приводят к быстрой деструкции культурной системы, уничтожающей культуру вместе с носителями. Из межкультурных взаимодействий такого типа Деланти рассматривает только войну, но типирует ее как предельный случай, который даже нельзя считать межкультурным взаимодействием.
Такая концептуализация войны выводит большую часть истории человечества и современных межкультурных процессов за рамки как научного рассмотрения, так и международных правовых норм [8]. Например, зоны военных действий именуются местами проведения антитеррористических операций, как это имело место на Украине в 2014 – 2017 гг, и на этой территории не действуют общепринятые правовые нормы военного времени, не соблюдаются права человека и международное законодательство.
В современном международном праве, которое отражает как реальное положение дел, так и уровень философского осмысления данных проблем, исчезает из сферы актуального применения понятие гражданской войны и войны за территорию. Причина этого в том, что в случае гражданской войны или войны за территорию нужно признавать минимум две стороны и соответственно конфликт интересов, в котором каждая из сторон имеет все права отстаивать свою позицию.
Чтобы избежать признания субъектности одной из сторон военного конфликта, в последние десятилетия сложилась концепция дискриминационной войны. Основой этой концепции является учение о правах человека, которое вводится в зону сакрального и рассматривается как безусловная ценность, стоящая выше любых интересов и нивелирующая их. Таким образом, выступление против прав человека, действительное или мнимое, обесценивает ту сторону, которая его совершает, лишает ее субъектности и дегуманизирует носителей такой точки зрения, что подразумевает представление политических оппонентов как субъектов социально действия, лишенных человеческих начал, и таким образом оправдывать практически любые действия в отношении них [7]. Последнее время тема дегуманизации привлекает внимание философов, политологов и филологов как в России, так и во всём мире (см. например [4], [5]), поскольку процессы дегуманизации разных социальных групп и целых народов играют значительную роль в эскалации конфликтов в современном мире.
Итак, войны последних десятилетий, которые ведут страны западной культуры, это войны одной стороны против абсолютного врага, в которых противник демонизирован, дегуманизирован и выведен из сферы действия гуманистической идеологии и правовых норм. Дискриминационная война есть способ описания реальности, в которой войны продолжаются, но современная западная наука не имеет инструмента их адекватного описания, оставаясь в этом плане частью идеологии нападающей стороны.
Описанная ситуация не может считаться нормальной, поскольку профанирует гуманитарные науки и мешает научному прогрессу в такой важной сфере, как изучение межкультурного взаимодействия, которое определяет всё больший круг вопросов и проблем, встающих перед современными обществами. Возвращение деструктивных вариантов межкультурного взаимодействия в поле зрения и концептуализации современной социологии и культурологии является одной из важнейших задач, стоящих перед современным научным сообществом.
Литература
1. Delanty G. Cultural diversity, democracy and the prospects for cosmopolitanism: a theory of cultural encounters // British Journal of Sociology. 2011. № 62(4). Р. 633–656.
2. Аванесова, Г. А. Взаимодействие культур [Электронный ресурс]/ Г. А. Аванесова // Культурология XX век. Энциклопедия. В 2-х томах. – Санкт-Петербург: Университетская книга. ООО «Алетейя». – 1998. – т. 1. – 447 с. – Режим доступа: www.psylib.org.ua/books/levit01/txt020.htm
3. Арутюнов, С. А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие / С. А. Арутюнов. – М.: Наука, 1989. – 247 с.
4. Глотова, Е. Ю. Метафоризация геноцида ХХ века – концептуальные образы «дегуманизации» и «очищения» [Электронный ресурс]/ Е. Ю. Глотова // Вестник Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова. Общественные науки. – 2009. – № 3. – С. 13–16. – Режим доступа bulletin.nosu.ru/images/stories/stats/2009_03/1...
5. Горшунов, Ю. В. Этнические стереотипы и ярлыки как средство дегуманизации [Электронный ресурс] / Ю. В. Горшунов, Е. Ю. Горшунова // Вестник Башкирского университета. – 2014. – Т. 19, №3. – С. 915–919. – Режим доступа: cyberleninka.ru/article/n/etnicheskie-stereotip...
6. Масловский, М. В. Межкультурное взаимодействие и социальные поля: новые теоретические подходы в европейской и американской социологии / М. В. Масловский //Социологические исследования. – 2016. – №7. – С. 11 – 18.
7. Морозова, Е. В. Дегуманизация как технология формирования образа другого/чужого в политике [Электронный ресурс]/ Е. В. Морозова // Среднерусский вестник общественных наук – 2015. - № 6 – С. 121 – 128. – Режим доступа: cyberleninka.ru/article/n/degumanizatsiya-kak-t...
8. Толстых В. Л. Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии = The myth of the war as a central element of international legal ideology / В. Л. Толстых // Российский юридический журнал. – 2015. – № 6 (105). – С. 43–53.

@темы: война, дегуманизация, Донбасс, Украина

---

Игра в бисер, лучшее

Шедевр тамошнего мастерства (вверху). Плохо видно, потому напишу словами:
Классическая мелодрама о несостоявшейся любви простой деревенской женщины Нюры и романтического грациозного таксиста (Три тополя на Плющихе)
ninaofterdingen.livejournal.com/758127.html

@темы: путешествие, тексты

---

Игра в бисер

В "Сапсане" очень интеерсный журнал поезда. В той части, где аннотируют имеющиеся в локальной сети фильмы для пассажиров, находятся настоящие перлы. Чувствуется, что там работают люди креативные, с огоньком, которым весело и нескучно.
ninaofterdingen.livejournal.com/757912.html

@темы: путешествие, тексты

---

Столичные львы

Фотографии по ссылке:
ninaofterdingen.livejournal.com/757530.html

@темы: путешествие, фотография

---

Всё повторится

Елена Заславская

Какая печаль настигает меня
Средь праздничных красок осеннего дня,
Как будто со мною желают проститься
Цветы и туманы, деревья и птицы,
Как будто я тоже пришла попрощаться,
Чтоб снова начаться. Весною начаться.
Прости, но нам тоже придется простится.
Но жизнь будет длится.
И все повторится.
2018

@темы: стихи, Луганск, Елена Заславская

---

Борьба с изгоями: Ростиславичи-Галицкие

Продолжение цикла об истории домонгольской Руси:
Татьяна Волоконская

Вообще говоря, в отношении Ярославичей к Изяславичам-Полоцким ощущается сильная трагикомическая струя: уж так им хочется выставить неугомонного Всеслава Чародея аспидовым отродьем и чёрной немочью, что местами это выходит совсем поперёк здравому смыслу. Казалось бы, нежная (и не менее трагикомическая) привязанность Всеслава к домашнему уделу должна бы несколько успокоить подозрения правящей ветви насчёт его притязаний на киевский стол – ан нет! Создаётся впечатление, что старательное раздувание пугала из полоцкого князя на страницах официальных летописаний нужно Ярославичам затем, чтобы снизить накал их собственных внутренних разборок, которые в противном случае выступили бы вперёд во всей их неприглядной мерзости.

Любая история – не что иное, как эквилибристика политических монет, непрестанно вращающихся и обнаруживающих то светлую, то тёмную сторону. Поразительное долголетие Ярослава Мудрого (он прожил – шутка ли! – семьдесят шесть лет, больше даже, чем пресловутый Всеслав Полоцкий), определявшее неслыханное благоденствие Руси: единая политическая воля, поступательность реформ, последовательность внешнеполитических решений и прочая, и прочая, – в момент его смерти мигом обернулось неслыханным же бедствием. Ярослав на два года переживает своего старшего сына, наследника, новгородского князя Владимира, ухитрившегося скончаться в возрасте тридцати двух лет. Соловьёв называет его смерть «преждевременной», но причин такого обозначения не объясняет. Известно, что последние семь лет своего княжения Владимир Ярославич строил в Новгороде каменный Софийский собор (взамен деревянного), который был закончен и освящён всего за полмесяца до его кончины – возможно, это обстоятельство дало Соловьёву повод считать смерть Владимира внезапной. Так или иначе, после смерти новгородского князя остаётся его сын Ростислав – старший внук Ярослава Мудрого и первая жертва лествичного порядка престолонаследия в правящей династии. Карамзин, на основании Родословных Книг, приписывает Владимиру второго сына Ярополка, но поскольку никаких известий об этом гипотетическом княжиче в летописях не находим, не будет о нём речи и в нашей саге.

Осиротевший Ростислав Владимирович попадает в разряд князей-изгоев, причём на антропонимическом уровне его злосчастный статус закрепляет сам дедушка Ярослав. В 1053 году киевский князь лично нарекает Владимиром своего новорождённого внука от четвёртого сына Всеволода – будущего Владимира Мономаха. О чём он думал при этом, неясно. Соловьёв в описании семейной политики Ярослава выдаёт на-гора высокопарный пассаж, в котором, впрочем, за киевским князем обнаруживается много велеречивости, но мало действительной мудрости: «Ярослав, завещевая сыновьям братскую любовь, должен был хорошо помнить поступки брата своего Святополка и как будто приписывал вражду между Владимировичами тому, что они были от разных матерей; последнее обстоятельство заставило Владимира предпочитать младших сыновей, а это предпочтение и повело к ненависти и братоубийству. Ярославичи были все от одной матери; Ярослав не дал предпочтения любимцу своему, третьему [из оставшихся в живых] сыну Всеволоду, увещевал его дожидаться своей очереди, когда бог даст ему получить старший стол после братьев правдою, а не насилием, и точно, у братьев долго не было повода к ссоре». Похвальные намерения, однако реализуемые на крайне маленьком участке лабиринта властных отношений. Громко увещевая любимого Всеволода не лезть поперёк старших братьев в пекло великокняжеской власти, Ярослав эдак незаметно (но на самом-то деле крайне внятно для прочих членов семьи!) передавал ему серьёзный козырь – ономастическое старшинство его сына Владимира, то есть буквальную преемственность младшего из Ярославовых внуков по отношению к Ярославовым отцу и старшему сыну. Вот тебе и «не дал предпочтения»!

Нет, формально Ярослав поступает очень даже должным образом: для обеспечения легитимности власти имя исторического основателя династии обязано присутствовать в антропонимиконе Рюриковичей. Однако киевский князь здесь следует букве, а не духу, прикрывая «общественной» пользой личную выгоду. Спешить с возвращением имени «Владимир» в княжеский ономастикон ему, в общем-то, и незачем: не мог же он всерьёз опасаться того, что великое имя осмелится захватить заклятый друг Всеслав (он пока ещё вполне лоялен великокняжеской власти) или что, буде полоцкий князь всё же решится на такой аншлюс, этот захват как-то поможет полоцкой ветви вырваться вперёд в коронном забеге – в котором, не устану этого повторять, полочане особо и не стремились участвовать. А коли так – почему не подождать и не оставить имя старшего сына в семье старшего сына? Историки предполагают, что к моменту смерти Владимира Ярославича Ростиславу было около четырнадцати лет – самый брачный возраст для княжича. Но вместо того, чтобы заниматься устройством брака старшего внука, Ярослав в буквальном смысле уводит у него из-под носа священное отцовско-прадедовское имя.

Иными словами, в гонке за великокняжеский стол, от которой Ярослав Мудрый на словах старательно предостерегает своих наследников, сам он втихомолку, но совершенно точно ставит на любимого Всеволода и его сына. Расчёт верный: к моменту, когда киевский стол поочерёдно украсят своей особой Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи, все шансы выйти из игры имеют не только младшие сыновья Ярослава Вячеслав и Игорь (что и происходит на самом деле), но и потомки старших. И не сказать, чтобы всеобщий дедушка сильно ошибся: к 1093 году, когда Всеволод Ярославич умирает и освобождает киевский стол, из семи кузенов-предшественников Владимира по родовой лествице в живых остаётся четверо. Старшего из них – Святополка Изяславича – Мономах всё-таки пропустит вперёд, но не столько из-за реального распределения власти, сколько по тонкому политическому расчёту личному благородству души; а вот через троицу Святославичей перешагнёт вопреки дедушкиным заветам. Но отнюдь не вопреки тайному дедушкиному замыслу: не зря ведь Мономах получает не только родовое, но и крестильное имя Владимира-Василия Святославича, становясь, таким образом, почти полным его антропонимическим подобием.

Ростислав Владимирович при этом оказывается далеко на периферии княжеского коловращения вокруг киевского стола – и закономерным образом затевает то, о чём Ярослав при всей его хвалёной мудрости как-то не додумал: сопротивление закону насилием. Вообще, в истории Ростислава крайне важно сразу решить, каким источникам доверять. Татищев утверждает, что по смерти Ярослава Мудрого его сыновья кинули племяннику-изгою кость в виде то ли Ростова, то ли Ростова и Суздаля; что после смерти Вячеслава Ярославича в 1057 году его смоленский удел был передан самому младшему из братьев Игорю, а Игорев Владимир Волынский достался Ростиславу; наконец, что в 1060 году, по смерти Игоря, Ростислав надеялся заполучить Смоленск (настоящий княжеский удел, в отличие от искусственно выделенных городов Ростова и Владимира Волынского), но, обманутый в своих ожиданиях дядьями, начал бунтовать. Болтин и даже Соловьёв в своих повествованиях беспрекословно следуют за Татищевым, но мне, при всём уважении к Соловьёву, смертельно надоело каждый раз всерьёз рассматривать буйные домыслы и вымыслы Татищева, не подтверждённые никакими доступными летописными источниками. Карамзин, напротив, ясно показывает, что свой бунт Ростислав начинает, согласно летописям, в Новгороде и при поддержке знатных новгородцев. Очевидно поэтому, что никакие города в удел Ростислав Владимирович не получал и «жил праздно в Новегороде» (Карамзин), лелея обиду на триумвират злых дядек и строя юношески бурные и юношески же неосуществимые планы мести и отыгрыша.

Масштабы дурости политических притязаний Ростислава видны по тому, что он, в отличие от своего троюродного брата и собрата по несчастью Всеслава Чародея, борется не за отцовский удел – ему подавай великокняжеский стол! В Новгороде, впрочем, после отъезда Изяслава Ярославича в Киев сидит его старший сын Мстислав – тот самый, что будет через несколько лет, вопреки обещаниям папеньки и дядюшки Святослава, жечь и слепить мятежных киевлян, руководствуясь принципом «Есть у большой репрессии начало – нет у такой репрессии конца!» С одной стороны, связываться с этим берсерком себе дороже – он, в случае победы, остановится, только размолотив соперника в кровавую кашу и сложив для этой каши котёл из подвернувшихся под руку людишек. С другой стороны, пример Всеслава и его полочан показывает, что лютовать и яриться Мстиславу удаётся всё больше по ведомству министерства внутренних дел, нежели министерства обороны: это против обманутых горожан он орёл, а взявшее инициативу в свои руки войско громит его на раз. С третьей стороны, у выросшего в Новгороде Ростислава за спиной – поддержка новгородцев: среди его ближайших помощников окажется, например, Вышата – сын новгородского посадника Остромира, известного более по знаменитому Остромирову Евангелию. Так что были у князя-изгоя определённые шансы сковырнуть Мстислава и удержаться затем в городе, жители которого если даже не симпатизируют самому Ростиславу, то точно чтят память его отца, защищавшего и обустраивавшего Новгород.

Ни одним своим козырем Ростислав и его шалая молодёжь не воспользуются: в 1064 году он бежит из Новгорода на дальний юг и захватывает Тмутаракань, выбив оттуда двоюродного брата Глеба Святославича. Соловьёв объясняет выбор Ростислава его стремлением повторить судьбу славного победителя касогов и самого Ярослава Мудрого – Мстислава Владимировича Храброго: «…его манила Тмутаракань, то застепное приволье, где толпились остатки разноплеменных народов, из которых храброму вождю можно было набрать себе всегда храбрую дружину, где княжил знаменитый Мстислав, откуда с воинственными толпами прикавказских народов приходил он на Русь и заставил старшего брата поделиться половиною отцовского наследства. Заманчива была такая судьба для храброго Ростислава, изгоя, который только оружием мог достать себе хорошую волость и нигде, кроме Тмутаракани, не мог он добыть нужных для того средств». Отец Глеба Святослав грозной мощью то ли собственного войска, то ли стоявших за ним объединённых сил всего триумвирата, частью которого он являлся, на время вынудил Ростислава оставить Тмутаракань, но стоило ему уйти – и дерзкий племянник вторично выгнал Глеба. Тут-то и оборвались все великие планы князя-изгоя, потому что всполошившиеся из-за бурной активности нового соседа греки подослали к нему отравителя. Мало того, недолгое и несчастливое тмутараканское княжение Ростислава решило судьбу самого княжества: с этого момента Тмутаракань перестаёт быть удалённым русским форпостом, нацеленным на завоевание южных земель и выход к Азовскому морю, и становится плацдармом для обиженных на родине князей-изгоев, подготавливающих вооружённый реванш. В Тмутаракань с этой целью бегали сын Ростислава Володарь, сын Игоря Ярославича Давыд и даже знаменитый сын Святослава и брат Глеба Олег, один из «закадровых» героев «Слова о полку Игореве». Отсутствие у Тмутараканского княжества внешней завоевательной политики и частая смена князей, заинтересованных лишь во временном пользовании этой землёй, привели в итоге к тому, что это «Воспорское царство», по словам Карамзина, было отнято у Руси половцами и имя его «с сего времени [с 1094 года] исчезло в наших летописях».

Но прежде, чем погибнуть от херсонского яда, Ростислав, помимо реальных действий, успевает подкрепить свои амбиции ещё и привычным для династии антропонимическим способом. Его супруга – возможно, дочь венгерского короля Белы Ланка, потому как впоследствии она будет выступать дипломатом в войне русских с венграми, – рожает ему трёх сыновей, именами которых Ростислав громко заявляет всему миру, чего он, по его собственному мнению, стоит. Имена эти – Рюрик, Володарь и Василько.

Об антропонимической декларации Ростислава Владимировича подробно рассуждают Литвина и Успенский, говоря о причинах появления в русской именной культуре имени «Володарь», долгое время считавшегося вариантом имени «Владимир». Они полагают, что все три имени для сыновей были выбраны Ростиславом с расчётом на то, чтобы внятно напомнить зарвавшимся родственникам, имеющим «младший» родовой статус, о высоком происхождении обиженного ими князя-изгоя. В именах Ростиславичей повторяются имена двух основателей рода Рюриковичей – легендарного Рюрика и вполне исторического Ростиславова прадеда Владимира. Однако в каждом из трёх случаев отсылка ведётся различными способами.

Имянаречение Рюрика Ростиславича – самый простой из антропонимических ударов Ростислава, но и самый зубодробительный. Воскрешая имя варяжского князя, князь-изгой заявляет об абсолютном старшинстве своего первенца среди правящей ветви династии: Рюрик – старший сын Ростислава, старшего сына Владимира, старшего сына Ярослава. Этому родовому превосходству, конечно, сильно мешает «младший» родовой статус самого Ярослава, а ещё больше – незаконное происхождение Владимира Святославича, и уж точно – наличие под боком у Новгорода полоцкой ветви Изяславичей. Однако вызов Ростислава адресован не полоцким князьям и тем более не теням братьев Владимира и Ярослава, а среди Ярославичей его старший сын – действительно единственный, кто имеет полное право быть названным в честь легендарного Рюрика. Верно и обратное: уверенность Ростислава в неотразимости подобного аргумента свидетельствует о том, что на протяжении всех предшествующих поколений русская княжеская династия сохраняет память о Рюрике именно как об основателе рода (вспомним, что приблизительно в то же время к распоряжению Рюрика апеллирует и Всеслав Полоцкий, нарекая одного из своих сыновей Рогволодом).

Ну а выбор имён для двух младших сыновей Ростислава становится подтверждением такой интерпретации имянаречения старшего: князь-изгой не просто заимствует чем-то приглянувшееся ему имя одного из предков, но объявляет своего первенца прямым наследником основателя рода. Володарь и Василько занимают такое же место по отношению к другому основателю – Владимиру Святославичу. При этом характерно, что в обоих случаях Ростислав оказывается вынужден избегать прямого повторения антропонима.

Имя «Володарь» по звучанию и значению похоже на родовое имя прадеда и отца Ростислава – «Владимир». «Не исключено, – пишут Литвина и Успенский, – что мальчик не был назван напрямую именем деда, Володимира Ярославича, потому что династическая судьба последнего сложилась явно неудачно – он умер, не успев передать власть своим прямым потомкам. Ситуация, как уже отмечалось, была двойственной: все претензии рода Ростислава на власть были связаны с тем, что он был сыном Володимира Ярославича, но именно ранняя смерть Володимира Ярославича и мешала этим претензиям осуществиться. Возможно, как раз поэтому сын Ростислава получает в качестве родового, княжеского имени несколько необычный «конструкт», апеллирующий к имени деда, но не совпадающий с ним». При этом ещё важно, что имя «Владимир» было «отобрано» у Ростиславичей решением Ярослава Мудрого, передавшего его Всеволодичам. Антропонимические правила Рюриковичей не мешали Ростиславу назвать одного из сыновей Владимиром при наличии живого двоюродного дяди с тем же именем, но ему было невыгодно выступать против воли деда, династическую связь с которым, разрушенную ранней смертью отца, он и пытался восстановить.

Младший же сын Ростислава тоже заявляется наследником двух Владимиров, но не по родовому, а по крестильному имени, причём получает его в качестве единственного, объединяющего в себе функции парных имён у прочих князей. До Василько Ростиславича подобным образом в княжеской именной культуре фигурировали только парные имена князей-мучеников Бориса-Романа и Глеба-Давыда Владимировичей, каждое из которых могло объединять в себе функции родового и крестильного антропонимов. Теперь к ним прибавляется изначально крестильное имя «Василий», точнее его гипокористическая (уменьшительная) форма «Василько», лучше вписывающаяся в исконный славянский ономастикон.

Ещё тут важно отметить, что из весомых родовых имён Ростислав выбирает для сыновей имена князей, занимавших новгородский стол, – едва ли не для того, чтобы уравновесить ущерб, нанесённый властным правам его ветви преждевременной смертью отца опять же на новгородском столе. Кроме того, имя старшего сына возвращает в славянский антропонимикон давно исключённый из него варяжский элемент, что также объясняется происхождением самого Ростислава: его отец Владимир не только повторял старинные походы Рюрика против северных народов (в случае Владимира – против финской народности «емь»), но и участвовал в византийском походе последнего из королей-викингов – норвежца Харальда III Сурового, который приходился Владимиру зятем, так как был женат на дочери Ярослава Мудрого Елизавете. Именно в роду Владимира, таким образом, было закономерным обращение к славному имени Рюрика, объединившему в себе варяжскую и славянскую историю.

Однако притязания Ростислава Владимировича на власть, соответствующую его высокому родовому статусу, не увенчались успехом ни на реальном, ни на антропонимическом уровнях. Как сам он не смог реализовать план по захвату великокняжеского стола с промежуточной остановкой в Тмутараканском княжестве, так и жребий его сыновей не совпал с их громкими именами. Начав, по примеру отца, междоусобную войну (в случае с Володарем Ростиславичем – с включением Тмутараканского квеста), они смогли добиться в ней только Владимира Волынского, не являвшегося, как мы помним, полноценным княжеским уделом, да и то были изгнаны оттуда тогдашним киевским князем Всеволодом Ярославичем (антропонимическим обладателем – в лице сына Мономаха – того самого наследства двух Владимиров, которого добивались Ростиславичи). Из Владимиро-Волынского княжества Всеволод выделил им во владение Звенигород, Перемышль и Теребовль – уделы, которые должны были восприниматься сыновьями Ростислава скорее как оскорбление, чем как княжеский дар. Тем не менее три этих княжества остались верхним пределом удачи, которого удалось достичь трём братьям. Уже после их смерти (около 1140 года) младший сын Володаря Ростиславича Владимир объединит эти земли в единое Галицкое княжество, по названию которого вся ветвь Ростиславичей получит в русской историографии именование «Галицкие».

Что до имени «Рюрик», то его обладатель Рюрик Ростиславич, названный в честь основателя целой династии, умер в 1092 году, не оставив прямых наследников и передав Перемышльский удел брату Володарю. Галицкая ветвь просуществовала чуть более полутора веков: с 1038 года, который весьма приблизительно считается годом рождения Ростислава Владимировича, до 1199 года, когда умирает сын Ярослава Осмомысла Владимир – последний представитель Ростиславичей на галицком столе. Но и на протяжении этих лет имя «Рюрик» не получил больше ни один потомок князя Ростислава.

Причину этого отказа от громкого имени и обозначаемых им властных амбиций, видимо, следует искать в двух княжеских съездах, завершивших оба этапа междоусобной войны между внуками и правнуками Ярослава: Любечском (1097) и Витичевском (1100). Именно эти съезды считаются в русской истории официальной датой отсчёта периода феодальной раздробленности, обозначенного принципом «Каждый да держит отчину свою». Несмотря на то, что ограничение престолонаследия детей рамками отцовского стола не выдерживалось последовательно ни одним из князей, эти соглашения стали началом принципиально иного представления о распределении власти между потомками Рюрика. Хотя за киевским престолом сохранялся титул великокняжеского, ни один из его держателей (как, впрочем, и любого другого стола) не мог отныне считать себя свободным от влияния других князей. В этих условиях открыто выраженная антропонимическая претензия на Рюриково наследие могла только обострить и без того недружелюбные отношения между князьями, но никак не придать кому-либо дополнительный вес.

С другой стороны, судьба Рюрика Ростиславича некоторым образом «расколдовала» имя «Рюрик», лишив его сакральной неприкасаемости. Это имя, как оказалось, могло быть связано и со стандартной княжеской судьбой представителя рода Рюриковичей. Подобно многим остальным антропонимам, оно стало отсылать не только к своему первому, легендарному носителю, но и ко всем его последующим потомкам-тёзкам. Но для самой Галицкой ветви такая апелляция по отношению к имени «Рюрик» оказалась попросту ненужной: переход Перемышля от Рюрика к Володарю, ввиду отсутствия у первого сыновей, был мирным и законным и потому не требовал антропонимического подкрепления.

Поэтому в следующий (и последний) раз имя основателя династии появится в антропонимиконе совсем другой ветви.
oduvan.org/chtivo/esse/borba-s-izgoyami-rostisl...

@темы: антропонимикон, Имя Рюрика

---

Напоминалочка по философии

ninaofterdingen.livejournal.com/139597.html
ninaofterdingen.livejournal.com/139976.html

@темы: философия, мысли друзей

---

Путешествие из Петербурга в Москву и дальше

Путешествие из Петербурга в Москву и дальше
Этой осенью я снова побывала в двух наших столицах - Москве и Петербурге. Поездка была короткой, но впечатлений было много. Буду постепенно делиться самыми примечательными.
Теоретически можно найти в сети фотографии красивого города, даже скачать путеводители и прочитать, где ты был и что видел. Совершенно необязательно становиться самому под объектив - это ничего не прибавляет к культурной значимости объекта. Зато, скажу я, это многое прибавляет к жизни путешественника. Со времен, описанных Проппом в "Исторических корнях волшебной сказки", любое путешествие это путешествие в другой мир. То есть, разумеется, в Другой Мир. Другой Мир отделён от реальной жизни, иноприроден повседневности, и если ты не Шерлок Холмс, путешествующий не выходя из кабинета, единственный способ убедить себя самого, что ты был в ином космосе, это сувенир и фотография. Фотография, на которой ты изображён или которую по меньшей мере ты сделал. Итак.

Путешествие в страну смыслов: менталитет в фотографиях
ninaofterdingen.livejournal.com/755755.html

@темы: фото

---

Елена Заславская

Когда-нибудь тебя я разлюблю.
Когда-нибудь и ты меня разлюбишь,
И на прощанье в губы поцелуешь:
«Большое плаванье, большому кораблю».
Пусть будет так. И я тогда уйду.
Пусть будет так. Уйду, тебе поверив,
Сама поверив в то, что не люблю.
А как понять? Какою мерой мерить?
И будут мне открыты все моря.
И будут мне открыты все пределы,
Чтобы однажды я понять смогла,
Как без любви душа осиротела.
Какой же маленькой окажется земля.
Мы долго плавали, не чуя под ногами
Ее. Скажи, ты ждешь меня?
Всем кораблям ночами снится гавань.
2017
zaslavskaja.com/2018/09/16/kogda-nibud-tebya-ya...

@темы: Елена Заславская

---

Не умерли, так убежали

"Бегство богов для Хайдеггера является устойчивым сюжетом его метафизики. В некоторых высказываниях он дает понять, что в готовности бежать и способности бежать от человеческого присутствия состоит основное свойство божественности. Человек своими привычными метафизическими установками — в частности, через постоянно излучаемый им Gestell — все время спугивает божественное, отгоняет его, не позволяет засиять тихому божественному свету в центре Четверицы."
Дугин о Хайдеггере, с. 124

@темы: Хайдеггер, Дугин

---

У них всегда есть глубокомысленное оправдание

Дугин о МХ:
"В одном месте, рассуждая о фундаменталь-онтологическом смысле войны немцев с русскими (имеется в виду Вторая мировая война, осмыслявшаяся Хайдеггером как противостояние германского начала не столько русскому, сколько большевистскому, коммунистическому — как крайнему крайнему выражению западноевропейской метафизики в форме Machenschaft'a), Хайдеггер писал: «Каждый мир открывает себя и остается сопряженным с Землей. Каждый мир и каждая Земля суть в целом в своей взаимопринадлежности друг другу явление историческое (geschichtliche). (...) Земля будущего лежит под паром в пока еще не освобожденной для самой себя сути русскости. История (Geschichte) мира (Welt) возложена на самосознание (Besinnung) немцев».

В другом месте:
"Когда после войны философы и интеллектуалы задавались вопросом о том, как мог Хайдеггер так ошибиться в своем политическом выборе, они не учитывали того, что победившие в войне политические идеологии (либерализм и коммунизм)
были ему всегда отвратительны и чужды, т. к. воплощали то, что Хайдеггер мечтал похоронить, преодолеть, закрыть как финальный этап истории (Geschichte)."

Да почему же не учитывали? Как можно этого не учесть, если человек сам неоднократно об этом говорил? Коммунизм ему много лет отвратителен и чужд. Он не поднимается даже до уровня "Говорить, что вам всё равно, кто перед вами - коммунист или агент гестапо - еще большее зло". Ему не всё равно, у него есть конкретные предпочтения.
Ошибка его не в том, что он неправильно оценил коммунизм, а в том, что он неправильно оценил Россию и ее влияние. Может быть, без нас коммунизм был бы столь ужасным, как Хайдеггер и думал, европейцы могут превратить в ужасный ужас что угодно. Но в двацдатом веке мировое коммунистическое движение стало формой взаимодействия с Россией и приобрело другой смысл, которого МХ не видел за известной ему теорией и идеологией.

@темы: коммунизм, идеология, Хайдеггер, Дуигн

---

У кого как получается

Дугин: "Выяснение отношения философии Хайдеггера к политическим идеологиям Третьего пути подводит нас к очень тонкой проблеме, которую можно назвать «проблемой задержки»." - Дамы, молчать!

@темы: шутка, Хайдеггер, Дугин

---

Боевые тропы Николая Стрельцова

Дипломная работа студентки Академии Матусовского Анны Воронковой, 2016 год. Сюжет основан на реальных событиях Великой Отечественной Войны, отражает историю Луганска под немецкой оккупацией в 1942-1943 гг. Материалы для фильма предоставлены Натальей Николаевной Гаврюшенко, учительницей начальных классов Луганской школы № 13 имени А. Молодчего.
Видео по ссылке
oduvan.org/galereya/video/boevyie-tropyi-nikola...

@темы: Луганск, Каменный Брод, Великая Отечественная война

---

Новое на Одуванчике

1. Стихотворение Елены Заславской "Бумеранг"
oduvan.org/chtivo/stixi/bumerang/
2. Продолжение цикла Татьяны Волоконской, сегодня о Ярославе Мудром
oduvan.org/chtivo/esse/razdelyay-i-vlastvuy-vla...
3. Анонс литературного клуба Академии Матусовского. Литературный вечер будет посвящен Ницше
oduvan.org/афиша/nitsshe-v-luganske/

@темы: Одуванчик

---

Новое на Одуванчике

1. Мультфильм луганских мультипликаторов прошел в финал конкурса мультипликации, который пройдет в октябре в Саратове
oduvan.org/galereya/video/multfilm-uletaya-ot-s...
2. О гибели Захарчченко
3. Продолжение цикла Татьяны Волоконской об именах князей в Киевской Руси
oduvan.org/chtivo/esse/uzurpator-vladimir-i-ego...

@темы: Одуванчик

---

Роману Хавронскому

Елена Заславская

Дорога внизу как бумеранг.
Мы на 10 этаже в Крылатском.
Хавр затягивается сигаретой
и дым,
будто карп
Уплывает в пространство.

Дорога всегда возвращается к моим ногам.
Поэт — это вечный кочевник и первопроходец.
А может махнуть
вслед за карпом,
по облакам, за грань
горизонта,
Туда, где солнце заходит.

2018
zaslavskaja.com/2018/09/04/bumerang.html

@темы: Заславская

---

Дугин о МХ

И всё-таки книга Дугина о Хайдеггере начинается очень хорошо. Некоторые вещи систематизировались (как ни удивительно) и прояснились.
Хочется отметить следующее:
1. Отсутсвие русской философии до настоящего времени (не будем спорить, соотвествует это действительности или нет; идеологический конструкт такой безусловно есть) автор осмысляет как метафизическое, мистическое и судьбоносное ожидание, пока философия на Западе кончится, заимствовать больше будет нечего, и мы сможем сказать своё слово. Ницше - последний философ Запада, Хайдеггер - первый философ нового Начала философии, вот теперь, после Хайдеггера, наш час настал. Это конструктивная идея, очень привлекательная как подспорье в полемике.

2. Основная ошибка западной философии, устранение которой и требует нового Начала, была совершена, по Хайдеггеру, в античности, и ни кем иным, как Платоном. Я как-то не улавливала раньше, что у нас тут ещё один борец с Платоном, помимо Поппера, хотя от поклонника Ницше можно и нужно было ожидать. Я читала Хайдеггера не так уж много и довольно беспорядочно, спасибо Дугину, что донёс эту мысль.

3. Суть основной ошибки западной философии заключается в том, что бытие признано сущим. Бытие это суть и смысл сущего, и вот оно-то и было признано тоже сущим, хоть даже как идея, а не некоторым внеположным системообразующим принципом из совершенно другой иерархической ступени. Платоновское Благо было заменено на христианского Бога, потом на декартовского субъекта, но иерархии сущего это не поменяло, равно как и парадигмы мышления. Сам Хайдеггер считает, что бытие это не-сущее, то есть, если сказать понятней, не существует так, как существует отдельный предмет, не дано в ощущениях. Эта фундаментальная ошибка в самом начале привела к торжеству нигилизма в Новое время, механической цивилизации и ужасам бездуховности. Теперь нужно отбросить всех греков и начать всё сначала.

Если продраться сквозь дебри текста, то можно увидеть, что эта мысль не нова. Более того, это даже известное осмысление истории: современная западная культура, включая философию и технику плюс их побочные эффекты, родилась из взырва Ренессанса, который возродил античность, где уже была рациональность нужного типа, заторможенная на тысячу лет христианством. Если оценивать современную западную культуру как катастрофу, то истоки нужно искать конечно же у греков, и начинать исправление оттуда.

Хочу только заметить, что призыв отбросить греков и начать всё сначала на новом основании прозвучал уже две тысячи лет как. Этим профессоинально занимались христианские богословы Восточной Римской империи, Великие Каппадокийцы в частности. Апофатическое богословие, которое отрицает приложимость к Богу предиката существования, расцвело в трудах Дионисия Ареопагита (я не пишу псевдо-Дионисия Ареопагита, так как общеизвестно, что эти книги написаны в пятом веке, а не в первом, когда жил ученик апостола Павла, и кроме известных нам трудов Дионисия никакой другой Дионисий Ареопагит никаких теологических работ не оставил). Даже в католической Европе, которую единственно Хайдеггер считает христианской, был Мейстер Экхарт, который писал, что некоторые глупые люди полагают, что они могут увидеть Бога, как они видят корову. В общем, презрение 19-20 века к средневековой мысли сказалось не самым лучшим образом.

4. Комментарий разросся, потому ещё один момент, очень эскизно.
Цитировать Платона по Делёзу - это по меньшей мере странно.
"Платон сказал об Идее: "Она парит или гибнет"" - Ж.Делёз, Логика смысла, Екатеринбург, 1998, с. 251.
Хотелось бы ссылку на Платона. Я не помню, но то ведь я. Я помню, что у Платона идеи неразрушимы и неуничтожимы, в отличие от материи.

Было что-то ещё, но оставлю до следующего раза.

@темы: философия, Хайдеггер, Дугин