Чистота в городах как признак высокой культуры

Автор smirnoff-v

Мне в комментариях на пост «Еще о власти в России» предложили ответить на вопрос, почему на Западе культура овладела массами, а в России нет. Я не совсем понял, какое это имеет отношение к вопросам власти, но почему бы и не порассуждать о культуре?

Я лично не вижу, чего такого стали давать миру финны начиная с 19-го века. Впрочем, даже с Калевалы. Только что в давние годы назвали одну из речушек на восточно-европейской равнине Москвою (да и то лишь гепотеза).

Как бы то ни было, о финнах я знаю на порядки меньше, чем о русских, а потому не возьмусь утверждать определенно. Бог знает, какие у финнов достижения культуры, но мы поговорим о другом, о чистоте и порядке

Чистота и порядок же, вокруг домов, о котором так грустит Пальмира, это явление совершенно другого порядка. Беда в том, что термин «культура» слишком многозначен, и эта многозначность путает людей. Чистота и порядок в быту есть следствие упорядоченной жизни нескольких поколений людей и более ничего. Вот вообще ничего.

Если в обществе несколько поколений не происходит существенных социальных сдвигов, там образуется сама собой чистота и порядок в быту. Ибо человек склонен к чистоте и порядку. Под социальными сдвигами же я понимаю изменение способа своей жизни крупными массами людей, целыми социальными группами.

Грязь и непорядок возникают оттого, что человек, который с детства воспитывался в определенных правилах общежития и быта вынужден поменять способ жизни и среду обитания. Бытовых навыков в новой среде у него нет, с навыками общежития так же туго, и являются грязь и безобразия. Таких людей обыкновенно называют маргиналами. Тут ведь дело в том, что в быту, в повседневных отношениях с окружающими люди обычно следуют не разумной воле, а привычке, стереотипу, навыкам, полученным с детства, и воспринимаемым, как сами собой разумеющиеся.

До прихода белых у американских индейцев была чистота и порядок, который серьезно пострадал после их прихода. Например, из долины Миссисипи, где индейцы жили оседло сельским хозяйством, жадные до пахотной земли бледнолицые изгнали бедолаг в прерии. Множество людей полностью сменили свой способ жизни, быт, общественные связи, став кочевыми охотниками. Европейские авторы, наблюдавшие за такими индейцами на ранних стадиях процесса, говорили все о том же, о грязи и безобразиях. Прошла пара-тройка поколений, и вроде как с грязью стало получше, правда безобразия еще оставались, вроде снятия скальпов и перманентной войны с другими племенами. Впрочем, нужно учесть, что безобразия поддерживались белыми.
Но вернемся к европейской чистоте и русскому варварству.
Как я уже говорил, я полагаю, что жить в чистоте, и организовывать вокруг себя приемлемый социальный порядок – естественная человеческая черта и редкие исключения при скрупулезном разборе лишь подтверждают правило. Потому хвалить тех же немцев за чистоту и порядок, у меня нет никаких оснований. Это как хвалить их за две руки и две ноги.

А разница между нынешними русскими и немцами не в том, что у них необычно хорошо, а в том, что у нас необычно плохо.

Впрочем, и термин «плохо» тут неудачен. Просто такой социальный изгиб, который в естественной ситуации со временем выправляется сам собой и все приходит в норму. В XX веке в России произошли крупнейшие социальные сдвиги. Если в начале этого столетия подавляющая часть населения жила в деревне, то в конце века – в городе, и более того, в основном эти изменения не растянуты на все 100 лет, а занимают сравнительно узкий промежуток с 30–х по 50-е. Громадные массы людей изменили свой образ жизни, свой быт, изменилось социальное окружение, тип труда. И результатом стали грязь и безобразия. Совершенно естественный результат.

К тому же результату привела промышленная революция в Англии, когда так же множество сельских жителей перебрались из села в город. Вспомните Ист-енд Диккенса! Вспомните город, по которому бродил Джек Потрошитель.
Так же, нужно заметить, что социальный сдвиг в России был намного более резким, чем в Западных странах, где процессы индустриальной урбанизации длились не 20-30 лет, а столетиями. И тем более нам стоит удивляться, как советской власти, в общем, удавалось держать этот процесс под контролем и проводить его гораздо мягче и эффективней, чем это делалось на Западе. Еще бы одно-два поколения, и навыки городской жизни у потомков маргиналов устоялись бы, превратившись в транслируемые традицией стереотипы деятельности.

К сожалению, в 90-х Россия получила новый удар. Конечно, в массе своей люди никуда не переезжали, но социальный тип отношений с окружающими, тип труда и даже социально одобряемые нормы поведения существенно изменились, что, естественно, замедлило адаптацию маргинальных слоев. А если учитывать новый наплыв маргиналов – мигрантов, из Азии и Кавказа, то нужно признать, что мы серьезно откинуты назад, а советской власти, которой более-менее умело, удавалось работать с подобными слоями – нет.

Ну да ладно, вернусь к немецкой чистоте и другому ордунгу. Так вот! Это не культурное достижение, полагаю я, если говорить о культуре, как достижениях, высотах человеческого духа. Это не преодоление себя, не стремление вверх в поте лица своего, а обыкновенный процесс адаптации к ландшафту. Вполне естественный и тривиальный.

Мне возразят, что де только в Европе добились такого ордунга, но, во-первых, это не так, а во-вторых, не надо забывать, что существенные социальные сдвиги произошли в XX веке в большей части незападного мира. Мир сегодня наполнен маргиналами, «перемещенными лицами» так сказать и результаты на лице.

Пи.Си. Можно было бы вывести формулы, связывающие долю «перемещенных лиц», и скорость адаптации, ибо чем их больше, тем скорость ниже.
2010

@темы: Россия, Европа, мысли друзей

---

О стадоепизме

Автор Истинный Учитель Истины

Многие визитеры, приходящие за советом к Истинному Учителю Истины (то есть мне) -- демонстрируют нездоровое умиление. Их почему-то восхищают признаки моего западного происхождения: фамильные серебряные запонки с янтарями, манера принимать гостей в красном с золотым шитьем шлафроке, книжные полки, сигариллы, белый шоколад, часы с маятником и то, что я не матерюсь. "Кусочек старой доброй Европы!" -- говорят они со значением. -- "Видна устоявшаяся цивилизованность..."

Меня при этом обычно передергивает. Если есть на свете заблуждение более жуткое, чем вера в справедливость копирайта -- то это вера в Старую Добрую Европу (сокращенно, по первым слогам -- стадоепизм).

Я некоторое время думал о том, в какую форму облечь разоблачение стадоепизма. Но однажды, в очередной раз услышав от клиентки вздохи о С.Д.Е. -- решил не умничать и просто попросил ее не глядя ткнуть в любую европейскую страну на моем кабинетном глобусе. Дама зажмурилась, ткнула -- и попала в Бельгию. После чего торжествующе посмотрела на меня.

-- Ну, что скажете? Маленькая страна, а ни территории, ни ископаемых -- а как живут! И без этого нашего зверства. Писающий мальчик, собору святого Михаила, кондитерские с такой мебелью старинной... Правда, обезьян там черных много... Европе вообще угрожает ползучая колонизация.
Я пожал плечами: принимать старинную мебель с гнутыми ножками за лощеную холмсовскую щепетильность хозяев, а подметенные улицы за вековой государственный гуманизм -- это вечное свойство стадоепистов. В чем связь подметенности улиц и векового гуманизма -- не знает и сам Космос. Вероятно, перед нами чистый магизм, основанный на вере в ритуал метлы. "У нас неподметено и негуманно. У них подметено, ergo -- и с отношением к людям всё наверняка наоборот". Это даже не инопланетный вирус, это просто темнота и непросвещенность. Откашлявшись, я закатил даме краткую лекцию из истории бельгийского народа.

...В 1885 году крошечной Бельгии -- вернее, ее королю Леопольду II -- был выделен на обустройство и цивилизацию кусок Африки площадью в два с половиной миллиона квадратных километров, с населением в 25 миллионов человек. Сегодня он называется Демократической республикой Конго.

Известная нам Википедия описывает историю цивилизаторства кротко и по-европейски объективно: "Берлинская конференция признала Леопольда II сувереном захваченной территории. Колонизаторы построили в Конго железные дороги и города, включая Леопольдвиль. Эксплуатация колонии была одним из существенных источников накопления капиталов и развития промышленности Бельгии. Однако эксплуатация региона привела к частичному вымиранию местных жителей. Население Конго сократилось на 10 миллионов человек (с 25 до 15). Эти тенденции провоцировали вооруженные выступления местных жителей против бельгийских властей... За невыполнение поставок слоновой кости, каучука, продовольствия, за отказ выполнять трудовую повинность власти истребляли местных жителей, сжигали селения, опустошали целые районы."

Итак -- старая добрая европейская страна с территорией в две трети Эстонии и населением в 5 миллионов человек так поэксплуатировала регион диких африканцев во время развития своей промышленности, что с 1885 по 1905 годы с последними случились тенденции частичного вымирания (в размере 40% населения).

Тех, кто хочет подробностей эксплуатирования региона, я отсылаю к подробнейшей публицистике Марка Твена "Монолог короля Леопольда". Однако предупреждаю: там описывается массовое отрубание рук мужчинам, женщинам и детям за неисполнение поставок каучука и слоновой кости.

... Тут некоторые стадоеписты, из всех риторических приемов освоившие лишь "сам дурак", скажут: "Это было давно. Вот когда Сталин высылал целые народы..."

Что ж. Когда Сталин в теплушках высылал целые народы, в Конго, все еще продолжавшем оставаться колонией подметенной европейской странишки с гнутыми ножками, происходило следующее: в 1945 году в порту Матади случилась забастовка. Она переросла сначала в столкновения с полицией, а затем в вооруженное восстание, поддержанное крестьянами окрестных деревень. Его с трудом подавили бельгийские войска.

В 1959-м страна с гнутыми ножками и знаменитыми кондитерскими вела террор уже куда мягче: были убиты всего лишь "десятки" протестующих.

А вот что она сделала с премьером независимого Конго, когда кое-где готовились запускать Юрия Гагарина в Космос:

"Для защиты жизни и имущества европейцев в страну были введены в июле 1960 бельгийские войска. В сентябре 1960 правительство было отправлено в отставку. Лумумба был арестован, отправлен в Катангу и убит в январе 1961."

Кем убит? Насколько я помню, 5 февраля 2002 года бельгийское правительство выразило "глубокое и искреннее сожаление" в связи с ролью Бельгии в убийстве. Выяснилось, что его расстрелом, произведенным по настоянию Бельгии, желавшей сохранить свое влияние в стране, даже руководили бельгийские офицеры.

...На этом прямые террористические вмешательства симпатичной кондитерской страны в жизнь огромного народа на другом континенте, кажется, заканчиваются. Любопытно, что к моменту обретения независимости размножающиеся как кролики конголезцы все еще недобирали своей "до-цивилизаторской" численности: их было всего 20 миллионов.

С тех пор у них то диктатура, то этнические войны, то постоянный экономический кризис, то дефицит демократии. Но за 40 лет без Бельгии они размножились втрое -- хотя за 85 лет при Бельгии лишь "имели тенденцию" вымирать.

85 лет Бельгия напрямую выкачивала кровь и богатства из черномазых макак. Но бельгийцы, как известно, -- европейцы. Они умеют сказать Правду и взять Ответственность. В 2003 году они создали Фонд Лумумбы с бюджетом более 3 млн евро, который закупает лицензионные Windows для обучения наиболее продвинутых конголезских студентов. Чему учат -- не знаю. Видимо, основам европейскости.

...Завершая это нетипичное для меня повествование, я убедительно прошу Друзей Гармонии: если у Вас есть знакомые старые добрые европеисты -- расскажите им о Бельгии. Вдруг поможет.

---

P.S. от 26 января 2008 г.

Отныне, пожалуй, ваш покорный Гиперуб будет в порядке пост-скриптумов сам себе выдвигать наиболее ходовые необоснованные претензии и объяснять, почему они не обоснованы.

Итак,

1) "Это что же получается, подметать нам в России не надо? Да? Да?"

Нет. Из текста нисколько не следует, что не надо подметать. Из текста следует, что все страны, за исключением наиболее окраинных, малонаселенных и юных, имеют в своих шкафах с гнутыми ножками потрясающее количество скелетов.

2) "Значит, Вы оправдываете КГБ, Сталина и Калоева?"

Из текста нисколько не следует, что надо не стыдясь проливать чужую кровь, потому что cosi fan tutti. Из текста следует, что все страны, за исключением наиболее окраинных, малонаселенных и юных, имеют в своих шкафах с гнутыми ножками потрясающее количество скелетов.

3) "Почему Вы так быстро исписались?"

Ничего себе быстро. Мне через два месяца будет 106 лет, молодые люди. Имейте совесть.

4) "Зачем жалеть негров? Есть право сильного, естественный отбор -- это на пользу Человечеству."

Фанаты естественного отбора из Германии всего за несколько лет погубили цвет двух великих народов, включая свой, и цвет нескольких народов попроще. Опыт показывает, что если не жалеть негров, то геноцида хватит на всех, включая самых голубоглазых.

Если я что-то упустил, поправьте старика

@темы: Европа, мысли друзей, колониальное государство

---

Предустановленная гармония

Автор schwalbeman

Как концептуально устроен мир идей! Как на удивление редко ошибается чутьё человека, по малейшим нюансам определяющего, какая идея относится к добру (с точки зрения его картины мира) а какая к злу. Редко-редко встретишь мятущуюся душу, которой атлантическая философия будет не по нраву, а политика Атлантического блока - наоборот, по нраву. Блаженны те, кто рефлексируют в себе это всеединство. Я познакомился с одним таким человеком, ровнёхонько в тот год, когда на сербов падали бомбы с пожеланием счастливой Пасхи (помните?). И вот, этот мой собеседник поморщился, конечно, от такого цинизма – но предсказуемо приписал его неотёсанности, свойственной всем вообще в мире солдафонам, помноженной на пропагандистскую машину примаковского правительства. И он раскрыл мне свою картину мира, в которой всему нашлось место – и все цеплялось одно за другое, было связано одно с другим. Нельзя было усомниться ни в одном кусочке этой мозаики, ибо вирус сомнения распространился бы по всему организму. Бомбы, справедливо сбрасываемые на сербов; Ельцин, которого правильно сделали, что переизбрали; групповой отбор в биологии, которого нет; отрывистый ритм современной поэзии и современной музыки, который правильно сделал, что затоптал распевность конкурирующих эстетических направлений; конечно же, номинализм, который, как вы понимаете...; Рождество, которое по западному стилю, а не это не пойми что в разгар января; монетарная экономическая теория, которая закономерно отправила в нокаут кейнсианство; дефляционная модель преодоления кризисов, которая гораздо лучше инфляционной; финансовая экономика, чей примат над экономикой промышленной следует приветствовать; Каспаров, который неминуемо лучше Карпова; территориальное единство Гишпании, которое да будет вопреки баскам; право российских субъектов на самоопределение, которое должно из реализуемого непременно стать реализованным; теоретическая история, которая никак не возможна, ни онтологически, ни гносеологически, ни методологически; капитализм, который лучший и вечный; демократия – именно такая, как её понимают в наши благословенные дни (а не дай Бог, не пятьдесят лет назад)... Порви одну петельку – и всё вязание расползётся. Неужели кто-то ещё верует на этой земле в постмодерн? Когда он был? Если и был некогда, то благополучно закончился ещё до моего рождения. Может быть, постмодерн – это золотой век?

Я думаю, он был прав, мой собеседник. Не с точки зрения этических оценок, в которых разве что Бог нам всем судья, а в том, что касается структуры мира идей. Вот так оно всё и кластеризуется, объективно, почти независимо от нашей воли. Какие-то мелкие вещи просыпаются сквозь ячеи сети, например, холивар между любителями кетчупа и соевого соуса, наверное, не разрешишь апелляциями к общечеловеческим ценностям. Но связь между варлаамитско-паламитской дискуссией и формой, в которой Северо-Атлантический Союз счёл допустимым поздравить с православной Пасхой подданных С. Милошевича, вполне может быть прослежена. Такие связи в общем случае не получается пассивно не замечать. Чтобы они исчезли, их приходится активно игнорировать.

Идеи имеют свойство кластеризоваться – совершенно безотносительно своей принадлежности к родам деятельности и мысли. Есть в идеях какие-то петельки и крючочки, которые позволяют с лёгкостью подживить, например, богословскую концепцию к политической модели, да не к любой, а только вот к этакой. А к получившемуся гибриду можно приделать музыкальный стиль, но тоже не любой, только вот такой или очень похожий[1]. И новый стиль одежды - тоже не любой. Сегодня он играет джаз, завтра носит адидас, послезавтра Родину продаст... ведь это же чистая правда; тем и мерзки нам сейчас эти проклятые коммунисты, что слишком часто и по слишком важным вопросом говорили они такую чистую и такую глубокую правду...

Гносеология, философия науки изучают взаимоотношение между собой однородных идей, имеющих один и тот же статус научности/ненаучности, объективности/субъективности, естественнонаучности/гуманитарности. Но у идей есть способность к агломерации через-насквозь границы областей деятельности и знания. У стиля одежды может быть больше общего с метафизической системой, чем у двух метафизических систем. И мало кто обращает на это внимание.

Вот что всегда меня восхищало – куда там звёздному небу над головой.

_____________________________________
[1]Музыка, возможно, сильнее прочих искусств коррелировала с общественным устройством. Малейшие дуновения в политике и идеологии всегда сразу же (а иногда и с упреждением) находили отражение в партитурах. По мере того, как ускорялся темп социальных преобразований на Западе, всё быстрее и быстрее билось сердце музыкального прогресса. Многие направления рубежа XIX-XX вв. оказывались не доигранными, не додуманными – ибо приходило уже время сочинять новую музыку, независимо от того, вполне ли развились идеи старой. Видимо, близкое можно сказать и о других изящных искусствах.

@темы: Европа, идеи, мысли друзей

---

О понимании свободы

Автор edelberte

Пришла счастливая пора,
Мы закричали: "Блин, ура!
"Свобода, блин, свобода, блин, свобода!"
(из уголовного фольклора)

Продолжаю о различиях в восприятии мира у людей разных эпох.

Европейское Средневековье - отдельная цивилизация; современный Запад - не продолжение ее, но отрицание. Пространство и время, будущее и прошлое, жизнь и человека люди Средневековья видели совсем по-другому, чем мы, и уж тем более иначе, чем европейцы последующих времен. Соответственно и все привычные нам категории были наполнены иным смыслом. Слова те же - содержание другое.

Для примера поговорим о таком значимом для европейца понятии, как свобода - альфа и омега современного западного сознания.

Вот точка зрения, на которую мне хотелось бы с безобразным опозданием, но все-таки возразить. Если коротко, позицию моего собеседника я бы выразила в следующих тезисах:

1. Традиционное, христианское представление европейцев о свободе можно рассматривать, основываясь на творениях Макиавелли, поскольку Макиавелли, во-первых, никакого другого общественного устройства, кроме традиционного, не знал, а значит, и рассматривать не мог; а во-вторых, сам являлся человеком Традиции - он не знал понятия Прогресса и воспринимал время циклически, как то свойственно было традиционному средневековому сознанию.

2. Таким образом, представление о свободе как противоположности угнетению со стороны власти, идущее от Аристотеля, свойственно западноевропейскому мышлению на всем протяжении истории.

Вот выдержки из Макиавелли:

«... народ всегда стремится к двум вещам: во-первых, отомстить тем, кто оказался причиной его рабства, во-вторых, вновь обрести утраченную свободу.» (Р: XVI)

«А если мы посмотрим на цели людей благородных и людей худородных, то, несомненно, обнаружим, что благородные изо всех сил стремятся к господству, а худородные желают лишь не быть порабощенными и, следовательно, гораздо больше, чем гранды, любят свободную жизнь, имея меньше надежд, чем они, узурпировать общественную свободу. Поэтому естественно, что когда охрана свободы вверена народу, он печется о ней больше и, не имея возможности сам узурпировать свободу, не позволяет этого и другим.» (Р: V)

"… общие выгоды, которые проистекают из свободной жизни, … заключаются … в возможности свободно пользоваться собственным добром, не опасаться за честь жены и детей, не страшиться за свою судьбу" (Р: XVI)

Прежде всего - был ли сам Макиавелли представителем традиционной культуры? Для меня очевидно, что нет. Годы жизни - 1469-1527. Раннее Возрождение принято датировать с четырнадцатого века до второй половины пятнадцатого. Вторая половина - это уже Возрождение зрелое, состоявшееся. К моменту рождения Макиавелли глобальный переворот в общественном сознании, искоренивший большинство традиционных представлений, уже состоялся, и формировался он как человек уже наступившей новой эпохи. Бастард, младший современник и знакомец Леонардо да Винчи, воспитывавшийся в той же мастерской, вращавшийся в том же кругу. Какие уж там традиционные ценности, помилуйте!

Представление о Прогрессе, возникшее в эпоху Просвещения, не означало само по себе какого-то глобального изменения. Оно было лишь следствием, развитием того переворота, который состоялся гораздо раньше - в эпоху Ренессанса. Закономерное развитие идей. Прогресс - это абстрактная реализация, временнОе воплощение пространственной идеи Перспективы, введенной художниками Возрождения. Не все сразу, да, не все сразу... Что-то проявилось немедленно, что-то - с течением времени, но все уже было заложено. И одной из самых первых идей, подвергшихся коренному изменению, была именно идея свободы. Она была ключевой, идейная революция не могла бы состояться нив большом. ни в малом, если бы представление о свободе оставалось прежним.

Посмотрим, как понимали свободу в Средневековье - и сравним с пониманием Маакиавелли.

Наш крупнейший мидиевист А.Я. Гуревич в книге "Категории средневековой культуры":

"Свобода в средние века имела особое содержание, не такое, как в античном обществе или в Новое время. Она не была простой антитезой несвободе и зависимости. В феодальном обществе нет людей вполне независимых. Крестьянин подчинен господину, но и феодал был вассалом вышестоящего сеньора; собственник — хозяин в своем владении, но оно представляло собой феод, пожалованный за службу и повиновение. Сочетание прав сеньора и обязанностей вассала характерно для любого члена феодальной иерархии, вплоть до возглавлявшего ее монарха, — и он был чьим-то вассалом: либо он принес присягу верности императору, папе, либо считался вассалом Господа Бога. Обладание полным, окончательным суверенитетом этому обществу незнакомо. Поэтому член феодального общества всегда от кого-то зависел, хотя бы лишь номинально. Между тем, значительные слои этого общества считались юридически свободными.

Следовательно, свобода не мыслилась в то время как антитеза зависимости, свобода и зависимость одна другой не исключали. Более того, имели реальный смысл понятия «свободная зависимость», «свободное служение», «свободное послушание» (109, 39, 58, 185). Как свобода не исключала зависимости, так и зависимость не означала отсутствия всяких прав.Средневековое общество — общество, знающее широкий диапазон градаций свободы и зависимости. Для него не характерно единое и ясно определенное понятие свободы. Эти понятия относительны, нет ни полной свободы, ни полной несвободы....

Наряду с учением о моральном достоинстве страдания и смирения средневековое христианство развивало учение о свободе. В отличие от языческих богов, подвластных неотвратимой судьбе, Бог христиан неограниченно свободен, свобода считалась существенным признаком Его могущества. Свободному Богу соответствует человек, обладающий дарованной ему Творцом свободой воли, он волен вступить на путь добра или сойти с него на путь зла и греха. Свобода — божественная прерогатива становится достоинством человека. Вследствие этой свободы каждое человеческое существо представляет арену борьбы, ведущей к спасению или к гибели. Искупительная жертва Христа с необычайной силой ставила проблему выбора личностью своего пути и свободного исполнения морального долга. Выдвигая на первый план индивидуальное спасение души, предполагая свободу воли человека, христианство повышало оценку человеческой личности, поставленной им в прямое, непосредственное отношение с Богом.Выше уже отмечалось, что это отношение в средние века понималось как служение.

Верная служба человека Богу, полнейшее Ему повиновение ведут к достижению свободы. Верные Богу, верующие в Него всей душой будут свободны, те же, кто упорствует в своей гордыне не повинуясь Господу, лишь мнят себя свободными, ибо на самом деле они не свободны, будучи рабами своих страстей на земле и осужденными на адские муки в загробном существовании. В этом смысле противопоставляли «свободное рабство перед Господом» (libera servitus apud Dominium) «рабской свободе мира» (servilis mundi libertas). Лишь верный слуга обладает истинной, высшей свободой. Еще блаженный Августин различал vera libertas благочестивых людей и falsa libertas нечестивцев. Понятия «справедливости», «мира» и «подчинения» Августин сближает, поскольку лишь подчинение Богу и единение с ним может служить залогом мира и справедливости на земле. Таким образом, и в теологическом плане наблюдаются сближение и взаимопереход понятии «свобода», «служение», «верность»...

Иерархия привилегированности, свободы, зависимости и несвободы вместе с тем была и иерархией служб. Служба вассала сеньору находила моральную санкцию и возвышающую аналогию в «свободном служении» христианина Творцу.

Как видим, феодальная действительность не отрицала свободы человека. Но то была очень своеобразная свобода, не похожая на свободу личности а Новое время. Права человека в средние века, собственно, не были его индивидуальными правами. Пользоваться своими правами индивид мог лишь как член корпорации, сословной группы — от нее получал он права, она защищала их от посягательств и поругания. Оказываясь вне социальной группы, человек переставал быть членом общества, становился бесправным и незащищенным изгоем....

Феодальное общество — это общество четко распределенных и фиксированных обычаем или законом социальных ролей. Индивид теснейшим образом связан со своей ролью, и лишь ее выполнение дает ему возможность пользоваться теми правами, которые подобают носителю данной роли. Более того, его индивидуальность в огромной степени определяется играемой им ролью. Сословно-корпоративными были не только его права, но и самая его внутренняя природа, структура его сознания и способ его поведения. Средневековый человек был рыцарем, священником, крестьянином, а не индивидом, который занимался военной, религиозной или сельскохозяйственной деятельностью. Общественный порядок воспринимался и осознавался как богоустановленный и естественный."

Заметно отличается от взглядов, сформулированных Макиавелли, не правда ли? У Макиавелли все основано на жестком противопоставлении "народа" и власти ( "кто оказался причиной его рабства"). Именно на основе этой антитезы формируется представление об "общественной свободе" - свободе отдельных людей, составляющих общество, от угнетения теми, кто имеет власть. Мыслятся два субъекта, два противоборствующих актора на общественном пространстве - народ и властители, его угнетающие. Свобода - всего лишь вопрос взаимодействия между ними. При этом народ, при взаимодействии с властью представляющий собой относительное целое ("...когда охрана свободы вверена народу..."), при пользовании свободой понимается как совокупность отдельных индивидов ("...в возможности свободно пользоваться собственным добром, не опасаться за честь жены и детей..."), ничем между собой не связанных и ничем не обязанных друг другу. Рассуждение о бедноте, стремящейся лишь защитить свою возможность свободно пользоваться и т. д., и грандах, желающих свободу узурпировать, это подтверждает. Здесь перед нами почти в законченном виде предстает концепция свободы Нового времени: атомизированное общество противостоит власти в стремлении защитить свои индивидуальные права.

Понимание свободы в средневековой Европе было совершенно иным. Прежде всего, не было противопоставления "народа" и "власти". Не было никакого обобщенного "народа", состоящего из атомизированных индивидов. Все были связаны со всеми по горизонтали (как члены сословий и корпораций) и по вертикали - иерархией. Общество понималось как единый организм, где все части, включая властителей, служили целому, выполняя назначенные им функции. И над всеми стоял Бог.

Для человека Средневековья свободен тот, кто, участвуя как член корпорации или сословия в иерархии, служит тем самым Богу - и несвободен тот, кто такой возможности по тем или иным причинам лишен и служит всего лишь воле другого человека - пленник, раб и т.д.

Свобода в понимании Макиавелли - возможность пользоваться своим имуществом, безопасность жены и детей - вообще не была проблемой индивида или совокупности индивидов - ее защищала корпорация, к которой индивид принадлежал. При этом никто, опять-таки включая властителей, не пользовался этим "свободно" - ограничения накладывало служение. Каждый служил Богу и обществу - через служение вверх по иерархии.

В то же время свобода в понимании человека Средневековья была шире и глубже, чем просто возможность пользоваться, - в любой момент его жизни это была экзистенциальная свобода. Мнение, что средневековое устройство общества препятствовало развитию индивида, не совсем верно. Да, каждый "принадлежал" своему сословию и своей функции. Но при этом никто из включенных в общественную иерархию не был отчужден от высших смыслов и высших целей, никто не был "винтиком". Не было деления на творящих смыслы и бессмысленную "чернь". В жизни каждого был высший смысл, ибо каждый был необходимым элементом великого целого, звеном цепи служения людей друг другу и Богу, ареной вечного противостояния добра и зла. От выбора каждого зависело все.

Новое время, провозгласив индивидуальную свободу высшей ценностью, дало индивиду права - и лишило чувства принадлежности к великому целому и тем обессмыслило жизнь очень многих. А все закричали: "Блин, ура!"...
2010

@темы: Макиавелли, индивидуализм, Европа, свобода, мысли друзей, Возрождение

---

Разница мировосприятия

Автор edelberte

Очень часто, анализируя исторические события, мы совершаем ошибку, приписывая людям прошлого наше собственное понимание вещей. И тогда дела минувших дней предстают перед нами в искаженном виде, часто - нелепым и примитивным комиксом, где действуют карикатурные злодеи, дрожат запуганные рабы и обгоняют эпоху не понятые современниками гении, как правило, плохо заканчивающие свои наполненные борьбою с косностью жизни. А между тем каждой исторической эпохе свойственно свое мировосприятие, свои жизненные ценности, зачастую очень отличные от наших, своя психология, сформированная на основе этих ценностей совершенно иными условиями жизни.

Это касается даже сравнительно недавних эпох, когда, казалось бы, общее миропонимание не было принципиально иным. Скажем, первая треть двадцатого века в нашей же собственной стране. Здесь для понимания все сравнительно просто. Не изменился язык, остался прежним смысл, вкладываемый во все основополагающие понятия. Чем тогдашние люди отличались от нас - так это пережитым, личным и историческим опытом - и тем, что рождается из этого опыта.

Но даже этого пустякового различия, которое легко преодолевается обычным человеческим сопереживанием и способностью поставить себя на место другого, оказывается достаточно для ошибок и нелепых образов. Ужасы тридцать седьмого года, маниакальный злодей Сталин, трясущееся от вечного страха население... Ну да, конечно, одного расстреляли, другого... как же тут не испугаться! Нашему современнику.

А теперь представим себе людей той эпохи. Не политиков, не фанатиков какой-либо идеи - самых обыкновенных рядовых людей. Эти люди пережили разруху, две войны (одна из них - самая страшная, гражданская!), две (или три?) революции, периоды безвластия, когда тот, кто сильнее в данную минуту, кто имел ружье, мог сделать что угодно, как угодно поизмываться над тем, кто слабее, у кого в тот момент ружья не было. Практически каждому взрослому мужчине того времени приходилось убивать, чтобы не быть убитым самому. Каждая взрослая женщина на личном опыте знала, что защитить ее может не закон, не порядок - а сила. Только тот, кто способен безжалостно, силой подавить собственных врагов, может служить защитой другому. Эта истина даже не то чтобы ясна была поколению - она глубоко впечаталась в души.

Люди пережили страшное, которое отказывалось кончаться. Казалось, что страшнее уже некуда - а дальше становилось хуже. От войны и смерти - к безумию безвластия, к войне брата против брата, а дальше - омут разрухи. Тиф, голод, испанка, грязь, вши. И всюду - смерть.

И вот жизнь стала налаживаться. Закончился голод, появились мыло, спички, керосин. В больницах и фельдшерских пунктах - идеальная чистота. Болезни отступили. На чистых улицах вежливые милиционеры в белых кителях отдавали честь, указывая прохожим дорогу. И не жены нэпманов, не распутные прококаиненные любовницы комиссаров - обычные гражданки заспешили по этим улицам по своим делам не в валенках, не в юбках, сшитых из занавесок, а в ботиках и ботиночках, в нарядных платьях и наглаженных блузках из свежего ситца. Веселая молодежь училась и увлеченно занималась спортом, и государство ее к этому всячески поощряло.

Больше всего на свете люди боялись всё это потерять. Они помнили - очень хорошо помнили! - как легок, как мгновенен переход от налаженной, кажущейся такой прочной и неизменной жизни к кошмару, к бездне.

И, - кто сознательно понимая, кто интуитивно чувствуя, - все они знали, что причиной обрушения страны в ад была слабость власти, ее неспособность противостоять своим противникам. И они требовали, именно настойчиво требовали от власти безжалостности - не к каким-то врагам народа, а именно к ее, власти, врагам. Они просто хотели гарантий, что ужас не повторится.

Подавляющее большинство рядовых граждан не интересовалось и не хотело интересоваться различиями в платформах Сталина и Троцкого, Троцкого и Зиновьева. Глубоко травмированных пережитым людей приводил в ужас сам факт наличия вблизи властных вершин противоборствующих группировок - это было слишком похоже на то, с чего всё началось.

Не прояви власть той степени жесткости и решительности, которой от нее ждало и требовало население, - это вызвало бы недоверие к ней, страх, а то и панику - панику, которая могла привести именно к тому, чего все так боялись.

Теперь о власти. Она имела дело с массами людей, умевшими убивать и делавшими это не задумываясь. С населением, ни в грош не ставившим право и закон и доверявшим только силе. И именно это население ей нужно было ввести в рамки нормальной, упорядоченной жизни, где не переходят улицу на красный свет. И вы серьезно полагаете, что этого можно было добиться чтением проповедей о правовом государстве?

И это совсем близкая к нам эпоха. Всё становится намного сложнее, когда речь идет об удаленных временах, о других цивилизациях, когда другим является все, включая понимание пространства и времени. Об этом - следующий пост, а то и так многабукафф получается.
2010

@темы: Россия, СССР, мысли друзей

---

Корпс брайд

Автор schwalbeman

Дружественный журнал нападьмя нападает на «Коринфскую невесту» Иоганна Вольфганга фон Гёте. А по-моему, хорошее стихотворение, вполне ортодоксальное. Гуманистический флёр на нем лежит, уж не знаю, парадокса что ли ради. Я имею в виду все эти вздохи-ахи по поводу прекрасного эллинистического язычества, грубо попранного гадкими попами.

На самом деле, это стихотворение о том, как эстетически притягательные ценности могут оказаться недопустимыми этически. И наоборот: этически безупречный выбор может отталкивать эстетически. И одному бушу известно, что со всем этим делать. У Гёте речь идет о выборе между христианством и язычеством, но понятно, что проблематика шире. Выпускник университета, мучающийся выбором профессии, тоже может внезапно оказаться афинским женихом, выбирающим между красивой, но мёртвой невестой, и (возможно) некрасивой, но живой.

Стороны определены у Гёте со всей подобающей четкостью. Есть уродливое добро (христианство; оно возбуждает конфликты на религиозной почве, оно не терпит конкуренции; оно всё из себя такое ханжеское и пр.). И есть эстетичное зло (всё такое загадочно-загадочное, демоническое-демоническое – напомните, из какого это фильма). И последствия выбора в пользу эстетики говорят о себе сами: "Я нашла того, кого любила, // И его я высосала кровь!". Супер. Спасибо большое, но лучше вы к нам.

Такие стишки.

@темы: Гёте, мысли друзей

---

Тристан, НИИЧАВО и обратно "СтарТрек"...

Автор christa-eselin

Нет, не могу.
Нимагу-нимагу. Вяжите меня, убирайте меня от экрана.

Не кино, а какой-то апофеоз шестидесятничества. Не кухонного, а вот этого, дурного, деятельного, ниичавошного, пузырящегося, как взболтанное в бутылке ситро. Понедельник начинается в субботу, ага. Вот ровно в полночь, ни секундой позже. Ощущение, что если они промедлят хоть на мгновение, то их НИИ корабль превратится в тыкву, а они сами – в ошалелых лабораторных мышей, в панике мечущихся по клетке и изнывающих от тоски, потому что никто над ними не экспериментирует.

Зато сколько позитива при разрешении, допустим, всех древних мифологических конфликтов! Не развязывается узел – хрен с ним, давайте рубанём с плеча, а потом уж будем разбираться, где там ноль, а где там фаза.

Тристан и Изольда. Он – бравый и вечно замотанный ниичавошными проблемами зав. лабораторией капитан, она – чернокожая инопланетная принцесса, дикая и прекрасная, не умеющая пользоваться вилкой, но ножом владеющая превосходно. Укрощение строптивой - в лучших шекспировских традициях. «Ударь ещё – я так тебя хвачу!» - «Ударишь, так не будешь дворянином…» Но перейти к стадии «целуй меня, Кэт» нельзя, никак нельзя – где-то там, в космической дали, ждут король Марк, династический брак и, как следствие, - прекращение войн и дружба между народами. А принцесса не хочет ни короля, ни разоружения, она – дитя, ей нужны свобода, радость, жестокие игры и бравый Петруччо, из которого можно запросто сделать Тристана. Вместо любовного напитка – волшебные принцессины слёзы с феромонами. Роковая попытка Петруччо утереть Изольде нос – и всё, волшебство свершилось, он уже не хозяин, а пленник, не учитель, а подмастерье. Позор, тоска, жалкий жребий, взаимный восторг и протоптанная веками дорожка к трагедии, смерти и межпланетному скандалу. Но, чёрт побери, нет, не тут-то было. У этих людей из давно минувшего будущего нет воскресений, они просто не знают, что это такое. И вот уже Тристан, стряхнув наваждение, стоит на мостике и отдаёт команды, корабль крутится штопором, удирая от противника, Изольда сидит, вцепившись в подлокотники и глотая бесполезные волшебные слёзы. Кинув случайный взгляд на возлюбленную, Тристан расцветает восторгом: «Бог мой, что это у тебя за камушки на шейке? Это же как раз то, что нам нужно для починки двигателя!». И бедная Изольда, вся такая полуобнажённая и растерянная, понимает, что всё, каникулам конец, понедельник давно в разгаре, и новых выходных уже не будет никогда. «Милый, а как же я?» - «Детка, ничего не поделаешь, первым делом – самолёты, ну, а девушки… сама понимаешь».

Самое трогательное, что она в конце концов понимает, да. Бывает так, что если сделать усилие и очнуться от счастья, то становится ясно, что никакое это не счастье, а морок и наваждение. Главное – не дать себя затянуть в этот тяжёлый сон, не пристраститься к дурному зелью до такой степени, что будет уже всё равно: убийство так убийство, предательство так предательство… Недопитая чаша падает в море. Долг и честь – прежде всего. А наваждение пройдёт, если не возвращаться к этой чаше вновь и вновь. Тем более, что, чем дальше, тем горше и тошнотворнее будет напиток, тем безотраднее упоение и тем тяжелее похмелье…

Интересно, какие ещё есть вариации этой легенды в мировой культуре? Что-то я кроме «Анны Карениной» ничего и не припомню…

@темы: Звездный путь, мысли друзей

---

Честертон. О вшах, волосах и власти

Недавно врачи и другие лица, которым современный закон разрешил распоряжаться более оборванными собратьями, постановили стричь всех девочек. Конечно, я имею в виду девочек бедных. Много нездоровых обычаев бытует среди богатых девочек, но не скоро, очень не скоро доберутся до них врачи. Постановление объяснили так: поскольку бедным приходится жить в немыслимой тесноте и грязи, им нельзя отпускать волосы, чтобы не завелись вши. Итак, волосы запретили. Почему-то никому не пришло в голову запретить (и уничтожить) вшей. Как всегда в современных спорах, самая их суть не упоминается из скромности.

Всякой свободной душе ясно: если вы принуждаете к чему-то дочь извозчика, принуждайте и дочь министра. Я не спрошу, почему врачи не следуют этому правилу, я и так знаю — они не смеют. Они, конечно, объяснят иначе: они укажут, что у бедных вши заведутся скорей. А почему? Потому, что бедных детей (не считаясь с желаниями их домовитых родителей) сгоняют в тесные классы по сорок штук, а у одного из сорока могут быть вши. Почему же?

Потому, что бедных так задавили налогами, что их женам приходится работать, значит — у них нет времени на дом; значит — у ребенка могут завестись вши. Поскольку у бедного человека на голове сидит учитель, а на животе — домовладелец, ему приходится терпеть, чтоб волосы его дочери сперва запустили от бедности, потом загрязнили — от скученности и, наконец, отрезали во имя гигиены. Может быть, он гордился ее волосами. Но кому до него дело?

Когда тирания загоняет людей в грязь, наука знает, что ей делать. Долго и накладно отрезать головы тиранам; лучше уж отрезать волосы рабам. Если, скажем, дети бедных докучают богатым и изысканным зубной болью, можно всем поголовно вырвать зубы; если глаз оскорбляют их грязные ногти — вырвем ногти; если из носа течет — долой носы. Пока мы не управились совсем с меньшими братьями, можно сильно упростить их внешность.

По-моему, это ничуть не более странно, чем наш теперешний закон: врач входит в дом свободного человека, у чьей дочери могут быть чистые, как снег, волосы, и приказывает остричь их. Никто не догадался, что вши в трущобах свидетельствуют против трущоб, а не против волос. Только вечными установлениями — такими, как волосы, — можем мы поверять установления временные, как, скажем, империи. Если дверь построена так, что вы ударяетесь об нее головой, — сломайте дверь, а не голову.

Народ не может восстать, если он не консервативен; если он не сохранил хоть несколько старых убеждений. Страшно подумать, что большая часть старых мятежей не началась бы сейчас вообще, потому что нет уже у народа тех чистых и здравых традиций. Оскорбление, вознесшее молоток Уота Тайлера, сочли бы сейчас медицинским осмотром. Издевательство над Виргинией — свободной любовью. Жестокие слова Фулона "Пускай жрут траву" — советом нежного вегетарианца.

Огромные ножницы науки, остригшие кудри бедных школьниц, подбираются все ближе ко всему, чем вправе гордиться народ. Врачи и чиновники не знают, что тело — больше одежды; что суббота — для человека; что все установления на свете будут осуждены или оправданы в зависимости от того, подошли они или нет к здравой человеческой жизни. Политика нормальна, если народ сохраняет голову. Наука и искусство нормальны — если он сохраняет волосы.

Вот она, мораль этой басни: надо начать снова, и не там, где начинали. Сейчас я начну с волос бедной девочки. Что-что, а это уж — дело хорошее. Когда мать гордится красотой дочери — это хорошо, даже если все на свете плохо. Такая гордость и любовь — один из пробных камней любой страны и эпохи. Если другие установления этому мешают — тем хуже для них. Если мешают властители, ученые, законы — тем хуже для законов, ученых и властителей. Рыжим волосом замурзанной девочки я подожгу цивилизацию.

У девочки должны быть красивые волосы — значит, она должна их мыть; волосы надо мыть — значит, в доме должно быть чисто; в доме должна быть чистота — значит, мать не должна работать; женщина не должна работать — значит, надо меньше драть за жилье; жилье должно быть дешевле — значит, надо перестроить экономику; экономику надо перестроить — значит, нужно восстать.

Золотисто-рыжую девочку (которая только что прошла мимо моего окна) нельзя уродовать, мучить, огорчать; нельзя стричь, как каторжанку. Все короны, не подходящие к ее голове, надо сломать; все, что мешает ее красе, надо смести. Мать вправе приказать ей, чтобы она подвязала волосы, но император Вселенной не смеет приказать, чтобы она постриглась. Она — человек, образ Божий.

Нагромождения общественной жизни развалятся, сгинут; устои общества рухнут; но волос с ее головы не должен упасть.
1910

@темы: Честертон

---

О гностицизме

Автор edelberte

Неизменно точный в наблюдениях френд выделил основное в обильных бормотаниях либеральной старушки: "Что касается тюрьмы Абу ГРей, то там не сидят поэты, инженеры, врачи и люди типа русского талантливого мученика писателя Варлаама Харламова.(Почитайте его книги, познакомьтесь с его творчеством!!!)".

Милая такая, эльфозная старушка, а то, что она Кургиняну чего-то не того желает, - так это дело житейское. Мало ли, в конце концов, чего читатель ей в ответ мысленно пожелает... Может, и вовсе диареи.

Правда-правда - не стоит особенно ополчаться на тех, кому не нравится Кургинян, Моцарт или Достоевский. А вдруг у человека в детстве учитель математики был злющий, двойки ставил - и точь-в-точь походил на Кургиняна. Или со вкусом проблемы.

Но вот бабушка проговорилась, сформулировала свою основную идею - и места для благодушия не остается.

Оказывается, есть люди и люди.

Одних, что бы они ни совершили, сажать в тюрьму нельзя, это преступление и ужас, а других - запросто. И даже пытать. И даже в чужой стране. И виновность-невиновность здесь, оказывается, совершенно не при чем. Сказано же: "поэты, инженеры, врачи и люди типа русского талантливого мученика". А вовсе не "невинные". Известно же - в отношении "талантливых" вопрос о виновности может ставить только нерукопожатное быдло. Сколько раз мы это слышали: "Она поэт, ее нельзя судить!", "Нельзя допустить суда над журналистом!" И даже - по радио! - совсем восхитительное: "Платона Лебедева поместили в камеру, где содержатся пятьдесят человек!" Ужас-ужас. Для Платона, значит, ужас, а для остальных сорока девяти - в самый раз.

И все становится ясно. Перед нами не просто бабушка-старушка с соответствующими возрасту изменениями в коре головного мозга. Перед нами - либерал.

О чем бы либералы не заговорили, это - есть люди и люди - звучит у них всегда. Не страшно, если неприспособившиеся к рынку вымрут, - они ведь неприспособившиеся... Нельзя позволять голосовать быдлу, которое проголосует за что-нибудь не то... Мальчиков на Манежке надо было безжалостно отстреливать - это гопота... И так далее.

И это не просто родовое пятно, маркер идеологии - это ее основа, которая гораздо глубже, древнее и серьезней любых сиюминутных идеологических масок: экономический либерализм, неолиберализм, неоконсерватизм... Но чтобы это отчетливо увидеть, придется немного отступить.

Ничто не возникает на пустом месте, все рождается из чего-то. Любая устойчивая идея имеет генезис, развитие и основу - опирается на какую-либо традицию. Конкретное наполнение меняется в зависимости от эпохи со всеми ее сиюминутными запросами, но основа - структура, матрица, этакий скелетик идеи или, если угодно, бланк, который заполняется разными чернилами и разными словами, но остается все тем же бланком, - сохраняется в случае преемственности всегда.

Есть одна такая очень древняя зараза, постоянно выпускающая все новые и новые ядовитые побеги. Никогда ничего хорошего на этих побегах не вызревало, всегда - злоба, угнетение и бездушие; в самом - не то что лучшем, но - растянутом случае, случае капитализма - изощренное угнетение, и самое худшее еще впереди, это я вам гарантирую.

Имя этой заразе - гностицизм.

Даю слово В. Соловьеву, который сам был не чужд, но описал полно и четко: "Г. характеризуется непримиримым разделением между Божеством и миром, между образующими началами самого мира, наконец между составными частями в человеке и человечестве." (рекомендую прочитать полностью, статья небольшая).

Итак, следуя Соловьеву, выделим основные признаки, структуру гностических учений.

1. Отправное положение. Мир - случайный набор разнородных элементов, лишенный цельности и высшего смысла. Цельности и смысла лишено и все, что в нем возникает. Соответственно, холистический подход исключается. "Родина", "цивилизация", "культура" - иллюзорные понятия, придуманные для чьей-то выгоды.

2. Мир начисто лишен духовного начала и способности изменяться к лучшему. "Ничто из низшего в мире не возвышается, ничто темное не просветляется, плотское и душевное не одухотворяется." Те искорки духа, которые в него попадают, ничего в нем не способны осветить и изменить; их дело - самим сохраниться.

3. "Цель мирового процесса и истинное благо всех существ состоит в том, чтобы каждое знало исключительно только себя и свою сферу, без всякого помышления и понятия о чем-нибудь высшем."

4. Отрицание единства человечества. Люди изначально и необратимо делятся на три (по сути - две) принципиально разные группы: высшие ("духовные") и низшие ("телесные"). Вот это, можно сказать, маркер. Там, где вы встречаетесь с подобным - ищите гностические корни. (Помните? "Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсированно и навсегда обгонит большую; ... далеко не каждый Гомо сапиенс пригоден для такого превращения."(с) Вот-вот.)

Посмотрев внимательно на эти четыре пункта, мы видим, что никакой теологии как необходимого элемента эта структура, собственно, и не требует: в соответствии с ней может быть построена и вполне секулярная идеология. Оно и понятно: Божество известных нам древних гностиков никак не связано с земной жизнью, а значит, его можно не принимать в расчет. Или, если взгляды эпохи этого требуют, можно и теологию подогнать.

Первой последовательно гностической идеологией Нового времени был кальвинизм; в большей или меньшей степени это относится и ко всем протестантским течениям, ставшим основой капитализма. И не приходится удивляться, что идейным наследником протестантизма стал воинствующе-атеистической западный либерализм: Бог, у которого в отношении людей все заранее решено и который ничего не меняет - это мертвый бог, его вполне можно выкинуть из схемы. Секуляризм был запрограммирован изначально.

Кальвином был внесен поверхностный, но очень существенный для дальнейшего элемент: он связал избранность с богатством. Тут можно говорить о влиянии других не менее древних и не менее отвратительных культов. При этом, что характерно, требование аскезы по отношению к "избранным" осталось на месте. Впоследствии, в разных течениях либерализма эти элементы ("духовности" как основания избранности, богатства как признака избранности, признания или непризнания необходимости для "избранных" аскезы) варьировались в разных сочетаниях. Но индивидуализм (см.пп. 1-3 схемы) всегда оставался основой.

Немецкий нацизм, унаследовав от кальвинизма идею принципиального разделения людей на разряды, дал ей другое объяснение - расовое. Кургинян, кстати, считает нацизм последовательно гностическим учением. Тут бы я поспорила. Нацизм отвергает индивидуализм; идея случайности и бессмысленности сочетания элементов, составляющих мир, ему чужда. Чужда и мысль о принципиальной неизменяемости мира к лучшему. Нацизм проповедовал единство и стремление к идеалу - в своем, уродливом понимании, конечно, но тем не менее. Я бы отнесла его к числу эклектичных учений со значительными гностическими заимствованиями. Таких Новое и Новейшее время знает много.

Если нечто имеет скелет гиены, пахнет как гиена и оставляет гиений кал - есть все основания считать, что это гиена и есть, даже если она выкрашена в голубое с намалеванными ромашками. Западный либерализм - законченное гностическое учение; думаю, здесь даже не надо ничего доказывать и иллюстрировать: все очевидно. И всякого рода деления на "избранных" и "быдло" будут в нем вылезать всегда, с необходимостью. И, по мере развития, - во все более и более жестокой форме. Полагаю, у него будут (и уже намечаются) идейные преемники - еще более жестокие. Пока мы эту заразу не выжжем на корню.

И если, когда я писала о манихействе, меня спрашивали: "А что здесь плохого?" - и приходилось объяснять, то здесь ничего объяснять не надо. Чудовищная картинка не изменяемого к лучшему мира, в котором "быдло" не учат и не развивают, а все глубже закапывают вглубь "чисто телесного" существования, говорит сама за себя.

А теперь совершим обратный путь - от глашатаев "индивидуальной свободы" через протестантизм и давшие ему начало гностические ереси Возрождения - к тем мрачным глубинам прошлого, откуда все это выползло. Эллинистические гностики и иудейские оккультисты I века нашей эры едва ли были первыми. И те, и другие ссылались на древность своей традиции. Тем не менее, ни один устойчивый, жизнеспособный культ древности не носит явных гностических черт - ученые не могут сойтись ни на одной версии. Если корни были (а они наверняка были - из ничего, на пустом месте развитое, практически законченное учение взяться не может!), то они прячутся во мраке тайных, темных, еретических по отношению к любой религии культов.

@темы: гностики, Кальвин, Невидимая Церковь, манихеи, протестантство

---

Из переписки

Автор Истинный Учитель Истины

Вчера Истинный Учитель Истины (то есть я) получил несколько необычное для наших широт письмо. Его прислал мне коллега -- эльф, живущий в параллельном нам измерении, в эльфийском мегаполисе с двенадцатисложным названием. Содержание письма показалось мне настолько интересным, что я решил ознакомить с ним уважаемых Читателей этого Журнала. (Перевод с нуменорского -- мой):

"Дорогой коллега!

Простите за то, что медлил с ответом. Получив Ваше письмо, я глубоко задумался и решил не отзываться раньше, чем смогу верно сформулировать свои эмоции. К счастью, я почти сразу вспомнил, что Вы иначе воспринимаете время. Надеюсь, за те несколько лет, что я раздумывал, Вы еще не померли.

Спрашивая об укладе жизни в Лилануроналиденандродрандрите, Вы заинтересовались в первую очередь социально-психологической проблематикой и сделали несколько предположений. Что ж, должен признать: по большей части Вы высказали верные догадки.

Начну с конца: да, у эльфийской молодёжи в последние тысячелетия действительно неистовой популярностью пользуются произведения в жанре фэнтези. Моя нынешняя супруга, к примеру, не только заставила этой макулатурой половину книжных полок в доме, но и регулярно ездит на ролевые игры. Играют они, разумеется, в мифических существ, в особенности в людей. У моей Алиэндели, к примеру, ролевое имя "Алёшка".

Анализируя причины этого "человечьего бума", я пришёл к выводу, что он по сути является пассивным бунтом, побегом от скучной офисной действительности. Представить себе хоть ненадолго, что ты -- не забитое существо в кубикле, обреченное многие века подряд безропотно вкалывать и с почтением смотреть на одну и ту же бессмертную рожу начальника. Почувствовать себя физически могучим, удивительно эфемерным (какая-то сотня лет!) и потому живущим на полную катушку, ничего не боящимся существом! Вот ощущение, которое манит юных и даже не очень юных эльфов. Они мечтают хоть ненадолго отрешиться от реальности, в которой проплаты по ипотеке расписаны на ближайший геологический период, поэтому никому из вышестоящего менеджмента на работе слова поперёк не скажи -- он же всё запомнит и забудет не раньше эры Стрельца.

Кстати о кредитовании. Вы интересовались, каким образом мы выплачиваем лизинги за коней по двести-триста лет, если кони столько не живут? Верно, но в ответ позволю себе предположить, что и у вас не все товары доживают до момента, когда за них уплачен последний взнос.

Вернёмся к формам эскапизма. Прежде, когда мы много воевали и гибли, проблема "стресса вечности" не стояла так остро. Ныне же этот стресс оказывает на общество самое разрушительное воздействие. К примеру, практически исчез прежний крепкий институт семьи. Сегодня пары, соединившиеся еще в триасе, распадаются одна за другой: мужчины и женщины "убегают из плена вечности" в случайные связи, чтобы почувствовать, что хоть что-то в этом мире скоротечно. "А то кажется, что жизнь вообще не проходит, а торчит на месте", объясняют они своё поведение.

Той же погоней за "чем-то Лучшим, Чистым и Светлым" я объясняю и навязчивое желание быть людьми. Хоть на полгодика, в выстроенном наспех из кипариса условном "Омске" или "Самарканде", получить возможность отвечать на обиду; не молчать при виде несправедливости; убивать злодеев и умирать за правое дело, пусть понарошку; плевать на лизинги и карьеру, требующую ангельского терпения и адского умения прогибаться (потому что никуда ты от этих сволочей не денешься, они же будут с тобой вечно, если только не попадут под дракона).
В погоне за этой человечностью юноши и девушки в возрасте от ста до трехсот пятидесяти тысяч лет и выстругивают из слоновой кости "автоматы", приматывают изолентой к жезлам светящиеся кристаллы и называют это "электрическими фонариками", мастерят мифриловые каски и так далее.

Они же делают кассу фильмам, переносящим их из наших унылых лесов в сверкающие человеческие города. На последнюю картину такого рода, "Партбилет Судьбы", жена таскала меня семнадцать раз. Я не знаю, сколько денег и магии было вбухано в изображение взрывов во время Сталинградской битвы, но боюсь, что они отбили бюджет за мой счёт...

У нас, разумеется, много других проблем -- но их я детально опишу чуть позже. Мне нужно лет 15-20 на то, чтобы собраться с мыслями.

А вообще отрадно знать, коллега, что Ваш мир действительно существует. И как знать? Возможно, еще при Вашей жизни мы найдем способ не просто обмениваться письмами, но и увидеться.

Я действительно с огромным нетерпением и большой надеждой жду дня, когда увижу Ваш мир -- мир людей, где нет ни драконов с их чудовищной вонью и ядовитыми отходами; ни забитых клерков, от страха испортить себе вечность не смеющих сказать слово правды; ни предательства любимых.

Мир, в котором каждый помнит, что он живёт удивительно короткую жизнь, что обречен на смерть -- и потому никого не боится и не разменивает свои бесценные столе годы, дни и часы на разную чушь.

В надежде на скорый ответ,

Искренне ваш

Элмир Лаонирит.

Обратный адрес:

Нуменор, г. Лилануроналиденандродрандрит, Третья улица Целителей, дуб 2/51.

@темы: мысли друзей, ИУИ

---

ФБР как Рыцари Круглого Стола

Артуровские мотивы в "Твин Пикс"

Я скажу несколько слов о втором сезоне, который начинается с появление Уиндома Эрла. Это бывший агент ФБР, учитель Купера, намного его превосходящий по уму и профессионализму. Купер влюбился в его жену, после чего Уиндом Эрл убил её и стал творить злые дела.

Это первая очевидная параллель с Артуровским циклом, Купер-Ланселот. Ланселот Озёрный один из центральных персонажей эпоса, рыцарь и герой, непобедимый и великолепный, но традиционно Первым Рыцарем считается король Артур. Артур идеал Ланселота, и только в одном Ланселот предал своего сюзерена – похитил сердце его супруги, что в точности повторяется в сериале. Но далее Артур не умирает, а обращается ко злу. Можно сказать, добрый Артур всё же умер, как и в средневековом эпосе. Злой же Артур по прежнему Первый Рыцарь, но теперь в злых делах, и в конце концов он забирает себе Королеву (Мисс Твин-Пикс). В Чёрном вигваме Эни и Кэролайн имеют один голос и одно лицо, превращаются друг в друга и говорят с Купером вперемешку о прошлом и настоящем, подтверждая тем самым, что это по сути один персонаж – Королева.

Заметив параллель Купер-Ланселот, можно увидеть и другие детали. Купер – агент ФБР, но он не просто расследует преступления как детектив, он борется со злом и несправедливостью, как настоящий рыцарь. ФБР у нас получается аналогом братства рыцарей Круглого Стола. Есть в фильме ещё и засекреченная организация, это сотрудники проекта ”Голубая книга”, которые ищут Белый Вигвам – вспомним рыцарей, искавших Святой Грааль. Обе цели явно аналогичны, это мистические предметы, дающие огромную, небывалую силу творить добро.

То, что Купер не попал в Белый Вигвам, подтверждает наше предположение – Ланселот тоже не нашёл Грааль, при всей своей безупречности. Грешная любовь к королеве помешала этому, его душа не была чиста.

Мотив чистоты заставляет вспомнить ещё одного известного рыцаря, Персиваля. Он тоже искал Грааль, и тоже отличался моральной стойкостью, которую Купер не раз демонстрирует в отношениях с Одри Хорн. И именно у Персиваля попросили душу в обмен на жизнь прекрасной дамы, как это произошло и с Купером. Как должен отвечать истинный рыцарь? Истинный рыцарь должен отвечать: “Лучше этой даме умереть, чем мне лишиться своей души.” Купер же согласился и спас девушку страшной ценой, последние кадры фильма не скоро забудешь.

Все эти догадки и намеки подтверждаются в последней серии, где Купер прямо упоминает Артура в связи с тем, что Чёрным вигвам находится в Гластонберийской роще (а король Артур похоронен в Гластонберри). Потому я и думаю, что этот фильм можно было бы много продолжать. В конце концов Грааль нашёл юный Галахад, племянник Ланселота. Может быть, к этому относятся слова Лоры о встрече через 25 лет и вообще эта деталь сна?

“Твин Пикс” давно и заслуженно получил славу умного и необычайно насыщенного аллюзиями фильма. Каждая деталь есть элемент головоломки и кончик нити, которую стоит распутать. Артуровская линия лишь ещё одно тому подтверждение.

@темы: Артур, Мэлори, Грааль, Твин Пикс

---

Дэсо ното

Автор schwalbeman

После неоднократных рекомендаций одного из виднейших сетевых философов не посмотреть анимэ-сериал «Тетрадь смерти» было решительно невозможно. Я и посмотрел. Похоже, для меня это в некотором роде утрата невинности боевое крещение: я до сих пор смотрел у японских мультипликаторов только полнометражки. Ну да всё случается когда-нибудь в первый раз.

Сюжет «Тетради» хорошо знаком каждому выпускнику советско-российской средней школы. Подросток, которого мы условно будем называть Родион Раскольников, оказывается в поле зрения инфернальных сил и получает от них магический артефакт, позволяющий укладывать старух-процентщиц штабелями, ту самую Тетрадь. В отличие от русского Раскольникова, японский не мучает себя терзаниями и угрызениями, а в целях улучшения нравов во всём мире сразу же приступает к традиционному азиатскому массакру. Но на пути Родиона встаёт исполненный очей (и мозгов) Порфирий Петрович, такой же подросток, только ещё яойнее. Давить на совесть японскому сверхчеловеку невозможно: вместо совести в тех местах культивируется чувство собственного достоинства и боязнь потерять лицо. Поэтому Порфирий Петрович разыгрывает блистательную и рискованную многоходовку с целью вывести студента-бунтаря на чистую воду агатокристиевскими методами, без какой-либо достоевщины. В зависимости от того, смотрите вы мультик или версию с живыми актёрами, ему это либо удастся, либо не удастся (спойлер).

Собственно, наш виднейший сетевой философ довольно уже пропел хвалы и скучающим демонам, подсевшим на яблоки, и диалектике свой-чужой в ситуации коллективного расследования убийств с участием самого убийцы. Я хочу остановиться ещё на двух моментах, зацепивших моё внимание.

В среде православных (и не только) мистиков можно приобщиться к занятному учению о том, что есть одна единственная вещь, в области которой Бог согласен с диаволом: не являть незримого присутствия (Присутствия) неверующим. Господь скрывает своё существование от людей, дабы сделать более свободным их моральный выбор (ибо созерцая Бога, невозможно не убояться греха и не обратиться к добродетели). Сатана, в свою очередь, тоже не дурак: понимает, что увидев его, страшного и отвратительного, обыватель тут же начнет молиться, поститься и слушать только самые лучшие радиостанции. И вот что мы видим в японском мультике: широкий круг людей, современных цивилизованных людей, получает достоверное свидетельство существования демонов и посмертной жизни (бес-жизнесос Рюк говорит что-то о «ни в рай, ни в ад теперь не попадёшь, окаянный»). При этом ни у одного героя не возникает мысли о том, что с точки зрения открывшихся перспектив, многое в жизни подлежит, как минимум, переоценке. Может быть, нет большого смысла в безудержном зарабатывании лёгких денег (речь идет о получившем Тетрадь сотруднике крупной корпорации; в фильме этот персонаж отсутствует). Может быть, бессмысленно участвовать в дурацких шоу и рекламировать ерунду на телевидении (Миса, подруга главного героя)? Подумать о карме? Таких мыслей не возникает. Это, разумеется, ни в коем случае не ошибка создателей сериала. Противоречие между традиционным мировоззрением и научно-технической революцией есть феномен, специфический для западной культуры, причем только для западно-христианской. Причины феномена я попытался описать здесь. Японцы в данном вопросе ближе к русским (у которых легко возникают концепты вроде «атомного православия», до сих пор не подвергнутого адекватному анализу с точки зрения психологии коллективного бессознательного). Для японского технократа появление ангелов и демонов не привносит никакой новой информации: прогресс в Японии не выполнял функции вытеснения традиционной системы ценностей в подсознание. Никакие психологические конфликты между наукой и религией, современностью и традицией на Востоке невозможны. Не потому что Восток такой мудрый, а потому что он перенял современность с простыми и понятными прагматическими целями, а не для исцеления от коллективного невротического расстройства Долгого Шестнадцатого века.

Ну и второе замечание, из разряда вечнозелёных. Вселенная «Тетради смерти» устроена привычным нам трёхслойным образом. Я уж не знаю, отрефлексировали ли этот факт сами сценаристы – но я рад немного им подсобить. Итак, есть Срединный мир, мир людей. В «Тетради смерти» это Япония. До самой смерти одного из главных героев действие происходит именно здесь (исключения делаются для коротких пролога и интерлюдий в мире смерти). Есть Нижний мир, мир смерти. Мультипликаторы полагают его, наоборот, верхним, но нам проще будет, оставаясь в рамках своих привычек, воображать Нижний мир хтоническим, упрятанным в плотные слои земли. Нижний мир напоминает свалку, в нём произрастают пепельно-серые горькие яблоки... ничего небесного. Живут здесь мишкигамми шинигами Демоны Смерти, скучающие жизнесосущие твари. И есть, наконец, мир ангелов, Верхний мир. В качестве такового выступают Соединённые Штаты этой благословенной Америки. Ангелы суть агенты ФБР и некоторых других специальных американских служб. Собственно говоря, «Тетрадь» повествует от конфликте этих двух миров в душах и сердцах жителей Срединного Мира. Провокаторы-демоны снабжают идейно нестойкого абитуриента кольцом всевластья Универсальной Киянкой, а ангелы стараются обладателя Киянки найти и обезвредить. «Твин Пикс», в котором фэбээровцы выступают всего лишь артуровскими рыцарями, нервно курит в сторонке; Д. Линч гуглит в интернетах способы безболезненного сэппуку. Замечательно, что Порфирий Петрович, он же детектив L, являет собой чудесную амфибию двух миров, Верхнего и Среднего (ср. толкиновский Гендальф): он американский гражданин и сотрудничает первоначально не японской полицией, а со светлыми силами Федерального Бюро. Но этнически это японец, что очевидно зрителям не только фильма, но даже и мультфильма: ни у кого в сериале нет таких широченных глаз. Псевдоним L тоже не случаен: ведь это единственный звук английской речи, отсутствующий в речи японской. Остальные герои выговаривают его как «Эрю» или что-то в том роде. Т.е. имя ангельское, нечеловеческое. Далее, инструкция к Тетради смерти написана по-английски! Якобы потому что это самый распространенный на Земле язык. Но роняют-то тетрадь в Японии, где распространённость английского языка не стоит преувеличивать... Инструкция на английском связывает Верхний и Нижний миры нерасторжимыми лингвистическими узами.

Характерна и реакция, с которой японские полицейские реагируют на вмешательство ФБР в их суверенные дела: они вроде бы не очень довольны; но и не возражают. Американцы не ровня, у них попросту другой онтологический статус. Они появляются так же внезапно и неотвратимо, как демоны из Нижнего мира. Их присутствие нужно просто попытаться пережить. Они причиняют неудобство оттого лишь, что борются со злом. Уйдёт зло - вернутся на свой Заокраинный Восток и американские ангелы.
2010

@темы: Толкин, Япония, мысли друзей, аниме, Тетрадь смерти

---

Стартрек, продолжение

Автор christa-eselin

Не обессудьте, я ещё чуть-чуть вдогонку к предыдущему. А то, как говорила служанка в "Мещанине во дворянстве": «Сударь, я лопну, если не прохохочусь».

Он не для детей, этот фильм. То есть, не для реальных живых детей. Он вот для тех ушастых затюканных одиннадцатилетних существ, которых мы годами держим глубоко внутри себя, и держим-то, между прочим, в чёрном теле. Поперемено пичкая то Голдингом, то Сартром, то Выготским, то ещё чем-нибудь питательным. И тут вдруг – целый холодильник мороженки, с вишней, с шоколадкой, щастье-щастье, ну, как не запрыгать до небес.... Ему, этому веснушчатому и ушастому, ведь тоже иногда надо порезвиться – побегать, поискать у речки прозрачные камушки, в космонавтов поиграть…

А тут - всё такое узнаваемое, такое родное... вот только вчера сам всё это придумал и разыграл с приятелями, гордясь собой и загоняя слёзы внутрь. Да, я поднял мятеж и угнал корабль, чтобы спасти бывшего командира, судите меня, я один во всём виноват! – Дурак, дурак, что ты наделал, тебя же расстреляют! – Да, капитан, расстреляют, но проблема-то в чём? - И вот уже капитан бледнеет, фигеет и седеет на глазах, предвкушая, как сейчас будет подписывать смертный приговор лучшему другу, а друг стоит с каменной рожей и втихаря торжествует, а этот твой, одиннадцатилетний, тоже страдает и торжествует, и прыгает от восторга, что так хорошо всё придумал. И вот это, восхитительно-детское: сперва доведём всё до накала, до предела, чтобы рыдать, трепетать и захлёбываться горем и восторгом – да, да, пусть герой ослепнет на фиг, но всех спасёт!... Нет, стоп, как же он ослепнет? А в следующей игре кто будет вместо него? - А, ну, тогда давайте, щас он ослепнет, а вот щас прозреет, потому что у него специальное внутреннее веко такое, он просто про него забыл…. И нет в душе протеста против таких бесстыдных подтасовок – не потому даже, что они детские, а потому что актёр по-настоящему играет и слепоту, и прозрение, и ты ему ВЕРИШЬ.

Или вот эти бытовые мелодрамы посреди космического балагана с абажурами, крокодилами и космическими дивами, вымазанными зелёным пластилином. Родители главного героя в качестве официальных лиц в гостях на корабле. Сын в качестве официального лица ходит за ними с официальным лицом, и видно, что в данный момент он предпочёл бы чинить вдрызг разбитый шаттл на планете людоедов. Папа с ним уже четырнадцать лет не разговаривает по сугубо принципиальным причинам, а мама, наоборот, разговаривает, но так, что лучше бы она этого не делала. Официальный приём, банкет, мама упражняется в нежных бестактностях в адрес сына, офицеры ржут и подшучивают, сын молчит и смотрит в пространство. Боже, КАК он туда смотрит! Это ж на разрыв сердца, ёлки-палки… Папа, спасая ситуацию, нежно затыкает маму и уводит с банкета; он-то хорошо понимает своего сына, четырнадцатилетний бойкот этому только поспособствовал... И, да! - все эти уютные семейные неурядицы развиваются на фоне очередного трындеца и апокалипсиса; кругом свиные рыла, рога, копыта, хвостатые-бородатые дипломаты по пути на мирную конференцию режут друг друга, почём зря, за иллюминатором болтается камикадзе, норовя врезаться в корабль и всё к чертям взорвать. И тут, до кучи, папу героя настигает инфаркт и митральный клапан. Для операции нужна специальная вулканская кровь, поскольку папа по национальности вулканец (как завёрнуто, э?). Натурально, такая есть только у сына. Все бегут к нему, но не тут-то было. "Нет, - говорит сын, - у нас ранен капитан, я должен его замещать. Я не могу уйти с мостика, от этого зависят жизни сотен людей". Кошмар, Шекспир, мамины рыдания, истерика рекой: сынок, урод несчастный, я взываю к твоей человеческой половине… "Нет", - говорит сынок, неописуемо каменея при этом лицом. А потом, получив от мамы по этому самому лицу в качестве приправы к материнскому проклятию, стоит возле захлопнувшейся двери и - тихо трогает её рукой.

Мы уже не видим его лица, видим только эту руку, согнутые плечи и две тени на стене.

И... вот не смешно оно уже, ни чуточки. А прямо вот даже совсем наоборот.

Кстати, разыграйся что-то подобное не на борту летающей сковородки с ящиками и зелёными тётками, а в каком-то более подходящем для мелодрамы месте, оно бы ТАК не подействовало, ручаюсь. Театральная же условность и сказочная опосредованность сплошь и рядом творят с нами чудесные вещи.

И, погладив по ушам и веснушкам своего внутреннего одиннадцатилетнего оболтуса, ты как-то уже по взрослому задумываешься о том, как беззащитен и сир человек в своей крошечной Вселенной, и какие мы, блин, в сущности, друг другу гуманоиды, и как бы вот эдак не забывать, что вон к тому инопланетянину рядом с тобой, возможно, следует относиться не так, как ты считаешь нужным, а так, как он бы сам этого хотел. Ибо – что тебе как землянину здорОво, то твоему ближнему инопланетянину - позор, печаль и личный апокалипсис.

Вот такое кино, ребята.

@темы: Звездный путь, мысли друзей

---

О Сэллинджере

Автор smirnoff-v

ЖЖ-шная публика уже Селенжера успела подзабыть (и то сказать, ведь два дня прошло), но я по своей тормознутости только открытие для себя сделал.
Мне один поклонник (9pixelov) романа «Над пропастью во ржи» написал о произведении так, «Хорошая книга об утопической мечте не допустить, что бы детей поглотила погань мира, выстроенного блядями».
И я догадался и даже перечитал. Это ведь типично манихейский текст! И людей с подобным, манихейским мировоззрением он цепляет. Другое дело, что манихейское восприятие мира в подростковом возрасте скорее типично. Впрочем, не менее типично оно и для наших шестидесятников, правда на всю жизнь.
Кстати, можно было бы подумать о связи между манихейством современных США и романом.
2010

@темы: мысли друзей, Сэллинджер, манихеи

---

О реках, идеях и ересях

Автор edelberte

Один приятель, ученый и фантазер, рассказывал странные вещи.

Вот возьмем реку, говорил он, равнинную реку, потому что с горными все немножко иначе. Зарождается она неведомо где, из лесного ключа под темными ветвями, ключа, который ты, скорее всего, и не увидишь, потому что вокруг все заболочено. Ручеек течет, в него вливаются другие ручейки, так что доподлинно и не поймешь, какой из них первый.

А глядишь - уже река. Она ширится, заливает луга, образует старицы и протоки, меняет цвет в зависимости от почвы, по которой протекает, принимает в себя все новые воды. И сама вливается куда-то еще, теряясь. Но все время, пока существует река, говорил приятель, примерно 5% ее воды - структурирована. И структура эта не меняется с того самого, первого ручейка. Новые воды, вливаясь, принимают ту структуру, которая задана. Эти пять процентов - основа, суть и характер реки. А вся остальная вода - это просто вода, говорил приятель и рисовал схемы, которых я не понимала.

Наверное, он рассказывал мне какую-то совсем новую, непроверенную теорию. А может быть, я все неправильно поняла или вовсе что-то важное прослушала, потому что почти сразу стала думать о другом.

Идеи, развиваясь во времени, меняют в соответствии с эпохой обличья и терминологию, толкования и объяснения, становятся более или менее популярными, заходят в теоретические тупики и выбираются из них. Но структура остается неизменной. На нее приходится, наверное, не более пяти процентов от всего объема развиваемых в каждую эпоху теорий. Но именно эти пять процентов составляют основу,суть и смысл идеи, позволяют узнать ее и отличить от всех иных.

Возьмем коммунизм. Идея возникла в среде первых христиан, когда впервые осознано и прочувствовано было, что любые различия между людьми ничтожны перед тем обстоятельством, что все мы имеем бессмертную душу и нам завещано Царство Небесное. Что люди - братья и призваны любить друг друга. С этой позиции богатство и частная собственность представляются нелепостью, мешающей жить достойно и праведно. «Кто любит ближнего как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним» (с).

Тогда и возникла мысль об обществе, где "у всех все общее", труд всякого приумножает достояние общества, и каждый берет себе потребное - но так, чтобы не обделить других. Своих братьев и сестер. Вот, собственно, и все. Остальное, включая Кампанеллу, Томаса Мора, Маркса с Энгельсом, свободу, равенство, братство и всеобщие выборы, - это просто вода. Та самая, что на каком-то отрезке русла наполняет реку, разливается, испаряется - и сменяется потом другой.

А есть совсем другие идеи, истоки которых воистину скрыты во тьме. Во тьме времен и в иной - куда худшей.

Церковные мыслители, традиционно гораздо более внимательные к связям и внутренней сути, нежели мыслители светские, давно разработали типизацию ересей - по структуре. Говорят о ересях манихейского типа, гностического и пр.

Конечно, ересями все это можно называть только при рассмотрении в рамках христианства. Сами идеи - манихейская и гностическая - гораздо древнее. Всякий раз, когда ученые обнаруживали, казалось бы, первоисточник, - выяснялось, что до этого было что-то еще. Похоже на то, что начинается все это оттуда, где гнездится... Впрочем, здесь как раз я отказываюсь быть патетичной, патетики это категорически не заслуживает. Врубель не зря уже при жизни так жестоко платил за точеные скорбные профили и вороха сияющих перьев. На самом деле все это куда больше походит, наверное, на свялявшуюся паутину - липкое, серое и гадкое.

Очень часто в сетевых и не только спорах поклонники катаров, коих в наше горькое время развелось симптоматично много, отвергают обвинение в манихействе, ссылаясь на то, что якобы не от Мани вовсе произошла столь любимая ими ересь, а от богумилов или вовсе откуда-то еще.

Но, помилуйте, какая разница? Нет, для истории и историков это, конечно, имеет огромное значение, но тип-то, тип ереси определяется не по генезису, а по структуре. Какими ручейками все это стекалось в черные реки - узнать, безусловно важно, но суть, структура вод - куда важнее.

Манихейство относится к числу ересей дуалистического типа, то есть предполагает, что есть две равновеликие силы: добро, оно же свет, - и зло, сиречь тьма. Для христианина сказанного уже достаточно, чтобы понять, что все это очень нехорошо. Потому что признать зло равносильным добру, столь же изначальным и столь же могущественным - значит его вознести, а возносить зло - занятие нездоровое.

Ну, а кому кажется мало - переходим к следующему структурному элементу.

Материальный мир, по мнению манихеев, целиком и полностью есть порождение зла. Только в человеческих душах есть частичка добра, почти случайно туда занесенная. Таким образом, все, что мы мы видим, слышим, обоняем и осязаем, - мерзость, мерзость и дрянь, заслуживающая только отвращения. В том числе и мы сами, если брать целиком, конечно.

Ну, вы поняли, в каком мире живем? Закат над морем, доверчивая ручонка ребенка в вашей руке, белка, косящая на вас любопытным глазом в утреннем прохладном лесу, храм Покрова на Нерли и ваша любимая мелодия - все это гадость и зло, которое полагается ненавидеть ради верности частичке добра, спрятанной в ваших душах.

По основной структуре все, дальше выводы. Практические выводы из из своего кредо разные группы манихеев делали разные - по степени радикализма, но вполне схожие по отношению к миру, их окружающему. Наиболее распространенный, практически повсеместный - "зеркала и деторождение отвратительны, ибо умножают число сущностей"(с). Борхесов ересиарх, несомненно, был манихеем. Ну правильно, раз материальное - зло, то и нефиг плодить (чайлдфри, привет!). Пусть это все побыстрее кончится, и светлые частички сольются с вечным светом, ага. А то они здесь так одиноки.

Наиболее решительный связан с разделяемым не всеми манихеями положением о равновесии и равном количестве добра и зла. Раз добрый мир - тот, то о нем и надо заботиться. Чем больше зла здесь - тем больше добра там. Значит, вывод какой? Правильно, нужно наворотить на этом свете как можно больше чудовищного и мерзкого, тогда на том добра прибавится ощутимо.

Вы все еще сочувствуете добрым альбигойцам, которых мочили злые норманны? Ну так радуйтесь - они, альбигойцы, идут к вам.

Как-то уважаемый В. Смирнов написал о манихейской сущности книжки Селлинджера "Над пропастью во ржи". Понимания он тогда, помнится, не нашел - комментаторы искренне недоумевали, причем здесь древняя ересь. А между тем структура этой книжки - манихейская. Мир зол, зол изначально, и только те, кто его целиком отвергнет, имеют возможность сохранить в себе частички добра и помочь таким же одиноким. Мир, таким образом, мы бросаем на произвол судьбы - ну так туда ему и дорога. Он и так плох, пусть становится все хуже.

Ну-ка вспомните, а не попадались ли вам в руки еще книжки с подобной философией? И так знаю - попадались.

У Ника Перумова - внемирный дракон(!), хранитель равновесия, объясняет героям, что слишком уж рьяно за добро сражаться не надо - а то равновесие нарушится и мир рухнет. С концами.

В приземленном виде все то же самое можно прочитать в "аналитических" статьях, где авторы доказывают, что нельзя стремиться к полному искоренению взяточничества, проституции и наркоторговли, - а то плохо будет. Равновесие нарушится и ой-ой-ой.

Удобную религию придумали катары... И те, что были до них и после, конечно.

То там, то здесь вылезают эти структуры - мелькают среди мягких струй просто воды. Про чайлдфри я уже упоминала. Начав с разговоров о желании жить для себя и нежелании о ком-то заботиться, они потом проговариваются: мир мерзок, зачем в него рожать,.. Дальше больше: "свиноматки", "овуляшки", "поросята", "куски мяса"... Это о нас и наших детях. Что заставлет молодых, здоровых, красивых людей так ненавидеть деторождение, людей, жизнь? Что их отравило? Что там прячется в глубине элегантного дуализма?

Увы, я забыла сказать об одной очень важной особенности такого рода мыслительных структур - они, будучи цельными, могут усваиваться бессознательно. Глотнули водички со структуркой - и пошла разворачиваться кристаллизация, пошла....

Понравилась вам мысль о равносильности добра и зла - а там, глядишь, и рожать расхочется...

Так, о ереси еще более агрессивной, опасной и распространенной -- гностицизме - в следующий заход. Там много есть о чем говорить.
2010

@темы: ереси, мысли друзей, катары, альбигойцы, манихеи

---

О мировом городе, его погибели, националистах и вообще...

Автор smirnoff-v

Наблюдая за событиями в Иране, вспоминая ситуацию у нас, прихожу к выводу, что во всем виноват город. Под городом я не имею в виду мелкие городки на 100000 населения. Я говорю о миллионниках, даже мегаполисах. Ибо городская среда порождает тяжелую умственную болезнь, симптомами которой является то, что больной всякие идей, логически стройные схемы принимает за реальность более реальную, чем наблюдаемые факты бытия. Это не удивительно, ибо горожанин с самого детства окружен искусственной средой, в определенном смысле виртуальной, даже до изобретения компьютеров. Ибо городская, искусственная среда всегда была в большой степени легко изменяемой по воли человека. Процессы вокруг горожанина линейны и обратимы в массе своей. Захотел, построил, не понравится – снес и построил новое. Это ведь не природа, где процессы чаще как раз необратимы. Нагадил – вернуть, как было, не получится.

Город развивает в горожанине мозаичное мышление (неумение мыслить комплексно, учитывать максимальное количество условий). Конечно, науке без аналитического мышления нельзя, но столь же опасно подходить к реальной жизни без способности к мышлению синтетическому. А вот этого горожанин и не умеет.

Он выделяет, абсолютизирует ту или иную сторону действительности и распухшая, она заслоняет горожанину весь мир. Оттуда и тоталитаризм мышления горожанина.

Горожанин всегда будет тянуться к уродливой культуре «мирового города», которая сегодня и представляется Западом на экспорт. Ибо мегаполис, где бы он не находился, не предоставляет своему горожанину опыта собственной (своего народа) индивидуальности. Ему кажется (и в некотором смысле так и есть), что для него нет большой разницы, где, на каких широтах расположены улицы его города. Они везде в принципе одни и те же.
Вот интересно! Казалось бы то, о чем мы говорим как он народном, национальном лежит в сфере второй, искусственной природы, в сфере культуры, а следовательно и городской среды. Горожанин и правда любит потрещать о национальных корнях, о том, что такое русский (бразилец, немец и т.д.), но на самом деле горожанин – интернационалист, ибо на уровне непосредственного, бытового общения естественное чувство чужого (не агрессии, не неприязни, а просто чужого), необходимое любому народу как кожа, которая оберегает человека от всяких микробов, ядов, вирусов и т.д. – атрофируется. Кстати, вот этим мне неприятен национализм, а именно какой-то внутренней лживостью.
Ведь культурный, более-менее образованный националист еще и хвалиться, что я де националист интеллектуальный, а друзья у меня и кавказцы, и евреи и Бог знает кто и мне с ними хорошо. Самое забавное, что этот теоретический национализм при всем бытовом интернационализме легко получает агрессивные, а зачастую дикие формы (перед нашими глазами ведь не только довольно умеренный русский национализм, но и иные национализмы). Был знакомый в Киеве, полухохол (мать русская), соответственно родня в России, друзья и знакомые и русские и какие угодно, а впал в укропизм и готов стрелять и резать. Дай ему власть и по всей Украине он настроит концлагеря для москалей. Однако родня остается роднею (ездит в гости), друзья друзьями. В общем, полный распад сознания.

А простой крестьянин ничего о своей нации не знает толком. Кроме одного! Про чужака он всегда знает. Что тот – чужак. И относиться всегда будет с инстинктивной осторожностью.

В свое время (в 19-м веке) этнографы выясняли, к кому относят себя белорусские крестьяне. Считают ли они себя русскими, или белорусками, или поляками? Крестьяне же молчали как партизаны и отвечали только одно – тутейшие мы, т.е. местные. На основании чего этнографы сделали вывод что крестьяне, тупая скотинка, не доросли еще до понимания своей принадлежности. Белорусские же националисты делают и вовсе примечательный вывод. Раз крестьяне не признали, что они русские, а сказали, что местные – значит они осознавали себя белорусами.

Все это, конечно, дичь, ибо спрашивали не верно. И сегодня можно вполне обосновано сказать, что крестьяне себя от русских не отделяли. Тут надо было задавать иные вопросы (этнографы их задали, но осмыслить и проинтерпретировать не сумели). А именно определить, кого белорусские крестьяне считали чужими. И выясняется замечательное!
Они твердо знали, что чужие, это немцы, поляки и т.д. В России тоже были чужие, а именно москали (это не жители Москвы, а все русские государственной службы и образованные, т.е. солдаты, чиновники, интеллигенты и т.д.), смоляне, куряне, скобари, казаки и т.д. Чувствуете разницу? В первом случае противопоставление чужим на уровне национально-этническом, а во втором случае, на уровне внутриэтническом. А последнее и говорит о том, что белорусские считали себя группой, равной именно этим внутриэтническим группам и следовательно «бессловесно» воспринимали себя русскими.
Впрочем, я совсем отклонился от темы.

Итак, во всем виноват город. Город исковеркал человека, извратил его психику. Не зря западные элитарии воспитываются не на улицах мегополисов. И Америка существует до тех пор, пока существует Америка малых городков (практически сел по нашему исчислению).

И вот у меня возник вопрос? А возможна ли индустриальная цивилизация без мегаполисов. Особенно сегодня, когда средства связи о-го-го. Сколько нужно населения для одного индустриального гиганта? Например, в Беларуси есть такой гигант – БелАЗ. Вокруг него построен город Жодино .Там еще есть трикотажная фабрика и еще что-то индустриальное для БелАЗа. Населения в городе 60 тыс. чел. Больше не нужно. Никакого разгула малого бизнеса (торгашей) и, соответственно, преступности, а развивается он в более-менее приличных формах (конечно, все сравнительно).

Зачем скапливали предприятия в мегаполисах? Конечно, был расчет на минимизацию транспортных издержек, но потеряли гораздо больше. То, что у нас иногда имеют в виду под гражданским обществом (к реальному гражданскому обществу на Западе имеет весьма опосредованное отношение) имеет гораздо больше шансов именно в малых городах.
Кстати, и за «реформаторов» в СССР выступили как раз мегаполисы, а не малые города и село.

В общем, полагаю, что мегаполисы зло, и будущее против них. Мировой город, высасывающий соки и отравляющий человечество должен сгинуть. Надеюсь, русские это переживут, хотя опасно все. Вон в погибели Рима большую роль сыграл конфликт тогдашнего гнилого мирового города и загнанной в совершенное бесправие деревни.

Пи. Си. Текстом я наступаю на горло собственной песне, ибо я горожанин и горожанином помру.
2009

@темы: Россия, города, мысли друзей

---

Классический Стартрек

Автор christa-eselin

Весь июнь баловала себя "классическим" Стартреком, как сказкой на ночь. Растягивала, как конфетку за щекой – до сладких мурашек на этой самой щеке и оскомины на языке. Они думают, что там, за иллюминатором – космос, но ты-то знаешь, что там - Голубятня на Жёлтой Поляне. Каникулы, солнце, задворки, фоновый скрип качелей и хлопанье белья на верёвке, а вот этот перевёрнутый ящик из-под-не-знаю-чего будет пультом управления, а вот эта простыня – мантией инопланетного посла… Что? Ты не хочешь послом, ты им вчера уже был? Ладно, сегодня будешь вражеским капитаном… да кем хочешь, хоть лошадью Будённого, кому какое дело – это же ИГРА.

Было ли что-нибудь на свете правдивее и праведнее таких игр? Неужто они навсегда канули в далёкое будущее, эти перевёрнутые ящики, пластмассовые мечи и простыни с дырками? Увы, похоже, навсегда. А вместе с ними – тот дивный хрустальный идеализм немыслимо чистой пробы, острейшая, протыкающая насквозь наивность, жалящая больнее любой иронии. Ни единого сбоя, ни единой фальшивой ноты, в эту игру можно только всерьёз, с погружением, без оглядки, без запинки, напрочь забывая о том, что из дома давно уже звали обедать и скоро позовут опять… Игра, чтобы от неё пробирало до костей и до пяток, должна быть непременно всерьёз. У актёра на экране дёргается перехваченное волнением горло и растерянно сияют глаза; он ни разу не Лоренс Оливье, он – мальчик, который в этот самый момент свято, истово верит в то, что он действительно капитан этой дивной летающей сковородки, только что утративший и вновь обретший посланных им на смерть людей. Тот, кто сам не играл в такое в детстве, возможно, и не поймёт, про что кино.

Самая для меня отрадная из стартрековских притч – «По эту сторону рая». Никто не гнал нас из Эдема, мы сами оттуда ушли. Язык, вкусивший остроты и горечи познания, уже не воспримет иных, сладких райских плодов; путь в Рай не закрыт и не заказан, но какое блаженство сознавать, что я туда не пойду, и никакое вечное блаженство мне не грозит! А самая печальная – «Мири». Я и есть та самая девочка, что прожила триста лет, не взрослея, не замечая времени среди вечных забав на пустой, прочно отгороженной от взрослых планете. Те взрослые, что сохранили в себе детские черты и на этом основании гордятся тем, что «так и не выросли», понятия не имеют о том, каково это – и вправду не вырастать. Когда за порогом взросления (взросления, а не старости) – чума, боль и потеря рассудка, и ты жив лишь до той поры, пока его не переступил.

И отчего все так ругают «Последний рубеж», считая его худшей из полнометражек? По мне, так он совершенно очарователен. Компания старых дураков на старой, разваливающейся на лету колымаге, посыпая просторы вселенной песком, из которого немедленно образуются новые туманности, под дулами автоматов в руках кротчайшего из мессий и его добрейших апостолов летит искать Бога – просто так, из чисто научного интереса. Им даже попросить Его не о чем, у них и так всё есть... Но ведь ИМЕННО ТАК Его и можно найти! Им ещё, между прочим, повезло, что вместо Него они нашли какого-то психоватого джинна, который поплевался в них молниями и быстро присмирел... А Бога так и не нашли. Должно быть, Бог уберёг. Он-то Сам, между прочим, их давно приметил, ещё с первой серии. Как это там в старом анекдоте? – Гагарин в космос летал, Бога не видал, но Бог Гагарина видел и благословил.
Лети, - говорит, - Гагарин!

@темы: Звездный путь, мысли друзей

---

Навсикая Хаяо Миядзаки

Автор schwalbeman

Знатный японский мультипликатор Х. Миядзаки заново отретушировал свой давний фильм о девочке-принцессе Навсикае. Героиня живет в мире, которому угрожает смертельная опасность, творит добро, препятствует торжеству зла, помогает друзьям, милует врагов, проявляет чудеса гуманизма и героизма, летает на разнообразной крылатой технике над отравленными лесами, и к финальным титрам, если и не успевает окончательно спасти мир и наладить личную жизнь, то вселяет в зрителя уверенность в том, что и то и другое не за горами. Короче говоря, Миядзаки.

Поскольку патриарх полнометражного аниме сам оценил сценарий своего шедевра на нетвердую троечку, я не опасаюсь отравить читателям радость просмотра, пересказав в двух словах сюжет картины. Навсикая (мне досталась версия перевода, создатели которой, видимо, вследствие экономии на консультанте-историке, называли героиню Наусикой[1]) – наследная принцесса в небольшом полисного типа государстве, расположенном в Долине Ветров, зажатой между двумя скальными стенами и продуваемой нескончаемым воздушным потоком с моря. Управляет полисом отец Навсикаи (зовут его, насколько я понял, отнюдь не Алкиноем). Долина совершенно сухая: видимо, вода предпочитает добираться до моря с гор каким-то другим путем; впрочем, мультипликация и не обязана быть наусьной. Мир Навсикаи-Наусики с трудом восстанавливается после давней милитаристическо-экологической катастрофы, отравившей его, отбросившей человечество на столетия назад и, видимо, раздробившей его политически. Люди ютятся на узкой полоске земель со сравнительно нормальной экологией, остальную часть суши занимают Плохие Земли. Это тропического типа леса гигантских грибов и неземного вида деревьев, населенные насекомыми-переростками, среди которых особо выделяются т.н. Ому – огромные мокрицы, исполненные очей по самое не балуйся. Вся эта мерзость выделяет смертельно опасные для человеческих легких миазмы, что делает невозможным пребывание в Плохих Землях без кислородных масок. Насекомые не проявляют особой агрессии в отношении человека, однако, их легко разозлить, и тогда они могут напасть, причинив немалые убытки. Этим пользуются некоторые безответственные вояки, наусикивая легко свирепеющих Ому на враждебные полисы. Ко всему прочему, Плохие Земли неуклонно расширяются, поглощая Хорошие Земли и живущих на них людей. Такая вот непростая ситуация.

Навсикая, по доброте душевной, очень привязалась к замечательным насекомым из отравленных лесов. Никакого разума в европейском смысле этого слова в мире гигантских букашек нет, но это не остановит нарисованную японскую девочку с широченными глазами и древнегреческим именем. Был у Миядзаки мультик про сестричек, подружившихся с местным языческим божком, genius loci, sui generis. Так этот божок ни слова за весь фильм не промолвил – к чему? Общение японских девочек с персонажами их политеистического мира ставит целью не передачу информации, а восстановление некоего разрушенного техническим прогрессом единства, а посему осуществляется без посредства слов. Вот так и Навсикая: она часто бродит по тараканьим джунглям, вслушивается в ритм их чуждой и странной жизни, мотает на усик. Иногда ей приходится самой себя одергивать и напоминать себе, что Плохие Земли – враждебный мир с ядовитым воздухом и недоброжелательными обитателями. Навсикая любит все, что живет и шевелится; для нее одинаково ценны жизни людей и гигантских мокриц, вот такая она гуманная, не от слова homo, разумеется, потому что это наоборот отвратительный шовинизм: просто гуманная и все. Не удивительно, что когда в Долине появляются вооруженные люди, стремящиеся к уничтожению смрадных зарослей (и попутно к объединению человечества под своей властью), Навсикая оказывается в глубокой непримиримой оппозиции. Своему безвольного вида учителю, странствующему конфуисту и авторитетному моралисту, девочка раскрывает страшную тайну: экосистема Плохих Земель очищает землю от стародавних промышленных ядов. При этом растительность фильтрует и разлагает отраву, а насекомые защищают растения от посягательств, именно поэтому они такие забияки и выглядят так страхолюдно. Будучи высажены в чистый грунт, лишайники уже не выделяют миазмов и не опасны. Стратегия, предлагаемая Навсикаей, состоит в том, чтобы не препятствовать Плохим Землям распространяться; через некоторое время (видимо, тысячу-другую лет) вся земля будет очищена. Принцессу не слишком заботит вопрос о том, чем будет дышать человечество в течение этого «некоторого времени», она мыслит слишком глобально и прогрессивно, чтобы забивать себе голову ерундой. У Навсикаи и без того хватает забот: ей надо что-то делать с отмороженной на всю голову военщиной, которая уже почти расконсервировала антикварное супер-оружие массового уничтожения и намерено заняться истреблением насекомых (вкупе с кое-какими недостаточно лояльными людишками). Разумеется, все у принцессы сложится: злые военные будут разоружены и замирены, букашек-переростков никто не тронет. Зрителю, правда, не очень понятно, как будет решаться проблема экспансии Плохих Земель, но всеобщая атмосфера радости в финале как-то не располагает к тому, чтобы задавать неудобные вопросы. Finis coronat opus.

II

Япония часто выступает в роли учителя. Одна категория учеников перенимает в стране Восходящего солнца тысячелетнюю буддийскую мудрость: не только американцы и европейцы, даже позднесоветский андеграунд просто-таки болел дзен, разумеется, в пределах, дозволяемых ситуацией. Другие учатся организации производства и экономическим кунстштюкам. А есть еще неподражаемая живопись, поэзия и литература; кому и этого мало, может наслаждаться специфической, не укладывающейся в европейскую гамму, музыкой. Молодежи предлагаются комиксы и мультфильмы, включая того же Миядзаки. Культурный экспорт Японских островов, чуть ли не превосходя их промышленный экспорт, делает японцев, наравне с американцами, европейцами и кое-кем еще, нацией вселенских учителей. Не будучи в силах противиться столь мощному тренду, попробую и я поделиться своим опытом ученичества.

Нам, западным варварам, следует внимательно присматриваться к Японии. Разумеется, не с целью скопировать японское промышленное чудо; это едва ли возможно в российских условиях. Я имею в виду нечто другое: Япония, так же как и Россия, относится к числу стран, потерпевших фиаско в глобальном вооруженном противостоянии, и пораженных в правах победителями. Россия, впрочем, окончательно проиграла англо-саксонскому Западу лишь недавно (в III-й, а не во II-й Мировой); и как раз это запаздывание дает нам возможность изучить опыт своих предшественников. Опыт, так выпукло, и так неожиданно проявившийся в мультфильме про принцессу Навсикаю.

Помните старый советский штамп «великая победа советского народа над германским фашизмом и японским милитаризмом»? По-видимому, милитаризм инкриминировали Японии не только советские, но и американские идеологи (вот уж чья бы корова молчала). Именно поэтому борьба за мир и обоснование собственной разоруженности (официально последняя называется «добровольными конституционными ограничениями на некоторые виды вооружений») стала одной из задач японской культурной промышленности XX века. Немецкие кинематографисты знают прекрасный способ спасти от нападок критиков слабый фильм: нужно вывести в качестве второстепенного положительного героя турка, страдающего от притеснений со стороны какой-нибудь белокурой бестии. Хорошая пресса такому фильму, может быть, и не обеспечена, но плохой точно не будет. В Японии, похоже, имеет место нечто подобное (с точностью до наоборот) в отношении военных: один-два отрицательных и желательно клинически тупых генерала идут произведению решительно на пользу. «Навсикая» здесь не исключение.

Тем не менее, творение Миядзаки можно особо отметить как энциклопедию оккупации и одновременно как наиболее откровенную апологию коллаборационизма. Это фильм о старых, почти забытых грехах, за которые приходится расплачиваться нашествием чуждой, диковинной и необоримой силы. Сила эта источает яд, но пятая колонна навсикай старается убедить японцев в том, что источник яда – в них самих, в их прошлом. Орда интервентов своей явной отравой очищает страну от прикровенного яда национальной истории. Сопротивляться нашествию вредно: нужно покориться и всенародно покаяться. К тому же захватчики, несмотря на свою непривычную внешность, тоже люди. Нужно научиться симпатизировать им, полюбить их, как родных. Быть добрыми, гуманными и, как бы это выразиться, open-minded, как простая принцесса с широченными глазами и древнегреческим именем, не делающая различия между мутировавшей сороконожкой и собственным подданным.

И тогда, через тысячу-другую лет, яд рассосется, и те, кто доживут до этого времени, смогут наконец вдохнуть полной грудью. При условии, разумеется, что они сами этого захотят, не отвыкнут от чистого воздуха свободы и не предпочтут раздолью Долины Ветров клоаку смрадных джунглей.

III

На первый взгляд, трудно не позавидовать японцам и немцам. В мире англосаксонских ценностей, где успех измеряется капитализацией, они стали чуть ли не англосаксонистее самих англосаксов: и Германия, и Япония уже полвека являются экономическими флагманами в своих регионах. В век, когда главной свободой считается рыночная, эти страны ни от кого экономически не зависят; напротив, они сами диктуют условия на мировых рынках. Победители проявили неслыханную милость, уступив побежденным блага, находящиеся на самом верху их шкалы ценностей. Дали самое дорогое, потребовав за бесценный подарок символический пустячок: национальную душу, культурную самобытность, вещь, обладающую ничтожной ценой в условиях глобального экономического пространства[2].

Как объяснить такую удивительную доброту? Можно ли считать совпадением, что именно своих главных противников американцы собственным деятельным участием превратили в экономических гигантов? Почему рекомендации международных экономических организаций, базирующихся на Манхеттене никому не принесли пользы, кроме бывших фашистов и милитаристов?

Когда спекулянт хочет купить какое-нибудь предприятие, он старается как можно сильнее сбить цену. Это называется предпродажной подготовкой. Не может ли быть, что древний Спекулянт и Отец спекуляции, намеренно сыграл на понижение, чтобы стала возможным покупка того самого пустячка, хотя бы и по самой высокой цене? Шкала ценностей, по которой душа ценится дешевле устойчивого экономического роста – единственная ли это шкала, или есть и другая, не выставляемая напоказ, настоящая?[3]

Нельзя не согласиться, что нынешняя российская экономика, существующая главным образом за счет распродажи природных ресурсов, выглядит отвратительно. Роковой вопрос, однако, состоит в том, следует ли менять ее на тысячекратно более мерзкую экономику, богатеющую благодаря продаже коллективной души? И важным доводом против подобной сделки может стать то, что продажа души никогда не является однократным актом, который можно совершить и забыть о нем. Нет, это долгий и малоприятный процесс, чем-то напоминающий кровопускание (или возвращение ипотечного кредита). Доказательством может служить мультфильм о ксенофильствующей принцессе, снятый через сорок лет после поражения, и трудолюбиво обновленный еще через двадцать. Экономическое чудо реально, и это не может не внушать серьезные опасения.


[1] Миядзаки, разумеется, обучался по западным книжкам, и обречен видеть греческие мифы через призму латинской культуры. Между европейцем и гомеровским Одиссеем находится Рим с его Улиссом, а для японца дистанция возрастает еще на один порядок. Русские благодаря своим культурно-историческим особенностям имеют счастливую возможность захаживать на Пелопоннес запросто, как в собственный огород, и надо быть последним глупцом, чтобы не пользоваться этой возможностью и дурить себе голову разнообразными наусиками.

[2] Ценность для победителей «пустячка» в германском случае блестяще, хотя и чрезвычайно эмоционально обрисована в книге армянина-германофила (бывает и такое!) К. А. Свасьяна «Европа. Два некролога». См., главным образом, первую главу и предисловие к русскому изданию. Книга доступна для скачивания в сети.

[3] История послевоенного японского бума выглядит настолько удивительно, что даже самые здравомыслящие люди невольно усматривают в ней конспирологический подтекст. Я имею в виду, прежде всего, работу К. Еськова «Японский оксюморон». Еськов, впрочем, удивляется величию и подозрительной европейскости средневековой Японии; в то время, как удивления скорее заслуживает не столько высокий уровень довоенной японской культуры, сколько его резкое падение после войны.
2007

@темы: Германия, Миядзаки, Япония, аниме

---

О любви к полетам

Автор edelberte

Если верить Интернету, во время Второй мировой войны американский военный летчик Джин Родденберри на своем Б-17 совершил 89 боевых вылетов. Это много. Видимо, неплохой был летчик. Не знаю, бомбил ли он Дрезден; вряд ли такая информация вообще есть в открытом доступе. Но то, что на тихоокеанском театре он воевал, - это совершенно точно: до 1944 года "летающие крепости" американских ВВС не использовались в Европе. Раз летал и бомбил - следовательно, бомбил японцев. Примерно так.

А раз вернулся живым и здоровым - значит, неоднократно уходил от японских истребителей Mitsubishi A6M Zero, детали к которым изготавливались, в частности, на военном заводе Миядзаки Эйрплей, директором которого был брат владельца - инженер-авиастроитель Кацудзи Миядзаки. Не всем так везло - Зеро вполне годные были ястребки, до 1943 года трепали американцев только так.

Почему я вообще об этом пишу, неужели это имеет значение? Тем более, что исход той войны решали солдаты совсем других стран на совсем других фронтах. И все-таки мне кажется важным, что вначале было небо, и в нем сражались боевые машины.

"Но миром кончаются войны..." Как и многие асы, Джин Родденберри не сразу нашел свое место в мирной жизни. Пилотировал гражданские самолеты - после авиакатастрофы был вынужден уйти. Я сильно подозреваю, что его попросили: руководству гражданской авиакомпании не пришелся по вкусу излишне боевой стиль пилотирования. Работал в полиции - хорошая работа, с адреналинчиком, но... полицейские не летают. Писал сценарии для телевидения.

И вот тут-то любовь к полетам, пусть вид сбоку, но реализовалась. Бывший летчик на телевидении пробился - и создал сагу, ставшую легендарной. Многосерийную восторженную песнь о полете космического корабля, которому дал имя... Кстати. (Когда хотят сказать что-нибудь, совершенно к делу не относящееся, всегда произносят: "Кстати.") . "Летающая крепость" - машина, конечно, впечатляющая, но пилоты бомбардировщиков летной элитой не считались. Ею были истребители - виртуозы пилотирования, мастера воздушного боя. В их число попадали только самые-самые. Один случай стал легендой. В 1942 году пилот бомбардировщика Стенли Вейтаза принял бой с несколькими Зеро и победил - за счет изобретательности и мастерства пилотирования. Неуклюжий бомбардировщик против шустрых ястребков - это да, это конечно. Пилот пошел на повышение, вошел в элиту - его перевели на палубный истребитель авианосца "Энтерпрайз".

Угадали, о какой военной судьбе мечтал для себя пилот Родденберри - но не сложилось?

Зато сложилось другое.
"Космос, последний рубеж. Это путешествие корабля "Энтерпрайз". Его пятилетняя миссия: исследование странных новых миров, поиск новой жизни и новых цивилизаций. Поход туда, куда не ступала нога человека. "

Из Википедии: "Джин Родденберри скончался 24 октября 1991 года. По его завещанию, его прах вместе с прахом ещё 23 космических пионеров и энтузиастов был в специальной капсуле запущен в космос на ракете «Пегас»."

Я не сумела найти упоминаний о том, как устроился в новой послевоенной жизни инженер Кацудзи Миядзаки, что он думал и чувствовал. Конечно, все оставляет следы, и как следует порывшись... обмолвки знаменитого сына, случайные упоминания в чьих-то мемуарах... все можно найти, домыслить, восстановить. Но пусть лучше будет молчание - это, наверное, правильнее.

"Но миром кончаются войны - и по миру я побрела."
Военное поражение - тяжелый удар для любой страны, но это не конец, не катастрофа. Это всего лишь военное поражение. С Японией произошло другое. Ее модернизировали.

Реставрация Мэйдзи (19 в.), которую принято считать модернизацией Японии, больше всего напоминает петровские реформы в России: заимствование орудий противника при сохранении собственных ценностей и целей. Чисто внешнее: построили корабли и учредили "ассамблеи". Стержень Японии - особого тембра воинский дух; под лозунгом "великая армия - великой стране" можно было хоть университеты открывать, хоть органы власти реформировать - все равно все уложится в единую ненарушенную традиционную схему жизни.

Начиная с 1944 года истребители Зеро использовались как камикадзе - и я не думаю, что самолетостроителей это хоть сколько-нибудь шокировало. С точки зрения традиционного мировосприятия здесь все нормально.

После Второй мировой из Японии вынули душу: она перестала быть самостоятельным миром, "миром-для-себя" - и стала частью мира чужого. У нее не осталось ни целей, ни смысла. Она ушла в виртуозные фантазии и виртуозные игрушки.

Помните стандартные анимэ? Этих персонажей с огромными-огромными круглыми глазами? Между прочим, в традиционных японских изображениях большие круглые глаза - признак демонов и совсем уже неисправимых злодеев. Пишут, что японские женщины массово делают себе пластические операции - европейскую форму глаз. Считают, что так красивее. Народ, чисто физически переставший нравиться сам себе, не имеет будущего.

В саге Джина Родденберри "Звездный путь" мир будущего - Галактическая Федерация при лидирующей роли Земли (читай - Америки). До зубов вооруженный "научно-исследовательский" Звездный флот Федерации, прорывающийся к "последнему рубежу", формируется на Земле и с Земли же .руководится. Единственный на корабле представитель других народов Федерации - полувулканец (по мнению многих поклонников сериала, прототипом вулканцев служат как раз японцы), мучительно страдающий от противоречия между верностью родной планете и верностью Звездному флоту.

Родденберри по-своему благороден по отношению к недавним противникам - он признает за ними право страдать, следуя в фарватере.

Когда вносят звездно-полосатый флаг, космонавты разных национальностей дружно встают. Вулканец тоже встает. Дружба народов по-американски.

При всем при том просто бросается в глаза, как много общего у "Звездного пути" с "Миром полдня". Мечты о небе, о бескрайних рубежах - прерогатива лидеров?

В фильмах гениального сына инженера Миядзаки очень много неба и летающих кораблей. На этих кораблях любовно выписана каждая гаечка, каждый шарнир - как в давних чертежах из папиного кабинета. Но они не летят в будущее, не ищут "новой жизни и новых цивилизаций". Не обтекаемых форм звездолеты - старинные парусники и дирижабли, крылатые самокаты, мечты далекого прошлого, уплывающие в облачные, заросшие цветами пустынные луга, и полет их невыразимо печален.

Вы скажете, что есть и другие японские режиссеры, и уж чего-чего, а звездолетов и сверхсовременных линий у них предостаточно? Да, предостаточно. Как и персонажей с большими круглыми глазами.

Наверное, их папы не строили военных самолетов.

Когда рванула Фукусима, все ждали, что знаменитые японские роботы пойдут туда, где опасно находиться человеку, - и все наладят, наведут порядок. Не навели. Знаменитые японские роботы - виртуозные игрушки, периферийные поделки: есть мастерство и изобретательность, но нет ни центра приложения усилий, ни вектора устремлений. Такое не спасает.

2012

UPD. Френд expert2009 любезно пришел мне на помощь и исправил мои огрехи - за что ему большое спасибо: " Как фанат истории авиации, сделаю пару уточнений. Джин Родденберри точно не бомбил Дрезден - он все войну пролетал в составе 394-й бомбардировочной эскадрильи на тихоокеанском театре боевых действий. Американские В-17 начали воевать в Европе с августа 1942г. Кстати, в первый боевой вылет, состоявшийся 17 августа 1942г., "Летающие крепости" повел не кто иной, как майор Пол Тиббетс, в то время командир 340-й бомбардировочной эскадрильи. Многие его считали лучшим пилотом бомбардировочной авиации Соединенных Штатов, но в историю он вошел как человек, сбросивший атомную бомбу на Хиросиму.
Интересно, что его внук, тоже Пол Тиббетс, в настоящее время... командует той же эскадрильей, в которой служил его знаменитый дед!
Правда, летает он не на "Летающей крепости", а на В-2 "Спирит""

@темы: Звездный путь, Миядзаки, Япония, мысли друзей, аниме

---

Честертон. В защиту “дешевого чтива”

Одним из наиболее наглядных примеров того, насколько мы недооцениваем жизнь простых людей, может служить наше пренебрежение к “вульгарному чтиву”. Обвинять приключенческий жанр в литературной несостоятельности - все равно что обвинять современный роман в химической, экономической или астрономической несостоятельности. “Вульгарная” литература не вульгарна уже хотя бы потому, что захватывает пылкое воображение миллионов читателей.

В свое время образованный класс игнорировал безликую массу развлекательной литературы. Но игнорировать вовсе не значит презирать. Равнодушие, безразличие несовместимы с чванством. Ведь не станет же человек, лихо подкручивая ус, кичиться своим превосходством над неведомой ему морской тварью. Точно так же и ученые мужи прошлого попросту не опускались до сточных вод популярного сочинительства.

Сейчас мы изменили этому принципу. Мы в прямом смысле слова презираем подобные сочинения. Издеваясь над ограниченностью, мы сами подвергаемся серьезной опасности сделаться ограниченными... Из всех жанров развлекательного чтива более всего, на мой взгляд, достается приключенческой литературе. Этот жанр подвергается особенно едким нападкам, а между тем юношеская приключенческая литература стара как мир - и никогда не устареет. Справедливости ради скажем, что авантюрный роман претендует на литературность не больше, чем застольная беседа его читателей претендует на ораторское искусство; не больше, чем дома, в которых они ютятся, претендуют на право считаться архитектурными памятниками.

Отказывать людям в возможности упиваться развлекательными сериями — все равно что отказывать им в праве разговаривать на бытовые темы или иметь крышу над головой. Естественная человеческая потребность в идеальном мире, в котором беспрепятственно действуют вымышленные персонажи, неизмеримо глубже и древнее, чем выверенные постулаты литературного мастерства. В детстве нам всем было свойственно разыгрывать выдуманные ситуации, но нашим няням почему-то никогда не приходило в голову сравнивать наше “творчество” с творчеством Бальзака. На востоке профессиональный сказитель ходит из селения в селение с ковриком под мышкой, и мне бы очень хотелось, чтобы всякий рассказчик нашел в себе моральное мужество расстелить этот коврик и усесться на него в самом центре Лондона. При этом маловероятно, чтобы все без исключения истории бродячего сказителя переливались драгоценными камнями истинного искусства. Литература и беллетристика — вещи совершенно разные. Литература — лишь роскошь; беллетристика — необходимость. Произведение искусства может быть сколь угодно коротким, ибо все его достоинство — в кульминации. Приключенческий роман может быть сколь угодно длинным — расставаться с ним так же жалко, как с последним пенни или с последней спичкой. А потому в той же мере, в какой современное высокое искусство в своих наиболее изощренных опытах стремится к предельной краткости и импрессионизму, “вульгарное” искусство в своих наиболее коммерческих проявлениях тяготеет к сюжетной беспрерывности. Балладам о Робин Гуде не было конца, как нет конца похождениям Дика Мертвой Головы или Девяти Мстителей. Бессмертие — непременное условие существования этих персонажей.

Отказываясь открыто признать тот общеизвестный факт, что непритязательная молодежь всегда увлекалась и будет увлекаться бесформенными и бесконечными романтическими похождениями, мы пускаемся в пространные рассуждения о пагубном влиянии “дешевого чтива” на непорочные юные души; мы потрясены до глубины души, когда узнаем, что наш посыльный поменял “Эгоиста” или “Строителя Сольнеса” [“Строитель Сольнес” (1892) - пьеса Г. Ибсена. “Эгоист” (1879) - роман Дж. Мередита.] на детектив. Существует обычай, в особенности у судей, приписывать добрую половину преступлений, совершаемых в столицах, пагубному воздействию дешевых романов. Если какой-нибудь чумазый отрок украл с лотка яблоко, судья глубокомысленно заключит, что сведения воришки о том, что яблоки утоляют голод, получены в результате тщательных литературных штудий. Сами мальчишки, раскаявшись, часто обвиняют во всем прочитанные романы, что, впрочем, только делает честь их недюжинной природной сообразительности. Если бы, подделав, завещание, я сумел вызвать к себе сочувствие, сославшись на романы мистера Джорджа Мура, я был бы собой весьма доволен. И все же большинство людей твердо убеждены, что уличные мальчишки в отличие от всех остальных членов общества сообразуют свое поведение с печатным словом.
Между тем совершенно очевидно, что та неприязнь, которую питают судьи к дешевым сочинениям, не имеет ровным счетом ничего общего с их литературными достоинствами. Плохая литература — еще не преступление. Мистер Холл Кейн открыто ходит по улицам, не боясь, что его посадят в тюрьму за бездарность. Наша неприязнь основывается на убеждении, будто всякий роман, рассчитанный на подростков, преступен и низок по духу, что он взывает к корыстолюбию и жестокости. Такова судейская теория - бред от начала до конца.

Насколько я могу судить, проблема дешевой литературы, распродаваемой с грязных книжных лотков в бедных районах, сводится, собственно, к следующему. Непрерывным потоком поступающее развлекательное чтиво примечательно тем, что даже в виртуозно описанных похождениях напрочь отсутствуют характеры, а стало быть, напрочь отсутствует страсть. Авторы этих неприхотливых сочинений пускаются по проторенной дорожке, придав сюжету немного местного или исторического колорита, и создают раз и навсегда закрепленный тип искателя приключений: средневековый рыцарь, бретер XVIII века, современный ковбой, по сути дела, одно и то же лицо, изображенное наспех и лишенное каких бы то ни было индивидуальных черт. Такое безликое повествование способно вызвать не большее потрясение, чем созерцание условного узора на турецком ковре.
Среди этих историй есть и такие, которые с сочувствием описывают приключения разбойников, грабителей, пиратов; в них воры и убийцы предстают в возвышенном, романтическом ореоле. Иными словами, эти истории построены точно так же, как и “Айвенго”, “Роб Рой” и “Дева озер” Скотта, “Корсар” Байрона, “Могила Роб Роя” Вордсворта, “Макэр” Стивенсона, “Железный пират” мистера Макса Пембертона и еще тысячи произведений, которые постоянно раскупаются на призы и рождественские подарки. При этом никому не придет в голову, что мальчик, который восхищается Локсли в “Айвенго” [Локсли - имя, под которым в романе В. Скотта “Айвенго” (1819) выведен Робин Гуд. В центре всех перечисленных выше произведений стоит романтизированный образ благородного разбойника.], примется стрелять из лука по оленям в Ричмонд-парке. Мы знаем по себе, что бурная жизнь героев приключенческой литературы вызывает восторг у молодых людей не потому, что эта жизнь сродни их собственной, а потому, что она отлична от нее. Мы могли бы сообразить, что, чем бы ни руководствовался посыльный, упивающийся “Кровавой местью”, он читает этот роман вовсе не потому, что жаждет крови своих друзей и близких.
В этом случае, как и во всех подобных случаях, мы совершенно теряем ориентацию, рассуждая о “низших классах”, в то время как речь идет о всем человечестве, за исключением нас самих. Эта тривиальная романтическая литература вовсе не является уделом плебеев — она удел всякого нормального человека. Филантроп всегда помнит о существовании классов и иерархий. “Я пригласил поужинать двадцать пять рабочих”, — скажет он, скромно любуясь своим человеколюбием. Если бы он вместо этого сказал: “Я пригласил поужинать двадцать пять аудиторов”, то выдал бы себя с головой. Точно так же поступаем и мы: мы исследуем развлекательную литературу как некое смертоносное заболевание, между тем как это всего лишь легкий недуг, которому подвержено всякое безрассудное и отважное сердце. Простые люди всегда будут сентиментальны — сентиментален тот, кто не скрывает свои сокровенные чувства, кто не пытается изобрести новый способ их выражения. В такого рода литературе нет, в сущности, ничего дурного. Она воплощает в себе привычное сочетание героики и оптимизма, тот трюизм, без которого невозможна человеческая жизнь. Совершенно ясно, что никакое общество не сможет чувствовать себя в безопасности, если юридический трюизм, гласящий, что совершать преступление преступно, будет восприниматься членами этого общества как оригинальная и острая эпиграмма.

Если издателям и авторам “Дика Мертвой Головы” вдруг пришло бы в голову нагрянуть к нам в библиотеки и читальные залы, конфисковать книги, которые мы пишем и читаем, и прочесть нам лекцию о том, как надо жить, что читать и писать, нам бы это вряд ли понравилось. А между тем у них к тому гораздо больше оснований, чем у нас, ибо они при всем своем идиотизме нормальны, а мы, привыкшие кичиться своим высоким интеллектом, безумны. В наше время именно “высокая” литература, а никак не развлекательная откровенно преступна и нагло развязна. В самом деле, на наших солидных письменных столах лежат солидные издания, проповедующие распутство и пессимизм, от которых содрогнулся бы всякий неискушенный читатель. Если бы неразборчивый торговец осмелился выложить на свой грязный лоток книги, воспевающие полигамию и самоубийство, его ничего не стоило бы привлечь к судебной ответственности. Мы же открыто упиваемся такими книгами. С невиданным доселе лицемерием мы честим уличных мальчишек за безнравственность, а сами в важной беседе (с каким-нибудь сомнительным немецким профессором) ставим под сомнение само понятие нравственности. Мы поносим дешевое чтиво за то, что оно взывает к преступным инстинктам, а сами выдвигаем концепции инстинктивной преступности. Мы обвиняем (и совершенно напрасно) развлекательную литературу в нечистоплотности и беспринципности, а сами штудируем философов, возводящих беспринципность в жизненный принцип. Мы сетуем на то, что комиксы учат молодежь хладнокровно убивать, а сами прекраснодушно рассуждаем о бессмысленности бытия.

Главная угроза обществу кроется не в читателях комиксов, а в нас. Больны мы, а не они. Преступный класс мы, а не они. Мы — патологическое исключение. Большая же часть человечества остается верна своим неприхотливым потрепанным книжкам, своим затасканным героям. У заурядного читателя, быть может, весьма непритязательные вкусы, зато он на всю жизнь уяснил себе, что отвага — это высшая добродетель, что верность — удел благородных и сильных духом, что спасти женщину — долг каждого мужчины и что поверженного врага не убивают. Эти простые истины не по плечу литературным снобам — для них этих истин не существует, как не существует никого, кроме них самих. В самом захудалом и наивном грошовом романе заложены прочные нравственные устои, по сравнению с которыми изысканно-утонченные этические построения лишь эфемерный блеск и мишура. Знаток модной литературы слишком легко и виртуозно жонглирует этими этическими принципами, чтобы по-настоящему проникнуть в их суть. Коварного и жестокого врага следует убивать — мораль, прямо скажем, не самая глубокая, но и эта мораль лучше прославления коварства и жестокости, к которому взывают Д'Аннунцио и его последователи. До тех пор пока разлагающее влияние светской культуры не коснется здоровой и грубой плоти “дешевого чтива”, его нравственные принципы не будут поколеблены. Грошовое чтиво всегда проникнуто жизненным оптимизмом. Бедняки, даже рабы, сгибающиеся под непосильным бременем жизни, бывали легкомысленными, сумасшедшими, жестокими, но никогда не теряли надежды. И в этом их преимущество перед нами. Их несуразная, с нашей точки зрения, литература всегда будет литературой “крови и грома”, столь же естественной, как гром небесный и человеческая кровь.

1901

@темы: Честертон