автор schwalbeman
Примечание: этот пост был удален из сообщества, посвященного Честертону, за несоответствие тематике сообщества. Это было эпично. Никто не знал, плакать или смеяться. В конце концов решили, что это закономерно и надо просто любоваться совершенством этого мира.
Насладиться
Роман Ци Тянь Тонга «Блуждающее стадо свиней», несмотря на принадлежность к авантюрно-героическому жанру, можно отнести к категории чтения для немногих. Прежде всего, он чертовски длинный: я даже забыл уже, сколько в нём томов. Во-вторых, он дурно переведён, и беда в том, что перевести его хорошо очень непросто. Это продукт иной цивилизации, культурный багаж которой практически бесполезен для нас: его можно перенять только весь целиком; по частям не получится. В инопланетных жилах средневековых китайцев течёт инопланетная кровь; нечего и думать перелить её в в европейские артерии. Но можно попытаться раскрыть книгу – и нырнуть в привычную этим удивительным людям среду, точно в омут. И счастье, что роман такой большой: где-то на середине повествования закончится воздух в лёгких, дыхательная система начнёт совершать конвульсивные вдохи, и атмосфера чужого мировоззрения, невозможных взаимоотношений и парадоксальных эмоций против воли заполнит лёгкие.
Поверьте, дело стоит того. Постичь ответы на вопросы, самая формулировка которых недоступна суетному западному уму. Посочувствовать героям, моральный выбор которых для нас не только не сложен, но и не является выбором вообще. Просто оказаться в мире, где мерой цивилизованности является прочность связей с прошлым, а не с будущим – разве это не удивительное, не уникальное переживание для западного человека? Кто ещё может подарить нам подобный опыт? Не думаю, что это под силу любому китайцу. Но Ци Тянь Тонг и не был любым.
Я мог бы говорить о мировоззрении Ци Тянь Тонга часами. О его уважении к народовластию и одновременно подчеркнутом почитании традиций. О добрых словах, которые этот удивительный мыслитель находит и для монархов минувшего, и для свергавших их бунтарей. Об одах восстанию, перемежающихся панегириками порядку. Ци Тянь Тонг, безусловно, гуманист: человек находится у него в центре мира (да-да, не ритуал, не иерархия, не общество – именно отдельный человек). Но это не мешает ему романтизировать нарочитую жестокость средневековой азиатчины, с её вытягиванием жил и кишок. Для удивительной восточной души в этом нет противоречия. Более того, трудно поймать автора «Стада» на симпатии, не компенсированной другой симпатией противоположного толка. О если бы в Европе были люди, способные так видеть! Но откуда бы им взяться в Европе... Разве что в Англии... Нет, и в Англии тоже неоткуда.
Не знаю, удастся ли мне возбудить любопытство читателя, пересказывая сюжетную канву «Стада». Не знаю – и всё же попробую. Это самое малое, на что я готов пойти, чтобы зажечь интерес к мудрости древнего Китая, одновременно и близкой, и далёкой, и доступной, и сокровенной, сулящей ответы на все мучающие нас вопросы... но и просящей за свои сокровища немалую цену.
Итак, Китай, XV век (время действия знаменитых «Речных заводей», более успешного романа-кокнкурента). Монголам уже дали от ворот поворот, манчжуры ещё не докучают. Над неокрепшей династией Мин сгущаются тучи. Делийский султан одержим идеей обращения Китая в ислам. По Великому шелковому пути шныряют взад-вперёд мобильные разведотряды, в империю забрасываются многочисленные агенты влияния. Из последних самым опасным представляется пламенный Гейдар, плотный дядька с короткой седой бородой и нехорошим взглядом из-под набрякших век. Увы, этот недостойный сын лисицы пользуется большим успехом в имперской канцелярии.
Средь бела дня сеет Гейдар неслыханную ересь: единобожие-де более подходит для империи, чем политеизм. Небесный император слаб, власть его не абсолютна: не простирается на подземное и подводное царства etc. Единый Творец, Вседержитель – только он поможет земному императору удержать поводья в руках. Вот уж вздор, так вздор! Каким глупцом нужно быть, чтобы поверить в такое! Любой даос знает, что небо не обязано быть подобно земле, хотя бы потому, что небо круглое, а земля квадратная (форма обуви и головного убора каждый день напоминает даосу эту нехитрую истину). Кажется, только северные варвары с желтыми волосами могут всерьёз полагать, что укрепление единоначалия на небе поможет консолидации власти на земле... Но увы, засилье некультурных монголов принесло свои горькие плоды: ритуал пришёл в забвение, дети перестали уважать родителей, а высшие чины империи прислушиваются к низким речам.
Имея в виду донести до читателя атмосферу удушливого идеологического прессинга, Ци Тянь Тонг осознанно пренебрегает классической формой китайского романа, начиная "Блуждающее стадо" с краткого (двести восемьдесят страниц) богословского трактата, написанного им от лица мусульманского проповедника Гейдара. Эта вступительная книга романа дышит иронией и юмором: автор пародирует хорошо известный тяжеловесный стиль, изобилующий благоговейными упоминаниями пророка, да благословит его Аллах и приветствует, и прочих авторитетов, да будет доволен ими Аллах. Ци Тянь Тонг заставляет своего Гейдара комментировать Сутру о лотосе (Гейдар ошибочно называет её сурой) с целью обоснования исламских гастрономических и гигиенических норм. Разумеется, мусульманский богослов не смыслит решительно ни бельмеса в буддистской литературе, делает далеко идущие выводы на основании фонетического сходства и притянутых за уши аналогий, явно взыскуя славы акад. А. Т. Фоменко. Выходит очень забавно... по-видимому... мне лишь самую малость не хватало образования, чтобы расхохотаться.
Заканчивается пародия на исламское богословие, начинается экшн! Многотомный китайский экшн с сотнями второстепенных персонажей (каждый — со своей историей), со вставными новеллами высокой степени вложенности, с интригами, поединками, батальными сценами... Чего стоит, к примеру, один только эпизод битвы в пещерах с длительной подготовительной деятельностью (абсолютно бессмысленной, ибо бал правит импровизация), неожиданными переговорами между случайно повстречавшимися вождями враждующих сторон, и лишь потом — сражением, за которым следует почти хичкоковский саспенс, отступления по длинному полутёмному коридору... Сцена отступления занимает пятнадцатый и начало шестнадцатого тома.
Как было уже сказано выше, коррумпированная минская политическая элита презрела заветы предков и начала постепенно переходить в ислам. Армия морально разложилась, конфуцианские мудрецы, чьей прямой обязанностью было ударить в набат, благодушно самоустранились... Все те, кто должен был хранить покой и гармонию Поднебесной, отвернулись от своего долга. Но Китай всё-таки был спасён!
В час, когда благородные мужи оставили место защитников империи вакантным, оно было занято мужами низкого происхождения. Воистину мудрость Востока непостижима для европейского ума! Дело в том, что ислам запрещает употребление в пищу свинины (и вообще почитает свинью нечистым животным). Этот незначительный, на первый взгляд, фактор сделался камнем преткновения для исламского нашествия: китайцы очень любят свиней. Вообще, Китай - родина доместицированной свиньи, но это даже неважно. Важно, что если отнять у китайского простолюдина свинью, то он останется, скорее всего, вообще без мяса. По мере того как исламизированные власти усиливают полицейские силы с целью окончательного решения свинского вопроса, народ под предводительством весельчака По Ли собирает собственное ополчение, впереди которого шествует невообразимых размеров свиное стадо. Это все свиньи, которых удалось собрать из разорённых деревень. Стратегический гений По Ли из обоза сделал их авангардом: прикрытые от стрел деревянными дощечками злые голодные свиньи причиняют не меньшие разрушения, чем это под силу хорошо обученному войску. Сразу несколько вечных проблем военной науки одним махом решил хитроумный По Ли: потери среди людей минимальны, а раненых и убитых в боях свиней можно употреблять в пищу. С задорным хрюканьем Блуждающее Стадо сравнивает с землёй недавно построенные мечети и медресе, неотвратимой лавиной сметает супротивные войска, штурмом берёт города и укреплённые крепости... нет, мои дамы и господа, это надо читать.
Ци Тянь Тонг не был бы вторым величайшим романистом своего времени, если бы его роман состоял из одного кровопролития. Напротив, читатель может заметить, что, в отличие от твердолобых героев западного рыцарского эпоса, вожди Блуждающего стада не мыслят своей жизни без утонченной поэзии, без флейты и кисти. Не одни лишь унылые куртуазные излияния составляют тематику многочисленных раскиданных по страницам романа стихотворений, но буквально всё, всё! Ведя свиней на реконквисту духовных свобод, культурный китаец не обделит в своем творчестве ни дух, ни свободу, ни свинью. Внутренний мир китайского бунтовщика не просто насыщен поэзией: он только из неё и состоит. Битва — поэзия. Суровый переход через горы — поэзия. Любовь — поэзия. Ненависть — тоже поэзия. Герои Ци Тянь Тонга сочиняют стихи на каждый случай; они мыслят и чувствуют стихами — и поэтому их нельзя победить. Упустив победу на поле битвы, эти прекраснодушные воины обретут убежище в вечном царстве литературы. Стоит ли говорить, что такое поведение едва ли вообразимо в случае каких-нибудь, скажем, англичан, сражающихся с какими-нибудь, допустим, турками.
Забавно, но даже находясь в состоянии страшного цайтнота, наши герои мешкают отправиться в путь, ибо в голову им приходит провести турнир стихотворцев! Темой для состязания выбрано плохое качество дорог в Поднебесной. Кто напишет стихотворение, лучше объясняющее, отчего в прекраснейшей из империй такие кривые и грязные дороги — тот и победил! Читатель может ожидать, что стихи о дорогах будут составлены в жанре сатиры... так оно и было бы, если бы их сочиняли в России (в Европе такая тема, ясное дело, вообще невозможна). Но китаец — всегда патриот, ирония не мешает ему, досадуя на дорожную грязь, воспевать родную землю и населяющих её прекрасных людей. Читатель найдёт описание состязания в томах с двадцать седьмого по двадцать девятый.
Надеюсь, я написал достаточно, чтобы пробудить интерес к бессмертному творению Ци Тянь Тонга. Могу заверить, что сам романист не даст этому интересу угаснуть: преодолев первые несколько книг и втянувшись в непривычный космос повествования, уже невозможно не пережить, не перестрадать весь эпос целиком. «Блуждающее стадо» держит читателя крепко: вместе с его героями он сочинит бесчисленное множество коротких выразительных стихов, победит в сотнях битв, пройдёт всю Поднебесную во главе самого необычного в её истории войска, чтобы в конце концов вбежать в крохотную лесную хижину, где скрывается от преследования последний оставшийся в живых враг. Увы, наказать Янь Лиду, продажного министра-исламиста, нашим героям не удастся. Читатель вместе с ними обнаружит, что месть уже свершилась, ибо в тело изменника вселился злокозненный демон Нинь Цичже с саблевидными усами и безумным взглядом несытых очей. Эпопея Ци Тянь Тонга, как и положено китайскому шедевру, не заканчивается точкой или восклицательнысм знаком. Её венчает многоточие, дабы отчасти незакрытый гештальт ещё долго отзывался в читательском сердце раздумьями и воспоминаниями.
Примечание: этот пост был удален из сообщества, посвященного Честертону, за несоответствие тематике сообщества. Это было эпично. Никто не знал, плакать или смеяться. В конце концов решили, что это закономерно и надо просто любоваться совершенством этого мира.
Насладиться
Фудзияма не яма-гора,
Над великой китайской рекой,
Ямамото – такой генерал,
Харакири – обычай такой.
Студенческая песня.
И вот мне приснилось,
Что сердце моё не болит.
Н. Гумилёв.
Над великой китайской рекой,
Ямамото – такой генерал,
Харакири – обычай такой.
Студенческая песня.
И вот мне приснилось,
Что сердце моё не болит.
Н. Гумилёв.
Роман Ци Тянь Тонга «Блуждающее стадо свиней», несмотря на принадлежность к авантюрно-героическому жанру, можно отнести к категории чтения для немногих. Прежде всего, он чертовски длинный: я даже забыл уже, сколько в нём томов. Во-вторых, он дурно переведён, и беда в том, что перевести его хорошо очень непросто. Это продукт иной цивилизации, культурный багаж которой практически бесполезен для нас: его можно перенять только весь целиком; по частям не получится. В инопланетных жилах средневековых китайцев течёт инопланетная кровь; нечего и думать перелить её в в европейские артерии. Но можно попытаться раскрыть книгу – и нырнуть в привычную этим удивительным людям среду, точно в омут. И счастье, что роман такой большой: где-то на середине повествования закончится воздух в лёгких, дыхательная система начнёт совершать конвульсивные вдохи, и атмосфера чужого мировоззрения, невозможных взаимоотношений и парадоксальных эмоций против воли заполнит лёгкие.
Поверьте, дело стоит того. Постичь ответы на вопросы, самая формулировка которых недоступна суетному западному уму. Посочувствовать героям, моральный выбор которых для нас не только не сложен, но и не является выбором вообще. Просто оказаться в мире, где мерой цивилизованности является прочность связей с прошлым, а не с будущим – разве это не удивительное, не уникальное переживание для западного человека? Кто ещё может подарить нам подобный опыт? Не думаю, что это под силу любому китайцу. Но Ци Тянь Тонг и не был любым.
Я мог бы говорить о мировоззрении Ци Тянь Тонга часами. О его уважении к народовластию и одновременно подчеркнутом почитании традиций. О добрых словах, которые этот удивительный мыслитель находит и для монархов минувшего, и для свергавших их бунтарей. Об одах восстанию, перемежающихся панегириками порядку. Ци Тянь Тонг, безусловно, гуманист: человек находится у него в центре мира (да-да, не ритуал, не иерархия, не общество – именно отдельный человек). Но это не мешает ему романтизировать нарочитую жестокость средневековой азиатчины, с её вытягиванием жил и кишок. Для удивительной восточной души в этом нет противоречия. Более того, трудно поймать автора «Стада» на симпатии, не компенсированной другой симпатией противоположного толка. О если бы в Европе были люди, способные так видеть! Но откуда бы им взяться в Европе... Разве что в Англии... Нет, и в Англии тоже неоткуда.
Не знаю, удастся ли мне возбудить любопытство читателя, пересказывая сюжетную канву «Стада». Не знаю – и всё же попробую. Это самое малое, на что я готов пойти, чтобы зажечь интерес к мудрости древнего Китая, одновременно и близкой, и далёкой, и доступной, и сокровенной, сулящей ответы на все мучающие нас вопросы... но и просящей за свои сокровища немалую цену.
Итак, Китай, XV век (время действия знаменитых «Речных заводей», более успешного романа-кокнкурента). Монголам уже дали от ворот поворот, манчжуры ещё не докучают. Над неокрепшей династией Мин сгущаются тучи. Делийский султан одержим идеей обращения Китая в ислам. По Великому шелковому пути шныряют взад-вперёд мобильные разведотряды, в империю забрасываются многочисленные агенты влияния. Из последних самым опасным представляется пламенный Гейдар, плотный дядька с короткой седой бородой и нехорошим взглядом из-под набрякших век. Увы, этот недостойный сын лисицы пользуется большим успехом в имперской канцелярии.
Средь бела дня сеет Гейдар неслыханную ересь: единобожие-де более подходит для империи, чем политеизм. Небесный император слаб, власть его не абсолютна: не простирается на подземное и подводное царства etc. Единый Творец, Вседержитель – только он поможет земному императору удержать поводья в руках. Вот уж вздор, так вздор! Каким глупцом нужно быть, чтобы поверить в такое! Любой даос знает, что небо не обязано быть подобно земле, хотя бы потому, что небо круглое, а земля квадратная (форма обуви и головного убора каждый день напоминает даосу эту нехитрую истину). Кажется, только северные варвары с желтыми волосами могут всерьёз полагать, что укрепление единоначалия на небе поможет консолидации власти на земле... Но увы, засилье некультурных монголов принесло свои горькие плоды: ритуал пришёл в забвение, дети перестали уважать родителей, а высшие чины империи прислушиваются к низким речам.
Имея в виду донести до читателя атмосферу удушливого идеологического прессинга, Ци Тянь Тонг осознанно пренебрегает классической формой китайского романа, начиная "Блуждающее стадо" с краткого (двести восемьдесят страниц) богословского трактата, написанного им от лица мусульманского проповедника Гейдара. Эта вступительная книга романа дышит иронией и юмором: автор пародирует хорошо известный тяжеловесный стиль, изобилующий благоговейными упоминаниями пророка, да благословит его Аллах и приветствует, и прочих авторитетов, да будет доволен ими Аллах. Ци Тянь Тонг заставляет своего Гейдара комментировать Сутру о лотосе (Гейдар ошибочно называет её сурой) с целью обоснования исламских гастрономических и гигиенических норм. Разумеется, мусульманский богослов не смыслит решительно ни бельмеса в буддистской литературе, делает далеко идущие выводы на основании фонетического сходства и притянутых за уши аналогий, явно взыскуя славы акад. А. Т. Фоменко. Выходит очень забавно... по-видимому... мне лишь самую малость не хватало образования, чтобы расхохотаться.
Заканчивается пародия на исламское богословие, начинается экшн! Многотомный китайский экшн с сотнями второстепенных персонажей (каждый — со своей историей), со вставными новеллами высокой степени вложенности, с интригами, поединками, батальными сценами... Чего стоит, к примеру, один только эпизод битвы в пещерах с длительной подготовительной деятельностью (абсолютно бессмысленной, ибо бал правит импровизация), неожиданными переговорами между случайно повстречавшимися вождями враждующих сторон, и лишь потом — сражением, за которым следует почти хичкоковский саспенс, отступления по длинному полутёмному коридору... Сцена отступления занимает пятнадцатый и начало шестнадцатого тома.
Как было уже сказано выше, коррумпированная минская политическая элита презрела заветы предков и начала постепенно переходить в ислам. Армия морально разложилась, конфуцианские мудрецы, чьей прямой обязанностью было ударить в набат, благодушно самоустранились... Все те, кто должен был хранить покой и гармонию Поднебесной, отвернулись от своего долга. Но Китай всё-таки был спасён!
В час, когда благородные мужи оставили место защитников империи вакантным, оно было занято мужами низкого происхождения. Воистину мудрость Востока непостижима для европейского ума! Дело в том, что ислам запрещает употребление в пищу свинины (и вообще почитает свинью нечистым животным). Этот незначительный, на первый взгляд, фактор сделался камнем преткновения для исламского нашествия: китайцы очень любят свиней. Вообще, Китай - родина доместицированной свиньи, но это даже неважно. Важно, что если отнять у китайского простолюдина свинью, то он останется, скорее всего, вообще без мяса. По мере того как исламизированные власти усиливают полицейские силы с целью окончательного решения свинского вопроса, народ под предводительством весельчака По Ли собирает собственное ополчение, впереди которого шествует невообразимых размеров свиное стадо. Это все свиньи, которых удалось собрать из разорённых деревень. Стратегический гений По Ли из обоза сделал их авангардом: прикрытые от стрел деревянными дощечками злые голодные свиньи причиняют не меньшие разрушения, чем это под силу хорошо обученному войску. Сразу несколько вечных проблем военной науки одним махом решил хитроумный По Ли: потери среди людей минимальны, а раненых и убитых в боях свиней можно употреблять в пищу. С задорным хрюканьем Блуждающее Стадо сравнивает с землёй недавно построенные мечети и медресе, неотвратимой лавиной сметает супротивные войска, штурмом берёт города и укреплённые крепости... нет, мои дамы и господа, это надо читать.
Ци Тянь Тонг не был бы вторым величайшим романистом своего времени, если бы его роман состоял из одного кровопролития. Напротив, читатель может заметить, что, в отличие от твердолобых героев западного рыцарского эпоса, вожди Блуждающего стада не мыслят своей жизни без утонченной поэзии, без флейты и кисти. Не одни лишь унылые куртуазные излияния составляют тематику многочисленных раскиданных по страницам романа стихотворений, но буквально всё, всё! Ведя свиней на реконквисту духовных свобод, культурный китаец не обделит в своем творчестве ни дух, ни свободу, ни свинью. Внутренний мир китайского бунтовщика не просто насыщен поэзией: он только из неё и состоит. Битва — поэзия. Суровый переход через горы — поэзия. Любовь — поэзия. Ненависть — тоже поэзия. Герои Ци Тянь Тонга сочиняют стихи на каждый случай; они мыслят и чувствуют стихами — и поэтому их нельзя победить. Упустив победу на поле битвы, эти прекраснодушные воины обретут убежище в вечном царстве литературы. Стоит ли говорить, что такое поведение едва ли вообразимо в случае каких-нибудь, скажем, англичан, сражающихся с какими-нибудь, допустим, турками.
Забавно, но даже находясь в состоянии страшного цайтнота, наши герои мешкают отправиться в путь, ибо в голову им приходит провести турнир стихотворцев! Темой для состязания выбрано плохое качество дорог в Поднебесной. Кто напишет стихотворение, лучше объясняющее, отчего в прекраснейшей из империй такие кривые и грязные дороги — тот и победил! Читатель может ожидать, что стихи о дорогах будут составлены в жанре сатиры... так оно и было бы, если бы их сочиняли в России (в Европе такая тема, ясное дело, вообще невозможна). Но китаец — всегда патриот, ирония не мешает ему, досадуя на дорожную грязь, воспевать родную землю и населяющих её прекрасных людей. Читатель найдёт описание состязания в томах с двадцать седьмого по двадцать девятый.
Надеюсь, я написал достаточно, чтобы пробудить интерес к бессмертному творению Ци Тянь Тонга. Могу заверить, что сам романист не даст этому интересу угаснуть: преодолев первые несколько книг и втянувшись в непривычный космос повествования, уже невозможно не пережить, не перестрадать весь эпос целиком. «Блуждающее стадо» держит читателя крепко: вместе с его героями он сочинит бесчисленное множество коротких выразительных стихов, победит в сотнях битв, пройдёт всю Поднебесную во главе самого необычного в её истории войска, чтобы в конце концов вбежать в крохотную лесную хижину, где скрывается от преследования последний оставшийся в живых враг. Увы, наказать Янь Лиду, продажного министра-исламиста, нашим героям не удастся. Читатель вместе с ними обнаружит, что месть уже свершилась, ибо в тело изменника вселился злокозненный демон Нинь Цичже с саблевидными усами и безумным взглядом несытых очей. Эпопея Ци Тянь Тонга, как и положено китайскому шедевру, не заканчивается точкой или восклицательнысм знаком. Её венчает многоточие, дабы отчасти незакрытый гештальт ещё долго отзывался в читательском сердце раздумьями и воспоминаниями.
@темы: мысли друзей