А вот кстати, о благочестии, которого требует от граждан благоустроенного общества социальная жизнь поздней цивилизации: когда авгуры прячут при встрече улыбку или уже и не прячут, никто не верит, что император является божеством, но все совершают нужные ритуалы при сделках и вступлении в должность, и так далее.
Такое явление действительно наблюдается в Европе-Америке по отношению к их святыням?
Такое явление действительно наблюдается в Европе-Америке по отношению к их святыням?
-
-
14.02.2017 в 14:08То есть есть ещё даже истинное почитание святынь, не внешнее.
Зарезали же арабы 80-летнего французского священника у алтаря. Значит, он там был, у алтаря, с молитвой.
Из ритуала (который тоже, возможно, содержит эти тайные угли) очень распространено добровольное, на уровне социальной традиции, проведывание одиноких стариков в больницах и хосписах. Это я знаю по Франции.
Лично также видел непоказное почитание Девы Марии в городке Лурд. Но народу у святого источника было не так уж много, хотя это был выходной день.
В общем, всё там на десяти праведниках держится.
-
-
14.02.2017 в 14:15-
-
14.02.2017 в 15:17Толерастия в своём классическом изводе – это, конечно, англосаксонский товар.
Во Франции, которую я знаю по работе, дело обстоит несколько иначе. Французскую душу потрясла и вывернула наизнанку революция. Во французском языке "93-й" синоним слову "длящийся и длящийся кошмар". Вот у нас скажешь "37-й год" – и возникает определенный ассоциативный ряд, в этих ассоциациях есть также и нота прошлого. Это было, это прошло, это аукается. Или "90-е": тоже было, иногда вонючие отголоски возвращаются, но это уже не сегодня.
А для француза "93-й" (1793) означает "ужас без конца", когда не в один день карнавала вверх ногами всё переворачивается, а день за днём, ночь за ночью не прекращается нечто нечеловеческое, адское, когда всё святое попрано, и конца этому попранию не видно. Как Есенин писал: "Кровь Твою, кровь бешено выплескиваем, как воду из рукомойника". Очень любят этим словом описывать толкотню в метро в час пик.
Ну, вот, и сие потрясение основ произвело на французский национальный характер такое влияние, что после всех этих термидоров и флореалей, после "запрещается запрещать" у них укоренено, что вообще нет ничего святого. Другой имеет право оплевать всё. Другие имеют право оплёвывать мои святыни, у меня нет права на сопротивление. Мне "запрещается запрещать". Моё право на сопротивление заключается только в одном: хранить верность своим святыням, несмотря на плевки. И я имею право плевать на всё, что угодно, и другие имеют право плевать. Полная атомизация в сфере духа. Отсюда феномен "Шарли Эбдо".
Поэтому люди не спешат демонстрировать свои святыни, но с удовольствием оплёвывают ненавистные чужие. Это на уровне свободного общения в близком кругу. На более высоком уровне общения при слове "Холокост" принято делать скорбное выражение лица, при слове "гей" понимающе улыбнуться и т.п. Как "будьте здоровы" при чихе (французы говорят "за ваши любови", во множественном числе).
Негры пользуются максимальной свободой слова. Негр может стоять, например, на мосту и поливать словесными помоями всех проходящих мимо белых – никто из белых не обратит на него внимания, и полицейский не подойдёт. Чем более светлый цвет кожи и более высокий статус, тем более нужно быть "белым господином", который не кусает же облаявшую его собаку!
Во Франции нет такой безумной стратификации, как в Англии (кто знает Англию, говорит, что там надо родиться, чтобы понять все оттенки межсословных различий), но нет возможности ассимиляции для небелых. То есть арабы, в пятом поколении родившиеся во Франции, не будут считаться носителями французской культуры. Многие социальные лифты для них закрыты. Можно представить какого-нибудь Бульсару на службе в дипломатическом ведомстве Её величества, но нельзя – какого-нибудь Лорана Кабилу, принятого за человека в МИДе Франции.
А теперь, когда в страну, и прежде очень проблемную по нац.составу, напустили столько мусульман, следует ожидать интереснейших событий.