Константин ТулиновВведениеВ рамках русского мира (возможно, и шире: славянского, но этот вопрос выходит за рамки темы) существует распространенная болезнь мировоззрения, которую можно образно назвать «украинством». Она не связана сущностно ни с украинцами в этническом плане, ни с Украиной как источником: скорее, на Украине она лишь проявилась наиболее ярко и узнаваемо.
У него есть две существенные черты.
Химерическое сочетание превознесения своей страны, культуры, истории – с фактическим полаганием ее фундаментальной несамостоятельности и страдательности.
Для «украинствующего» сознания на Украине ее историю со всеми ее бедами определяет злобная и агрессивная Россия. Для такого же «украинствующего» сознания в России всю ее историю со всеми ее бедами определяет злобный и агрессивный Запад и его агенты. В контексте нашей темы для диагностики такого заболевания достаточно трактовки одного события, Революции 1917 года, события бесспорно важнейшего в истории страны, как реализации каких-то внешних происков, а не ее собственного дела.
Выдумывание побед на месте поражений и поражений на месте побед.
Здесь и выводимые хитрой софистикой «победа» в русско-японской и «украденная победа» в первой мировой, и «невиданные успехи» в экономике и всех социальных сферах накануне революции; и при этом — отрицание спасительного рывка в развитии в послереволюционный межвоенный период, Победы 1945-го, выхода страны в мировые лидеры — в том числе в лидеры идейные. Все эти утверждения не обязательно присутствуют в поврежденном мировоззрении в полном комплекте, но достаточно и части.
Бороться с этой болезнью можно только последовательным осмыслением Революции как необходимого момента собственной и самостоятельной истории России, и Советского периода как органичного этапа истории России, преемственного как относительно предыдущих этапов, так и внутри себя.
Необходимость можно рассмотреть в двух смыслах.
читать дальше
Необходимость как вынужденность
К 1917 году у России имелись крайне серьезные структурные проблемы внутри и не менее серьезные снаружи.
— Архаичная структура сельского хозяйства, зашедшая в экономический и демографический тупик.
— Недостаточное промышленное развитие, серьезно отстающее от потенциальных противников и стран-конкурентов.
— Крупная частная собственность, в целом очень далекая от интересов страны, что было явно продемонстрировано в ходе Первой мировой войны.
— Критическое иностранное влияние, выраженное в существенном доминировании иностранного капитала и огромных внешних долгах.
— Сословная структура общества и сословно-зависимые институты, замораживающие социальную динамику и любую мобилизацию творческих сил народа.
Все это чистой воды прагматика, любые идеологические соображения здесь можно вывести за скобки.
Вполне возможно, каждая из этих проблем теоретически была решаема. Но они были системно взаимообусловлены: зародившись и развиваясь всем букетом, они и решены могли быть только в комплексе. Попросту говоря, решение каждой из этих проблем было возможно только при решении остальных.
Но ведь по существу преобразования такого масштаба и есть революция, кто бы и под какими бы знаменами ее ни осуществлял.
Пресловутая столыпинская фраза «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия» была, к сожалению, ложной альтернативой. Уже к моменту ее произнесения сложилось так, что потрясения были неизбежными. Выбор стоял иной: быть ли им гибельными либо преобразовательными.
Могла совершить требуемые преобразования монархия, осуществив «революцию сверху»? Возможно, абстрактная сферическая монархия в вакууме с гениальным монархом и не менее гениальной и консолидированной правящей элитой — теоретически могла бы.
Но ведь страна жила не в вакуумно-теоретических построениях, а в конкретной реальности. Могла это сделать та конкретная реальная монархия, которая была? Нет. Свою политическую и историческую импотентность она однозначно доказала на практике, провалив всю предреволюционную политику и отдав власть февралистской буржуазии.
Могла это сделать новообразованная буржуазная республика? Учитывая продемонстрированный ею уровень стратегического мышления, консолидации и политической воли, этот вариант ничуть не более реалистичен.
В итоге Россия все же смогла разрешить этот почти фатальный комплекс проблем. Именно так, как он только и мог быть разрешен: в форме революции. Узел был разрублен и распутан. Сделал это тот исторический и политический субъект, который взялся и смог. Других просто не нашлось. Разумеется, этот субъект был далек от совершенства, всеведения и безгрешности. Издержки и страдания людей со всех сторон были велики, ошибок было множество. Но все нынешние рассуждения типа «можно было сделать лучше», во-первых, абстрактно-спекулятивны, во-вторых, основаны на послезнании, и в-третьих, игнорируют или подменяют то, ЧТО именно должно было быть сделано.
С октября 1917 года не кто-то чуждый что-то делал над безвольной и бездеятельной страной, как видится «украинствующему» сознанию — а Россия сама решала комплекс своих исторических проблем, вырываясь из фатального тупика. В итоге она не только вырвалась из тупика, но сменила тип своего развития и своей роли в мире. Из страны догоняющей и следующей образцам она, в форме СССР, стала ведущей и задающей образцы. Это не количественый рост объемов и темпов: это принципиальное изменение качества.
Для совершения всего этого Россия — не Германия, не Англия, не Америка, не масоны, не «ротшильдокфеллеры», а Россия — создала и выдвинула подходящего исторического субъекта: большевиков, мобилизовавших и возглавивших русский рабочий класс.
Приведем слова, сказанные вел. кн. А. М. Романовымв 20-е годы в США:
«Россия больше никогда не опустится до положения мирового отстойника. Ни один царь никогда не смог бы претворить в жизнь столь грандиозную программу, потому что его действия сковывали слишком многие принципы, дипломатические и прочие. Нынешние правители России — реалисты. Они беспринципны — в том смысле, в каком был беспринципен Петр Великий. Они так же беспринципны, как ваши железнодорожные короли полвека назад или ваши банкиры сегодня, с той единственной разницей, что в их случае мы имеем дело с большей человеческой честностью и бескорыстием.»
В данной цитате надо пояснить лишь то, что под «принципами, дипломатическими и прочими» имеются в виду принципы мировой капиталистической системы — то есть, системы западной. Эти принципы с необходимостью были отброшены Революцией.
Необходимость как долженствование
Мы исходим из того, что общественная система страны должна обеспечивать развитие и восхождение страны в целом, всех ее составляющих, и каждого человека как личности. Это требование относится ко всем пластам жизни, от экономики до исторической миссии.
Разумеется, наша страна перед революцией не была «темным царством неразвития». Однако…
Была ли у нас развитая промышленность? Да, была — имела место. В виде отдельных предприятий и единиц более-менее развитых отдельных отраслей. Индустрии как системы, включающей множество мощных взаимосвязанных отраслей и обеспечивающей потребности страны хотя бы в существенной, не говоря уже о полной, мере — не было. И на существовавшей частно-иностранной экономической основе возникнуть не могло.
Было ли качественное образование? Да, также имело место. В виде отдельно институтов социализации верхних слоев общества, и отдельно потихоньку развивавшегося элементарного образования низов, по сути тупикового. Образования как сквозной системы, охватывающей все общество и являющейся не «лифтом», а «маршевой лестницей» для массового развития людей — не было. И на имевшейся сословной основе оно было невозможным.
Была ли передовая наука? Да, несомненно, имела место. Были без преувеличения великие ученые, были университеты, была Академия. Но науки как ведущей подсистемы общества, призванной и способной обеспечивать целенаправленное развитие страны по всем требуемым направлениям — не было. И в рамках существовавших социальной, образовательной, экономической систем не могло быть по-другому.
Была ли великая культура? Да, бесспорно. Здесь даже не требуется пояснений. Но от этой культуры было в существенной степени отчуждено большинство народа. Высокая культура существовала отдельно, а огромная масса населения, крестьянского в основном, отдельно. Точно так же, как отчуждено было это население от технических, научных достижений и системного образования.
Была ли идея исторического масштаба, определяющая миссию страны в мире и истории? Была… в прошлом. От идеи Православного Царства к этому моменту остались небесспорные социальные формы и риторика при выхолощенном содержании. Страна усиленно втискивалась в тесную мерку европейской империи, одной из ряда, не более того. Реальная роль церкви как государственного и социального института была ею продемонстрирована в событиях февраля 1917-го и далее. Православие в России пребывало в глубоком кризисе. Запад был однозначным образцом и ориентиром, как в политике, так и в упованиях образованных слоев — до революции, а не с ее приходом.
По всем этим аспектам требовался качественный рывок. И в огромной мере он был совершен Революцией. Причем строго в порядке реализуемого ею исторического проекта, а не какого-то вынужденного отказа от него. Схема «революция разрушает, контрреволюция строит» ложна. Доказательством служит тот факт, что все должное делалось революционной властью практически сразу и системно, несмотря на все проблемы катастрофического уровня, например, гражданскую войну.
Основа системной индустриализации страны — план ГОЭЛРО — начал разрабатываться в 1918 и был принят в 1920 году. Им занялись в том числе те инженеры и ученые, которые начинали прорабатывать эту тему еще до революции, но без нее не имели шансов выйти за рамки частных проектов и увидеть решение проблемы системного промышленного развития страны «в железе» в качестве государственной программы.
Новые научные институты, лаборатории и другие структуры начали системно создаваться с 1918 года, десятками в год.Только в 1918–1919 гг. в стране было создано 33 крупных по тому времени института. К 1923 г. число исследовательских институтов достигало 55, а в 1927 г. их было свыше 90. Академия наук была включена в общественную систему как неотъемлемый компонент, связанный и с хозяйством, и с просвещением, и с культурой. Все это, разумеется, не на пустом месте. В стране были кадры, были научные школы — не было лишь ориентации на стратегическое развитие науки: она могла появиться лишь как аспект революционного преобразования страны.
Единая непрерывная система общедоступного образования начала строиться с 1917 года, от централизованной ликвидации безграмотности и до университетов. В 1918 были открыты университеты в Нижнем Новгороде, Екатеринославе, Воронеже, Иркутске, Тбилиси, Ташкенте, Баку, Ереване, Екатеринбурге, Минске. Одновременно создавались вузы разного профиля. Если в 1915 году в России насчитывалось 105 вузов, то в 1923 их было 248, ав 1932 — 701. Разумеется, важным условием успешности этого системного процесса была хорошая база гимназического и университетского образования в Российской Империи.
Тогда же развернулись как целенаправленное системное приобщение народа к его собственной высокой культуре, так и взлет творчества новых культурных форм, восхищающих весь мир. С одной стороны — фильмы Эйзенштейна и Довженко, авангардная архитектура (с новаторским системным подходом к проектированию среды, а не объектов), новая поэзия. С другой — классическая литература издается тиражами, в разы превышающими дореволюционные, в том числе идейно оппонирующая литература (от Достоевского до Бунина); создаются и многократно обогащаются из бывших частных коллекций общедоступные музеи (например, именно в рамках этого процесса Эрмитаж стал тем, что он есть); централизованно по государственной программе ставятся памятники великим деятелям классической культуры. И с третьей стороны, объединяющей первые две — система трансляции: дворцы культуры, библиотеки, самодеятельные студии, клубы — вплоть до каждого обитаемого уголка страны.
И наконец, глобальная идея и историческая миссия. Здесь смыкаются оба аспекта необходимости Революции: вынужденность и долженствование.
Страну могла вытащить из тупика нерешаемых проблем в сложившихся новых исторических условиях только мобилизация творческой силы всего народа. Существовавшая система не могла решить эту задачу и закономерно рухнула.
Россия приняла, освоила и реализовала исторический проект, делающий ставку на развитие и восхождение общества и каждого человека как первичную ценность: революционный коммунистический проект, ставящий идеальной целью развитие высших творческих способностей в каждом человеке, когда «свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех». С одной стороны, только такой проект мог решить — и решил — указанную задачу для России. А с другой, его реализация, пусть частичная и несовершенная, стала фактором, изменившим мировую историю, начиная с XX века и, несомненно, далее. Но это уже иная тема.
Литература
Рубакин Н.А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы. Изд-во «Вестника знания» (В.В. Битнера). Санкт-Петербург, 1912 г.
Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. Изд-во «Российская политическая энциклопедия», 2006.
Прудникова Е. Сталин. Битва за хлеб. Изд-во «ОЛМА Медиа Групп», 2010.
Маниковский А.А. Боевое снабжение Русской армии в Мировую войну. М.: Воениздат, 1937.
Воронов Ю. П.Финансовое банкротство предреволюционной России. Журнал «ЭКО», № 11, 1987.
Александр Михайлович. Мемуары великого князя. Изд-во «Захаров», 2004.
Ричард Пайпс. Россия при старом режиме. Изд-во «Захаров», 2012.
Организация науки в первые годы Советской власти. Сборник документов. Академия наук СССР. Институт истории естествознания и техники. Л.:Наука, 1968.
Большая Советская Энциклопедия.
Уничтожали ли большевики отечественную культуру? Еженедельная газета «Суть времени», №231, 8 июня 2017.oduvan.org/nashi-proekty/donbass-v-ogne/revolyu...