Витгенштейн пишет о еврейской культуре: «Можно сказать (безотносительно к тому, верно это или нет), что еврейский дух не в состоянии создать хотя бы травинку или цветок. Его искусство сводится к тому, чтобы скопировать травинку или цветок, взращенный иным духом, и набросать с их помощью широкую картину. Для еврейского духа характерно понимать произведение другого лучше, чем тот сам его понимает».
Существует такое же мнение о русской культуре. Безотносительно того, как говорящий оценивает эту ситуацию, в той или иной степени эта идея существует в русской культуре как минимум со времен Чаадаева. Появление такого же взгляда у человека другого народа, с другими ценностями и историей, заставляет задуматься о структурных закономерностях.
Лотман писал, что если взять за образец всех культур свою собственную культуру, то в результате она выступает лишенной всякой специфики. Похоже, австрийский еврей тут попал в ту же ловушку, что и другие начинающие философы: принял собственные нормы и ценности за универсальную систему отсчета и потерял особенное, которое со стороны очень даже заметно.
Существует такое же мнение о русской культуре. Безотносительно того, как говорящий оценивает эту ситуацию, в той или иной степени эта идея существует в русской культуре как минимум со времен Чаадаева. Появление такого же взгляда у человека другого народа, с другими ценностями и историей, заставляет задуматься о структурных закономерностях.
Лотман писал, что если взять за образец всех культур свою собственную культуру, то в результате она выступает лишенной всякой специфики. Похоже, австрийский еврей тут попал в ту же ловушку, что и другие начинающие философы: принял собственные нормы и ценности за универсальную систему отсчета и потерял особенное, которое со стороны очень даже заметно.