Случайное

Автор edelberte

Подумалось, что актер Алан Рикман несколько ломает интригу "Гарри Поттера". За всеми злодейскими гримасами Северуса Снейпа в его исполнении ощущается скрытый трагизм - и внимательному зрителю сразу же становится ясно, что это глубоко законспирированный агент положительной стороны. И если отрицательная сторона этого не замечает, то исключительно в силу того, что восприимчивость к трагическому ей вообще не свойственна.

Тут я сознательно говорю о "положительной" и "отрицательной" сторонах, поскольку говорить о добре и зле в применении к опусу Роулинг и творениям ее последователей было бы легкомыслием. Если этика там и ночевала, то весьма странная, скажем так.

Так что мелькнувшая мысль имеет больше отношения к реальному злу в реальном мире, чем к "Гарри Поттеру".

В силу некой глубинной закономерности трагическое начало закрыто для зла - оно не способно замечать и воспринимать трагическое, не говоря уже о том, чтобы переживать. Достаточно вспомнить многочисленные фрейдовские интерпретации мировой литературы - или не фрейдовские, но тоже интерпретации, исходящие от стороны, на которой не следует быть (Гамлет чудит от затянувшегося сексуального воздержания и т.д.). Невосприимчивость к трагическому - своего рода маркер этой стороны.

Может быть, в Англии потому появился Шекспир и вообще с театральным искусством очень все хорошо , что там с церковью как-то не очень. В порядке хоть какой-то компенсации, так сказать. Люди ведь и там не злодеи, должно что-то быть...

В довесок - большая цитата. Я это давно хотела запостить, чтоб было, но повода не находила. Сегодня запощу просто так.

" Наша нынешняя трагедия заключается в чувстве всеобщего и универсального страха, с таких давних пор поддерживаемого в нас, что мы даже научились выносить его. Проблем духа более не существует. Остался лишь один вопрос: когда тело мое разорвут на части? Поэтому молодые писатели наших дней - мужчины и женщины - отвернулись от проблем человеческого сердца, находящегося в конфликте с самим собой, - а только этот конфликт может породить хорошую литературу, ибо ничего иное не стоит описания, не стоит мук и пота.

Они должны снова это понять. Они должны убедить себя в том, что страх - самое гнусное, что только может существовать, и, убедив себя в этом, отринуть его навсегда и убрать из своей мастерской все, кроме старых идеалов человеческого сердца - любви и чести, жалости и гордости, сострадания и жертвенности, - отсутствие которых выхолащивает и убивает литературу. До тех пор пока они этого не сделают, они будут работать под знаком проклятия. Они пишут не о любви, но о пороке, о поражениях, в которых проигравший ничего не теряет, о победах, не приносящих ни надежды, ни - что самое страшное -
жалости и сострадания. Их раны не уязвляют плоти вечности, они не оставляют шрамов. Они пишут не о сердце, но о железах внутренней секреции.

До тех пор пока они вновь не поймут этой истины, они будут писать как равнодушные наблюдатели конца человеческого. Я отказываюсь принять конец человека. Легко сказать, что человек бессмертен просто потому, что он выстоит; что когда с последней ненужной твердыни, одиноко возвышающегося в лучах последнего багрового и умирающего вечера, прозвучит последний затихающий звук проклятия, что даже и тогда останется еще одно колебание - колебание его слабого неизбывного голоса. Я отказываюсь это принять. Я верю в то, что человек не только выстоит - он победит. Он бессмертен не потому, что только он один среди живых существ обладает неизбывным голосом, но потому, что обладает душой, духом, способным к состраданию, жертвенности и терпению. Долг поэта, писателя и состоит в том, чтобы писать об этом. Его привилегия состоит в том, чтобы, возвышая человеческие сердца, возрождая в них мужество и честь, и надежду, и гордость, и сострадание, и жалость, и жертвенность - которые составляли славу человека в прошлом, - помочь ему выстоять. Поэт должен не просто создавать летопись человеческой жизни; его произведение может стать фундаментом, столпом, поддерживающим человека, помогающим ему выстоять и победить."

У. Фолкнер. Из нобелевской речи.

@темы: трагическое, Фолкнер, Гарри Поттер, мысли друзей

---

Диалог о науке и чудесах

2006г

zhelanny: Когда горшочек с научными чудесами казался бездонным, какой энтузиазм был в очереди на раздаче, какие предвкушения! «О сколько нам открытий чудных готовят»! А заодно и «заведет крещеный мир на каждой станции трактир». И когда вдруг черпак начал ощутимо шкрябсти по дну, жадины стали в нетерпении подскакивать и заглядывать внутрь: много ли еще этакого вкусненького? Через тернии к звездам не вышло, так не завалялась ли виртуальная реальность, к примеру, или хотя бы клонирование? – Может и завалялась, – говорят им кашевары. – Только это не открытие, а так: совершенствование технологий. Лет через двадцать, может быть. – Нее, оно того не стоит, - отвечают жаждущие чудес. – Мы столько ждать не будем. Мы лучше пойдем почитаем про приключения эльфа, гнома и человека с большим мечом.

Ты все правильно написал. Кажется, что жажда чуда – человеческая потребность невысокого полета, сродни тяге к зрелищам. А на самом деле она просто какая-то неприкаянная, неуместная, «лишняя», как духовный атавизм. Непонятно, чем можно и нужно ее удовлетворять в этом грешном мире.

А ведь если принять на веру ту религиозную точку зрения, что людям не хватает именно созерцания Отца творящего, то получается, что горшочек с научными чудесами – не самая плохая сублимация. Восхищаясь картиной, мы невольно отдаем долг художнику. Наука – это та доступная форма, в которую могло бы вылиться в этом мире наше благоговение перед Создателем. Проблема в том, что восхищение сложностью и красотой тварного мира, замыслом Творца подменяется восхищением поступью прогресса; осторожное любопытство выродилось в жажду могущества. (Это я, как обычно, морализую).

schwalbeman: Я, кстати не уверен в справедливости твоего первого абзаца. Тут не все так ясно.

То ли черпак начал "ощутимо шкрябсти по дну" и публика утратила энтузиазм. То ли наоборот, публика утратила энтузиазм и интенсивность черпания упала. Ведь, в сущности, на раздаче сидят сами едоки, как я уже написал, в отличие от религии, наука есть система самообслуживания. Что наскреб, то и получил. Объективные трудности и даже заторы в науке, конечно, имеются, но их ли вина в упадке энтузиазма?

Вспомним, как Резерфорду его учитель рекомендовал не заниматься физикой микромира, ибо она-де практически уже завершена и делать в ней уже нечего. И ведь не послушал Резерфорд! Время тогда было другое.

Так что не совсем ясно, что было сначала: курица или яйцо.

zhelanny: В упадке энтузиазма виновато несоответствие между ожидаемыми и действительными плодами прогресса (шкряб-шкряб). В свою очередь, упадок энтузиазма тормозит процесс извлечения знаний. Если есть другие причины, я их не вижу. А ты? (Вопрос не риторический).

Да, в СССР была своя специфика, его крах – это еще и (помимо всего прочего) удачный бунт мещан против НТР, связанный с тем, что рост научно-технического знания никак не отражался на улучшении качества жизни. Как и со всеми революциями, результаты весьма отличались от ожидаемых.

Я тоже не думаю, что на самом деле горшочек пуст.

@темы: наука, мысли друзей, чудо

---

О чуде

Автор schwalbeman

Определяющей особенностью культурного мэйнстрима является его избирательный сенсуализм. Поп-культура бьет по отдельным чувствам, причем каждый жанр целится в определенный человеческий рефлекс с целью возбудить его по максимуму. Комедия заставляет смеяться, боевик эксплуатирует либидо самца, мелодрама — тот самый инстинкт витья гнезда, который, обостряясь, заставляет беременную на девятом месяце женщину с маниакальным упорством прибираться, мыть полы, покупать ненужные продукты и вещи, рискуя выкинуть драгоценный плод. Детектив весь посвящен удовлетворению инстинкта выслеживания. Анализ эротики я оставляю читателям в качестве несложного домашнего упражнения.

Неверно, что каждому направлению в массовой культуры соответствует инстинкт. Не существует, к примеру инстинкта смеха, который, в противном случае, должен был бы дать жизнь жанру комедии. В еще большей степени это относится к фильмам ужасов. Их задача — пощекотать чувство страха. Аналогично, жанр трэша, появившись с некоторым опозданием, занял свою экологическую нишу возбудителя отвращения. Целью каждого голивудского фильма, любой книжки в мягкой обложке карманного формата является какое-либо человеческое чувство.

Отличие массовой культуры от «не массовой» (элитарной, классической) пролегает, главным образом в сосредоточенности продуктов массовой культуры на одном каком-то аспекте человеческой души и полного исчерпывания содержащегося в нем эстетического потенциала. Мэйнстрим заканчивается там, где начинается многогранность. Именно с этим связан тяжелый и продолжительный кризис жанра трагикомедии: все, что ныне выдает себя за таковую, либо вынуждено довольствоваться мизерными тиражами, либо же нагло лжет.

* * *

В этом свете особенно интересно рассмотреть сенсуалистскую специализацию жанров фантастики и фэнтэзи. В их основе лежит чувство, почти совершенно проигнорированное исследователями человеческой природы. Кажется, последним, кто хорошо и более-менее полно написал о нем, был У. Джеймс («Многообразие религиозного опыта»). Речь идет о чувстве чуда.

Я уверен в том, что понятие о чуде есть главное качество, отделяющее человека от животного. Все остальные «определяющие» факторы присутствуют у высших приматов: и зачатки разума (шимпанзе могут решать арифметические задачи и изъясняться, указывая пальцами на пиктограммы), и чувство юмора (в вас ни разу не плевал верблюд? знающие люди говорят, что горбатые твари выбирают момент плевка исключительно точно), и способность удивляться. Но удивление и чувство чуда суть разные вещи. В последнее органически входят и удивление, и любознательность, и даже, отчасти, страх. Все это, соединившись, дает нечто единое и совершенно бесшовное, узнаваемое с первого взгляда. «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет». Раздражение Спасителя, явственно звучащее в этих словах вызвано, как мне представляется, тем, что «род лукавый» ищет знамение не с целью духовного совершенствования, а ради самого знамения, желает чуда ради чуда и более ни ради чего.

Адекватность чувства чуда внешней среде является интереснейшей темой, которую я в свое время вкратце затронул в заметке «Второе дыхание. Второе рождение». Коллективная интенция, направленная на не существующие реально, иллюзорные сущности, не может не препятствовать выживанию вида, постоянно находящегося в непростых природных условиях. При этом не остается никаких сомнений в том, что весь человеческий род является «родом лукавым», знамения ищущим. Если и были когда-нибудь обделенные чувством чуда первобытные социумы, то от них на поживу археологам не осталось решительно ничего. Это наводит на непростые раздумья о взаимосвязи чуда и реальности. Что такое, в конце концов, реальность? Не то ли это попросту, что мы не можем игнорировать, не рискуя набить шишку? Однако игнорирование чуда чревато настолько болезненными шишками, что история не знает ни одного примера общества, успешно обходившегося без него в течение сколько-нибудь значительного времени. В упомянутой выше заметке я вывел из этого рассуждения шутейное (других не бывает) доказательство бытия Божия, а можно было бы говорить более конкретно о доказательстве историчности грехопадения. Не соответствующее никакому явлению природы чувство есть чудесное доказательство того, что когда-то человечество обитало там, где живое и непосредственное Чудо всегда было доступно и очевидно. Даже будучи изгнаны из этих мест, мы все еще испытываем время от времени, подобные фантомным болям в отсеченной хирургом руке, странные ощущения, и мучительно пытаемся приспособить их к феноменам действительности. Впрочем, я несколько отвлекся.

Долгие тысячи лет главным каналом реализации чувства чуда была вера. Я вовсе не считаю, что этим исчерпывается роль религии в обществе. Но у рода лукавого и прелюбодейного до самого последнего времени не было другой возможности получить знамение, кроме как от служителя культа, ибо наивные и глубоко религиозные люди прошлого почему-то совершенно не верили в сказки. А потом что-то изменилось: неодушевленная и бездуховная материальная субстанция показала себя бесконечной, бездонной и неисчерпаемой сокровищницей чудес; рогом изобилия, из которого можно было пить и пить чудо, ни у кого не спрашивая разрешения. Если раньше чудо дозировалось высшими силами, черпак — норма, со дна погуще, то теперь выяснилось, что на раздаче никого нет — полное самообслуживание. Человечество заигралось наукой, как ребенок, дорвавшийся до маминой заначки с шоколадками.

Не верьте тем, кто выводит феномен НТР исключительно из экономических предпосылок. Врут экономические монисты, как и всякий монист не может не соврать ради спасения своей кособокой доктрины. Разумеется, без подпитки в XIX в. капиталом, наука не добилась бы своих головокружительных успехов. Однако это лишь одна сторона медали. Вторая, необходимая, причина прогресса состоит в том, что наиболее зависимые от чудесного аддикты научились удовлетворять свои страсти исследованием мертвой материи. Род лукавый и прелюбодейный знамение нашел.

Возвращаясь к массовой культуре, проанализируем, как именно менялся жанр, дергающий за струнку чувства чуда. Впрочем, этот анализ уже неоднократно проводился. Фантастическая литература до середины XIX в. являла собой жалкое зрелище: ее практически не было. Произведения, обычно предлагающиеся на роль фантастических, как правило, использовали фантастические допущения либо для создания своего рода эзопова языка (в целях социальной сатиры), либо для того, чтобы потешить другое издавна присущее человеку чувство, чувство абсурда. Ни Рабле, ни Бержерак не были фантастами в современном понимании этого слова. Подлинная фантастика началась с Ж. Верна и Г. Уэллса. «Путешествие к центру земли» Ж. Верна было написано в 1864 г. Это была подлинно научная фантастика.

В XX в. эволюция фантастики уже протекала в направлении освобождения от научности. Процесс этот не был простым, однако тенденция очевидна. Ранняя фантастическая литература почти вся состоит из скушных технических и научных деталей, на фоне которых движутся плоские, схематично прорисованные человеческие фигурки. Это весьма напоминает памятники духовной литературы (жития, патерики), тоже скуповатой на психологические детали ради главной цели: описанию горнего мира и способов его достижения. Постепенно насыщенность фантастики наукой убывала, снижались требования к теоретической подкованности авторов, зато писатели оказались вынуждены задуматься о таких вещах, как сюжет, композиция и, в конце концов, мораль. Время шло, появился «Властелин колец», а за ним — многочисленные подражатели. Говорят, что сейчас научной фантастики на рынке пополам с фэнтези. Но это не совсем правда. Дело в том, что то, что теперь называют «научной фантастикой» (hard SF) уже совершенно не удовлетворяет критериям научности, бывшим в ходу в начале века. Как сказал Дж. Лукас, «да, я знаю, что звук не распространяется в вакууме. Но мои звездолеты все равно будут пролетать по экрану с характерным свистом!». Поэтому, можно сказать, что наука уже несколько десятилетий практически не служит удовлетворению жажды чуда.

О чем говорят эти метаморфозы? Можно ли сказать, что фантастическая литература есть флюгер прогресса, своего рода касательный вектор, указывающий направление движения человечества в данный момент времени? И означает ли перестройка в фантастике переориентацию всего человечества с космических кораблей на эльфов с троллями? О застое в фундаментальной науке не пишет только ленивый. Но не ждет ли нас катастрофическое падение престижа научного мировоззрения как такового?

Может быть. Но, возможно, наукоориентированная цивилизация крепче, чем выглядит. Человечество уже вкусило не иллюзорных, а вполне весомых, грубых и зримых плодов прогресса. Если сильные мира сего обратят однажды внимание на то, что эпохальные открытия сменились приписками, а ученые превратились в разжиревших на государственном коште бездельников, возможно они примут меры. Что-что, а средства у них есть. С другой стороны, такие действия предполагают немалую мотивированность, а кто знает, какова она на самом деле, мотивация сильных мира сего?

Одно очевидно. Наука двадцатого века покоилась на двух равновеликих опорах: на экономической целесообразности и на романтическом энтузиазме талантливых ученых. В двадцать первом веке ей придется довольствоваться одной лишь первой опорой. Вторую отгрызли стройные эльфы и их изящные цвёльфы.

Наука, приватизировавшая чудо, теперь вынуждена постепенно с ним расставаться. Однако она возвращает трофей не в те руки, из которых в свое время его вырвала. Украв монополию на удовлетворение одной из самых основных потребностей человечества у традиционных конфессий, прогресс передает его лженауке, суевериям, сектантам и, будь они трижды прокляты, хоббитам. Посмотрим, что из этого выйдет. Я лично не ожидаю ничего хорошего.
2006

@темы: мысли друзей, чудо

---

Документальная эзотерика. Прекрасный рыцарь колец

Автор schwalbeman

Как правило, в серии «Документальная эзотерика» я публикую свои безответственные и недобросовестно выполненные исследования, осуществляемые с целью притягивания за уши скрытого смысла там, где его нет. На этот раз, однако, я несколько более скушен, ибо речь пойдет о материи сто раз пережеванной и надоевшей, а именно о творчестве Дж. Р. Р. Толкина.

Недавно в одной компании зашла речь об источниках, из которых английский сказочник черпал свое вдохновение. Вспомнили кольцо нибелунгов, гнома Гендальва из Старшей Эдды, ну и далее весь набор по списку. Я, естественно, помянул масонские корни – и с удивлением заметил, что мне не верят. Ну да не беда, я делал об этом маленький докладец в узком кругу еще в 1994 г., и даже отксерокопировал для него пару иллюстраций из книжек. Материалы доклада у меня сохранились, и, слегка подкорректировав, я с удовольствием изымаю их из-под спуда, дабы представить благодарному читателю.

Прошу не сердиться, если все нижеизложенное покажется вам набором банальностей. Я уже имел случай убедиться, что нехитрые наблюдения, которые я предложу вашему вниманию, далеко не для всех очевидны. К тому же, ЖЖ теперь весьма популярным занятием является констатировать, что «англичанка гадит», а также анализировать, как именно она гадит, и почему от нее нет никакого спасения. Учитывая тот факт, что как масоны, так и книжки Толкина как раз суть произведения упомянутой англичанки, растекшиеся по всему миру, возможно, и моя заметка развлечет хоть чуть-чуть достопочтенную публику.

Все права на текст принадлежат мне. При всяком цитировании или другом использовании ссылка на мой журнал обязательна. Картинки же рисовали самые настоящие масоны — можете копировать без ограничений.

* * *

Большая часть заимствований, к коим проф. Дж. Р. Р. Толкин прибег при написании своего знаменитого опуса «Властелин колец», не преследуют никаких дидактических или символических целей. Так один скальд вполне мог подслушать у другого описания чудовищ и имена второстепенных героев просто потому, что ему лень было придумывать их самому. Именно таким образом гном из Эдды стал у Профессора могущественным магом. Исключением является ничем не оправданная эксплуатация масонских символов в первой части трилогии. Я имею в виду единственную иллюстрацию в романе, принадлежащую руке ее автора (карты не в счет). Вот она:



Этот шедевр графического искусства присутствует во всех изданиях «Властелина». Две колонны, оплетенные ветвями двух деревьев, и над каждой изображена буква из так называемого тенгвара, изобретенного Толкином эльфийского алфавита. Наконец, между колоннами изображены семь звезд (одна инкорпорирована в венец короны), молот с наковальней, шестнадцатилучевая звезда и еще одна эльфийская литера. Арка над колонной тоже вся исписана. Ах, нужно быть маньяком-толкинистом, чтобы разбирать всю эту тарабарщину. Мой анализ будет гораздо более поверхностным.

А теперь вниманию публики предлагается оригинал этой картинки в реальном мире. Греческие геометры рисовали свои доказательства на песочке, а потом говорили: «смотри!». Так, с вашего позволения, я и поступлю. Смотрите внимательно.



Перед вами так называемый Циркуль Мудрецов, масонское изображение, иллюстрирующее преемственность масонов по отношению к розенкрейцерам и алхимикам. В глаза сразу бросаются оплетенные зеленью колонны, помеченные буквами английского алфавита J и B. «Говорящие» шестиконечные звезды Толкин заменил нейтральными осьмиконечными (и добавил две лишние). Не смотря ни на что, общее сходство двух композиций впечатляет. Должен честно признаться, мне в свое время пришлось попотеть, выбирая из многочисленных вариантов этого изображение один, наиболее похожий на рисунок из «Властелина Колец». Прочие варианты либо не содержали звезд, либо обходились без деревьев. Увы, мне не удалось разыскать в точности тот самый рисунок, которым руководствовался Профессор, создавая свою иллюстрацию. По некоторым данным, существует «Циркуль», сходный с изображенным выше, но дополненный мастерком и угольником, каковым, очевидно, соответствуют у Толкина наковальня и молот. Однако сходство и так достаточно велико.

Надо сказать, что две помеченные буквами колонны, по ряду причин, весьма уже примелькались. Их только что на конфетных фантиках не рисуют. Впрочем, может быть, и рисуют, почем мне знать. А между тем, касательно означаемого литер J и B широкая публика введена в прискорбнейшее заблуждение. В свое время какие-то злонамеренные дилетанты с потрясающей назойливостью заявляли всем и каждому, что буквы эти означают, соответственно, «Justice» и «Beauty». Кто первым придумал этот бред, я не знаю, но всерьез подозреваю в намеренном вредительстве всех, кто его распространяет. Сейчас эта ересь не так уже распространена, а в ранние девяностые от нее просто-таки ломились книжные прилавки. Не могу сейчас привести ни одной ссылки, ибо подобные книжки я в бешенстве разрывал на клочки и спускал в мусоропровод, так что ни одной такой у меня не осталось.

На самом же деле, колонны, так понравившиеся английскому сказочнику, имеют к масонам отношение постольку, поскольку вольные каменщики считают себя последователями строителей иудейского Храма, возведенного стараниями царя Соломона. В Ветхом Завете содержится подробная спецификация на постройку Храма, предусмотрительно составленная на тот случай, если последний придется восстанавливать после разрушения (сейчас, кажется, как раз такой случай, не правда ли?). Это в буквальном смысле техническое задание, для надежности хранящееся в Библии в двух экземплярах, в 3-й книге Царств и 2-й Паралипоменон. Некоторые расхождения между этими текстами суть сами по себе очень интересный вопрос, но к нашей теме он отношения не имеет. О колоннах там сказано следующее «и сделал он два медных столба, каждый в восемнадцать локтей вышиною, и снурок в двенадцать локтей обнимал окружность того и другого столба» (3Цар 7:15), «И поставил столбы к притвору храма; поставил столб на правой стороне и дал ему имя Иахин, и поставил столб на левой стороне и дал ему имя Воаз» (3Цар 7:21). В переводе с древнееврейского, «Воаз» означает «в Нем (т.е. в Боге) сила», а «Иахин» — «Он утвердит». «Снурок» в двенадцать локтей на обоих приведенных выше масонских изображениях передан растительным орнаментом.

Вот, собственно, эти-то Jachin и Boas (в орфографии Библии короля Якова) и сократились до двух букв английского алфавита J и B. Все это суть общеизвестные истины, о коих я даже смущаюсь упоминать, а между тем вы можете прочесть небылицы про Justice и Beauty в расходящихся немалыми тиражами книжках, чьи авторы считают себя весьма сведущими.

Наверное, не лишним будет упомянуть, что во «Властелине колец» картинка с колоннами закрывает путь в подземное царство Мория (Moria). А Храмовая гора, на которой стояли настоящие Jachin и Boas именуется... Moriah. Что читается практически идентично, с добавлением легкого придыхания на конце. Как говорится, sapienti sat.

Кстати, в своем позднейшем труде, «Сильмариллионе», Толкин задним числом оправдывает изображение двух деревьев на воротах Мории описанием двух деревьев, занимающих в его саге немаловажное место. Тем не менее, о двух массивных подпорках для древ Профессор не обмолвливается ни словом. Вот тебе и «снурок».

С этого момента наш анализ открывает два пути для дальнейшего исследования. Во-первых, опираясь на аналогию Moria-Moriah, можно попытаться раскрыть символизм остальных топонимов и этнонимов Толкина. Гномы уже признались в своем родстве с масонами и тамплиерами. Точнее идентифицировать их непросто, ибо «Циркуль мудрецов», как я уже отмечал, носит синкретический характер и принадлежит всей традиции тайных мистических обществ Запада. Орки, испоганившие Морию, символизируют, очевидно, мусульман (Толкин их за что-то недолюбливал), захвативших Храмовую Гору и водрузивших на нее свою мечеть. Действительно, кое-где в описаниях орков проскальзывает нечто, если не арабское, то, во всяком случае, тюркское: они сражаются кривыми ятаганами, а рожи у них раскосые и мерзкие всякому просвещенному европейцу. Эльфов и до меня многие авторы отождествляли с евреями: мудрый старый народ, у которого гномы охотно заимствуют алфавит (хотя у них есть и свой собственный, так называемый киртар). Ну и т.д. Двигаться в этом направлении можно так далеко, как только позволяет интеллектуальная честность: вскоре аналогии станут зыбкими, а аргументы ненадежными. Впрочем, какому-нибудь конспирологу даже самые далеко идущие выводы непременно доставят удовольствие.

Второй путь для толкиноведческого исследования, открываемый нашей аналогией, уводит нас в сторону эзотерической криптографии. Дело в том, что изображение ворот сопровождается у Толкина разгадывание волшебного слова, открывающего двери в подземное царство. Где одна загадка, там и другая. Западная мистическая традиция весьма охотно использовала шифры (по современным меркам архаичные и неуклюжие) и стеганографию (искусство сокрытия секретной информации в не представляющем тайны тексте или изображении). Соответствие литер J и B буквам тенгвара может оказаться ключом к какому-либо шифру, например к тексту, написанному эльфийскими буквами над столпами. Честно признаюсь, что не добился на этом пути успеха, впрочем и усилий затратил не слишком много. В любом случае, отгадка не бросается в глаза: в эльфийском больше букв, чем в английском, так что циклический сдвиг алфавита явно не решает проблему. Весьма вероятно, что буквы над колоннами Толкин выбрал из тенгвара, руководствуясь графическим сходством с буквами J и B.

Вот, собственно и все. Надеюсь, что я исполнил свой долг обскуранта, пролив немного тьмы на предмет, залитый доселе ярким светом. Теперь пытливым мальчикам и девочкам будет, чем занять себя на досуге.
2005

@темы: Толкин, мысли друзей

---

Рыцарский этос

Автор smirnoff-v

По мотивам дискуссии об отношениях русских девушек с кавказцами.
Меня заинтересовало следующее сравнение: «Есть один огромный плюс в кавказцах (конкретно говорю про армян так как с другими не общалась). Если армяне узнают, что какая-то армянка - шлюха, ей просто спокойно жить не дадут. Результат - армянок-проституток очень мало, не сравнить с количеством русских проституток. Не дай Бог армяне увидят, что на улице неармянин обижает армянку. Не жить неармянину. Ведь никто не может даже косо посмотреть на девушек их нации. Посмотрите на безразличие русских парней. У них совершенно отсутствует понятие, что например на месте той девушки, которую на улице ударил тот же армянин, могла бы быть его сестра. Для армян сестры, жены, матери - святой. И что такое женщины для русских парней? Вообщем, не хватает какой-то национальной любви и гордости у русских. И еще безразличие... Убивает...»

С одной стороны как бы верно, и девушкам хотелось бы со стороны русских подобного отношения… но частично. Это как и на елку забраться и штаны не ободрать.

Обязательная защита мужчин – обратная сторона несвободы женщин. Кавказец защищает своих женщин так же, как защищает своих овец. Кавказец защищает своих женщин, но строго запрещает тем же женщинам ставить его в положение, когда он будет вынужден их защищать. Например, запрещает носить открытую одежду, посещать злачные заведения и вообще показываться на улице в позднее время. Он, кавказец, ведь тоже жить хочет.

Отечественные дамы же хотели бы пользоваться благами свободы и относительного гендерного равенства, но желательно, чтобы и мужчины вели себя кавказским образом.

Впрочем, зачем о таких грубых материях, о кавказцах. Можно говорить о рыцарском этосе. Но говорить о нем не в ракурсе Вальтера Скотта, а более реалистично. И ответ один. Хотите мужчин рыцарей, откажитесь от равных прав, от социальной активности и т.д.

Наш, русский мужчина вполне готов защищать «своих» женщин. Ибо, слава Богу, никакого гендерного равенства в семье у нас покуда нет. Но лезть под пулю за шлюху на Тверской, - увольте (это конечно крайность, но принцип понятен). Дайте нам право пороть эту шлюху батогами, хе-хе, по решению народного схода, тогда и требуйте защиты.

Впрочем, это так, фантазии. Вернутся в родоплеменные и даже феодальные отношения уже нереально.
2009

@темы: мысли друзей, рыцарский этос

---

О пользе дискуссий, убийстве СССР и врачах вредителях.

Автор smirnoff-v

По мотивам дискуссии о том, умер ли СССР своей смертью от полного изживания себя или был убит.

На определенном этапе спора встал вопрос о том, чем же крах Российской Империи отличается от краха СССР. Если РИ пала закономерно, то почему же я считаю, что такой же закономерности не было в падении СССР? И закономерно ли пала Российская Империя, или это заговор «геополитических конкурентов» (как выразился один из моих оппонентов)?

Я попытался говорить о этих двух эпохальных катаклизмах в рамках научной социологии (институциональной теории), а не в терминологии «взвейтесь, развейтесь пархатые красные казаки» и пришел к любопытным для себя выводам. Так что для себя названные вопросы я решил, и решил социологически строго.

В свое время, рассуждая о революции, я пришел к выводу о том, что никакие революционеры революций не делают. Революция начинается с краха режима, вызванного внутренними причинами.
«Что такое революция в политическом плане? Это кардинальная смена экзистенции власти, кардинальная смена властного целееполагания, методов, способ формирования и организации.
Почему она происходит? Потому что наличная власть утеряла осмысленную цель, методы ее не работают, способы формирования выносят наверх только дерьмо, а организация разваливается за счет отсутствия связности».

С социологической точки зрения революция начинается с разрушения институциональной структуры общества. Построенные на старых принципах социальные институты (в первую очередь формальные, т.е. те, которые имеют официальную, писанную организацию) рушатся и общество впадает в хаос. И революционеры, как правило, тут не причем. Если мы вспомним русскую революцию 1917 г., становится очевидным, что крах основных социальных институтов произошел по своим внутренним причинам, но никак не в следствии деятельности «комиссаров с маузером».

Например, как пали базовые экономические институты Российской Империи. Массовый «черный передел» начался сразу после февраля, и в результате этого дела без всяких комиссаров была разрушена вся система аграрной организации страны. На селе началась гражданская война без участия большевиков. Т.Шанин пишет: "Главная внутрикрестьянская война, о которой сообщали в 1917 г., была выражением не конфронтации бедных с богатыми, а массовой атакой на "раскольников", т.е. на тех хозяев, которые бросили свои деревни, чтобы уйти на хутора в годы столыпинской реформы". В свое время прочитал замечательную книгу Куренышева А.А. «Крестьянские организации России в первой трети XX века». Сразу замечу, что автор вовсе не симпатизант большевикам, и по тексту видно, что он разделяет эсеровско-народническую позиции и ближе к правым эсерам. Автор приводит в работе многочисленные примеры поведения «зеленых», которым многие сегодня сочувствуют, представляя их как истинно народную, посконную силу, в отличии от красный и белых. Вот эти зеленые, получая под контроль какой-нибудь уезд, первым делом расстреливали кулаков и просто богатых хуторских. Эти самые зеленые, если не заниматься романтизации их облика, были ярким проявлением гражданской войны в деревне, со всей революционной жестокостью и нетерпимостью.

В промышленности начался развал и стихийная национализация. Большевики планировали только национализацию банков (не всех, а крупнейших), но никак не всей промышленности. По плану большевиков должен бы начаться долгий переходный период «госкапитализма». Максимальной мерой, которую планировали большевики, был «рабочий контроль», где фабзавкомы должны были сотрудничать с хозяевами, представляя интересы рабочих. В общем типичный орган «корпоративного государства». Однако "Большевиков ожидал на заводах тот же обескураживающий опыт, что и с землей. Развитие революции принесло с собой не только стихийный захват земель крестьянами, но и стихийный захват промышленных предприятий рабочими. В промышленности, как и в сельском хозяйстве, революционная партия, а позднее и революционное правительство оказались захвачены ходом событий, которые во многих отношениях смущали и обременяли их, но, поскольку они (события) представляли главную движущую силу революции, они не могли уклониться от того, чтобы оказать им поддержку", написал Э. Карр в своей истории Советской России.

Банки пришлось национализировать все, потому что начался «саботаж», а именно банковские служащие не выходили на работу и не выполняли обязанности, что стопорило всю систему. Хотя в начале 18-го года даже начались переговоры с банкирами о денационализации банков.

Ровно такой же «саботаж» (а попросту развал государственных институтов, в котором большевики по незнанию видели злую волю служащих) начался и в госучреждениях. Полагать, что большевики полные психи и взялись разгонять всю систему общественного жизнеустройства – нелепо. Они получили власть и управляемость была их насущной потребностью. Все стихийно разваливалось у них на глазах и им приходилось крутиться по принципу, «що маемо, то маемо».

Может комиссар пришел с маузером и армию разогнал? Армия царской России, несмотря на буржуазные преобразования конца 19-го, начала 20-го века оставаясь сословной армией. И эта армия была уничтожена 1-й мировой войной посредством истребления ее костяка, кадрового офицерского корпуса. Более 75% кадровых офицеров погибли или выбыли по ранению в годы войны. Армию наполнил совсем другой люд. Это и всевозможные разночинцы, выслужившиеся солдаты и Бог знает кто. Конечно, они и раньше становились частью офицерского корпуса. Армия в Российской империи была эффективным социальным лифтом для всех сословий. Однако инфильтрация низших сословий до войны стабилизировалась кадровым костяком армии, крепкой муштровкой в военных училищах. Война разрушила эту систему. Кадровый корпус был выбит, а краткосрочные офицерские курсы не могли заменить систему военного образования Империи. Такая армия не могла не развалиться при малейшем социальном потрясении, и она развалилась, когда Временное Правительство попыталось ее хоть как-то реформировать. Развалилась напрочь!

Большевики пришли к власти в стране, где развалилось практически все. Армия, правоохранительные органы, система образования и здравоохранения, аграрная сфера. Более того, после их прихода к власти развал продолжался. Промышленность и банковская система полетела в тартарары на глазах растерянных большевиков. А потом еще и война с другой революционной партией (а вовсе не защитниками старого режима и «Святой Руси»), которая хотела собирать Россию по альтернативному проекту. Примерно до 1920-22г. не большевики вели революцию, а революция вела большевиков, как того охотника, что схватил тигра за хвост.

В общем, не скажешь о России 1917г. лучше В.В.Розанова, который писал в "Апокалипсисе нашего времени": "Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три... Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И, собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая "Великого переселения народов". Там была - эпоха, "два или три века". Здесь - три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом - буквально ничего».

Итак, повторяюсь. Социальная революция начинается с краха «старого режима», с разрушения общественных институтов, и заключается вовсе не в «весь мир насилья мы разрушим, до основания…». Все это происходит без активного участия революционеров. Суть революции состоит в том, что «мы наш, мы новый мир построим». Т.е. в воссоздании институциональной структуры, основных социальных институтов на новой основе, на новых принципах.

Именно самостоятельный, по своим собственным, внутренним причинам развал институциональной структуры Российской Империи и доказывает нам, что Империя развалилась объективно. И вот тут мы видим разительное, кардинальное отличие от ситуации краха СССР!

Основные социальные институты советского общества вовсе не развалились. Да! Указами и постановлениями кое что изменили в политической системе, занялись приватизацией, разорили сельское хозяйство, но тем более удивительна устойчивость, и я бы сказал, цепкость институциональной структуры погибшего СССР. Почти во всех постсоветских государствах! Армия осталась советская, которую уж реформируют, реформируют, а толку? Только гадят год за годом. Благодаря советским системам здравоохранения и образования у нас сегодня что-то осталось из народного здравоохранения и образования. Тут можно много приводить примеров из различных подсистем советского жизнеустройства. С социологической точки зрения эти подсистемы и есть – социальные институты. И либералы многие годы бьются как рыба об лед, чтобы разрушить, разгромить эти социальные институты. Где-то им с трудом удается (что тут же приводит к катастрофам, как например в энергетике), где то нет. Но как же можно говорить о нежизнеспособности СССР, если институциональная структура советского общества оказалась настолько жизнестойкой!

И вот тут можно наблюдать очевидное отличие социальной революции от верхушечного переворота. Если социальная революция начинается с развала институциональной структуры общества, после чего у революционеров остается одна задача – преодолеть революцию, овладеть ее, воссоздать социальные институты на новой основе, то переворот имеет стартом захват власти, после которого начинаются более или менее успешные попытки разрушить общественную институциональную структуру.

Из этого мы можем сделать достаточно строгие выводы. Революция 1917г. была именно революцией, а Российская Империя, развалившись по внутренним причинам, продемонстрирована нежизнеспособность «старого порядка».

Напротив, развал СССР – это результат верхушечного переворота, а многолетняя жизнестойкость советских социальных институтов говорит о жизнеспособности советского общества. СССР был именно убит, а легкая простуда была выдана «врачами вредителями» за смертельное заболевание.
2010

@темы: Россия, СССР, мысли друзей, Революция

---

Поминальное слово русской фэнтези

Автор edelberte

Литература живет энергией сопротивления.

Нет, конечно, я далека от излюбленной либеральными интеллигентами идейки, согласно которой писатель просто обязан всегда находиться в оппозиции к власти - и только в этом случае признается стоящим писателем.

Никому ничего подобного писатель не обязан. Руставели, если помните, был придворным поэтом, Вергилий - очень сильно придворным; качеству их произведений это ни в малейшей степени не повредило.

Сама эта гнилая идейка частично растет из чисто западного и совершенно чуждого нашей культуре представления об атомизации как идеальном состоянии человеческого сообщества, из чего вытекает, что государство - ууу! - страшный враг гражданского общества и с этим врагом нужно постоянно бороться; а кто не борется - предатель дела свободы и вообще нехороший человек.

Частично же идейка оппозиционности литературы проистекает из застарелой злобы отечественной либеральной интеллигенции на то, что власть - это не они. Вот когда к величайшему несчастью для страны случается так, что власть - это они , о вечном правиле, предписывающем художнику быть диссидентом, сразу забывается. И "Ельцин - наш президент!" , и "Раздавите гадину!" и много еще чего верноподданого, что каждый может с отвращением припомнить.

Впрочем, либералы - они на то и либералы, чтобы всё опошлять и идейки порождать мелкие и грязноватые. Им и в голову не приходит, что противостояние власти - задача для литературы слишком уж ничтожная. По ситуации может складываться и так, и этак, и верный империи поэт может быть изгнан на лед Танаиса, и обласкан - диссидент с кукишем в кармане, и всё это по большому счету неважно.

Потому что то, чему на самом деле противостоит художество словесное, гораздо глубже и масштабнее.

Литература призвана воплощать смыслы. Дух, что живет и дышет, где восхощет, проявляется, наполняя своим дыханием буковки, сложенные в слова. Литература - его физическое тело. И - его оружие.

Мне литература кажется подобной имунной системе, произведения - множеству лейкоцитов, бессознательно бросающихся на то, что мертвит дух и глушит идею, лечащих общественный организм - но и во множестве гибнущих изуродованными в этой борьбе.

"Дурно пахнут мертвые слова." (с)

Европейские писатели 19 века были последовательными врагами капитализма, хотя не все осознавали это. Самый могучий и непримиримый - Бальзак - осознавал лишь частично. Наш 19 век - это еще не "железная пята" . Мертвечина проявлялась не столько укладом, сколько гнилыми и подлыми идеями. Наша литература этого времени - литература противостояния идеям, поэтому она одухотвореннее и вечнее европейской.

По-разному оно бывает. Когда - сильнее, когда - слабее.

В 90-е годы прошлого века возникла и расцвела русская фэнтези. Как Володихин уточняет - интеллектуальная русская фэнтези.

Она принципиально отличалась от западной литературы с тем же названием и схожими сюжетами. Западная - чисто развлекательная; интересный сюжет - это все, что в ней есть. Про принцев Эмбера почитать забавно, если вам хочется от всего отвлечься. А если хочется наоборот - углубиться в понимание мира вокруг вас, с принцами вы быстро соскучитесь. Неподходящие они для этой цели собеседники.

Русская фэнтези в своих лучших образцах философична, политична и актуальна - даже когда на первый взгляд кажется, что это не так. Она никогда не о чем-то там, она всегда о нас.

Но почему фэнтези? Почему лучшая литература своего времени приобрела именно такую форму?

Девяностые были страшным временем не только потому, что беда происходила со страной, с государством, политикой и экономикой. Плохое происходила и с каждым из нас, и с обществом в целом. Общество поверило, что главное - зарабатывать деньги. Заработать, приподняться и жить хорошо. Под хорошей жизнью понималась совокупность вещей сугубо материальных - квартира, машина, одежда, отдых.Далеко не все готовы были ради этого отказаться не только от былой эмоционально и интеллектуально наполненной жизни (этого лишились практически все), но и от моральных норм, таких, как не убий и не укради , но - очень многие. Как будто свинцовая плита опустилась, отсекая нас от неба и не давая вольно дышать. И мы жили под этой тяжкой плитой со склоненными к земле головами.
Литература не сплоховала - ринулась в атаку.

"О подвигах, о доблести, о славе" удобнее всего было говорить именно литературе "меча и магии" - и она говорила. Она заставляла нас сочувствовать героям бескорыстным и готовым броситься на помощь слабому. Она воспевала королей и полководцев, преданных своему народу. Магов и поэтов, творцов словесных витражей - творцов, вот что главное. Она подняла все философские системы и все мифы народов мира, чтобы духу было свободно, чтобы пробить проклятую свинцовую плиту. Чтобы мы снова научились думать о вечном. Она была хорошей, настоящей литературой - и я готова на этом стоять.

Сейчас русская фэнтези иссякла. Старые авторы дописывают, новых не появляется.

Это хорошо. Это значит, что свинцовой плиты тупого приземленного прагматизма над нами больше нет - сброшена, растворена.

Это грустно. Эта литература была поддержкой и опорой в очень трудный час. Мы любили ее.

Что придет на смену?

@темы: фэнтези, мысли друзей

---

Об экзистенциальном кризисе и его преодолении

Автор zhelanny

1.
Секацкий пишет:

«Итак, мы утверждаем нечто очевидное: в мире присутствует ложь. Мы обнаруживаем ее как ближайшую феноменологическую данность в первом же шаге рефлексии. <...> Акт трансцендирования, или высвобождающей рефлексии, тут же порождает смотровую площадку, откуда ясно видимы дела лжи, все многоцветье ее модусов - от самых примитивных, где ложь изобличена и тем самым приручена (выдернута из круга перевоплощений) до наиболее отдаленных порождений лжи - таких как вежливость, тактичность, искусство»

Давайте вообразим примерный ход мыслей «интеллектуально честного» исследователя, который по каким-то причинам озаботился вопросом о роли лжи в его собственном мирке, в ткани повседневности. Посмотрим, что может дать ему эта высвобождающая рефлексия. Пусть молчит сердце и работает холодный рассудок.

2.
Первыми рассыпаются традиции. «Что может быть глупее, чем...» Дальше продолжить по вкусу.

Далее исследователь воздает должное разнице между «быть» и «казаться». Кем люди являются на самом деле, а кем только прикидываются? Сразу же опадают невесомые оболочки социальной идентичности. За снятыми карнавальными масками проступает идентичность истинная - расовая и половая. Тут уж ничего не поделать - биология. Против науки не пойдешь.

Что там с высокими идеалами? Беда с ними: об этих сладких мечтах, оказывается, думается исключительно на сытый желудок. (Маслоу, хэллоу!) Какой критерий истинности может быть вернее? Что есть истина, как она определяется? Раз высокое - значит, абстрактное. А если абстрактное перестало сводиться к конкретному, стало ему противоречить – не вправе ли мы считать его ложным?

Вот, к примеру, патриотизм - разве не является он искусственной идеей? Молохом, требующим себе новых и новых кровавых жертв? Между тем, есть две действительно значимые вещи, которые касаются всех нас - благосостояние и физическая свобода. И что в сравнении с их конкретикой значит абстракция патриотизма? Не больше, чем футбольная команда для болельщика. Еще надо разобраться, не придумали ли его враги, чтобы обокрасть нас.

3.
Предположим, один наш знакомый, подвыпив на вечеринке, высказал желание ввести практику насильственной стерилизации родителей, плодящих нищее и больное потомство. Мы возмущены, но почему? Нам не нравятся его идея? Или все же - его откровенность? Мы сердимся на него за нарушение практики коллективного замалчивания, за то, что он высказал наши потайные мысли. Но даже в этом мы не признаемся никому и лживо осудим правдолюбца. Мы скажем, что он взывает к низменным инстинктам, подразумевая - он слишком правдив. Но сделаем при этом вывод: мораль - это искусство самообмана. Наиболее высокоморален тот, кто обманывает не только других, но и самого себя.

Беспристрастный самокопатель должен заметить, что внушенное ему с детства желание всеобщего добра все же отвечает до некоторой степени природным инстинктам. Злыдней от рождения мало, каждый милостиво согласен, чтобы «у всех все было хорошо». Но почему мы такие добренькие? Может быть, мы просто не хотим испытывать отголоски чужой боли? Способность к сочувствию и сопереживанию заложена в человеческой природе, только не надо лгать, выдавая ее за нашу врожденную добродетель, это разные вещи.

Так или иначе, но мы всецело за то, чтобы негры в своей Африке не голодали. Пусть только они остаются там, а мы - здесь. Да что негры! Пусть даже у соседских Ивановых-Джонсов (великий принцип «keep up with the Joneses», угу) – пусть даже у них все будет хорошо. Главное, чтобы у нас самих было хоть немного, но лучше. Иначе это мы будем Ивановым-Джонсам завидовать, а не они нам, куда ж это годится? А случись у Ивановых-Джонсов беда - мы им и посочувствуем и даже поможем. Мы такие высокоморальные - мы даже друг с другом не поделимся той тихой радостью, что это у Ивановых-Джонсов неприятности, а не у нас самих.

Тут интеллектуальночестный самокопатель пытается понять, каких людей он и вправду любит, и сколько в этой любви эгоизма. Результат ужасает. Тех, к чьей судьбе он и вправду неравнодушен, можно, оказывается, пересчитать на пальцах одной руки. Причем желание им добра в значительной степени замешано на стремлении избежать хлопот и душевных потрясений для себя, любимого. Ложь, скрывающая под собой великий эгоизм, да-да.

А как там дела с чувством долга? Как нудится нашему самокопателю? Да тяжеловато и скучновато порой, но ведь императив «надо» так удобен! Свобода удачно внесена под залог: можно всю жизнь ни о чем не думать и катиться себе по указанной колее. Усердное следование предписанному долгу освобождает от душевного труда, от необходимости отвечать на неприятные вопросы: этого ли я хотел? Сам ли я выбрал свою судьбу, по крайней мере? Не сделал ли я из своей жизни профанацию, жалкое посмешище? Люди не зря выдумали чувство долга - за ним так удобно прятать некоторые вещи! И здесь опять ложь: мы усердно делаем вид, что позорной сделки не было.

4.
Ну и так далее. Я прекрасно сознаю, что в нескольких пунктах допустил не преувеличения даже, а грубые подтасовки. Что ж, мне хотелось попутно показать также некоторые довольно распространенные глупости. Общий дух, надеюсь, ясен.

Этот мыслительный процесс, высвобождающая рефлексия, имеет четкое образное направление: вниз и вглубь. Благодаря Шестову, мы получили прекрасный термин для конечной остановки: подполье. (Герой «Записок из подполья» Достоевского говорит: пусть весь мир провалится, а зато я буду чай пить; и это есть истинный девиз подпольного человека). Подполье - это хорошее название для состояния полной высвобожденности и отчаяния. По-русски еще говорят - ниже плинтуса.

То же, что Честертон говорил про сумасшедших, можно отнести к подпольному мышлению: ум подпольного человека движется по совершенному, но очень маленькому кругу. Все, что не дано в ощущениях (в более продвинутом варианте – «не подтверждено наукой»), есть ложь. Мотивы всех человеческих действий сводятся к эгоизму. Все люди делятся на две категории: у одних еще есть иллюзии, у других - уже нет. Подпольная мысль порой пытается выползти из ямы, но скользит о стенки и срывается. Так срабатывает ловушка высвобождающей рефлексии.

5.
Какие люди и как попадают в подполье? Я хотел бы выделить два главных типа.

Есть те, кто входит в него вместе с шутками и жизнелюбием здоровой молодости. Все фигня, кроме пчел, но, если задуматься, и пчелы тоже фигня. Вчерашний школьник, который обрел способности к критическому мышлению благодаря гормональному взрыву, делает удивительное открытие: все лгут. Он не владеет философским языком, чтобы сформулировать диагноз, но зачем это нужно, когда есть такое сильное ощущение: и по телевизору лгут, и в школе лгут, вокруг лгут. И его замечательные предки, оказывается, тоже всю жизнь лгали и мучили друг друга. Их можно любить, но за что же, собственно, их уважать? Лучше уж у меня никогда не будет семьи - чем такая, построенная на лжи. Уж теперь-то, когда я их раскусил, пусть хотя бы не мешают. Подросток нацепляет бейджик «я – пофигист», или «только не мой моск» и идет пить пиво. Так получаются бытовые экзистенциалисты. А также ракаи-гопники, чей мирок ограничен родным двором-кварталом. Что именно получается - определит окультуренность, то есть, опять-таки, привитая за предыдущий десяток лет привычка ко лжи.

«Она ходила голой на лестницу, она ходила голой на улицу. Она хотела даже повеситься, но институт, экзамены, сессия...»

В любом случае, их дальнейший путь будут определять отчаяние и жизнелюбие. Эти две стихии то поднимают высоко-высоко, то, порою, опускают в глубину необъяснимой для них самих депрессии. Рекомендую в качестве иллюстрации замечательный мультик про Масянин депресняк.

А что поделать, если в действительности человек всю жизнь ищет, пред кем преклониться, и эта потребность никогда не оставляет его?

6.
Но есть и другие, для кого путь вниз переживается как настоящая катастрофа. Те, кто верил взаправду, а не по обязанности. У кого метастазы лжи успели проникнуть в сердце и распуститься там в прекрасный цветок. Их путь в подполье неспешен и мучителен. Они подозревают правду, но всячески гонят ее от себя. Однако шила в мешке не утаишь, интеллектуальночестность в конце концов побеждает. Тогда наступает то, что называется переоценкой всех ценностей.

И тогда тот, кто и вправду имел «светлые надежды и идеалы», испытывает мазохистски-сладостное чувство от того, что поливает их едкой кислотой скептицизма и видит, как они на глазах обращаются в прах.

Шестов говорит о двух таких примерах: Ницше и Достоевский. При этом, по его мнению, Ницше был смелее и пошел дальше. Тут я с ним могу с ним согласиться с некоторой оговоркой. Разница между ними в том, что Ницше сам прыгнул в подвальное отчаяние, а Достоевскому хватило здравого смысла остановиться на краю и вместо себя отправить туда своих литературных героев. Это не означает, что специфика подполья известна ему хуже. Возможно, наоборот: он получает возможность смотреть на проблему с разных точек зрения, в то время как бедный Ницше вынужден довольствоваться исключительно взглядом из подполья. Так что, я стал бы в качестве примеров приводить не «Ницше и Достоевского», а «Ницше и героев Достоевского». Самый «экзистенциальный» из романов Достоевского дает нам образ Ивана Карамазова, которого, после крушения либеральных идеалов, на плаву поддерживает только его «подлое жизнелюбие».

7.
Экзистенциальные проблемы личности можно назвать типично подростковыми, можно – самыми главными; и то, и другое верно. Если бы мне предложили охарактеризовать экзистенциализм одним словом, я сказал бы, что это слово - обида. Заброшенность, одиночество, отчаяние и надрыв - все это существует, но в центре всего - обида: на людей, на Бога и на все мироздание. Причем только философы способны из обиды личной сделать обиду метафизическую, выстроить из нее философскую систему из десятка томов.

Что там произошло на личном фронте у Ивана Карамазова – автор, насколько я помню, не сообщает. А вот что произошло с Ницше, которого обозвали вагнеровским литературным лакеем, мы знаем.

Ницше всегда пользовался злой насмешкой как лучшим оружием. Владеет он ею талантливо. У него немцы испортили себе желудок, а последние люди говорят и моргают. Пусть так, но насколько убийственнее мог бы прозвучать симметричный ответ этих «последних людей»! Ведь сам Ницше смешон гораздо больше. Насколько легко было бы объяснить каждую страницу трудов этого самозваного Господина его неудавшейся карьерой, болезнями и обидой. Впрочем, нужно отдать должное рыцарю Скепсиса и Жестокости - в своей гордыне он заранее готов к любому осмеянию, жаждет и ждет его. Более того: он уже давно перестроил свой духовный организм и питается насмешками, в них он находит силы. Лучше любая насмешка, чем сочувствие, лучше не появляться среди людей и дышать чистым горным воздухом, чем рисковать своей незамутненной оторванностью. Надо стать выше человечества силой, высотой души - презрением. Лишь бы не размякло и не сдалось сердце. Не примем милостыни. Незабудемнепростим.

В этом, психологическом, плане весь Ницше вместился в один-единственный персонаж Достоевского. Я имею в виду, конечно, Ипполита из «Идиота».

Вы скажете, одного примера мало? Вот вам еще: сочетание обиды - пусть хоть тысячу раз реальной обиды - и мощного рассудка, причудливо разлагающего традиционные ценности под влиянием этой обиды. Гремучая смесь, динамитное сочетание. Не пропустите, дамы и господа - на наших глазах растет новый Ницше, вырастет ли?

8.
Можно ли вырваться из экзистенциальной ловушки?

По крайней мере, это очень трудно сделать без внешней помощи. Причем протянутая рука помощи для начала отвесит ощутимый тумак. Там, на небесах, знают, кого и как надо стукнуть.

Одному достанется чувство вины, которое вдруг сделает абстрактное понятие греха более реальным, чем почва под ногами. Другому будет позволено увидеть одно из проявлений настоящего Зла, по сравнению с которым все наше пресловутое себялюбие и эгоизм - детский сад, штаны на лямках. Третий, наоборот, испытает встречу со святым. А кого-то, возможно, просто настигнет запоздалая и безнадежная любовь.

Тогда ум, бегущий по узкому и совершенному кругу, сталкивается с объектом, который не в состоянии трансцендировать. Испытанное переживание выбивает его из накатанной колеи, и глаза впервые за долгое время широко раскрываются.

Возможна ли перемена мировоззрения без пинка с небес? Я не знаю. Но, поскольку мы все - существа свободной воли, то результат никогда не гарантирован и зависит от нас. Для того, чтобы вырваться из капкана, необходимо прежде всего желание.

Кроме того, путь наверх должен быть осознан. Даже самый яркий мистический опыт обречен постепенно истаять из нашей памяти. Опасно полагаться лишь на него. Необходим опыт самостроя: не высвобождающей, но конструктивной рефлексии. К этому опыту, как к проложенному по опасным местам маршруту, можно по мере необходимости возвращаться в будущем, заново выверяя пройденные шаги. Наверное, это и есть то, что называется сознательной, активной верой. (Необходимое примечание. Я говорю не о религиозной вере. Точнее, и о ней тоже, но не обязательно. Равно как и пинок с небес можно назвать пинком от судьбы – суть не изменится).

«Что я могу с собой поделать, я не люблю N!» - «Не думай о том, любишь ты N или нет. Просто поступай так, как если бы ты его любил». Внутренний правдоруб возопит на это: «Лицемерие и ложь!» - на что последует ответ: «А мне уже все равно. Сил нет больше сидеть в этой яме».

9.
Тот, кто сражался с демоном отчаяния и победил его, стал сильнее. За одного битого двух небитых дают. Путешествие в подполье освобождает от усталости, фарисейства, лицемерия, наконец – от глупости. Я приведу лишь два примера этой победы, взятые из художественной литературы.

Во-первых, опять Достоевский и его «Карамазовы». На этот раз - Алеша Карамазов, персонаж, который у многих критиков вызывал раздражение свой слащавостью. Охотно допускаю; но замечу, что по сравнению с другими он - более технический персонаж. Его функция - функция йо-йо: за короткий срок осуществить путь вниз и вверх. Его история - история преодоления экзистенциального кризиса, потери наивной веры и ее повторного обретения в активном и сознательном варианте. Оба движения происходят в результате посланных свыше испытаний. А помните символику момента? Свадьба в Кане Галилейской. Вино новой радости.

Во-вторых - Честертон, «Жив-человек». Это скорее притча, но я не слишком ошибусь, если скажу, что ее смысл - все тот же. Кругосветный путь, который прошел главный герой, и есть переоценка ценностей. Как обрести свой дом? Можно вообще не уходить из него - такова вера женщин и детей. Но если тебя одолели сомнения, если твой дом для тебя больше не твой - обойди всю Землю, погрузись в глубины скепсиса, пойми наконец, что же на самом деле ты любишь, и на каких принципах оно может стоять. Тогда ты придешь все к тем же «простым вещам», но - с обратной стороны. И - слава Богу.
2007

@темы: экзистенциальный кризис, мысли друзей, Достоевский, Ницше, Честертон, Секацкий

---

Об эльфийской ругани

Автор schwalbeman

Недавно наткнулся на очередного проживающего за океаном юношу, бывшего соотечественника, с негодованием рассказывающего о своем кратковременном визите на родину. Молодой человек жалуется на то, что вокруг все грубы и матерятся. Я, верно, по американским улицам не ходил и сравнить не могу, но у меня к СШэпА совершенно симметричная претензия: почему они там так обсценно выражаются в своих книгах и фильмах?

Вот интересно, когда дядя Вася у пивного ларька рыгнул и сказал "...", то это бескультурие. Хотя дядя Вася одет в ватник и всем своим видом совершенно не претендует на итонское образование. А когда джентельмен в смокинге на званном вечере у посла говорит "...", пусть даже и после внезапного нападения террористов, то это ничаво, оне баре, им можна.

Но ладно еще, когда безграмотные вьюноши-снобы придерживаются подобных взглядов. Молодому, некритично относящемуся к авторитету вожаков уму это до какой-то степени простительно. Хуже, когда представители так называемой интеллигенции (которая, как сказал недавний именинник, есть не совесть нации, а г...) развивают целый холопский дискурс, пытаясь доказать, что американская и даже британская нецензурщина есть великое благо и культурное завоевание, которое их ни чуточки не портит. Вот тут по ссылочке уютная компания снобов-филологов ругают на чем свет стоит переводы Гоблина (Д. Пучкова). Я совершенно не намереваюсь защищать Гоблина, сам его неоднократно ловил на упрощениях текста и неточностях (при этом некоторые взгляды Пучкова я полагаю совершенно верными, прочие же считаю обычной ментовской вульгарщиной, ну да это здесь не так уж и важно). Меня лишь привел в возмущение дискурс, который избрали г-да интеллигенты для поругание переводчика-хоббиста. Это именно приведенная выше логика: да, американцы и англичане ругаются матом. Причем их главное матерное слово, f-word, совершенно не утратило своего буквального значения. Но это не умаляет их высокой англосаксонской культуры. Перевести f-word русским синонимом будет неадекватно, потому что по-русски так говорит только быдло, а в америках так говорят хорошие люди. Ну что ж, с этим-то я соглашусь. Правда, из этого совершенно не следует, что английский мат звучит мягче или культурнее. А следует попросту, что в одних странах живет больше дурно воспитанных людей, чем в других. F-word имеет совершенно четкое первоначальное значение. Оно не может звучать мягче или жестче. Оно попросту означает то, что оно означает. Если его употребляют через два слова на третье в художественном фильме, нельзя из этого делать вывод о том, что оно не загрязняет язык. Мы же не утверждаем, что в канализации текут молоко и мед только потому, что эта дрянь льется в Охту аж из пятидесяти труб. Однако вместо того, чтобы сделать естественный вывод, а именно, что "хорошие люди" в англосаксонских странах суть быдло, а их шедевры кинематографического искусства суть дрянь, наши эксперты начинают какой-то малоприличный культурологический танец (я бережно сохраняю оригинальную орфографию).

Д. И. ЕРМОЛОВИЧ. Есть некий парадокс. Вроде бы американцы всех переплюнули по употребительности матерных слов, захлестнувших не только литературу, но и кино. А русский мат всё равно разнообразнее, универсальнее и грязнее. Он гораздо больнее «бьёт по ушам». Может, поэтому в нашем отечестве и сохраняется ещё традиция держать его в своеобразном гетто, особенно на киноэкране.

Может, наоборот? Бьет по ушам потому, что у нас кое-кто еще стесняется вслух произносить слово, обозначающее половое сношение в грубой форме? А у них уже не стесняются?

МИШЕЛЬ БЕРДИ. Да, молодые переводчики не знают, не понимают, что русский мат и "four-letter words" — разные вещи. По-английски эти слова часто бывают указателем на классовую принадлежность. Если в начале фильма «Четыре свадьбы и похороны» Хью Грант четырнадцать раз произносит "fuck" и этот фильм видела и одобрила королева Англии, то это ещё не значит, что в Англии у всех так принято. Тут обозначается социальная характеристика героя: британский интеллигент левого толка («левого» по западным понятиям). Для них употребление такой лексики стало характерно после контркультурной революции 1960-х годов. Кстати, если бы он выражался мягче - shit или damn - зрители ещё не поняли бы, что это типичный оксфордский левак. И при замене fuck на русское матерное слово — по методу Гоблина — этот признак пропадает. Получается какой-то беспредельщик.

Английская королева и содомита Э. Джона сделала дворянином. После этого хоть пятнадцать раз "f..." скажи. Даже шестнадцать можно. Этот отрывок обозначает главную мысль диспутантов предельно ясно: в тех благословенных краях если человек сказал нечто срамное, то это не человек, а воплощенная соль земли. В целом, только порадоваться можно.

Вообще говоря, требование переводить английский мат цензурными русскими словами можно рассматривать двояко. С одной стороны, нельзя не одобрить отсутствие брани в кинотеатрах. Раз уж нельзя совсем отказаться от голливудской низкопробщины, то имеет смысл отцензурировать ее как можно сильнее. С другой стороны, есть в этом требовании что-то от условий унизительного мирного договора, навязанного побежденной стороне. Ощущение такое, будто в бальной зале одним разрешено ходить в грязных сапогах, а другие должны переобуваться и чистить обувь. Примерно также в нашей прекрасной армии старослужащие заставляют "салаг" наводить чистоту, сами нимало ее не соблюдая. Одним словом, тут есть над чем поразмыслить.

Пока что мы установили, что право браниться невозбранно есть право заокеанского господина. Но надо отметить, что есть и в России люди, настолько духовно близкие своим учителям, что в их устах и вульгарный русский мат (столь уступающий качеством англосаксонскому) звучит волшебной музыкой. Читатель, возьмись покрепче за подлокотники кресла и продолжи чтение.

М. А. ЗАГОТ. На мой взгляд, в вопросе о допустимости мата в русском языке Гоблин взялся не за переводческое дело. Язык развивается, а переводчик идет следом — по-моему, должно быть именно так. Сегодня у нас есть писатели, к которым лично я отношусь с уважением (Аксенов, Ерофеев, Сорокин), и вот они вставляют в свои тексты обсценную лексику, и как-то у них это работает. Не так давно я был на концерте популярного и любимого в народе писателя и поэта Игоря Губермана, и он периодически вставляет матерные выражения, общаясь с залом и рассказывая какие-то истории или читая короткие стихи. Надо сказать, что каким-то чудесным образом у него это не звучит вульгарно. Может быть, потому что, в принципе, он производит впечатление очень светлого и теплого человека - не знаю.

Слава Богу, мат может не быть вульгарным. Это очень хорошо, потому что цензурных слов у меня уже не осталось. Произвожу ли я впечатление "очень светлого и теплого человека"? Где тут растет поблизости тростник? У нашего царя ослиные... (далее нецензурно).

Забавно, что этим гнилым и придурковатым снобам, этим заготам, ермоловичам и берди, совершенно не приходит в голову, что они, скажем, развивают двойные стандарты, или что они ставят свои идеологические предпочтения во главу эстетических; о нет. Это тот уровень университетского идиотизма, когда хорошо запрограммированный мозжечок безошибочно лжет сам, без какой-либо помощи когнитивного аппарата. Губерману и Аксенову можно материться не потому что они идейно сродственны заокеанским матерщинникам. А потому что это очень светлые и теплые люди. А дядя Вася у ларька несветлый и нетеплый, в его устах мат есть признак быдла. Буш с ним, с Васей, даже переводчику Пучкову/Гоблину нельзя материться. По статусу не положено. А Виктору Ерофееву кто ж запретит. Это эльф, в нем все чисто. Он и испражняется фиалками, и матерится сонатами.

Лицемеры. Лжецы. Не-на-ви-жу.

Добавление А на сакраментальный вопрос «как же все-таки переводить мат в американских фильмах?» ответ у меня, разумеется, есть. Переводить нужно гудками. Это и честно, и адекватно, и показывает естественное отношение культуртрегера к низкопробной художественной продукции.
2008

@темы: кино, PA

---

Песня дня

Alleine Zu Zweit (Одиноки вдвоем)

@темы: музыка

---

Пушкин и номиналисты

Например, к предыдущему, если Пушкин пишет что-то вроде "Я сижу дома и мне грустно", номиналисту для адекватного понимания стихотворения непременно надо знать, сидел ли в тот день Пушкин дома и было ли ему грустно, и если да, то почему - серый петербургский ноябрь навевал тоску или жена надулась, потому что не поехали на бал. Они перевернут горы мемуаров, дабы выяснить этот вопрос, и получив наконец-то долгожданный ответ (да, температура в тот день была около нуля, и моросил дождь, а люди холерического темперамента обычно грустят в такую погоду, см. новейшую Медицинскую Энциклопедию), они с чувством выполненного долга рапортуют, что сделали всё возможное для поэзии вообще и для Пушкина в частности.

Им, бедным, не приходит в голову, что для понимания литературного произведения нужно читать не медицинские справочники, а литературные же произведения. Топос "философ\писатель\поэт в уединении" известен, разумеется, ещё с античности. Цицерон уединился в Тускуланском имении после победы Цезаря, когда сенаторов Республики отстранили от дел. Плодом этого уединения было множество переводов греческих философов на латынь и знаменитые "Тускуланские беседы", классика моральной философии. Из уединения писал свои "Нравственные письма" Сенека и дружеские послания Гораций. Тему поэтического уединения активно разрабатывали писатели французского классицизма (безусловно, известные Пушкину в оригинале) и английские поэты озёрной школы, которыми Пушкин тоже очень интересовался. Дружеские послания поэта из уединения были хорошо разработанным жанром русской литературы до Пушкина (Батюшков, Вяземский, Жуковский, со ссылкой на Карамзина).
Таким образом, уединение поэта неразрывно связано с моральной и философской проблематикой. Отстранение от политической и общественной деятельности, размышления о смерти, долге, смысле жизни - вот тот круг тем и вопросов, с которым связывается всё стихотворение одной только этой строкой.

Доступен ли этот уровень номиналисту? Может ли он самостоятельно вести исследование в этом направлении? Не знаю, не видела. Во всяком случае, состоявшиеся номиналисты считают это направление маргинальным и необязательным. Самая правда и истинная истина о Пушкине заключается в сводке погоды и медицинском справочнике, на всё остальное не стоит тратить ресурсы в наше-то бурное время.

@темы: Пушкин, литература, номинализм

---

В глубины, то есть ниже плинтуса

Номинализм отрицает реальность любого проявления мира, кроме чувственного. Потому в частности в литературе носители этого учения не в состоянии видеть ничего, кроме проявления индивидуальности автора. Индивидуальное здесь понимается как отличное, различное. Если автор выражает что-то общее, коллективное, архетипическое, можно ненароком договориться и до реальности идей, потому этот путь блокируется уже автоматически. В рамках этого учения автор выражает что-то своё, неповторимо личное. Чтобы понять стихи или роман, нужно изучить биографию бедного автора в таких деталях, которые неведомы ему самому, влезть и в больничную карточку и в глубины подсознательного - иначе номиналисты не умеют, иного подхода они просто не в состоянии помыслить.

Ещё смешней и деструктивней это выглядит, когда номиналист берётся за анализ научной теории или хотя бы какого-то простого научного положения... Если бы это не было интеллектуальным мейнстримом наших дней, в пору было бы пожать плечами и отвернуться (на практике чаще всего так и происходит), но конечно теоретически надо с этим как-то что-то делать...

@темы: литература, номинализм

---

Номинализм в литературе

Жюль Жанен, современник Пушкина (книгу которого Пушкин похвалил), прототип Этьена Лусто в "Человеческой комедии". Начала читать его книгу, ту саму, похваленную. Уже в предисловии много восхитительных мест и ясно видно, что всеразрушающая эпидемия искренности в литературе бушевала уже в то время:

Итак, у нас с Критикой завязался серьезный спор о том, что называют правдой в искусстве. Я доказывал ей, что, согласно новой системе взглядов, старик Гомер достигнуть этой правды не мог уже по той причине, что был слеп. Что действительно (я все еще говорю от лица новой системы), прежде чем быть правдивым, надо видеть телесными и духовными очами, а увидев, выразить то, что видел, в словах, только и всего - в этом и состоит искусство; что Мильтон лгал, когда спускал с цепи свою несметную свору ангелов и дьяволов; что Тассо лгал, когда воздвигал в воздухе элегантный дворец Армиды; что вся эпическая поэзия в совокупности лгала, когда ринулась в невидимый мир, что, наконец, правда была только в "Девственнице" Вольтера и в "Избиении младенцев". Критика слушала меня с таким видом, словно вела разговор с умалишенным.

И в доказательство я привел историю об отрубленной голове в серале и о том, как великий визирь показал одному французскому художнику, что в обезглавленном теле кровеносные сосуды не расширяются, а суживаются. Следовательно, до встречи с этим ужасным магометанином все художники, изображавшие усекновение главы Иоанна Крестителя, даже сам Пуссен, лгали, рисуя своего мученика!

Отсюда опять-таки следует, что, прежде чем говорить о каком-либо предмете, надо его увидеть своими глазами, пощупать своими руками. Вы ведете речь о смерти - отправляйтесь в анатомический театр; о трупе - извлеките его из могилы; о гложущих труп червях - произведите вскрытие.....
...А как же иначе? Когда-то вы двигались от целого к подробностям, от фасада к карнизам, от общего к частностям; ныне ваш путь изменился.

1829

@темы: литература, номинализм, Жанен

---

Современная эзотерика

Это когда достойное идейное содержание прячут под такими эстетически беспомощными средствами выражения, что только плюнешь в сердцах и отойдёшь подальше. Есть такие писатели, которые способны каким-нибудь десятком страниц, а то и строк надёжно припрятать свои сокровища от великого множества читателей, на свою беду слишком хорошо знающих геометрию. Меня вот так отогнал прочь М.Успенский, некоторых – Свасьян. Есть ещё один такой эзотерический автор, и как ни странно его видеть в этом ряду, придётся его сюда поставить. Точнее, её. Это Дарья Донцова.

Читать её книги мне не пришлось, зато несколько лет назад я смотрела экранизацию (а то и две). Насколько я помню, идейное содержание этих фильмов было очень простым: друзья не бросают друг друга в беде, преступника и злодея находят и наказывают, Золушка выходит замуж за своего принца. При всей разнице изобразительных средств ни Конан Дойль, ни Агата Кристи, ни Шарль Перро не предлагают читателю ничего другого.

Конечно, выражено это так ужасно, что даже фанаты писательницы её книги по два раза не перечитывают и требуют всё новых, то есть эти романы явно не переживут века. Ну а итальянская комедия дель арте вообще была импровизацией и существовала столько, сколько идёт спектакль на площади, и что? Создатели бондианы вон тоже особо не заморачиваются, раздают актёрам старые костюмы, заставляют учить старые роли, и готово – опять Иван-царевич отправляется за золотыми яблочками. Сюжет прост, а живучесть поразительная.

Надо отметить ещё один несомненный плюс книжек ДД: она никогда не эксплуатирует концепцию «героизм как постыдное хобби» . Если уж рыцарь победил дракона, он тупо забирает все его сокровища и банально женится на принцессе. На нынешнем этапе развития нашей литературы и общества это выглядит как неумеренное восхваление нуворишей и стремление выскочки затесаться в высший свет, и производит, конечно же, отвратительное впечатление. Но ведь ДД всем своим видом отнюдь не претендует на звание гиганта мысли. Пока лучшие наши писатели не создадут вменяемую альтернативу, доступную для подражания их не столь талантливым собратьям, именно так это и будет выглядеть, выше головы не прыгнешь.

Так что это ещё и не самый худший вариант. Та же Улицкая насколько лучше пишет, настолько же более ядовита.

@темы: Донцова, литература

---

Опоздавшие к лету

Автор schwalbeman

Сложнейшему и таинственнейшему вопросу теоретической истории, проблеме Запада, нашлось неожиданное решение. Я целиком процитирую, там в оригинале недлинненько:

Представьте себе лес. Деревья тянутся к свету, каждое изо всех сил вытягивается, чтобы распушить крону над другими. Кто-то дотянулся выше, кто-то ниже. А над ними всеми – здоровенное деревище, самое высокое в лесу. И вокруг него – хиленькие, кривенькие деревца, которым не досталось света.

И вот вы смотрите на эту картинку. А вам тем временем объясняют, что всё дело в статистике чуде. Какие-то деревья выросли выше, какие-то ниже – это статистика. А одно, в силу исключительно удачной комбинации генов, вона какое вымахало. Все нормальные деревья тощие и кривенькие, а это – на диво раскорячистое, и с суками во все стороны, и крона какая. ЧУДО.

Вот таким же «чудом» в своё время объявили Европу. Хотя вся чудесатость в том, что люди успели СВЕТ ЗАКРЫТЬ всему миру. И сами «раскинулись привольно». Поэтому у них и ветви, и сучочечки, а у других – голые стволы и на самой верхушечке – пучок листьев. Чтобы хоть чего ухватить от солнышка, закрытого этой самой Европой.



Хорошее объяснение, а было бы правильное – цены бы ему не было. Увы, К. Крылов в этом тексте о деревьях показал себя ботаником, но не в самом лучшем смысле слова.

На самом деле картинка такая. Вот лес, все деревья примерно одинаковые. На полянке, в особо удобном месте, вырастает дерево-исполин. Закрывает всем свет своей кроной. Все вокруг чахнут, кто-то тихо мрёт, кто-то рыпается. Потом дерево помаленьку дряхлеет и в конце концов с треском валится. Все облегчённо выдыхают. Эта картина повторяется сто раз. То секвойя вырастает, то баобаб, то цветущая сакура, то не знаю уж чего, слаб я в вашей ботанике. И каждый раз, по истечении срока – дерево-гигант уступает место молодёжи, дохнет более или менее само. Из ресурсов гиганта получается вкусный и полезный гумус, молодняк резво идёт в рост etc.

И вот в один прекрасный раз эта схема ломается. Старое дерево (совсем уже гнилое и очень-очень большое) вдруг, вместо того, чтобы завалиться, превращается... ну тут я даже не знаю... фантазия как-то сбоит... в космический корабль. Или в металлургический комбинат. Или в райком КПСС. Во что-то удивительное, непривычное, грандиозное и бесконечно другое по своей природе. Вот это – Европа. А старое дерево – это Рим. Империя как империя, их много было. Были, к примеру любимые К. Крыловым персы. У которых была куча шансов "застить свет". Оне и застили на какое-то время. А потом рухнули, как Египет, как Вавилон, город крепкий, как прочие подъеденные исламской саранчой.

Кстати о саранче. Когда говорится об особенностях Европы, поминают, главным образом, "долгий" XVI в. и начавшиеся с него науколюбие и капитализм. Всё это так, но кое-что интересное Европа продемонстрировала и до этого. К примеру, отразила натиск мусульман, этих настоящих санитаров леса, мусорщиков цивилизаций. Ислам ведь экстерминировал зороастризм и почти зачистил буддизм (имеется в виду в Индии: то что осталось это ерунда по сравнению с тем, что было). Ну и Византию родную тоже завершил, аминь. Гностиков, опять же, покоцали, которые от католиков вовремя по щелям попрятались. А вот Европа худо-бедно правоверных отлепантила и зареконквистила.

А ещё эту самую дошестнадцативековую Европу населяли люди, считавшие себя гражданами империи, которой не только не было, но которую они же сами разрушили. Типа раздолбали и сами не заметили как. Где мама, дракончик? Я её съел. Где папа? Папу тоже съел. И кто ты после этого?! Сиротинушкаааааааааааа!!! Им греки бают: "это мы римляне, а вы не римляне, вы голимые langobard'ы" – так они, чудаки, обижаются: римляне мы, римляне, это вы непонятно кто, ортодоксы какие-то, чурки некатолические... В учебниках обо всём этом пишется как-то буднично и вкратце, ибо а как ещё напишешь? Это даже и вслух-то непонятно как произнести, слова друг к другу не прилипают. Мозгами понять не получается, не то что в книжки писать. Именно то, что во всех империях рушится в первую очередь, ещё до отречения последнего монарха – европейцы почему-то сохранили на полторы тысячи лет, отсчитывая от разрушения империи (или даже на более долгий срок, как посмотреть).

Так что в Европе и до взрыва рациональности всё было в высшей степени небезынтересно. А уж после...

Современный Запад, ясное дело, не вечен. Фокус, однако, в том, что он уже никогда не рухнет как простое дерево. Он совершит аварийную посадку как космический корабль, взорвётся как динамитный заводик или займётся перестройкой и гласностью как коммунисты в восьмидесятых. Природа другая, и смерть тоже будет другая.

Так что аналогия с деревьями крыловская ничего не объясняет. Как было непонятно что такое Запад и в чём его загадка, так понятнее и не стало.
2010

@темы: Европа, мысли друзей

---

О подлинном герое

Автор schwalbeman

В свое время мне приходилось формулировать тезис о скрытом смысле детского эпоса А. Милна («Винни Пух и Все-Все-Все»). К сожалению, этот текст куда-то пропал, а на то, чтобы написать его заново, аккуратно и, по выражению Шумана, «с божественными длиннотами» у меня не достает вдохновения. Однако главная идея настолько очевидна, что, я не сомневаюсь, кем-то не раз уже излагалась. «Всё украдено до нас».

Милн — хитрец. Персонаж, удостоившийся чести стать главным героем его произведения, на самом деле занимает это место далеко не по праву. Книга писалась для мальчика Кристофера Робина, он-то и должен был занять центральное место, подобно кэрроловской Алисе. Ибо насколько естественно, что книга, написанная для юной мисс Лидделл, повествует о похождениях именно мисс Лидделл, а не, скажем, Мартовского Зайца! Так почему же нас не огорчает то, что главным героем милновского эпоса становится один из второстепенных обитателей мира, в центре которого монументальным колоссом возвышается эго Кристофера Робина (ведь пишет, если я не ошибаюсь, отец единственного ребенка)? Ведь мальчик появляется на страницах книги даже не в каждой главе — почему ничто не протестует в душе читателя?

Ответ на этот вопрос дает анализ техники, которую Милн использовал для живописания своих персонажей. Все игрушки — Тигра, Пятачок, Кролик, Сова, осел Иа, и, разумеется, сам Винни Пух выписаны исключительно выпукло, причем у каждого из них гротескно выпячена какая-нибудь одна черта. Соответственно: лихачество, трусость, занудство, заумь, склонность к подростковым депрессиям на ровном месте (простите мне вульгарную терминологию). И все это оттесняется на задний план образом плюшевого мишки, символизирующего безвольное добро, добро без кулаков и зубов. Принципиальное непротивление злу в медвежонке Винни проявляется в полном отсутствии сопротивления даже собственным недостаткам. Полагаю, у многих есть такие знакомые: всегда готовые прийти на помощь в трудную минуту, способные даже оторвать от сердца наивысшую ценность, горшочек мёда. Но неспособные донести его до именинника, если крышка недостаточно плотно подогнана, и аромат из горшочка слишком уж сильно раздражает плюшевую носоглотку.

Это, кстати, именно тот типаж, который пообещали «вытравить из русских» г-да наиболее биологические националисты, буде Бог попустит им, как они выражаются, ПВ (СВ). Не спорю, винни пухи могут вызывать неимоверное раздражение, если требовать от них аккуратной и ответственной работы. Иной раз проще сработаться с осликом Иа, чем с бестолковым но искренним доброжелателем, не способным ничего удержать в голове. Зато винни пухам зачастую нет равных в искусстве. В определенные общественные ниши все время норовят пролезть Совы и, хуже того, Кролики; а между тем, пользу людям в них приносят исключительно плюшевые медведи. Г-дам либералам-институционистам этого не понять, ну да я не ради них кнопки топчу, есть и нормальные люди под Божьим солнышком. Одним словом, непрактичные и слабохарактерные винни пухи очень нужны человечеству (и, прежде всего, своему народу), так что есть все основания желать, чтобы г-да наиболее биологические националисты никогда не ПВ, не говоря уже о том, чтобы СВ.

Вот и философа К. Крылова пнул слегка; день не зря прошел. Возвращаемся к А. Милну.

Итак, игрушки маленького Кристофера Робина выписаны в яркой карикатурной технике, выпячивающей до полного неправдоподобия какую-то одну черту характера. Но сам мальчик изображен совершенно блекло, одним лишь серым карандашом по оберточной бумаге. Он плоский и невыразительный, этакий человек без свойств. Именно этим достигается молчаливое согласие читателя на почти постоянное отстутствие в кадре виновника всего сказочного торжества: виновник ничего собой не представляет; стало быть, ну его совсем.

Есть много различных объяснений этой причуде английского литератора. Лично я полагаю, что Винни Пух заслонил Кристофера Робина потому, что Пух и есть Робин, точнее его часть. Милн заселил волшебный лес разнообразными аспектами цельной и гармоничной личности своего сына. Он препарировал душу своего мальчика, рассек ее скальпелем, и извлек из нее труса Пятачка, а заодно и вечно пугающего его отморозка Тигру. Они прекрасно уживаются в одной черепной коробке, перетягивая интенции сознания на манер каната; я замечаю это и в собственных детях. Далее, детишек все время поучают взрослые, но дети – пересмешники par excellence, и поэтому они сами непременно норовят поучать. Так рождаются Сова и Кролик, для которых автор очень предусмотрительно зарезервировал двух разных героев: при некотором поверхностном сходстве, это два совершенно различных архетипа. Дочки-матери, детство и материнство, умещающиеся в играющем рассудке каждого ребенка, отобразились в Кенге и Ру. Осел Иа живет в каждом из нас, тут и говорить не о чем. Что же до медведя Пуха, то он – жемчужина этого сюрреалистического ожерелья смыслов. Пух есть та часть души, при помощи которой завоевывается, силой берется Царствие Небесное (и в этом не помощники ни аккуратность Кролика, ни мудрость Совы, которая, вроде бы, даже умела писать). Милн, прямо скажем, не чужд христианской традиции, иначе не подчеркнул бы превосходство Пуха над прочим кукольным зверьем.

После того, как герои эпоса растащили себе все без исключения модусы мальчика, ему осталась лишь пустая и безвидная психологическая оболочка. Кристофер Робин является в кукольный лес то как бесплотный дух, то как бог из машины; он подчеркнуто нехудожествен в обществе Пуха и Пятачка. Причина здесь, разумеется, в том, что на самом деле не Кристофер Робин находится в лесу, а, напротив, лес находится в Кристофере Робине. Мальчик отличается от остальных героев онтологическим статусом, но это вовсе не то отличие, что бросается в глаза с первых же строк книжки. Не отличие реальности от выдумки; но отличие целого от составной части. Во всяком случае, именно так я понимаю бессмертное творение Александра Милна.

@темы: Милн, мысли друзей

---

Эльфы это куклы:"Уплывают деревянные лошадки..."

Автор shulga

Главный живой персонаж фильма, наш человек на экране - это Сэм, простой деревенский парень. Остальные персонажи - это его детские фантазии, герои его воспоминаний о ярмарке с чучелами, факирами, фантастическими игрушками и фейерверками, герои прочитанных книг и сказок. И даже люди, все эти всадники Рохана и т.д., - это герои детских героических историй. В конце фильма всё это игрушечное детское богатство грузится на корабль и уплывает далеко-далеко. А Сэм дальше будет вести нормальную взрослую жизнь, обсуждать виды на урожай, водить корову на случку в соседнюю деревню. Финальная песня фильма в русском переводе - "Куда уходит детство, куда ушло оно..." или сабж. Кто помнит, как закончилось отечественное кино о Мери Поппинс, поймёт о чём я.

@темы: Толкин

---

Нульгород, и почему это плохо

Автор zhelanny

Все началось с того, что я порекомендовал друзьям рассказ Леонида Каганова «Нульгород». Реакция меня несколько удивила: вслед за автором, читатели увидели наибольшую опасность в ненадежности материальных основ виртуальной реальности. В том самом мальчишке с рогаткой, который может случайно испортить сервер вместе с прекрасным новым миром. Придется мне еще раз отдаться жанру фантастики и показать те опасности, которые вижу я сам. Постараюсь при этом ограничиться аргументами, которые разделят как верующие, так и атеисты. Ну и, конечно, опять слегка проедусь по Секацкому, как же без этого...

Поймал мужик золотую рыбку.
– Хочу, чтобы у меня все было!
– Пожалуйста! У тебя все было!
(Анекдот)

1.
Некогда schwalbeman написал заметку О потребностях. О том, на каких человеческих потребностях в капиталистическом мире легче заработать, на каких – сложнее. Было у меня одно соображение, которое я тогда не высказал, хотя всегда держу его в уме. Вот сейчас с него и начну.

Соображение это заключается в том, что наше восприятие благ и связанных с ними потребностей сильно искажено. Не без помощи агентов консюмеризма, разумеется. Мы слишком много внимания уделяем материальным приобретениям, которые находятся на переднем крае войны за блага, и почти не замечаем то, что уже имеем. Особенно невидимым оказывается, как обычно, само собой разумеющееся: то, что дано всем от рождения и находится вне сферы денежных отношений. Возможность в любой момент посидеть у речки в компании друзей стоит гораздо больше, чем, скажем, владение новеньким Порше. Однако именно из-за идиотского желания разгоняться от 0 до 100 км/ч за 3.5 сек идеальный потребитель готов работать, постоянно отказывая себе в целом спектре бесплатных радостей. Парадокс.

Почти все блага, может быть 99% благ, даны нам по праву рождения. Во-первых, возможность воспринимать окружающий мир с помощью пяти чувств. Во-вторых, возможность двигаться и действовать, и связанная с этим свобода. В-третьих, возможность общаться с другими людьми, включая разнообразные отношения и чувства. Может быть, кто-то считает, что все эти вещи даны нам бесплатно и безоговорочно. Я так не считаю, но сейчас это неважно.

Важно то, что эмигрируя в Нульгород, человек отдает то богатство, которое ему принадлежит. Отдает в чужие руки, без каких-либо твердых гарантий.

Мне скажут – при чем тут Нульгород? Эти бесплатные блага реально отнять и в нашем мире. Посадить человека в одиночную камеру, отрубить руки-ноги и выколоть глаза. Все это так. Но в этом случае вершится очевидное насилие и несправедливость: один человек отнимает у другого то богатство, которое ему не принадлежит. Причем это богатство можно отобрать, но никогда нельзя отобрать в свою пользу.

Последний пункт особенно важен. Практика показывает, что моральные соображения, как правило, проигрывают невидимой руке рынка. Достижения медицины позволяют людям торговать своими органами – и торговля, пополам с разбоем, процветает. Важна принципиальная возможность, а дальше спрос порождает предложение.

Искусственная реальность означает, что доступ к ней будет поставлен под контроль. Этот доступ можно дать – следовательно, его можно отнять. Еще его можно ограничить, сделать более или менее качественным. А теперь вспомним еще раз заметку «о потребностях». Где гарантия, что в Нульгороде не придется платить хозяевам за то, что мы сейчас вообще не замечаем? Чтобы солнце всходило каждый день? И чтобы оно выглядело, как солнце?

Тут я, как можно заметить, иду в кильватере советской фантастики. «Продавец воздуха» Беляева пытался украсть воздух Земли, чтобы затем продавать его и таким образом обрести контроль над миром. В том-то и разница, что человек, идущий в Нульгород, сам, по своей инициативе, сдает все и сразу.

Даже если не думать о злобных капиталистах – бывают ситуации, когда обычные и всем доступные вещи становятся бесценными. Скажем, вода в осажденном городе. А как вам понравится перспектива жить в осажденном Нульгороде, в котором вышла из строя половина серверов или идут профилактические работы? Перебиваться с пикселя на пиксель, видеть и слышать с 14 до 18 часов? Про возможные программистские ошибки лучше умолчу – слишком больная тема.

2.
Предположим теперь, что машинные ресурсы не являются проблемой и никакого налога на машинное время, потраченное на обсчет каждого дня виртуальной жизни, платить не нужно. Интересно прикинуть, тем не менее, какие потребности будут у виртуальных людей. Какие ценности будут котироваться в Нульгороде. Если там будут деньги, что на эти деньги можно будет купить?

Напомню главную посылку: вся искусственная реальность является результатом труда дизайнеров и программистов, которые строят ее с нуля. Тогда, возможно, самой большой ценностью в Нульгороде будет возможность на какое-то время вернуть потерянное ощущение натуральности?

Будь во мне малость писательского таланта, я, может быть, написал бы книгу в жанре антиутопия-киберпанк. На тему: как доступные и изысканные удовольствия в виртуальном мире поменялись местами. Вот как это выглядело бы.

Большая часть жителей Нульгорода пользуется свободой - широчайшим простором для удовлетворения инстинктов Homo Ludens. Они проводят все свое время в череде бесконечных игр, грубо сработанных виртуальных гетто, дальних родственниках GTA и World Of Warkraft. Там живут широкоглазые анимешные персонажи, сбивающиеся в банды с кланово-иерархическими отношениями. Там полно скорости, адреналина, рева моторов, выстрелов, магии, симуляции секса и боли. Это мир сильных и грубых ощущений, удовлетворяющих столь естественные для человека стремления и желания.

При этом есть и другие жители, элита виртуального мира. Такие вещи, как стрельба по врагу и гонки на суперкарах, элита считает развлечением, пригодным для быдла и недостойным себя. Ведь им доступны удивительные, изысканные удовольствия: промокнуть и простудиться под дождем; ощутить аромат прелой земли; почувствовать, как слезает кожа от загара; провести день, выпалывая сорняки на грядке или ночь в лесу, возле костра. Все эти вещи в результате замены оснований будут являться результатом кропотливого труда сотен специалистов. Так я изобразил бы социальное неравенство в прекрасном новом мире.

3.
Напрашивается возражение – почему оно должно быть, это социальное неравенство? Виртуальная реальность тем и хороша, что копирование информационных сущностей ничего не стоит. Единожды созданное – не истлеет, доступное одному – доступно всем. Людям будущего не за что бороться друг с другом.

Эх, если бы дело было только в ресурсах. Но ресурсов-то, на самом деле, у нас давно хватает. Если бы человечество могло, оно давно построило бы свою утопию на Земле. Но мы не можем. Это эмпирический факт. Что-то мешает; на нас лежит какая-то порча. Чтобы видеть это, не нужно никакого богословия, достаточно трезвого взгляда. Фантастический рост возможностей сопровождался почему-то все более страшными войнами, неравенством и угнетением. Уже в век железа и пара можно было бы обеспечить пристойную жизнь для всего человечества. Сейчас – тем более. Чего нам еще не хватает? Пространства – гуляй не хочу. Энергии тоже, в общем-то, полно. Пища, одежда, повседневные вещи никогда еще не доставались так дешево. И что же – где мир во всем мире, бесплатное здравоохранение, всеобщее образование, уверенность в будущем для детей? Кто украл?

И почему в виртуальной реальности все должно быть иначе?

Впрочем, я ничуть не сомневаюсь, что Нульгород будет изначально строится как благостная альтернатива нашему горемычному миру, как царство справедливости и равных возможностей. С этого все начнется, но этим не кончится.

4.
Воспользуюсь случаем побрюзжать. Примерно пятнадцать лет назад я возлагал огромные надежды на жанр компьютерных игр. Мне казалось, их интерактивность является залогом возникновения новой культуры - массовой, но прогрессивной; принципиально отличной от телевизионной кормушки и голливудских бабахстеров. Я ошибся. Жанр загублен, и виновата в этом не только коммерческая индустрия. Процесс похож на замкнутый круг: индустрия формирует продукты, продукты формируют запросы, запросы определяют дальнейшие шаги индустрии. Так они, танцуя друг за другом, движутся в сторону все большей деградации.

Нет, культура отнюдь не плоха сама по себе. Плоха та культура, которая подобострастно заглядывает человеку в глаза, ориентируется на удовлетворение его низменных инстинктов. И я не вижу, почему культура виртуальной реальности должна пойти по другому пути развития. По крайней мере, та ее модель, которую мы можем сегодня наблюдать – компьютерные игры – не слишком-то обнадеживает.

5.
Оруэлла я тоже обещал вспомнить. Что ж, пожалуйста. Даже в самых мрачных антиутопиях была капелька надежды. В мире «1984» или в мире Замятина тотальный контроль все же невозможен. Про виртуальный мир этого сказать нельзя. Он будто создан для слежки за людьми и управления ими. Настолько, что слово «будто» хочется убрать. Угрозы, шантаж и принуждение в нем обладают абсолютной эффективностью. Тот, кто управляет действительностью, способен воплотить в жизнь любые пытки, которые ему придут в голову. Бороться с ним бесполезно.

Имеем: с одной стороны – абсолютную прозрачность, с другой стороны – абсолютную беспомощность перед властью. Властью тех, кто имеет доступ к движку реальности. Или хотя бы имеет к ней больший доступ, чем все остальные.

Можно ли положиться на то, что им, властителям реальности, эта власть будет не нужна? Вот как отвечает на этот вопрос Оруэлл:

Партия стремится к власти исключительно ради нее самой. Нас не занимает чужое благо, нас занимает только власть. Ни богатство, ни роскошь, ни долгая жизнь, ни счастье - только власть, чистая власть.

Этот диалог между О’Брайеном и Уинстоном, главное во всей книге, поясняет одну из самых больших опасностей виртуальной реальности. Я еще не говорил, что лучшая иллюстрация к «Космологии лжи» - это «1984»? Так вот: О’Брайен боролся не с оппозицией. Он боролся с реальностью, исторической и социальной. Действовал по рецепту Секацкого, шел путем лжи, подменял основы бытия. Все, что его сдерживало на этом пути – инерция реальности, исторические свидетельства, законы материального мира. Но вот - реальности больше нет. Нет никакой инерции, нет сдерживающих факторов. И О’Брайен может праздновать победу.

Мы покорили материю, потому что мы покорили сознание. Действительность – внутри черепа. Вы это постепенно уясните, Уинстон.

6.
Всю историю человечества самые страшные тираны и самые ничтожные рабы были равны в одном – они вместе были подвержены несчастьям, болезням и смерти; вместе ходили под Богом. Во все времена людей объединяло равенство их несовершенной природы, плюс к тому - данные свыше права, те самые условные 99%, что подарены всем в равной мере (если не считать инвалидов). Общность человеческого естества не позволяла людям слишком уж зарываться, возвышаясь над ближним. И, несмотря на это, успехи в построении сословных иерархий достигнуты удивительные – достаточно вспомнить индийские касты. Формы власти, опосредованные каким-то объективным фактором, например связанные с богатством, являются наиболее мягкими из возможных. Самая страшная тирания не имеет рациональных причин, ее корни следует искать где-то в коллективной психологии. И я склоняюсь к тому, что Оруэлл прав: человеку присуще иррациональное стремление к власти. И оно никуда не денется после исхода людей в Нульгород.

Очевидно, что негодяй, восхитивший власть в Нульгороде, может больше не бояться наказания «свыше». Его существование лишено случайностей, обеспечено надежными основами. Кирпич не упадет ему на голову и молния не поразит его. Все сущее находится под его контролем. В дополнение к этому он потерял нити, связывающие его с другими людьми. Ведь люди больше не являются братьями по естеству, максимум – братьями по разуму. Даже если виртуальная реальность не покончит с существованием людей как разумных существ, она точно покончит с человечеством как с единой семьей.

Мы разорвали связи между родителем и ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим. Никто уже не доверяет ни жене, ни ребенку, ни другу. А скоро и жен и друзей не будет.<…>Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека - вечно.

7.
О смерти надо сказать особо. Если имморталисты осуществят свои намерения, падет последний барьер. Мы обязаны сделать это допущение, как сделал его Каганов, из простой логики: виртуальные люди не способны производить себе подобных, если виртуальное человечество не хочет уничтожить себя за одно поколение, ему придется научиться жить вечно. Это значит – поколение эмигрантов обязано обрести бессмертие, со всеми вытекающими последствиями. Ну, или хотя бы суррогат бессмертия, жизнь длиной миллионы лет – чтобы дело того стоило.

Проблема в том, что человеческий ум просто не в состоянии представить себе такую жизнь в вечности, которая не будет дурной бесконечностью. Если есть сознание и память - с одной стороны, и есть безбрежное время - с другой стороны, то бытие рано или поздно становится… ну хорошо, пусть не адом в христианском смысле, но адскими мучениями - точно.

Виртуальный мир – это пространство для творчества, которое мы заполняем созданными нами миражами. Следовательно, он ограничен пределами нашего творческого воображения. В этой искусственной вселенной нечего познавать, восприятие ходит по кругу, а ум обречен заниматься бесконечным самоедством, изучая свойства созданных им же конструкций. Это означает, что когда люди после относительно короткого периода наиграются друг другом, шахматами, математическими теоремами и философскими доктринами – наступит бесконечная, адская скука.

А может быть, черти в аду мучают грешников из лучших побуждений? Чтобы тому, кто испытывает муки, не было так скучно в вечности?

***

Все, что я здесь изложил, рисует меня большим пессимистом, чем я есть на самом деле. Но в данном случае оснований для скептицизма достаточно. Я склонен рассматривать оковы плоти, неподатливость материи в качестве смирительной рубашки для безумца. Если снять с него эту рубашку, может случиться беда. Наша слабость, бренность наших оснований причиняет нам много горя. Но одновременно она мешает превращению общества в филиал ада на Земле.

И напоследок. Размышления над рассказом Каганова заставили меня вспомнить другую книгу. Некогда Николаус посоветовал мне цикл «Танцоры на краю вечности» Майкла Муркока, и я даже асилил первую четверть первой книги. Это не про виртуальную реальность, скорее - про ее жителей, всемогущих и бессмертных. Один из вариантов развития событий, может быть – самый благоприятный. Примерно так я вижу общество Нульгорода после первых нескольких тысяч лет существования. Если, конечно, сервера выдержат.
2007

@темы: бессмертие, мысли друзей, Нульгород, онтология лжи

---

О потребностях

Автор schwalbeman

Общество потребление поделило человеческие потребности на те, которые можно продать (секс, самоутверждение, голод, жажда, наркотическая зависимость) и те, которые сильны, всегда существуют, но денег на них почти никак не сделать. Ко второй категории я сейчас навскидку назову только сон. Современный западный человек хронически переедает и недосыпает. Всюду мелькает реклама, призывающая меня что-то съесть, объясняющая мне, что «иногда так проголодаешься, что все мысли только о еде». И никто не вспоминает о дискомфорте, который может возникнуть от регулярного недосыпа. Об этом никому не выгодно напоминать.

Зато особенности сексуального инстинкта приводят к тому, что секса человеку можно продать на порядок больше, чем в него физически влезает. Этим объясняется пресловутая развращенность буржуазного общества. Современная сексуальность подстать современной кулинарии. Те же чипсы, та же кока-кола. Приличную кухню с огнем не найдешь, на каждом углу макдональдс, и вкуснее, чем дома, все равно не накормят. Что же до цен, то они в буквальном смысле слова адские.

@темы: мысли друзей

---

Я Пастернака не читал. И не собираюсь

Автор flying-bear

В культуре нет презумпции невиновности. Это совсем очевидно в случае науки. By default, новая научная теория считается ошибочной - авторы должны доказывать не только, почему она, возможно, правильна, но и почему она вообще заслуживает внимания. То же самое - с литературой, искусством и философией. Покушающийся на чужое время и чужое внимание уже в силу этого виновен, - если не может доказать, что потраченное на знакомство с его трудами время хоть как-то оправдано.

Нервы, в конце концов, не железные, а голова не резиновая. Для каждого из нас найдется множество людей, нуждающихся в нашем внимании, и время, потраченное на философскую дискуссию, чтение книг, посещение музеев, концертов и т.п., отнято у наших близких.

Нехорошо отнять хлеб у детей и бросить псам.

Что же делать? Следовать мудрому совету "по плодам их узнаете их". Если, предположим, сторонник некой философии изъясняется нечленораздельно, а по конкретным поводам (в тех редких случаях, когда его удается понять) делает сомнительные этические заявления - скорее всего, эта философия дерьмо. Если сказанное относится к нескольким сторонникам этой философии - подозрение перерастает в уверенность.

Качество художественного текста, как правило, можно определить по двум-трем строчкам.

Да, есть риск пропустить что-то важное. Ну, что делать. Ведь, как известно, даже имя Божие хулится ради нас у язычников. Старайтесь вести себя так, чтоб не компрометировать свои взгляды, если вы их действительно цените. А если не цените - не претендуйте на мое время. Вы будете смеяться, но я тоже смертен. Потерять часок-другой - таки да, проблема.

@темы: культура