В 2020-м году в петербургском альманахе «Муза» был опубликован мой текст «Как Борхес убил автора». В октябре 2022-го года, после того, как Луганск и Питер оказались в одной стране, бумажный экземпляр альманаха наконец добрался до Луганска. Сюжет о Борхесе я очень люблю. Нравится он и читателям – это единственный мой текст, для которого создана аудиоверсия. Буквы и аудио по ссылке: ninaofterdingen.ru/2022/01/03/как-борхес-убил-а...
Светлана Лурье в своей статье (Лурье, С. В. "Картезианский театр" в американской аналитической философии и православной антропологии и культурологии / С. В. Лурье // Тетради по консерватизму. – 2021. – № 2. – С. 208-245. – DOI 10.24030/24092517-2021-0-2-208-245. – EDN KABXCJ) также замечает, что нет какой-то отдельной научной антропологии вне религиозных учений. То, что выдается за таковую сторонниками аналитической философии, представляет собой на самом деле классическую буддистскую антропологию, в которой субъект мысли, воли и решений отсутствует. И я здесь полностью согласна. Не зря Честертон столько стрел метал в эту цель. Сто лет спустя дракон жив и вдохновил Новых атеистов, которых назвали в 2006 году «четырьмя всадниками» (Ричард Докинз, Кристофер Хитченс, Дэниел Деннет, Сэм Харрис). В их работах не наука борется с религией, а одна религия борется с другой.
Аналитические философы ХХ века подметили, что гомункул из картезианского театра – это всего лишь новый искусственно сконструированный термин для старой доброй «души» христианства. Причем имеется в виду душа как субъект принятия решений, реализующий свою свободу и отвечающий за последствия, что в христианстве даже важнее восприятия и мышления. В философии Нового времени душа редуцируется до души воспринимающей и мыслящей, но и в таком виде она доставляет слишком много хлопот, потому что слишком напоминает о своем христианском происхождении.
А убежать от христианства – это такая сверхзадача, от решения которой ни один аналитический философ отказаться не может, даже если придется пожертвовать мышлением, сознанием и здравым смыслом. Поэтому изгнать гомункула из философии становится делом чести для аналитических философов, и сложный путь постепенных жертв ради сверхзадачи рассматривает Светла на Лурье в статье «"Картезианский театр" в американской аналитической философии и православной антропологии и культурологии» (Лурье, С. В. "Картезианский театр" в американской аналитической философии и православной антропологии и культурологии / С. В. Лурье // Тетради по консерватизму. – 2021. – № 2. – С. 208-245. – DOI 10.24030/24092517-2021-0-2-208-245. – EDN KABXCJ).
В результате автору удается показаться, что аналитическая философия, отождествив субъекта принятия решений в человеке с сознанием, последовательно и методично находит, что сознания нет ни в биологическом человеке, ни в его психике, то есть ни в теле, ни в душе. Отсюда делается (Деннетом) триумфальный вывод, что сознания вообще не существует, это иллюзия, что мы что-то мыслим и что-то чувствуем, и как следствие – свободы человека тоже не существует, потому что субъект принятия решений и даже субъект осмысления решений не находится ни в теле, ни в душе.
Декарт (де Карт, Картезий) в XVII веке внятно описал психофизический-дуализм вещей мира: все вещи делятся на протяженные и мыслящие. Друг от друга они не зависят и влиять друг на друга не могут. Сразу же возникает вопрос: как в человеке мысли превращаются в действия, намерения в поступки? Декарт пришел к решению, что в мозгу человека есть шишковидная железа, где психическое превращается в физическое, но как это происходит, Декарт объяснить не мог, хотя вымученность решения была ему, разумеется, очевидна. Обратимся к более простому вопросу: как человек может познавать внешний мир? На его органы чувств оказывают влияние вещи внешнего мира, создавая образы этих вещей. Образы, как явления психические, доступны нашему сознанию, но никак не сами вещи. Получается, что внутри человека находится такой своеобразный субъект, наблюдатель, зритель, и перед ним, как в театре, разыгрываются живые картины из образов, на основании которых зритель и делает выводы, что происходит там, во внешнем мире. Этот зритель в терминологии современных аналитических философов называется гомункул, а вся эта схема восприятия реальности – картезианский театр.
В среду, 19 октября, Философское монтеневское общество Луганска приглашает всех желающих обсудить доклад Владимира Ветова «Китайская философия: историческая матрешка от Лао-цзы до хунвэйбинов».
Докладчик Владимир Ветов не смог выступить в прошлом сезоне из-за мер, связанных с пандемией и мобилизацией. Теперь он открывает новый сезон ФМО.
Заседание пройдет в Русском центре на третьем этаже библиотеки Горького в Луганске 19 октября 2022 года. Начало в 14.30. Вход свободный.
В рамках фестиваля «СпортАрт» в Луганске проходит творческий конкурс для писателей. Авторы лучших работ получат приглашение на обучение в Литературной мастерской Захара Прилепина. Мастерская – это комплекс обучающих программ в арт-резиденции «Русский лес» в подмосковном Лапине.
Чтобы принять участие в конкурсе, необходимо прислать творческую работу на русском языке в любом формате — статья, эссе, журналистское расследование, рассказ и т.д. Вы можете прислать как уже опубликованные работы, так и подготовленные специально для конкурса.
Важно: 1. Поэтические произведения предоставляются в объеме не более 10 стихотворных текстов, прозаические и драматические, публицистика и нон-фикшен – 0,5 авторского листа. 2. Укажите ссылки на ваши социальные сети; 3. Подготовьте ваше краткое резюме и укажите контактные данные. 4. Участие в конкурсе – от 18 лет, регион проживания – ЛНР.
Подведение итогов состоится 22 октября. Место и время организаторы сообщат дополнительно.
В Русском сборнике-XXIX помещена великолепная статья Игоря Дубровского «Два исследования по истории устной культуры Московского царства». Автор обращается к времени Ивана Грозного и рассматривает отражение русских слухов и фольклорных сюжетов в известиях иностранцев того времени. Одним из этих исследований является история смерти царевича Ивана, как она передана итальянцами, шведами, поляками конца XVI века. Исследование замечательное, и я советую всем его почитать самостоятельно. Здесь же кратко опишу самое интересное. Как именно умер царевич Иван в ноябре 1581 года, точно не знает никто: царская семья хорошо охраняла свою приватность. И именно это незнание спровоцировало народную фантазию. Историк показывает, как история гибели царевича конструируется из нескольких сюжетов, зафиксированных в течение предыдущего десятилетия, как в Москве, так и на границах, и за границей. Среди этих сюжетов гневливость и несдержанность царя, совершаемые им собственноручно беспричинные убийства посохом, конфликт царя с сыном, причем до гибели Ивана чаще с младшим, с Федором. Также в этот набор входят две противоречивые истории о причине конфликта. В одной из них старый царь хочет воевать до конца, а царевич стоит за мир, в другой наоборот – старый царь трусливо прячется от поляков за стенами крепости, а молодой царевич рвется в бой, требует поставить его во главе войска и разбить наконец-то врагов после трех лет войны. Предложение это выдвигает то сам царевич, то бояре, то взбунтовавшийся народ. Отдельный цикл сюжетов – конфликт царевича с отцом из-за жены, скандал в благородном семействе. В каждом отдельном случае проверка показывает, что за сюжетом стоят какие-то события, но какие – докопаться невозможно. Наш слой реальности, до которого точно удается добраться состоит из слухов, которые циркулируют на Москве и в приграничных военных областях в предвоенные и военные годы. И в ситуации отсутствия официальной версии событий вступает в дело народное творчество. (Кажется, я нашла русскую культурную константу и нашу цивилизационную специфику!) Все минисюжеты сплавляются в один, запечатленный Репиным: Иван собственноручно убивает старшего сына посохом из-за разногласий по поводу военных действий или в ходе семейной ссоры.
С тех пор, как Томас Кун написал книгу о сменах научных парадигм, стало очевидным, что несоответствие фактов какой-либо теории не погубило еще ни одну теорию. Гегель своим знаменитым «тем хуже для фактов» тут высказал только общее место. Теории рушились и менялись по другим причинам. В философии науки эта концепция известна как идея целостности теории или тезис Дюгема-Куайна. «В формулировке П. Дюгема: «Физик никогда не может подвергнуть контролю опыта одну какую-нибудь гипотезу в отдельности, а всегда только целую группу гипотез. Когда же опыт его оказывается в противоречии с предсказаниями, то он может отсюда сделать лишь один вывод, а именно, что, по меньшей мере, одна из этих гипотез неприемлема и должна быть видоизменена, но он отсюда не может еще заключить, какая именно гипотеза неверна». У. Куайн усилил этот тезис: «Любое утверждение может рассматриваться как истинное, несмотря ни на что, если мы сделаем достаточно решительные корректировки в каком-то ином фрагменте системы». Дюгем П. Физическая теория, ее цель и строение. СПб., 1910; Quine W. Prom a Logical Point of View. Cambridge (Mass.), 1961» (Б. И. Пружинин, Ratio serviens, с. 75).
Прототип отца Якова из «Игры в бисер», Якоб Буркхардт, предтеча современной культурологии, в юности испытал влияние боннских постромантиков: «Пребывание Буркхардта в Бонне совпало с изданием постромантического литературного журнала, распространени которого было, правда, весьма ограниченным, ибо выходил он лишь в одном экземпляре. Журнал носил название «Der Maikafer», был учрежден в июне 1840 г. Готфридом и Иоганной Кинкель как выражение духа кружка, просуществовавшего с 1840 по 1848 г., но основная деятельность которого пришлась на первые три года десятилетия. Этот еженедельник, который позиционировался как журнал для нефилистеров, публиковал статьи, подготовленные авторами в самые короткие сроки» (М. Эспань, «История искусства как культурный трансфер. Путь Антона Шпрингера», с. 413 – 414). А с какой скоростью они бы вели блог!
Снова из статьи Светланы Лурье «Опыт переформатирования дисциплины: культурология на основании православной антропологии» Автор соглашается с западными антропологами и отечественными культурологами в том, что культура – это адаптационная система. Человек как существо коллективное и сверхбиологическое может выжить в этом мире только с помощью системы смыслов, позволяющей разным членам единого социума понимать друг друга и взаимодействовать с друг другом и окружающим миром. Однако, по мнению С. Лурье, адаптируется человек таким образом не к изменениям и духу времени, как постоянно пишут исследователи, а к падшему миру. В падшем мире человек не может ясно видеть смыслы, ему не доступны во всей полноте ни логосы материальных вещей, ни духовные смыслы. То есть культура – это своеобразная неустранимая линза, сквозь которую человек смотрит как на материальный мир, так и на духовный. Если вспомнить трехчастный состав человека в христианской антропологии (тело – душа – дух), то культура относится исключительно к душевному уровню. Таким образом, духовное трансцендентно культуре. Мы смотрим сквозь эту линзу на духовное, но оно само в эту линзу не включено. Именно потому что духовное лежит вне культуры, культурный человек может быть аморальным, любить Шиллера и заведовать концлагерем, например. Само по себе распространение культуры не гарантирует правильного выбора человека в духовной сфере, потому что культура не об этом. И потому бьют мимо цели постоянные претензии образованных и культурных людей, писателей, актеров, философов, быть совестью поколения и светочами морали. Хотя сам факт, что такие претензии возможны, показывает, как плохо у нас с христианской антропологией.
Психоаналитическая антропология является гуманистической, то есть исходит из того, что человек по природе хорош. Хотя сам Фрейд был крайне низкого мнения о человеческой природе, но его последователи пришли к однозначному гуманизму: человека портят травмы и комплексы, а без этого он был бы хорош, поскольку такова его природа. Человека можно окончательно вылечить, и он станет добрым и хорошим. Эта гуманистическая парадигма не выдерживает критики, но неявно используется в психоанализе. Христианская антропология утверждает, что если человека избавить от травм и комплексов, он не станет хорошим, а останется моральным, то есть существом, способным к моральному выбору, выбору между добром и злом. Этот выбор нужно будет делать и с его последствиями сталкиваться. Психоанализ интериризирует внешнее духовное влияние на человека, склоняющее его к тому или иному решению. Это внешнее влияние психоанализ представляет в виде комплекса и травмы, в чем и заключается кардинальная ошибка: «Как пишет Д. В. Новиков, психотерапевту, даже глубоко верующему, бывает трудно уйти от соблазна, интерпретировав эту двойственность как внутриличностный конфликт, использовать в своей работе соответствующие психотехники интеграции. Вместе с тем, данные христианской антропологии показывают, что такой терапевтический процесс обречен в подобном случае на неудачу просто потому, что данный конфликт не может быть разрешен на психологическом уровне. Ведь интегрировать можно то, что было изначально единым или, по крайней мере, принадлежащим одному роду. В данном же случае стремления, определяющие внутриличностный конфликт, имеют, согласно антропологическим воззрениям, совершенно разный онтологический статус». С. Лурье, «Опыт переформатирования дисциплины: культурология на основании православной антропологии»
Очень интересная статья Светланы Лурье «Опыт переформатирования дисциплины: культурология на основании православной антропологии». Рассуждая о психоанализе и той антропологии, которая лежит в основе психотерапии, автор пишет: «Остановимся на очень характерной для американской антропологии концепции Абрама Кардинера, нацеленной как раз на то, чтобы увязать культуру и ранний детский опыт. Кардинер обращался к сравнительно «простым» (как говорили антропологи, примитивным) культурам небольших бесписьменных народов, где влияние различных факторов на личность проследить было проще. Предполагалось, что у членов небольших племен с единой практикой воспитания детей должны были переживаться схожие травмы, оказывающие схожее влияние на формирование взрослого. Однако Кардинер не смог показать ни в одной из изучаемых культур убедительной связи между типом личности взрослого и его детским опытом, не было выделено и типа личности, который бы доминировал в той или иной культуре, имеющей одни и те же травмирующие практики детского воспитания. Получилось, что ни одна культура не имеет того, что Кардинер называл «основной личностной структурой» (basic personality structure), и это всем антропологам того времени казалось непостижимым. Последующие поиски ведущего в культуре типа личности порой напоминали фарс: так, Джеффри Горер попытался вывести сталинский тоталитаризм из русской практики тугого пеленания младенцев. Но не удалось найти не только ведущего типа личности, который, по рассуждениям Кардинера, должен быть единым для «примитивного» немногочисленного племени, но и так называемых модальных личностей (modal personality) (термин Коры Дюбуа) в примитивных культурах, то есть ряда наиболее распространенных типов личности. И к 1960-м годам антропологи полностью разочаровались в идеях «базовых личностей» или «национального характера», а отец и сын Киссинги выразили мнение многих антропологов, что человеческая душа – это «черный ящик»: что-то в нее закладывается, что-то с этим опытом происходит, но почему выходит тот или иной результат, почему формируется тот или иной человеческий характер – сказать невозможно. Наверное, Киссинги здесь утрировали, но такое признание от антропологов дорогого стоит, поскольку не одно поколение их стремилось эту связь найти. Значение детских травм, якобы оседающих глубоко в бессознательном детей и влияющих на всю их последующую жизнь, очень сильно преувеличено!»
В статье «Каким может быть философское исламоведение? Универсалистский, цивилизационный, логико‑смысловой подходы» А. В. Смирнов отлично раскрывает диалектику первых двух подходов:
«В своей традиционной интерпретации универсалистский подход, как это ни парадоксально, в конечном счете оказывается замаскированным цивилизационным: он берет нечто конкретное, характерное именно для западной культуры, – и возводит это в ранг универсального, общечеловеческого. В свою очередь, цивилизационный подход оказывается в конечном счете замаскированным универсалистским: он строит образ чужой культуры всегда из материала собственной и всегда как некое отображение собственной (в самом простом случае – как зеркальное отображение). Следовательно, и содержательно, и логически цивилизационный подход не выходит за рамки собственной культуры исследователя, даже если по видимости говорит о несводимых различиях и непостижимости других культур» (с. 33).
Как альтернативу исследователь предлагает логико-смысловой подход, который изучает не содержание идей какой-то культуры, а свойственный ей тип смыслополагания. Механизмы смыслополагания, утверждает автор, универсальны, то есть встречаются в разных культурах (хоть и занимают там не одно и то же место), что делает возможным понимание и размыкает герметичные культурные миры.
Концепт универсальной природы используется для взламывания информационной защиты общества, для нивелирования всякой значимости разнообразия, специфики и отличия, в том числе культурного. Я уже не говорю, как этот концепт используется для навязывания странных состояний психики и телесности, для пропаганды веганства, экологической истерии, сексуальных извращений. Все эти жизненные стили обосновываются тем, что «это свойственно природе», «мы должны заботиться о природе». Природа ueber alles.
В своей книге «Pax naturalis» Дмитрий Яворский показывает, как в своей критике Кант подошел к пониманию того, что концепция природы – порождение субъекта. Если пространство и время – условия чувственности, которые нужно искать внутри человека, а не вне его, то и наполняющие это пространство и время объекты природы такой же, так сказать, природы.
Только Кант был еще сыном XVIII века, он считал трансцендентного субъекта универсальным, единым для всех людей независимо от исторического пути и культурной памяти общества. Он не видел в трансценденции культурно-обусловленных субъектов, внутренний мир которых конструируется культурой. Со времен Канта этот шаг сделан. Универсальная природа – это не объективная реальность вокруг нас, а конструкт, созданный западной культурой. Осознание этого помогает его деконструировать – одно из немногих полезных применений деконструкции.
Короткий сериал (6 серий) об испытаниях атомной бомбы в Австралии в пятидесятые годы. Помимо раздвигания окна Овертона по применению ядерного оружия, фильм интересен тем, как здорово в нем воспроизводится атмосфера опасного пограничья, в которой Донбасс существует с начала войны 2014 года. Военные, чиновники, журналисты, испытания, проверки, отчеты, невменяемое начальство, внезапные аборигены, шантажисты, маньяки и двойные агенты сменяют друг друга и сосуществуют вместе. При абсолютной жизненности деталей градус сюра нарастает с каждой серией, и совершенно очевидно, что после финальных титров эта жизнь продолжается точно так же. Сильный эффект узнавания. Если смотреть, то из-за этого.
В правлении Екатерины Великой и ее внука Александра слово «крестьянин» было предметом бурных мировоззренческих дискуссий. Из книги Татьяны Литвиновой «”Помещичья правда”. Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII – начале XIX века» “«Звание крестьянина, присвоенное общеполезнейшей части народа», было в глазах Капниста еще более унизительным, чем «раб», и заслуживало лишь того, чтобы его ликвидировать, так как именно с ним связана «память постыдного рабства нашего под игом неверных». Не соглашаясь с теми, кто считал, что дело не в словах, а в позорной сути явления, и подкрепляя свои убеждения упоминанием о последствиях ликвидации Екатериной II наименования «раб», Капнист прибегал к таким лингвистическим аргументам: «Да исчезнет и название крестьянства, постыдное в нынешнем значении его для каждого правоверного и просвещенного россиянина. Оно ввелось во время порабощения отечества нашего татарами. Варвары сии признавали нас рабами своими и название христианин сделалось у них однозначительно с рабом. Так древле имя покоренных гуннами, аварами и другими народами славян, испорченное греческим произношением, составило у готфов и у франков название склава и эсклава, означающее раба. Память владычества татар погибла с шумом, а древнейший памятник господствования их над нами еще и поныне существует!»”
В статье Анастасии Першкиной «’Преступление и наказание’ в контексте реформ уголовного законодательства в середине 1860-х годов. Дополнение к комментарию» показано, как важна дата суда над Раскольниковым – декабрь 1865-го года. В этот период судебная реформа уже началась, но суды еще работали по-старому, без адвокатов и присяжных. Презумпции невиновности не существовало. Суды практически никого не оправдывали. Результатом суда могло быть осуждение или оставление под подозрением, в заключении, на время проведения дополнительного следствия. Главным доказательством для суда являлось признание обвиняемого. Таким образом, Порфирий Петрович, которого не раз литературоведы обвиняли в иезуитских методах и давлении на подозреваемого, действовал в рамках своей профессиональной компетенции: именно в умении добиться признания и заключалось мастерство судебного пристава. Более того, он нарушил правила, чтобы помочь Раскольникову. Раскольникова ожидал приговор от двенадцати до пятнадцати лет каторги, а получил он восемь. Одним из смягчающих обстоятельств признавалась явка с повинной, когда против преступника нет никаких улик. Именно эту часть дела Порфирий Петрович взял на себя – только он мог показать, что улик против Раскольникова не было, умалив тем самым собственные достижения. Итак, знание исторических подробностей позволяет нам лучше понять одного из самых интересных персонажей романа.
Чтение последнего выпуска журнала «Достоевский и мировая культура» (№3, 2022) позволяет ознакомиться с целым рядом трактовом образа Сони, которые советскому читателю не пришли бы в голову. Во-первых, София-блудница – это гностический космогонический образ, создательница мира, София-Премудрость Божия, опошленная в низменном мире, который держит ее в плену, хотя это она его породила. Избавиться от этих гностических аллюзий уже, наверно, невозможно. Но есть и еще варианты. В одной из сцен Соня стоит у двери в шляпе с огненным пером. Дверь – это символ перехода к новой жизни, а существо с огненным пером, стоящее у двери, – это конечно ангел, который приведет Раскольникова к духовному возрождению. Кроме того, яркое перо на шляпе было у Мефистофеля, и потому существует версия, что пара Раскольников-Соня построена по аналогии с парой Фауст-Мефистофель. Кроме того, Соня носит красное платье и зеленый плащ – точно как Беатриче у Данте. Хтонический характер Петербурга не раз подчеркивался разными авторами почти с момента создания города, так что девушка, одетая как Беатриче, указывающая герою на его ошибки и ведущая его к покаянию, представляет собой еще одно символическое воплощение дантовской героини. Интересно, что упомянутые тексты и идеи были доступны и Достоевскому, а его непревзойденное умение работать с символами позволяет предположить, что такие смыслы автором тоже продумывались. И даже если нет – Борхес наше всё, и читать иначе мы уже не умеем. Получается интересно.
Как пишет Андрей Тесля в статье «'Закат Запада’ Освальда Шпенглера и его значение в рамках теории истории Петра Михайловича Бицилли», название главного труда Шпенглера сразу было понято неправильно из-за времени выхода книги. Писался текст во время Первой Мировой, в период побед германского оружия, а опубликован был в 1918-м, после поражения Германии. Под закатом автор понимал осень культуры, время сбора плодов, период зрелости форм, осознанности достижений. Но в той обстановке ни о какой зрелости форм и речи уже не было, закат был истолкован как катастрофа и гибель. Так до сих пор Запад и гибнет, создавая в процессе культурные формы, которые распространяются по всему миру и на которые мы можем только реагировать. Так что Шпенглер оказался прав сразу в двух смыслах: начавшийся в его время закат – это и катастрофа, и плодотворнейший период Запада за всю его историю.