Априорные формы, бизнес и этика

Автор schwalbeman

Когда, бывает, хочешь отличиться в пьяной беседе на прокуренной кухне, то выдумаешь какое-нибудь парадоксальное различие между двумя априорными формами чувственности, пространством и временем, да и подкинешь своим подвыпившим собеседникам с высшим техническим. Тут они как накинутся на тезис, как начнут его обсуждать – а ты, знай, сметай себе закуску. А если в компании попадаются дамы (каковые тоже суть формы чувственности, только, разумеется, апостериорной), то еще того лучше.

Ибо различий у пространства со временем тьма-тьмущая, а объединяет их только то, что в книжках Канта, да в формулах полоумных физиков две этих сущности зачастую находятся рядом. Больше ничего общего у времени и пространства нет. Так что дистинкции между ними искать одно удовольствие. Одну я помню: дистинкцию эту поведаю теперь я свету.

Среди множества разновидностей профессиональной деятельности есть семейство занятий, суть которых в том, чтобы купить в одном месте подешевле, потом отвести в другое место и там продать подороже. В наше время для людей, занятых в этой области есть множество иностранных наименований: дистрибьюторы, импортеры, экспортеры. Раньше их попросту именовали купцами. Воспетая Л. фон Триером «индустрия грузоперевозок» к этому бизнесу отношение имеет, но не совсем прямое: транспортная компания не покупает перевозимый товар, и обычно выступает в качестве субподрядчика у какого-нибудь купца.

Купеческая профессия старая и даже отчасти благородная. Романтика аравийских песков, бескрайних морей, как же, как же. Обыватель замечает за купцами склонность «драть втридорога», моралист (наподобие Островского) обличает в них мещанство и жесткость характера. Но все же образ купца редко демонизируется: даже самые непреклонные критики обычно проявляют некоторую снисходительность. Самая категория пространства защищает купца от нападок. Человек, отправляющийся в далекие края, чтобы вернуться со штукой шелка и мешком пряностей, одним уже родом своей деятельности зарабатывает индульгенцию. Как ему не драть втридорога? Путь через горы полон опасностей, которые должны быть достойно компенсированы. Как не заработать жесткость характера? Маменькин сынок не справится с бандой грабителей, караулящих у колодца в пустыне. И т.д.

Теперь взгляните на человека, который покупает подешевле, а потом ждет подходящего времени, чтобы продать в том же месте, но подороже. Такому человеку не только не грозит признательность благодарного человечества. Ему вообще нет снисхождения. Это – спекулянт, существо жалкое и никем не любимое. В трудные времена спекулянтов нещадно бьют, против них издают законы, с ними борются. Откройте любую книгу по психологии игры на бирже. Мне в свое время попалась парочка, я интересовался этим вопросом. Помимо прочих рекомендаций, которые можно найти в такой книжке, непременно встретится совет бороться с голосом подсознания, нашептывающим трейдеру, что он-де занимается чем-то нехорошим. Помните, пишут в книжках, вы вовсе не делаете деньги из воздуха. Вы заполняете рынок средствами. Ваша деятельность востребована. Вы не совершаете ничего греховного, зарабатывая свои миллионы. Больше того, вам грозит разорение, если вы не уверуете в моральную легитимность своей профессии. Так говорят заратустры. Едва ли можно прочесть что-то подобное в книгах, предназначенных для натаскивания всякого рода оптовиков и прочих, прости Господи, дилеров.

Время, в отличие от пространства, не дарует моральной протекции тем, кто бороздит его воды с полными трюмами.

А между тем, это стихия ничуть не безопаснее пространства. Прожить год, переплыть море – вполне сравнимые вещи. И деляга, пускающийся в путь через непредсказуемое будущее, сберегая мешок пшеницы в ожидании голодного года, рискует не меньше, чем тот, кто везет этот мешок в соседний предел. Но этот риск не из тех, что очищают совесть. По тяжести томящего душу груза спекулянт, из представителей легальных профессий, уступает разве что ростовщику (чья деятельность, кстати, также завязана на категорию времени). И на то есть причина.

Онтология. Не попрешь противу онтологии. Априорные, чтоб их трижды, формы чувственности.

@темы: этика, мысли друзей, экономика

---

Корпускулы, червяки и репрессии

Автор schwalbeman

Три вымышленных, но правдоподобных иллюстрации того, как идеология деформирует рациональность.

1. Франция, осень 1793 г. Члены Конвента внимают докладу человека, которого многие из них знают как математически одаренного и политически беспринципного. Тем, кто доживет, предстоит открыть в нем еще бездарного администратора и мелочного бюрократа. Это Пьер-Симон Лаплас, он взахлеб зачитывает первые главы своего только что начатого и далекого от завершения труда, «Изложения системы мира». Вселенная, с удивлением узнают члены Конвента, состоит из маленьких частиц, подчиняющихся законам механики. Зная массы и импульсы всех частиц, можно предсказать состояние дел в любой момент будущего. Ergo, человек не несет моральной ответственности за совершаемые им поступки. Католическую же церковь, строящую свою доктрину на существовании таковой ответственности, следует запретить. Парижской коммуне (муниципалитету) предписано сформировать бюджет преобразования кафедрального собора Парижской богоматери в храм Разума. Никому не приходит в голову задаться вопросом о месте разума в мире, детерминированном законами Ньютона. Все заняты более важными делами.

2. Россиия, XIX в. (по мотивам Лескова). Молодой человек, студент и гуманист, кладет купленный на последние деньги кусок говядины в жестяную банку и закрывает сверху доской. Банка ставится на окно, выходящее на южную сторону здания. За окном полыхает июльское солнце. Полуголодные три дня без копейки денег, в провонявшей тухлятиной комнате не могут сломить молодого человека. Его неоднократно тошнит, два раза он падает в голодный обморок. Воля его, однако же, лишь укрепляется. На исходе третьего дня дощечка снимается с банки; в буро-зеленой смердящей массе копошатся омерзительные белые червячки. Это решает судьбу студиозуса, а заодно много других судеб. Ибо черви зародились в тухлом мясе, естественным образом самоорганизовавшись из неживой материи. Ergo, возникновение жизни возможно без вмешательства божественной воли. Последнюю можно заменить волею человеческой. Если Бог не владеет монополией на создание жизни, то, стало быть, легитимность царской власти не стоит и копейки.

Тухлятина вытряхивается из банки. Ее место занимает нитроглицерин, смешанный с ржавыми гвоздями. В смертоносную смесь аккуратно вставляется бикфордов шнур. Студиозус изготовляет адскую машину первый и последний раз в жизни, но движения его точны и уверенны. Он твердо знает, что делать: все инструкции ему самым подробным образом разжевал мудрый наставник; он же, кстати, и познакомил молодого человека с опытами в области самозарождения жизни из падали. Крышка со щелчком встает на свое место. Ошибки не будет.

3. Россиия, 90-е годы XX в. (из личного опыта). Бородатый телеведущий с грузинской фамилией и европейским складом ума интервьюирует известного политического деятеля, профессионального экономиста и скороспелого миллионера. Гость передачи напоминает ведущему и телезрителям о миллионах жертв сталинских репрессий, об отвратительном тоталитарном государстве, построенном на лжи. Незаметно разговор переключается на итоги приватизации, столь плачевные для большинства населения; на уничтожение бесплатной медицины и нищенские пенсии. Известный политический деятель объясняет, что социальные гарантии государства перед населением были характерны для советской империи, выросшей из сталинской людоедской системы, и не вполне ее изжившей. Ergo, социальная система должна быть упразднена: рынок сам позаботится о достойных. Демократическая Россия должна отказаться от субсидирования всего убыточного и неконкурентоспособного, будь то пенсионер, или нерентабельное предприятие. Государство, заботящееся о стариках, совершало преступления: вторгалось в другие страны, сажало в тюрьму правозащитников, лгало своему народу. Все это надо изжить, не делая исключения и для заботы о стариках.
* * *

Научно-технический прогресс можно обвинить (и обвиняли) во многих грехах, но одно несомненно: он основывается на истине, и все его перекосы и пугающие особенности преимущественно связаны с тем, что проникновение человека в эту самую истину слишком уж сосредоточено в направлении техники. В области же, напротив, этики, произошла даже некоторая деградация, беспокойству по поводу каковой обязан своим появлением на свет, к примеру, французский экзистенциализм.

С общественным прогрессом совсем другая картина. О нем можно сказать (и говорят) много хорошего, и, вместе с тем, он всегда опирался на какую-нибудь ложь. Возьмите любой случай победы нового и светлого над старым и темным, поскребите, и обнаружите сомнительные силлогизмы, смехотворную метафизику, прыжки и ужимки, подчистки и приписки.

Я не настолько наивен, чтобы утверждать, что распространенность рассуждений, подобных перечисленным выше, выглядящих по прошествии времени совершенно несерьезными, и содержащих вопиющие логические и метафизические ошибки, явилась достаточной причиной для того, чтобы целые поколения, по выражению поэта, "призвали всеблагие". Были причины и более объективные. Но ложь отчего-то неизбежно заводится в прогрессе, как белые червячки в гниющем мясе, и, не видя откладывающих их мух, мы мним червячков лжи имманентными движению человечества вперед, к своему светлому будущему. Проходит сотня лет, и ложь, уже благополучно разоблаченная, вместо гнева вызывает улыбку, вместо приговора обретает индульгенцию. И это не удивительно: вчерашние червячки уже выросли в крупных, с зеленоватым отливом брюшка, мух. Теперь им уже самим нужно куда-то откладывать яйца. Больших затруднений с этим нет: гниющего мяса вокруг навалом. Прогресс не стоит на месте.

@темы: рациональность, мысли друзей, прогресс

---

О небесной экономике

Автор schwalbeman

Поклонники монархии неоднократно делали ударение на изоморфности этого государственного строя предвечному Небесному Царству, во главе которого находится Сам Творец, а все его подчиненные образуют строгую иерархическую структуру. Тем-де самым, всякого христианина естественное желание подражать божественному порядку на земле, будучи отрефлексированым, приводит к монархическим убеждениям. Разумеется, это рассуждение вряд ли является серебряной пулей, бьющей без промаха и разящей исключительно наповал. Однако несомненно, что определенный пропагандистский потенциал в нем есть. Именно об идею централизованного Божиего Царства разбиваются многочисленные попытки поссорить христианство с тоталитаризмом и помирить его с демократией. К. Поппер, по непонятным мне причинам постоянно апеллирующий в своих политологических трудах к евангельским ценностям, просто обходит этот вопрос молчанием, и понять его можно. Далее, полагаю, что многие удивительные перекосы протестантской религии как раз объясняются ее неспособностью примирить базовые христианские архетипы с неодолимой тягой к либерализму. Несовместимость горней и дольней политических систем является одним из последних препятствий для воцарения на Западе полной и окончательной демократии, такой, что чертям в аду тошно станет. Поэтому для достижения этой прекрасной цели придется подвергнуть христианство существенным преобразованиям. Это конечно неприятно: надругаться над такой красивой и приятной традицией, привлекающей туристов и служащей средством коллективного психологического самоутверждения. Все равно что снести средневековый клостер, чтобы освободить путь для нового скоростного шоссе. Но Париж стоит мессы, ставки весьма высоки. Тем более, что делать это можно постепенно, по-европейски. Сегодня причастие чипсами и кока-колой, завтра гомосексуальные браки (да-да, это не цель, это лишь небольшой подготовительный шаг), послезавтра, наконец, долгожданный догмат о небесном плебисците. О том, как ангелы и архангелы, точно две палаты парламента, путем равного и тайного голосования, избирают... но нет, умолкаю, не умею продолжить.

Так обстоит дело с политикой. Но ведь есть еще экономика! Экономический строй может быть более или менее централизованным, т.е. более или менее сходным с предвечным порядком. Но, в отличие от политических прений, в экономических дискуссиях рассматриваемый нами богословский аргумент совершенно не звучал. Оно и неудивительно. Этот аргумент работает на сторонников национализации средств производства. Но таковые сторонники суть коммунисты и близкие к последним силы. Это атеисты, а значит, изоморфизм Небесному Царству не может быть для них аргументом. Адепты приватизации и либеральной экономики, как правило, на словах сохраняют приверженность христианству (или, во всяком случае, не пропагандируют атеизм). Однако аргумент иерархичности Небес действует против них. В результате экономика, в отличие от политики, довольствуется лишь аргументами прагматического характера. Что позволено последней, то не разрешает себе первая.

Могу себе представить, какое возмущение вызовет у некоторых сама мысль о параллелях между хозяйственно-экономическими реалиями земли и устройством Горнего Мира. И совершенно напрасно. Чем экономика так уж хуже политики? Именно последнюю именуют обычно «грязным делом». Политика и экономика суть два комплиментарных начала, структурирующих общество. Если одно из них может быть соотнесено с некоторыми идеями, сущими прежде всех век (ante omnia saecula), то же самое должно быть истинно и относительно второй.

Обратим, далее, внимание на язык евангельских притч, в которых божественный Основатель христианства приоткрывал ученикам тайны Царствия Своего Отца. Небесный Царь не изображается в этих притчах политиком: экзархом, вельможей, самодержцем, но почти всегда – хозяином виноградника, крупным латифундистом, отпускающим рабов на заработки, т.е. хозяйствующим, а не политическим субъектом. Отдавая себе полный отчет в том, что под материальными ценностями в евангельских притчах понимаются духовные богатства, мы все же должны задуматься не только над содержанием, но и над формой этой метафоры. Хотя бы над тем, что она едва ли выбрана случайно.

В наше время левые, кажется, уже почти совсем освободились от претензий на последовательный атеизм. Следовательно, им пора начинать заимствовать риторические приемы у монархистов. Не думаю, что это принесет сторонникам социализма много политических очков, однако курочка по зернышку клюет.

Итак, мы рассмотрели вкратце влияние, которое богословие, представляющееся нам чем-то незыблемым и вечным, оказывает на политику и экономику. Но в роковые моменты Истории, когда народы выбирают себе веру по вкусу (не живем ли и мы в это время?), зависимость, скорее, обратная. Общество примет веру, дух которой не слишком противоречит сложившимся общественным практикам, если только практики эти не опротивели обществу до последней крайности (и тогда оно из чувства противоречия выберет что-то совершенно новое и непривычное). То ли люди выбирают богов, подходящих для сложившейся политической и экономической системы. То ли боги приходят туда, где их давно уже почитали, но не знали по имени.

Вышеизложенное натолкнуло меня на гениальный сюжет для коротенькой исторической повести, на худой конец, рассказа. Отдам идею в хорошие руки, способные справиться с этим чудом.

Рим, времена Юлиана Отступника (IV AD). Христианство, уже совсем было ставшее официальной религией Империи, вновь потеснено язычеством. Императором санкционирована пропагандистская кампания в пользу старой веры. Прокл, старый язычник-ритор, в пору христианского господства не имевший возможности открыто заниматься философическими изысканиями и сконцентрировавший поэтому свое внимание на экономических штудиях, посвященных оптимальному функционированию рабовладельческого хозяйства (такие книги в Риме писались), решает попытать счастья и написать полемический трактат против христиан. Денег за это обещано немало, да и слава Цельса не дает Проклу покоя.

Рассказ складывается из двух линий. Одна представляет собой описание современной Юлиану Античности, жизни Прокла, вынужденного мириться с тем, что то один, то другой его родственник выказывает симпатии монотеизму, с тем, что, даже не имея имперской поддержки, Распятый побеждает, утверждает в умах свое учение. Вторая линия – собственно проклова апология политеизма, построенная в форме диалога христианина и язычника. Христианин, ясное дело, должен проиграть спор. Межконфессиональная дискуссия, очевидно, должна отталкиваться от каких-то универсальных положений. Хитрец Прокл предлагает в качестве общего мерила выбрать полезность обеих вер для человека, понимаемую как экономическую целесообразность, отталкиваясь от максимы Сократа Протагора «Человек – мерило всех вещей» [Где я еще мог приписать этот принцип Сократу? В двух местах уже вычистил. Ну чисто затмение нашло]. Христианин поначалу не соглашается с таким подходом, но его убеждают в том, что лучшая в мире религия должна быть лучшей во всем. Указывают ему, что «суббота для человека», что «так возлюбил Бог мир...» и т.д. Христианин вынужден признать, что хотя Бог является высшей ценностью, религия создана для блага человека.

Далее дискуссия почти сразу переходит в хорошо знакомую автору экономическую плоскость. Читателя следует развлечь приятными нарочитыми анахронизмами: Прокл хорошо знаком с трудами Хайека и фон Мизеса, причем ловко транслирует идеи последних в область богословия. Устами своего героя-язычника он воспевает непреходящее значение честной конкуренции. Христианин возражает, замечая, что Дионис и Аполлон не конкурируют между собой, поскольку отвечают за разные аспекты практической жизни. Язычник парирует это замечание примерами того, как различающиеся специализацией боги все же соперничают друг с другом оракулами или вниманием жителей тех или иных областей. Разве не была Троянская война примером соперничества олимпийцев? Христианин заикается о пользе центрального руководства. Что отвечает ему Язычник, можно понять, заглянув в труды любого либерального экономиста. И т.д.

Увы, я слишком ничтожный стилист, чтобы воплотить эту идею. Диалог Прокла должен мастерски передавать сочетание вязкого и тягучего языка платоновских текстов и либерально-экономического лексикона начала XXI века. Что-то в таком роде:

Тит. Но, Кай, если мы уже согласились с тем, что разочарование инвесторов, каковыми, если ты помнишь, мы назвали прихожан и жрецов, не совместимо с духовным благом, то не должна ли эффективность божественного менеджмента стать критерием эффективности религии в целом?

Кай. Видимо, так.

Рассказ должен заканчиваться полной победой Тита в его диалоге с Каем и полным поражением язычника Прокла: получив задаток, он вскоре начинает жалеть, что взялся за свой апологетический труд. Чем убедительнее Тит громит Кая, тем более очевидно для Прокла существование какой-то другой, неэкономической эффективности новой религии, и тем меньше перспектив он видит для старых богов. В финале – теплая ванна, кратер терпкого вина и вскрытые вены.

@темы: сюжет, мысли друзей, Юлиан Отступник, либерализм, Платон, экономика

---

"Президент Линкольн: охотник на вампиров"

Автор edelberte

Из любопытства сходила, посмотрела. В самом деле, примечательно.

Смысл такой: рабство в Америке организовали вампиры - в своих гастрономических интересах. Соответственно Юг США - это было такое вампирское царство, Мордор, империя зла, где людьми были только негры-терпилы, а все остальные - мерзкие чудовища со слизью на клыках. Юга, понятно, им показалось мало, и затеяли вампиры захватить все Соединенные Штаты, а потом - весь мир. Но не тут-то было. На пути вселенского зла встал Авраам Линкольн с большим топором. Так началась Гражданская война.

И понеслось. Генерал Ли - вампирская шестерка (а может, и сам вампир), войско его - сплошь клыкастое и красноглазое, но силы добра победили. Вампиры покинули США и перебрались - внимание! - в некоторые страны Европы, Латинскую Америку и на Восток. Хеппи-энд с намеком, как оно водится в Голливуде. Такие дела.

В начале двадцатого века американцы услышали от Маргарет Митчелл историю гибели цивилизации Юга - и главное, узнали, что она была. Жестокая, как и все молодые цивилизации, но самостоятельная, неповторимая, поэтичная. И живая, человечная, в отличие от искусственного, механистического образования, созданного не вполне понятными силами на севере США. Настоящий Юг, оказывается, очень отличался от карикатуры, изображенной в агитках вроде "Хижины дяди Тома".

В течение всего века облик погубленной и оболганной культуры восстанавливался усилиями лучших - Фолкнера, Роберта Пенн Уоррена и др., - прорастал тонкими нитями, делая чуть лучше, чуть человечнее саму Америку.

Теперь, судя по всему, перемирие закончено. Гражданская война Севера против Юга возобновлена. Демонизация Юга началась снова - и гораздо более свирепо.

Интересно только, зачем для объявления этой войны выбран русский режиссер? Для имитации объективности, что ли?

@темы: Фолкнер, кино, мысли друзей

---

Песня дня

Depeche Mode - Little 15

@темы: музыка

---

О нелюбви к Шкловскому, о «гамбургском счете» и образах мира

Автор asriyan

Почти забытый сегодня Шкловский (сегодня, впрочем, мало кто не забыт) – один из самых, может быть, важных призраков в русской литературе XX века. Старый грузинский анекдот: «– Гиви, ты помидоры любишь? – Кушать люблю, а так – нет!» Так я к нему и относился с ранней юности – «читать любил, а так – нет», еще не понимая причин. Тогда и не могло быть никакого понимания. Веселый циник и авантюрист, человек, проживший не меньше полудюжины разных жизней – в те сонные годы последнего десятилетия советской жизни он завораживал в первую очередь своей биографией, как нам тогда казалось – совершенно для нас немыслимой… И только сегодня, пережив свою революционную эпоху, благодаря которой каждый, кому это зачем-либо было нужно, оказался обладателем биографии не менее, а то и более фантасмагорической, можно спокойно говорить о людях, так недавно казавшихся героями Майн Рида… Мы сравнялись в биографиях – если даже ни в чем другом – и слишком многое стало понятным…

Шкловский ввел в русскую литературу самый, наверное, подлый литературный образ – «гамбургский счет». И именно этот образ оказался самым востребованным из бесчисленного множества написанных им томов. Это был совсем короткий отрывок, на всякий случай напомню:

“Гамбургский счет — чрезвычайно важное понятие.
Все борцы, когда борются, жулят и ложатся на лопатки по приказанию антрепренера.
Раз в году в гамбургском трактире собираются борцы.
Они борются при закрытых дверях и завешанных окнах. Долго, некрасиво и тяжело.
Здесь устанавливаются истинные классы борцов, — чтобы не исхалтуриться.
Гамбургский счет необходим в литературе.
По гамбургскому счету — Серафимовича и Вересаева нет. Они не доезжают до города.
В Гамбурге — Булгаков у ковра.
Бабель — легковес.
Горький — сомнителен (часто не в форме).
Хлебников был чемпион”

Хлебников передернулся бы от такого сомнительного комплимента.
Солженицын когда-то сказал о Вознесенском: «деревянное ухо»… Шкловский, называвший себя «учеником Хлебникова», демонстрирует здесь такую запредельную деревянность – куда там Вознесенскому…
Представить писателей, борющихся друг с другом – «долго, некрасиво и тяжело» – может только человек, целиком разделяющий англосаксонский центростремительный образ мира. Образ кормушки в центре вольера, и толпы, пребывающей в непрерывной давке и борьбе за доступ к кормушке. Русско-немецкий центробежный образ предполагает прямо противоположный взгляд – человек движется от центра, от дома, к горизонту, открывая новое – и окружность, служащая границей между познанным и обживаемым миром, оставшимся за спиной первопроходца, и непознанной темнотой впереди, с каждым днем все длиннее, с каждым днем все острее необходимость в новых и новых открывателях, их всегда мало, всегда не хватает, появление нового – всегда праздник для остальных, а не повод подраться… Идеальный немец – и продолживший ту же традицию идеальный русский – это воин и инженер, осознающий себя на переднем крае, где впереди – неведомое, а за спиной – все человечество. Идеальный англосакс – дипломат и бухгалтер, натасканный на соперничество с людьми, на внутреннюю грызню, изыскивающий хитроумные способы, которыми можно было бы завладеть чужой добычей.
Полунемец-полуеврей Шкловский здесь не только сам выступил в пробковом шлеме идеального англосакса – он, сам того не подозревая, как гениальный провокатор вбросил в обращение лакмусовую бумажку, абсолютный культурный индикатор. Люди, принявшие идею «гамбургского счета», выдают свою тайную культурную принадлежность…

Литература, конечно же, иерахична в той же мере, в какой и аристократична. Каждому, имеющему к ней отношение, безумно хочется восстановить подлинную иерархию, навести порядок… Ведь официальная история литературы и текущая табель о рангах складывались на основе событий совершенно случайных… Степень вовлеченности в "литературный процесс", наличие востребованных у литтусовки взглядов, правильные знакомства и регулярные возлияния с кем надо - и в результате средний россиянец если и помнит фамилию Панаева - то знает о нем лишь то, что был такой муж любовницы Некрасова, даже сам чего-то писал. Хотя по-хорошему, скорее Некрасов должен бы упоминаться в комментариях к Панаеву...
Мне тоже хочется написать "Подлинную историю русской литературы" - половина персонажей первого ряда ушла бы на задворки, а на их место вышли бы Вельтман, Лесков, Сухово-Кобылин, А.К. Толстой... И оставшиеся выглядели бы сильно иначе - все романы Толстого, к примеру, остался бы в назидание потомкам: вот что бывает, когда гениальный прозаик, автор "Севастопольских рассказов", возомнит себя пророком и начнет насиловать собственный талант.
Да и в XX веке тоже - достаточно было бы, к примеру, толком прочесть Кржижановского и Заяицкого - да хотя бы только повесть "Баклажаны" - и вся картина прозы начала века перевернулась бы...
Или тот же Булгаков, всю оставшуюся жизнь писавший отмазки (самая развернутая - тот же "Мастер"), за то, что не выполнил своей миссии - не написал "Белую гвардию" (ибо то, что есть - это половина первого тома с притянутой за уши концовкой).
Но вообразить себе хоть кого-нибудь из них в вонючей трактирной возне за собственный статус…
Нельзя бороться за статус. Бороться можно только со злом. И чем обаятельнее, талантливее, парадоксальнее зло – тем насущнее необходимость борьбы с ним.

@темы: Россия, Шкловский, немцы, мысли друзей, англосаксы, протестантизм

---

"Ничто не выглядит таким, каким кажется"(с)

Автор edelberte

В Советском Союзе было принято клясться в верности материализму. Но мало кто замечал, насколько последовательно идеалистичной была философская подкладка советского образа мышления. Фейербах засушенным листком пылился между страниц учебника философии, Маркс торжественно восседал в президиуме. Гегель вращал колесики.

Одним из основных понятий советского литературоведения было понятие художественной правды, которая (и это всячески подчеркивалось) не сводилась ни к правде буквальной, которую можно задокументировать, ни к обыденному представлению о "правдивости" изображения. Требовалась гораздо более высокая степень обобщения. Но при этом, что интереснее, художественная правда, если присмотреться, не исчерпывалась и изображением "типичного героя в типических обстоятельствах".

Хрестоматийный пример художественно правдивого образа - Гобсек. Но можно ли назвать типичным ростовщиком это по-достоевски острое сочетание инфернального коварства и безжалостности - и жалкого, убийственно жалкого безумия? Да и обстоятельства там... мягко говоря, не совсем типичные. Гобсек - предельно точное воплощение идеи ростовщика.

И повсюду, где в советском литературоведении говорилось о художественной правде, под этим понималась реализация идеи. "Тихий Дон" - идея казачества в гражданской войне. Теркин - идея солдата Великой отечественной. Рядом со словами "художественная правда" всегда стояло слово "воплощение". И обязательное требование "показать внутреннее развитие образа" - это Гегель, Гегель, а не Маркс. У Маркса, если кто забыл, развивалась материя.

Интересно, что такой способ прочтения художественных произведений (образ как воплощение идеи), тиражируясь через школьное образование, был интуитивно вполне усвоен рядовыми читателями и зрителями.

Когда в перестройку в прессе начали активно "разоблачать лживость" фильма "Кубанские казаки" (и кони-де слишком сытые для послевоенного колхоза, и залов таких в сельских клубах не было, и вообще - все вранье, потому что одежки на героях слишком нарядные!), зрители старшего поколения испытали что-то вроде культурного шока. Нет, они, разумеется, знали, не могли не знать, "как все было на самом деле" насчет коней, залов и юбок, но для них было большой новостью, что правдивость фильма можно оценивать так. По таким параметрам.

Они любили этот фильм, для них он был правдивым, потому что точно отражал главное - то, ради чего был создан. Все остальное - средства выражения идеи. Когда война выиграна и уже понятно, что битва за послевоенное восстановление будет выиграна тоже, и все главное уже хорошо, и личное счастье... вот-вот... состоится, нет? Замирает дух у героев, замирает - у зрителей. И тут - кони, несущие героев к личному счастью, - одры исхудалые? Это, может быть, и соответствовало бы документальной правде, но противоречило бы художественной. Идея послевоенного состояния народного духа была бы воплощена неполно, неточно - фальшиво.


Еще интереснее дело обстоит в такой, казалось бы, сугубо материалистической сфере, как судебный процесс. Казалось бы - потому что на самом деле суд работает исключительно в сфере нематериального. Даже вещественные доказательства и результаты экспертизы - это всего лишь средства, позволяющие доказать ту или иную мысль.

На Западе судебный процесс - сугубо состязательный. Борются два истолкования, две версии событий, дело суда - принять ту из них, которая ему покажется убедительнее. Если сторона что-то упустила, не доказала того, что вполне может быть доказанным, - что ж, тем хуже для этой стороны. Поэтому то, что устанавливается в западном суде, называется судебной истиной - это результат беспристрастной оценки того, что "нарыли" стороны. С точки зрения материализма все логично: всего знать никто не может, а в добывании того, что можно узнать, кто ж больше постарается, чем заинтересованная сторона? У нас сейчас, кстати, все примерно так же обстоит.

А вот в СССР было иначе.

Задачей суда было установление объективной истины по делу. Для этого он наделялся полномочиями, которых не имеет западный суд: правом самостоятельно вести следствие, искать доказательства, запрашивать документы, не ограничиваясь рамками, заданными сторонами. Противостояние сторон понималось как диалектическое; суд, следуя развитию конфликта, должен был воссоздать подлинную картину произошедшего.

Такая постановка вопроса возможна в единственном случае: если исходить из представления о существовании объективной истины и о том, что постигнуть ее можно, правильно включив механизм диалектического познания, наблюдая “самостоятельную работу разума предмета” (Гегель, Философия права"). Как сказал Маркс, для Гегеля истина - это "автомат, который сам себя доказывает".

Сказанное - примеры, взятые практически наугад. Если присмотреться к другим, не провозглашенным, а реально работающим институтам советского общества, можно увидеть еще много интересного.

Скажем, трудовые коллективы... ох, какая тема!

@темы: суд, литература, мысли друзей, Гегель

---

О загадках загадочного востока, или Мерлин при дворе янки

Автор Авраам Болеслав Покой

Вчера вечером в кабинете Истинного Учителя Истины (то есть меня) раздался телефонный звонок, и ломающийся мужской голос сообщил мне, что я ничего не смыслю в жизни.

-- Вот как? -- заинтересовался я.

-- Вы глумитесь над Практиками Востока, которым о-чень много лет... -- насмешливо произнес ломающийся голос. -- Вы в них совершенно не разбираетесь, хоть бы что-нибудь почитали из интереса. Такие псевдоучителя как вы приходят и уходят, а Восток был, есть и останется, когда про вас уже все забудут. Это всё, что я хотел вам сказать. Вы могли бы попробовать сами эти реально работающие техники... Продолжайте оставаться в своем неведении, пытайтесь вышучивать То, Что бесконечно Выше вашего понимания. Вы слепец, стоящий на одной ноге в дырявой лодке и воображающий, будто...

Я осторожно положил трубку на стол, чтобы дать юноше выговориться. А сам сходил к кофейнику, распечатал плитку белого шоколаду и стал думать.

Из всех загадок, которые несомненно таит в себе наша жизнь, наиболее загадочной является Загадка Загадочного Востока. Ее можно сформулировать так: с какого перепугу область мира, задыхающаяся от нерешенных социальных, демографических и духовных проблем, от нищеты, коррупции, бесстыдной эксплуатации, антисанитарии, неграмотности, голода и неустроенности, страдающая одновременно комплексами неполноценности и жесточайшим расизмом, объявлена у нас в Старом Свете вместилищем некой мега-мудрости?

Дело тут, разумеется, не в самом Востоке. Синдром Загадочной Заграницы -- это традиционная европейская болезнь, ей уже более двух с половиной тысяч лет. Конкретный адрес местности все время менялся, однако сама симпотматика оставалась неизменной. Считалось, что в (название местности) живет Реально Работающая Техника того, как сделать человека обычного -- мега-человеком с нечеловеческими способностями. Неизменная привлекательность Загадочной Заграницы в том, что при несрабатывании Реально Работающей Техники всегда можно завернуться в Заграничные Термины или Восточные Притчи. Из ваших объяснений, почему ничего не получилось, всё равно никто ничего не поймет -- но испуганно отстанут.

Самой первой Загадочной Заграницей в истории европейской цивилизации стал, конечно, Египет. Когда ученикам Пифагора понадобилось пропиарить его технику "восхождения души", они начали утверждать, что он перенял ее в Египте и Вавилоне. Спустя 200 лет на ту же тропу ступили герметики, объявившие свое учение переводом египетской Изумрудной Скрижали. (Я не знаю, продавали ли они целебные маленькие пирамидки, но почему-то уверен, что да, и недешево.) Потом в моду еще много раз входили то Персия, то Сирия, то Междуречье. (Кстати, "вавилонские маги", давшие миру первого из добрых очкастых волшебников в остроконечной шляпе и с бородой -- гофмановского Альпануса, а также его клонов -- диснеевского Мерлина, Гэндальфа, Дамблдора и пр., -- сообщили им свой облик и одежду.)

Христианство, будучи учением этическим и четко антимагическим, на какое-то время подрубило Загадочной Загранице бизнес. Однако уже в 15-16 вв в ротацию вновь вошли старые хиты Египет и Вавилон. А когда в Европе образовался класс грамотных сытых людей, избавленных от необходимости бороться за свое социальное положение -- за Тайными Техниками Востока встали в очередь.

Любопытно, кстати, что поначалу хранителями Мудрости Востока туристы, возвращавшиеся в Европу из круизов девятнадцатого столетия, объявили тех, до кого добрались -- уличных фокусников. Время "йогинов и дервишей" пришло много позже "времени факиров". Однако раньше "времени даосов", "времени яки" и "времени вуду".

...Сейчас мы переживаем всего лишь очередное обострение Загадочного Востока. Выглядит это, образно выражаясь, Марк Твеном наизнанку: среди потомков бравого янки из Коннектикута появляется бородатый мужик с посохом и объявляет, что он только что победил стоглавого великана одним заклинанием. Янки, раскрыв рот, млеют: надо же! Одним заклинанием!.. Никто не требует доказательств: ведь он и бородатый, и с посохом... Мерлин продает "кельтские магические техники" в 18 томах и открывает мастер-класс по руническому феншую, возглашая: "Хлопок одной рукой подобен луне в ведре!", "Перестань индульгировать свой нагваль, Карлос, люди смотрят" или "Совы не то, чем они кажутся" "Не познавшие дхармы не достигнут мокши!"


...Но, друзья мои -- примем всё это на веру. Как ни странно. Поверим: в Индии и вправду густо понатыканы Великие Учителя и Живые боги, по Китаю и Корее действительно бродят тысячелетние даосы с несокрушимой эрекцией, по Мексике автостопом передвигаются раздваивающиеся и превращающиеся в фауну брухо, в Тибете затаились Махатмы. Согласимся: всё так и есть.

Останется два нескромных вопроса:

1) если это "наука жизненной мудрости". Почему в странах, воспитанных на ней, так плохо живется?

и

2) если это "реально работающие техники". Почему ни один европеец или американец, обучавшийся годами Загадкам Загадочного Востока, так и не привез никаких мега-результатов, кроме книг с многозначительными фразами и Заглавными Буквами?

Я не шучу. Блаватская привезла "Разоблаченную Изиду" и неплохо продала. Елена Рерих привезла "Листы Сада Мории" и все остальное, и неплохо продала. Кастанеда притащил десять томов и неплохо продал.
(Все, кто был в Индии и на Тибете) что-нибудь написали и неплохо продали. Но никто из них почему-то так и не удосужился продемонстрировать ничего сверхчеловеческого. Более того: даже сами дети Востока, пересекая его условную границу с Западом, отчего-то теряют свои сверхчеловеческие качества. Далай-Лама гастролирует с лекциями, Ошо и Кастанеда ездили с лекциями, Ли Хунчжи ездит с лекциями, и все они бешеными темпами издаются и неплохо продаются.

(Ну да. Они любят повторять, что "это тайное знание, и демонстрировать эти навыки нельзя". Описывать на словах, издавая миллионными тиражами, можно. А демонстрировать -- ни-ни.)

В остальном Знание Востока оказывает на Запад удивительно малое воздействие. Миллионы европейцев и американцев вот уже десятилетиями сидят в позах и дышат, повторяя "Ху" и "Фа". Но не сказать, что восточная гимнастика сделала их в чем-то качественно превосходящими тех, кто занимается гимнастикой обычной. Миллионы европейцев и американцев также медитируют по-восточному. Но пока ни один из медитировавших не одарил мир никакими культурными или научными прорывами.

...При этом жителей мегаполисов продолжают бомбить Загадками Загадочного Востока не как гимнастикой и не как умственной дисциплиной. Им упорно продают сверхчеловеческое чудо -- вечно оказывающееся либо за дверью, либо в потаенных комнатах, либо через десяток лет упорных занятий, либо безнадежно субъективным ("Ты -- летал, Карлос! Потому и тебя и стошнило на брюки", "Я научился находиться в состоянии оргазма в течение двадцати часов, при этом ясность сознания не теряется и эрекции нет! Могу передать свой опыт людям...").

На самом же деле любой может убедиться: уравновешенные, здоровые, добрые, счастливые и приносящие пользу миру Практики Восточных Практик существуют почему-то только в анкетах на сайтах знакомств. В реальности знакомые о них философски вздыхают, а экс-супруги нервно ежатся.

...Я доел шоколад, допил кофе и поднял трубку.

-- ...И поэтому не важно, умерли даосы или нет. Они создали систему психофизического треннинга, имеющего влияние на развитие человека на многих уровнях. -- вещал юноша. -- И даже если умерли, то сделали это в более позднем возрасте, чем семяизвергающие...

@темы: ИУИ, Мерлин

---

Йога и АйТи

Автор schwalbeman

Индийская философия, при всей своей непреходящей ценности, почти совершенно бесполезна для любопытного обитателя Запада, решившего поживиться плодом-другим мудрости в чужом огороде. Да-да, именно так: ценна, но бесполезна. Причина в том, что индийскую философскую парадигму (любую из многих) невозможно заимствовать по частям, выбирая кусочки повкуснее. А заимствовать достижения какой-либо даршаны целиком западный человек не может по очень простой причине: сделав это, он немедленно перестанет быть западным.

Однако это относится лишь к содержанию восточной мудрости. Присматриваться же к ее форме, в первую очередь понимая под таковой методологию обучения, приемы педагогики и андрогогики, никто не мешает. Слово "дзен", к примеру, не даром так легко отлепляется в разговоре от слова "буддизм". Дзен это прежде всего пропедевтика, причем носящая универсальный характер и, вообще говоря, не обязанная служить целям буддизма. Есть дзен-христиане (с одним дзен-православным я имел счастие быть знакомым лично) и даже дзен-иудеи; разумеется, это не самоназвания, а сущностные характеристики. Идея плюс парадокс, плюс чувство вкуса и стиля, плюс эпатаж, нацеленные на пробивание пробок в мозгах - вот что такое дзен. Дайте мне грант на сто тысяч евро, и я организую вам дзен-зороастризм. Нет, лучше не давайте.

О дзен, если Бог даст, я еще как-нибудь напишу, а сегодня несколько слов о йоге.

Для начала, йог - это не мужик, сидящий на иголках без воды и пищи.Точнее, в том числе и он, но не обязательно. Полагаю, что многие знают о том, что йога выходит за рамки возлежания на кактусах и длительной задержки дыхания; мои же разъяснения обращены к тем, кто (совершенно справедливо) полагал свое время слишком ценным для того, чтобы тратить его на восточную галиматью.

Всякий, кому довелось учиться ВУЗе, особенно в техническом, может составить себе представление о йоге следующим образом. Студент, как известно, получает крупицы науки (скажем, физики, математики) на лекциях, где на него низвергается поток теоретических знаний. Помимо лекций, есть еще практические занятия, где учащихся заставляют прилагать теорию к разного рода задачам, дабы проглоченные на лекциях сведения усвоились и всосались в кровь. Практические занятия (семинары) по философии всегда очень сильно отличаются от таковых по математике. Если математические семинары действительно представляют собой практику, спроецированную теорией, то на практических занятиях по философии студент получает, на самом деле, ту же теорию, только в другой форме. К примеру, студент должен сам сделать доклад по услышанному на лекциях материалу, или преподаватель предлагает тему для дискуссии, или даже заставляет писать изложения; в любом случае, речь идет вновь о теории. Это качественным образом отличается от того, чем занимаются на своих семинарах представители точных наук.

Нельзя сказать, что светская западная традиция совершенно не знает философской практики. Однако уже поздние стоики начали лицемерно разделять возвышенное учение стоицизма и собственное нормы жизни. С тех пор теория и практика перестали идти рука об руку. В философ-пессимист мог быть жизнелюбом и рубахой-парнем, а уж сколько морально нестойких моралистов знала история Запада - не перечесть. Философ А. Секацкий шокировал одного из моих близких друзей статьей, в которой дописался до того, что предпочел Ветхий Завет Новому, а главной задачей людей будущего назвал недопущение Второго Пришествия. При этом, я ни разу не видел г-на Секацкого с перевернутой пентаграммой поверх рваного свитера, да и более знающие люди не замечают за этим философом в reallife большого богоборческого накала.

Такое положение вещей совершенно невообразимо на Востоке. В отличие от наших университетов, индийские философские школы не брезгуют практическими занятиями, и даже тратят на практику на порядок больше времени, чем достается теории. Исследование того, чем занимаются индусы на своих практических занятиях, сильно приближает нас к пониманию сути философии вообще, в том числе и западной философии. Бытует ложное мнение, согласно которому философия несостоятельна, ибо философы за столько лет до сих пор не смогли договориться об основах. На самом деле, философы спорят не потому, что не могут корректно описать мир, а потому, что каждая философская школа создает мир, свой собственный, и несовместимый с мирами других школ. Миры философов конституируются конкретным мироощущением и мировосприятием (а также миролюбием, мироедством, миротворчеством и что там еще можно делать с миром и мiром).

Западный философ проектирует мир и умывает руки. А восточный философ, завершив чертеж, незамедлительно начинает мир строить. В своем сознании, разумеется, больше-то негде. Вот этот процесс строительства и называется йогой.

Не следует думать, что особенности Западной философии сделали йогу излишней или невозможной. Нет, просто история Запада сложилась несколько по-другому. Западная йога возможна, и, несомненно, она могла бы быть вполне содержательным занятием, однако в Европе по каким-то причинам так и не возникло традиции (секулярных) духовных практик, нацеленных на достижение устойчивых состояний сознания, связанных с теми или иными теоретическими представлениями (а любая йога как раз и является в точности такой практикой). В свое время, читая "Мир, как воля и представление", я понял, что очень легко могу представить себе Шопенгауэр-йогу. Это наблюдение позабавило меня. Платон-йога представляется еще более естественной. С очень большим трудом можно практиковать и Кант-йогу. Дайте мне грант на сто тысяч евро... впрочем, кажется, я повторяюсь.

Что же до Гегель-йоги, то ее зачатки практиковались коммунистами-диаматчиками. Глядя на восточных очертаний мавзолей Ленина, трудно удивиться тому, что советская философия почерпнула кое-какую методологию на Востоке. Что-то неуловимо йогическое было в том, как преподаватели диалектического материализма заставляли своих учеников видеть законы диалектики в тех или иных аспектах практической жизни. Скажем, рабочий обтачивает деталь на станке. Применить закон единства и борьбы противоположностей. Или, трудящиеся Югославии приветствуют советскую делегацию агрономов. Найти закон переход количества в качество. Познавательная ценность такой деятельности весьма невелика, ибо она учит объяснять все через все. Зато диамат, в отличие от предшествующего ему гегельянства, существовал не только на бумаге. Он был построен в умах советских людей, он бытийствовал в их душах. Что еще нужно убежденному материалисту, кроме как утвердить свою Вселенную в чужой душе?

Разумеется, занятия йогой совершенно исключает привычную нам систему образования. Во-первых двух-трех пар в неделю совершенно недостаточно. Йогой нужно заниматься большую часть свободного от сна времени (а многие йоги контролируют свое состояние сознания даже во сне. Возможно, впрочем, что это им просто снится). Во-вторых, йога не терпит конкуренции. Выбрав в ранней юности какого-то одного философа, молодой человек обречен медитировать на него всю свою жизнь; смена даршаны возможна, но не поощряется. Так что никакого "в первом семестре Кант, во втором Спиноза". Забудьте: уж если Спиноза, так Спиноза (на основе системы которого, кстати, йога тоже строится легко и непринужденно).

Как было сказано выше, йога есть искусство постоянно поддерживать свое сознание в некотором измененном состоянии, в соответствии с некоторыми теоретическими представлениями. Ключевое слово здесь - "постоянно". Это значит, что последователь Кант-йоги, очищая за завтраком вареное яичко, отдает себе отчет в том, что вступает во взаимодействие лишь со внешними проявлениями яйца, остающегося, между тем, вещью в себе. Прогуливаясь, кант-йог ни на минуту не забывает о том, что ему положено помнить о пространстве и времени (я уж не буду пересказывать), а общаясь с друзьями, постоянно рефлексирует по поводу трансцендентального единства апперцепций. Я рад тому, что не умею так жить. И рад тому, что живу среди тех, кто тоже не умеет.

И радостью этой я обязан не знакомству с полубезумными вегетарианцами, сжегшими себе мозг медитацией. И не лекциям А. В. Парибка, конспекты которых мне неплохо было бы перелистать, прежде чем писать на такую тему. Радостью непричастности к Востоку я обязан созерцанию программного кода, написанного индийскими разработчиками.

Надо сказать, что западному человеку, благодаря его неспособности к йоге, свойственно быть невнимательным и делать ляпы. Йоги не делают ляпов, они абсолютно внимательны (не забудем, их этому учат). И эта традиция управления сознанием так крепка, что накладывает свой отпечаток на простых бангалорских программистов, которые совершенно не йоги, а просто живут там. Это приводит к совершенно комическим последствиям. Европейские программисты знают о своей способности делать ошибки, поэтому они напридумывали парадигм и методик, позволяющих бороться с невнимательностью. К примеру (простейшему и первейшему), процедурный подход. Если в программе есть два похожих участка кода, то их нужно объединить в одну процедуру. Не столько, чтобы сэкономить по объему кода, сколько чтобы облегчить редизайн: ведь если нужно будет поменять логику, то программист может легко забыть изменить один из двух кусков программы. Есть и многие другие примеры полезных практик, направленных на борьбу с невнимательностью. Наконец, есть стандарты управления (уже не машинами, а людьми), такие, как CMM, тоже элиминирующие, по возможности, человеческий фактор. Так вот, индусам это все не нужно. Они прекрасно копируют куски кода из модуля в модуль, а когда дается команда произвести изменения, то не забывают аккуратно внести их в каждый кусок. Если белый начальник требует использовать процедурный подход, то последний внедряется (кто платит, тот заказывает музыку), но внедряется чисто механически, совершенно не с целью сделать код более читаемым или гибким, а просто потому, что так надо. Мне довелось видеть такую программу, я знаю, о чем пишу. То же самое и со стандартами управления. CMM внедряется индусами на ура, но не с целью обеспечить постоянное улучшение процессов, а так, как йог приучает себя к определенному мироощущению. Индус в принципе не может понять, как какой-то там стандарт качества может улучшить результат его работы. Для него это сложный и обременительный ритуал, который он отправляет аккуратно и точно (аудиторы бывают очень довольны), но от которого он не ждет иного эффекта, кроме удовлетворения заокеанских божков. Впрочем, и это немало, а что до потерянного времени, то индусы издревле привыкли к сложнейшим и весьма длинным церемониям, которые непременно должны быть совершены с ювелирной точностью.

Глобализация экономики приводит к тому, что все больше программного кода пишется в наши дни йогами. В СШэпА даже бытует, производный от индийского топонима, неологизм "to bangalore ". К примеру, "I was bangalored from IBM one month ago". Это выражение применяется к разработчикам, замененным более дешевыми индусами. Такое положение вещей позволяет многим технарям, занятым в ИТ, познакомиться с Величественным Наследием Древней Восточной Мудрости(tm).

Именно таким образом прикоснулся к этому чуду света и я. И, знаете, с тех пор, как это случилось, я не жалею, что высокое искусство управлять устойчивым измененным состоянием сознания не прижилось на Западе. Как-нибудь обойдемся без Гегель-йоги.

@темы: буддизм, Кант, мысли друзей, йога

---

О невербальном

Автор schwalbeman

Замечательно, что язык, развивающийся синхронно естественным наукам, технике, социальным преобразованиям и даже катаклизмам, на каком-то этапе развития начинает безнадежно отставать от философии, и, в отдельных случаях, от религии. При этом потуги догнать очевидны, видно, что аутсайдер запыхался и бежит изо всех сил; разрыв, однако, со временем только растет.

Положительная способность тезауруса к адаптации широко известна, и часто вызывает немалое раздражение у поклонников чистоты языка. Каждая революция рождает слэнг, идеально выражающий ее дискурс: интернетная революция в этом смысле не отличается от Великой Октябрьской. Эта приспособляемость воспринимается как нечто само собой разумеющееся; и совершенно напрасно, поскольку существует одно исключение, указывающее на нетривиальность лингвистической адаптации.

На определенном этапе развития, человек, как известно, начинает интересоваться предельными и наиболее общими свойствами бытия, сиречь философией. Пришел, к примеру, будда Гаутама, подсадил народ на свою религиозную систему; религиозные представления буддизма через некоторое время потребовали философских обоснований; стали множиться буддистские философские школы-даршаны. Язык среагировал незамедлительно: возникла специфически буддистская терминология, а также характерные литературные формы (из последних на память приходят сутры и джатаки). И, тем не менее, через некоторое время мы обнаруживаем буддистского послушника сидящего в полулотосе в состоянии глубокой медитации. Время от времени к нему подходит наставник и сильно бьет дубинкой по голове (если дело происходит в Китае). Целью подобных экзерсисов является передача невербализуемого знания (еще говорят "мистический опыт", однако невербальное знание, как странно это ни прозвучит, может быть вполне рациональным). Здесь важно то, что учитель передает ученику то, чем обладает сам. Тот факт, что используется дубинка или полулотос, свидетельствует о том, что научаемое не может быть облечено в словесную форму. При этом когда учитель все же раскрывает рот, он обращается к ученику на характерном корпоративном слэнге, практически непонятном простому смертному. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что попытки выразить вероучение словами предпринимались, однако окончательного успеха не достигли. Таким образом, нами установлен факт отставания языка от знания. Такое отставание характерно для и только для дисциплин, имеющих дело с абсолютным и предельным, т. е. преодолевающих в себе конкретное. Это рассуждение указывает на конкретность, как на субстанциальное свойство языка; можно говорить о том, что после преодоления абстракцией некоторого порога, язык принципиально неспособен адекватно передавать наличное, содержащееся в активном обороте, знание. Могу себе представить, как был бы разгневан Витгенштейн, если бы у меня была возможность поддразнить его подобными рассуждениями.

Рассмотренный метод передачи сверхлингвистического знания — медитация, дыхательная гимнастика, физические упражнения, опять медитация, в дополнение к вполне вербальным методам, чтению и воспитательной беседе — характерен для Востока. Его суть можно кратко сформулировать так: "дополнить слова действием". Тончайшие нюансы смысла добываются восточным философом из сложных комплексов физиологических ощущений и трудно контролируемых мыслеобразов, устойчиво воспроизводимых опытными отшельниками в измененном состоянии сознания.

Но это не единственный метод. Существует еще один, западный, а именно "дополнить слова словами". Суть его в том, чтобы, заставить ученика корпеть над грамматически корректным, но в высшей степени тяжелым для понимания текстом. Создавать такие тексты — целая наука. Они не должны производить впечатление полной галиматьи, даже на самый первый взгляд. В структуру фраз должна быть вплетена нить семантических конструкций, создающих иллюзию понимания, или чувство "вот-вот постигну". Обычно под первым, самым понятным, смысловым слоем (покрывающим однако не весь текст целиком, дабы был стимул повторить чтение с самого начала) скрывается второй, под вторым — третий и т. д.; хорошим тоном считается, когда третий или четвертый смысл текста противоречит самому первому, уже сделавшемуся привычным. Вложить в этот лабиринт ускользающих смыслов конкретное, наличное, но при этом совершенно невербализуемое знание — искусство подстать искусству поэта. Понимание сути должно прийти к читателю после долгих усилий, и сразу же все, не по частям, а целокупно. Словно катарсис, саматхи, хиросима и нагасаки, взятые вместе.

Однажды, кстати сказать, я видел по Германскому телевидению (находясь с визитами у фрицев, я, вопреки обыкновению, смотрю телевизор) интервью с ведущим немецким мастером граффити. Граффити, это такие трудночитаемые надписи аэрозолем на гаражах и заборах, оставляемые малолетними вандалами по причине нехватки воспитания. Так вот, каналья в рэперском прикиде (так называется форма одежды вандалов) довольно складно объяснял основы своего сомнительного каллиграфического искусства. А именно, главная цель граффити в том, чтобы фраза на заборе осознавалась зрителем лишь после долгого напряжения зрительного нерва, причем не по складам, не по словам, а вся целиком. Помню, какое мрачные раздумья охватили меня после просмотра этой передачи: я вспоминал свои первые попытки читать "Науку логики" Г. В. Ф. Гегеля. Напечатанная совершенно разборчивым шрифтом, она, тем не менее, являла собой сущее граффити; каждый абзац был... ну просто абзац.

Механизм расшифровки западного философского текста хорошо описывается анекдотом про выпускника технического вуза, у которого скучающий рецензент обнаружил в дипломной работе значок интеграла. На вопрос о том, что такое интеграл, находчивый инженер ответил: "я сначала не понимал, а потом привык". Примерно также происходит постижение западных философских (и кое-каких религиозных) систем. При этим очень важно, чтобы рядом с неофитом находился адепт, следящий за тем, правильно ли молодой человек привык. Проследить же за тем, правильно ли он понял, не сможет никто.

Именно подобный стиль изложения послужил причиной обвинений Гегеля в мистицизме. В действительности ничего мистического в гегелевском панлогизме не было и нет; философ просто подставился, избрав для передачи оттенков смысла характерную для мистических школ методологию.

Таковы два имеющиеся на вооружении у человечества пути передачи знания без посредства речи. Осталось заметить, что наименования "восточный" и "западный" отчасти условны. Первый действительно получил преимущественное распространение на Востоке, однако, как минимум ньяики не брезговали и вторым. И наоборот, исихасты на Западе дают нам пример успешного применения восточного метода для передачи мистического христианского опыта.

@темы: буддизм, мысли друзей, Гегель

---

текстовые модели в блогосфере

Отсюда

quod_sciam : Гуманитарий - довольно широкое обобщение, кстати. Историки-философы-социологи никогда не назовут среди гуманитариев филолога, лингвист от филологии будет отпихиваться ногами, особенно западной школы лингвист... в общем, как тот, кого всегда загоняют под лавку, филолог-литературовед, скажу, что изнутри уподобление по принципу "работают не с природой, а с культурой" выглядит забавно.

И, кстати, о специальных навыках: навык построения контекста, причём как синхронического, так и диахронического. Нам по специальности положено учитывать весь текстовый, допустим, материал, причём во взаимосвязях. Отсюда и повышенное внимание к "как сказано", что так веселит окружающих и кажется им свидетельством умственного порхания. На самом деле мы просто знаем, что принципиально нового "что" быть не может, только комбинации и развитие - остаётся индивидуальность высказывания.

catta: То есть, ты автоматически любой текст оцениваешь как сумму таких связей, или только маркированный как "литература"? Тебе доставляет удовольствие, когда, например,в жжешном посте обнаруживаются такие структуры? Как устанавливается правильность обнаруженной связи?
И что происходит у литертауроведа потом, когда, скажем, определены связи для текста один и дня текста два? У этого процесса есть какая-то объединяющая задача?

quod_sciam : Любой, конечно. Кстати, восприятие текстов как равноправных - ещё одно следствие специальности. В жежешном посте такие структуры неизбежно обнаруживаются, как правило, они довольно очевидны, потому что набор текстовых моделей у здешнего пишущего неосознанно невелик.
Правильность связей - отдельный разговор. Есть отрефлексированная "правильность" самого автора, намеренная, есть "правильность" интерпретации, и они динамически взаимодействуют: текст может обогащаться со временем или терять часть контекстуальных связей - это как раз и есть диахронический аспект анализа.
А что делать с определённым контекстом и систематизацией, выстроенной на основе такого анализа, зависит уже от специализации учёного.

catta:А какой набор текстовых моделей у здешнего пишущего? Можешь описать несколько самых распространенных, хотя бы пяток?
Меня про интерпретацию интересует, как ее правильность проверяется?
И какие есть варианты "что делать дальше"(хотя бы пару-тройку)?

quod_sciam : Про здешние модели - сколько угодно, это, пожалуй, и не для комментария тема. Их не так много и жанрово - эссе, мемуаристика, публицистика разного уровня, различные изводы эпистолярного жанра, новелла и т.п., всё это в небольшом числе подвидов, - и, что особенно важно, интонационно-стилистически, риторических матриц тоже не так много. Например, весьма популярная модель - эпистолярного формата иронический текст ("Дорогое мироздание, нынче твоя Маша опять молодец и т.д."), изначально приглашающий читателя восхититься остроумием и способностью автора иронизировать над собой - посочувствовать неунывающему, это приятнее, чем нытику - отождествиться - поблагодарить за высвобождение эмоций. Модель эта работает по тому же принципу, что комическое в не-аристотелевой системе эстетики (у Шекспира так, например): смешное вызывает не отторжение, а, наоборот, кажется более близким за счёт узнаваемости и снижения. Добавь сюда сетевую терпимость к мату, даже убеждение, что "на самом деле" все на нём говорят, соответственно, жеманятся и ограничивают себя, не употребляя инвективную лексику - и вот тебе ещё один инструмент пробивания поля читательского отчуждения, в этой текстовой модели весьма востребованный.
Что ещё из популярного, не углубляясь в жестокий анализ? Провокация интеллектуальная и мировоззренческая - как в виде утверждения, так и в виде вопроса ("Не понимаю, почему женщины/собачники/поющие под гитару"), это памфлетная традиция, хорошая, крепкая; манифест - тут, думаю, ты и сама общие контуры легко нарисуешь; частный мемуар, парадоксально через предельную субъективность выходящий на возможность лирической трансляции и разделения опыта, побуждающий читателя к осмыслению своего и потому всегда находящий отклик (тут может срабатывать ещё сентименталистская - не путать с сентиментальной - установка на обогащение мысли чувством и наоборот); и, чтобы был искомый пяток, exemplia - проповедь, вырастающая из аллегории или примера из жизни.

Правильность интерпретации - вопрос исходно спорный, на этом научная полемика и делается. Коль скоро мы работаем с вещами, в массе своей не поддающимися лабораторному анализу, нужны обоснованность и доказательность, подкреплённые уже общепринятыми теориями. Дальше начинается обсуждение.

@темы: гуманитарные науки, литературоведение

---

песня гуманитарного гостя

Автор любимая ящерь императораl

В результате некоторого разговора в комментариях весело осознала наличие в картине мира коллег-естественников и технарей некоего вполне эйдетического гуманитария — ну, в самом деле, какая разница: историк, философ, социолог, филолог... все они одним миром мазаны, у всех мозг устроен гуманитарно. "Гуманитарно" — это, в общем, не очень качественно: произвольные допущения и обобщения, неспособность к логике, девичья восторженность, сплошное порхание по цветущим лугам мировой культуры и пользы Отечеству решительно никакой. Мышления научного, опять же, нет, потому что наука у гуманитариев детская, сложи слово "дискурс" из льдинок и получи весь мир и пару грантов в придачу.
Нет, человек, знающий четырнадцать языков, вызывает заслуженное уважение, но высшая похвала гуманитарию — "не-гуманитарный ум", как женщине в маскулинном мире — "не-женский ум"... Клитемнестра, да, неженские надежды.

Я прекрасно понимаю, что вступаю на нелюбимую мною территорию провокативного заявления, но давайте попробуем заняться групповой демифологизацией, это терапевтично для всех сторон.

Раз.
Гуманитариев ненаучных, этого любезного многим масленичного чучела, не существует. Существуют науки, предметом которых является культура, а не природа. Если мы рассмотрим происхождение термина, то выяснится интересное: "гуманитарные" в противовес "богословским" изначально суть науки абсолютно все — так сложилось в Средневековье, когда религиозные догматы были разделены — Фомой Аквинским, отцом официальной доктрины западного христианства, если что — на познаваемые/доказуемые и непознаваемые/разуму недоступные. Отсюда, соответственно, науки человеческие и богословие. Тривиум, квадриум, семь свободных искусств сейчас не берём, разделение studia humanitatis и естественных дисциплин в Ренессансе тоже, не принципиально. Принципиально то, что древо всех наших разнообразных наук растёт от одного корня, мира человека в динамическом единстве и взаимодействии с миром Творца, и физика при рождении носит имя "естественная философия".
Да, скажут мне коллеги, но с тех пор-то мы о-го-го как выросли и куда ушли!.. ну, так с тех пор выросли большими и куда-то ушли все науки, включая те, что сохранили семейное имя: вы же не думаете, в самом деле, что мы поныне рассуждаем о природной латыни, на которой в раю щебечут все птицы?

Здесь есть одна тонкая подмена, это был бы пункт два, но разрывать не стоит, слишком одно.
В гуманитарии привычно списывается выбраковка по естественно-техническому параметру. Будем рассуждать наглядно: не можешь играть на трубе, так запишем тебя в балет... как? хорошо звучит? а понять, годен ли кандидат в балетные танцовщики?.. то-то, на примерах оно всегда обнаруживает белые нитки. Кто бы спорил, склонности и таланты существуют, но загвоздка в том, что для нашей науки они важны и потребны ничуть не менее, чем для математики.
И вот тут мы уже оказываемся по шею в мифологемах и историко-культурном контексте.

Филологом-литературоведом будучи, скажу как филолог-литературовед: моя дисциплина так освоена повседневной культурой, так выведена за рамки популярных представлений о науке, что кажется доступной, как воздух. В самом деле, все же читали книжки, всем преподавали литературу в школе, все писали, наконец, тягомотные сочинения про образ лишнего человека, что тут уметь-то, наливай да пей надувательство одно. Беда лишь в том, что умение читать и даже любовь к чтению не делает читателя литературоведом, как не делает знание разговорного иностранного языка переводчиком в области нефтедобычи или банковского дела.
Грубо говоря, естественников и технарей в общеобразовательной школе учат азам, азбуке — того, кто пойдёт на филфак, в школе обучают вообще другой системе координат, где XIX век централен, а три классических рода литературы существуют как данность. И это не вина школьных учителей, это особенности истории отечественного литературного процесса. Учителя и говорят про древних, про средние века, но с нашими часами про Пушкина бы толком сказать.

Тем не менее, популярное ощущение таково: читаю много разных книжек — считай, всё, что филолог знает, превзошёл... пою в душе, заключу контракт с Ла Скала.
Не каждый, кто не знает, как ток лезет в провода, как закрыть приложение через диспетчер задач или где у человека почки и какова их функция, гуманитарий. Давайте найдём определение не через отрицание, иначе оно не работает.

Пункт вышел длинный, но его полтора.

Два — теперь два.
То, чем мы занимаемся, с помощью микроскопа, телескопа, спектрографа или томографа рассмотреть нельзя. Это нисколько не означает, что наш материал не структурирован, что в нём нет чётких закономерностей и к нему не приложим базовый, единый для всех инструментарий научного метода. Мы точно так же наблюдаем, считаем, анализируем, обобщаем, выдвигаем гипотезу, проверяем её на жизнеспособность, обосновывая как теоретически, так и экспериментально. Скажу по секрету, научное мышление в основном придумал Аристотель, а уж его-то мы не поделим, как ни дели.

Разница — и роковая! — между дисциплинами гуманитарного и, скажем, естественно-научного ряда в том, что если говорить простым языком, для зашедшего на чай, без различной дерриды, то гуманитарий как будто не сообщает ничего нового, просто приятно беседует. Литературоведение, вернусь на свою поляну, в условиях многих столетий обязательного чтения классиков (настоящих, античных) в школе как-то оказалось на нынешнем выходе лишено жреческого компонента, мы не выглядим посвящёнными уже за счёт предмета знания. "Книжек много прочёл? — Ну, так и я могу, просто времени нет".
Заикнись о литературной традиции, будешь списан в радетели-о-высоком или архивариусы, нынче все тексты равны, революция свершилась.

Кстати, о революции и тут же о пользе в народном хозяйстве.

Это три, и это одна из моих любимых тем.
С точки зрения человека, большую часть своей жизни проводящего в античности и средних веках, революция произошла только что — после Второй мировой войны, когда резко рванули с места прикладные научные дисциплины. Почему? Да потому что война требует технического обеспечения, и на каждое перспективное направление необходимо бросить качественные силы.
Узкому специалисту трудно — и, в общем, не нужно — быть благородным дилетантом, ему ни к чему классические языки, он вряд ли станет читать на досуге Горация, а если станет — это его личный выбор и склонность, общественное мнение от него этого не ждёт. Отсюда замечательный расклад: физик, читавший Донна, молодец и разносторонний человек, специалист по английскому барокко — довольно бессмысленное украшение интеллектуального пространства, вроде сосны-бонсай, а ведь его кормить надо, зарплату платить. Нет, конечно, бонсай в доме специалист по английскому барокко в системе образования выглядит изысканно, но, увы, яблок не родит.

А специалист этот сдавал сначала госэкзамен, после кандидатский по специальности — и очень хорошо может объяснить с примерами, какой историко-культурный контекст обуславливает такое к нему, специалисту, отношение.

@темы: гуманитарные науки, литературоведение

---

Сэймэй Хидзирико, "В час, когда взойдет луна". Религия и общество

Столица вампирского мира называется Аахен. Это столица Карла Великого, первой и единственной общеевропейской империи, мечты и прообраза всех последующих европейских государственных образований. Тут ничего ни прибавить, ни убавить, просто большое спасибо. Последний раз я так радовалась, когда в роли вампиров выступали мы, а столицу нашу назвали скромно и со вкусом - Византиум, Истинная Столица Мира (кто помнит, последний абзац).

Уже это название говорит о характере мира в романе и предсказуемо описывает расстановку сил. Читательские ожидания будут оправданы, описанный в романе общественный строй мы видим вокруг себя последние двадцать лет, разве что роль спецслужб и тотальный контроль за всем населением цивилизации в книге несколько преувеличены по сравнению с нашим миром. А может быть и не преувеличены, если говорить о Западе, кто знает. Россия включена в эту систему, и в России функционирует боевое подполье, но не только. Об этом дальше.

Самая большая идейная несостыковка, которая к счастью пока ещё не получила развития, это то, что протестанты в этом мире вне закона, а православные наоборот, существуют легально. Автор объясняет это тем, что протестанты еще со времен Лютера научились создавать конспиративные ячейки и потому очень опасны для власти вампиров, а православный священник как правило женат и привязан к приходу, потому его легко контролировать. Это объяснение опирается на второстепенные моменты. Главное же в данном случае то, что протестантам по существу нечего противопоставить вампирскому обществу в идейном плане.

Заметим, что в нашем мире в своей естественной среде обитания, в США, протестанты создали не просто такое же общество, но то же самое, что и описанное в романе. Речь священницы перед казнью Милены в Катеринославе не содержит ничего такого, что нельзя было бы услышать от любого поклонника европейского пути развития за последние двести лет: самые лучшие, самые умные, талантливые, способные и ответственные заслуживают инициацию, получают вечную жизнь и множество других бонусов; а остальные, не талантливые и не способные, идут на потребление и должны благодарить за то, что это происходит цивилизованно и рационально. Уже сейчас здоровье и долголетие в значительной степени зависят от денег, то есть от статуса их владельца, в книге показано лишь естественное развитие этой тенденции. Опять же, для людей, которые обрекают на нищету, болезни и бессмысленный рабский труд целые поколения, требование грызть им горло зубами является всего лишь технической деталью, которая не меняет дела по существу.

Выделение вампиров из среды людей и их приход к власти отлично укладывается в концепцию Невидимой Церкви (о которой я много писала под соответствующим тегом). Невидимая Церковь выходит из сумрака и занимает причитающееся ей место. Помнится, в одном обсуждении мы сошлись на том, что признаком господствующей расы является не внешность, способности и моральные качества принадлежащих к ней людей, а только то, что она господствует. Именно это показано в книге. Именно это на ранней стадии происходит в нашем мире сейчас. И оппозицию этому процессу составляют отнюдь не протестанты, протестанты как раз являются его выгодополучателями.

Так что Бостонское восстание провалилось не столько потому, что в Бостоне плохо соблюдали конспирацию, а потому что его подняли люди, которые хотели, чтобы без вампиров делалось то же самое, что и с вампирами, только на их месте были бы они сами, бывшее американское подполье. Естественно, в романе их всех быстро и решительно перекупили и всё кончилось. Такие попытки обречены не из-за разницы в военной силе, а из-за отсутствия идейного конфликта между сторонами.

О не столь безнадежных альтернативах продолжение следует.

@темы: Сэймэй Хидзирико

---

Сэймэй Хидзирико, "В час, когда взойдет луна"

Вампирская антиутопия, действие которой разворачивается в основном на Украине и в Восточной Европе.

Очень приятно, что автор любит Честертона. Две явные яркие цитаты и прямое сравнение персонажа с лордом Айвивудом позволяет надеяться, что автор по достоинству оценил бы многотомный китайский роман про блуждающее стадо свиней.

Примечателен тот литературный и культурный контекст, в который автор вписывает своё произведение. Это во-первых круг чтения увлекающегося советского подростка последних двух десятилетий СССР. Кроме упомянутого Честертона туда входит Дюма, Сабатини, Конан Дойль, Агата Кристи, Булгаков, Ильф и Петров, Сенкевич, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Хайнлайн, Бредбери, Бёрнс, обычный для Украины Котляревский, Шекспир и многие другие, менее известные, но в то время популярные и обычные. Во-вторых, это те фильмы, которые мы стали смотреть в девяностые, лучшие из них, что остались в памяти - "Криминальное чтиво", "Крестный отец", "Крепкий орешек - 3".

Все эти произведения объединяет одно: в последние двадцать лет ссылки или цитаты оттуда выдаются с обязательной нагрузкой в виде какого-нибудь антисоветского штампа, протестантских ценностей и апологии свободного рынка. Обычно в каждом из этих произведений выхватывается что-то подходящее именно к этой картине мира и сопровождается непременными антирусскими, антиимперскими и антимещанскими выпадами. Если вспомнить классический текст о предустановленной гармонии, то все эти имена среди любимых авторов как правило являются верным знаком того, что перед тобой носитель либеральных ценностей.

Так вот, здесь этой связи нет! Это так здорово, удивительно и прекрасно, что за одно только это автора можно много благодарить.

Знакомясь с этим романом, я поняла, что не зря прочитала "Кырк кыз" и посмотрела "Волчий дождь". И если "Сорок девушек" хороши сами по себе, то аниме-сериал простоват и затянут, сейчас бы я его не одолела. Но я его знаю, я даже сделала на его основе кое-какие выводы, которые могу с огромным удовольствие использовать сейчас.

Хочу обратить ваше внимание на параллель с тремя мушкетерами. Команда в романе повторяет в основных чертах четверку знаменитых друзей, и того человека, который структурно является Атосом, прозвали Цумэ! Мне это было очень приятно видеть.

Атос, Цумэ и Игорь имеют ряд общих черт и одно и то же место в команде. Каждый из них старше остальных, превосходит друзей как боец, имеет в прошлом какие-то ужасы, которые другим и не снились, у него несомненные задатки лидера, но лидерство ему не нужно, он может использовать эти свои возможности для решения текущей задачи и потом спокойно отдать командование.

Д'Артаньян, Киба и Эней это один и тот же персонаж, тут много говорить не нужно. Этот человек - воля команды, он задает цель, объединяет всех в единое целое. У Дюма показана некая инверсия - д'Артаньян появляется, когда команда уже сложилась, трое друзей дружат и без него. В нашем же случае команда складывается на наших глазах, в ходе приключений, и создаёт её именно Эней, что ещё больше подчеркивает его формообразующую роль. Очевидно, что девушка-цветок и Мэй Дэй должны были погибнуть, как Констанция. Видимо, роль женатого человека никак не вписывается в этот образ.

Костя и Антон имеют больше сходства со своими прототипами из "Трех мушкетеров", чем из аниме-сериала. Об этих персонажах можно сказать, что их качества не имеют фиксированного носителя, важно лишь, чтобы они были в команде. Например, в сериале самый младший и самый добродушный - Тобоэ-Портос, а в романе - Антон-Арамис. Собственно, из-за этого смешения черт их трудней идентифицировать, тут я готова к поправкам.

Самое интересное, о структуре общества, в следующем посте.

@темы: Сэймэй Хидзирико

---

Тема о бессмертии

Закончена, всё здесь

@темы: рабочий момент

---

Вечная земная жизнь в диалогах

Отсюда

zhelanny: Любопытная у нас история случилась. Все началось с проблем, свойственных жизни в виртуальной реальности. Очевидно, что в ней нет занятий, кроме тех, которые мы считаем интеллигентскими. Я утверждал, что если виртуальные жители бессмертны, а их общество имеет постоянный состав, то оно рано или поздно исчерпает свой творческий потенциал. Ты возражал, что этот потенциал неограничен и математикой, к примеру, можно заниматься бесконечно. Прозвучали важные слова о развитии культуры. Тогда я сказал, что виртуальность в данном случае непринципиальна и предложил рассматривать просто общество бессмертных индивидуумов, занимающихся творчеством. Это было моей ошибкой, потому что теперь ты развернулся на 180 градусов и говоришь, что я, оказывается, проявил снобизм и забыл крестьян, монахов и воинов, потому что меня беспокоит судьба исключительно «творческого человека».

Ты перепутал. Это как раз любители виртуальной реальности, господа трансгуманисты, не видят в жизни никакого смысла, кроме Forschung'а. А я к ним не отношусь.

Что касается твоих примеров, то тут мы, как обычно, о разном. Ты говоришь о том, что существуют социумы, могущие существовать без развития. Да, могут. А я говорю об ужасе, который испытывает душа, понимая, что смерти не будет. И пытаюсь, как могу, этот ужас инвариантно обосновать – возможно, зря.

О казарме. Казарменное существование есть по своей сути существование вынужденное и временное. Оно не является естественным для человека. Оно считается приемлемым лишь потому, что каждый день может начаться война. Самого воина спасает ежедневная готовность к осмысленной смерти. Полагаю, без нее казарма довольно скоро становится похожа на бордель. Но эта готовность не стыкуется с модусом вынужденного бессмертия. Истинный воин надеется на Последнюю Битву, после которой перестанет быть воином. А бессмертный драчун, чередующий в вечности безопасные сражения и попойки - на мой взгляд, существо несчастное, что бы там ни писали фантасты. Валгалла - тоже ад.

Кстати об эльфах. Риск умереть случайной смертью полностью снимает психологический груз бессмертия. Но я рассматриваю другой случай, когда человек фактически обречен на бессмертие.

О монастыре. Здесь все сложнее. Буду говорить о христианских монахах, ладно? Я тоже могу себе умозрительно представить монастырь, населенный бессмертными. Но возьми настоящих монахов и предложи им отнять у них смерть. Как ты думаешь, согласились бы они вечно длить земное существование? Да мне кажется, эта возможность привела бы их в негодование. staier_real в чем-то прав. Для монахов чрезвычайно важно то, что они умрут. Они каждый день готовы к смерти потому, что собираются отдать душу Богу. Они понимают, что жизнь – дар, и смерть – тоже дар.

О деревне. Между прочим, жизнь крестьянина принципиально противоположна существованию в виртуальности. Следовательно – все же «хлеб из настоящей муки, вонь пожаров, дрожь земли под колокольней во время звонницы». А также простой монотонный труд, земля, которую нужно вспахивать каждый год. И все это почему-то спасает, оказывается. И хоть эта мысль может не понравиться любителям виртуальной реальности, соглашусь с тобой: да, это спасает, но не до конца. Делает бесконечное существование максимально выносимым, позволяет на какое-то время забыться и не думать о потерянном даре смерти. И только.

Крестьяне воспринимают сердцем ту истину, которую монахи способны выразить в двух предложениях. Ведь это русский народ придумал такого персонажа, как Кощей Бессмертный. (Или же переложил на христианский лад языческий миф, неважно). Кощей – бессмертный царь, у него есть куча золота и он над ним чахнет. Его надо убить, хотя бы из жалости. Фактически, я уже долгое время пытаюсь сказать то же самое, не более.

schwalbeman: 0. Общее замечание о творчестве бессмертных. Смертные могут творить всю жизнь. Бессмертные, скорее всего, творят, повинуясь каким-то внешним или внутренним толчкам, разделенным, возможно, длительными интервалами. Так человек, удобно лежащий на боку может почувствовать, что залежался, и перевернуться.

1. О невиртуальной реальности.

1.1. О казарме. Ты неправ. Существуют профессиональные военные в неспокойных регионах. Присмотрись к ним. Это состояние добровольное и постоянное, а не вынужденное и временное. И война для человечества почему-то естественна. Мы живем во время длительного мира, и не понимаем этого. Но все может измениться.

1.2. О монастыре. Бессмертные монахи кажутся мне похожими на ангелов, проводящих все время в славословиях Всевышнему. Разумеется, это все фантазии, ибо у Всевышнего есть уже ангелы, зачем Ему еще бессмертных монахов? Тем не менее вы со staier_real не правы.

2. Теперь о виртуальной реальности.

Я там где-то упоминал, что от мотивации очень много зависит. Кто же спорит, виртуальная реальность может быть адом. Если, к примеру, воспользоваться ее оруэлловским потенциалом, который ты живописал. И да, я готов поверить, что если человек может получать радость только от движения и развития, то ад неизбежен, ибо вечно и постоянно развиваться, по-видимому, невозможно. Но я могу получать удовольствие просто от жизни. От прогулок в одном и том же лесу, от парного молока летом и снеговиков зимой. Я не понимаю, почему я не смогу наслаждаться этим вечно. Люди, которые говорят, что им через пятьдесят лет надоели лес и речка, просто имеют проблемы с поджелудочной железой (которых не было пятьдесят лет назад).

Если же виртуальная реальность достаточно богата, то к ней может быть применима та же самая логика. Если нет, то плохо дело.

3. О неисчерпаемости социальной реальности. А настоящая-то реальность неисчерпаема? Я всего лишь утверждал, что социальная неисчерпаема примерно в той же мере. Рассуждения, относящиеся к реальной реальности, могут быть перенесены и на реальность коллективного представления.

@темы: бессмертие, мысли друзей

---

О вечной земной жизни

Автор schwalbeman, статья 2007-го года. Примечания курсивом мои, Н. фон О.

Несколько дней назад виртуальная блогореальность, подкидывающая время от времени забавные совпадения, разродилась очередной флуктуацией: я обнаружил, что ivanov_petrov и zhelanny, не сговариваясь, обратились к проблематике вечной жизни на этом свете (1 и 2 соответственно). Причем не в смысле, как ее, этой вечной жизни, добиться, а в смысле, что делать, если она уже есть: как будет выглядеть семейная, общественная и политическая жизнь бессмертных, какие формы приобретет социум. А. Желанного на эту тему естественным образом вывел его цикл приятных алармистских футурологических зарисовок (прихотливо сочетающих оруэловщину с маниловщиной). Иванова-Петрова, идущего, очевидно, по стопам Зиммеля, интересовало, как возможна социология эльфов. Участники обеих бесед с самого начала сошлись на том, что вечная (или очень-очень продолжительная) жизнь представляет собой большую проблему; что-то вроде обширного социального геморроя с многочисленными осложнениями. Основываясь на этой предпосылке, мыслители (среди которых, кроме уже названных ivanov_petrov и zhelanny, следует упомянуть философа К. Крылова krylov) сконцентрировали свои усилия исключительно на проблеме преодоления негативных последствий долголетия; за редким исключением я не заметил в комментариях никаких предположений относительно возможного облегчения различных индивидуальных и коллективных проблем, приносимого неограниченной во времени жизнью. Напротив, общий ход мысли удивил своим стремлением объяснить, каким именно образом бессмертные смогут-таки, несмотря на свой чудовищный изъян, жить более-менее по-людски, как мы, человеки. Главными бедами долгожителей признаны были перенаселенность и скука; соответственно, г-да блоггеры размышляли главным образом над тем, какие меры помогут справиться с рождаемостью и сплином (здесь и здесь).

Должен признаться, что морок этой первоначальной посылки был столь силен, что я поначалу влился в общую струю и тоже сделал предположение в стиле «как несчастным чахликам нєвмєрущим обустроить свое тридесятое царство до уровня хотя бы Зимбабве» (здесь). И лишь с изрядным запозданием мне пришло в голову, что, не изучив сначала грандиозных преимуществ бессмертия, даже не стоит приниматься анализ его недостатков. К сожалению, высшее образование и причастность к европейской культуре иногда лишают человека способности делать выводы, легко дающиеся средневзвешенному азербайджанцу с Северного рынка. Впрочем, участников обеих дискуссий оправдывает тот факт, что недостатки бессмертия несравнимо легче поддаются анализу, чем достоинства. К тому же нельзя сказать, что взгляд на бессмертие, как на болезнь, нов: его разрабатывал еще Дж. Свифт, живописавший отвратительных не способных к смерти струльдбругов. Правда, хитрый британец сжульничал, не дав своим бессмертным подходящего их статусу здоровья. Не удивительно, что в описанной Свифтом утопии никто не хотел поменяться со струльдбругом местами.

Между тем, мнения наших диспутантов разделились: если одни допускали, что определенные особенности культуры, психологии, или даже физиологии могут позволить условным эльфам создать устойчивое не слишком атомизированное общество и влачить сносное существование, то другие с категоричностью приравнивали бессмертие к адским мукам, делающим жизнь разумного существа невыносимой, а общество – невозможным. К первым относится, например, философ К. Крылов, полагающий, что запаздывающая по времени с определенным сдвигом потеря памяти (видимо, аналогичная свойственной всем людям инфантильной амнезии) спасет гипотетических эльфов от специфически эльфийских проблем. Здесь следует заметить, что, согласно точке зрения на бессмертие, как на психологическую непрерывность сознания, Крылов делает попытку, если можно так выразиться, «уменьшить степень бессмертия». Если эльфы помнят лишь последние сто лет своей жизни, то один тысячелетний эльф, взятый сегодня и в 1812 году, ничем не отличается от, скажем, двух трехсотлетних эльфов в те же самые моменты времени.

zhelanny занял еще более категоричную позицию: «…человеческий ум просто не в состоянии представить себе такую жизнь в вечности, которая не будет дурной бесконечностью. Если есть сознание и память - с одной стороны, и есть безбрежное время - с другой стороны, то бытие рано или поздно становится… ну хорошо, пусть не адом в христианском смысле, но адскими мучениями – точно». И там же: «когда люди после относительно короткого периода наиграются друг другом, шахматами, математическими теоремами и философскими доктринами – наступит бесконечная, адская скука». zhelanny не согласен с тем, что неспособность многих пожилых людей к развитию и новым идеям связана с такими физиологическими факторами, как изменение гормонального фона или старение нервных клеток, напротив, беды старости связаны, по его мнению, с грузом привычек и опыта: «бессмертному никакой гормон не поможет, хоть он им залейся». Вслед за Екклесиастом, zhelanny находит во многой мудрости многия печали, умножающий же познания, с его точки зрения, умножает скорбь. Вот именно эту точку зрения я и хотел бы разобрать поподробнее, ибо проблемы демографии и взаимоотношения поколений у бессмертных эльфов не кажутся мне по-настоящему неразрешимыми.

Мотивация А. Желанного в высшей степени благородная. Он клонит к тому, что для вечной жизни необходим Бог, в противном случае она становится мукой свыше человеческих сил. Это христианская точка зрения, причем находящаяся ближе к католицизму, чем к Православию. Вечная жизнь без Бога есть ад. Ограниченная по времени жизнь без Бога адом не является, ее логичнее сравнить с чистилищем. С Богом же и дурная бесконечность не кажется страшной. Сколько людей, столько и способов задуматься о религии. Кто-то разочаровался в опаринском бульоне. Кто-то уверовал сначала в Диавола, а потом вынужден был принять и Божие бытие. Кому-то требуется персонифицированное абсолютное начало. А кто-то боится жить вечно и нуждается в сильном и доброжелательном помощнике. Нередкое явление: помнится, Борхес в своей молитве просит Бога, в том случае, если Он, несмотря на неверие Борхеса, все-таки существует, не давать Своему рабу вечной жизни, а даровать заслуженное атеистическое небытие.


Я, пожалуй, поддался бы искушению согласиться с А. Желанным в этом вопросе, если бы не одно «но». Дело в том, что я, в отличие от моего уважаемого оппонента, знаю примеры вполне успешной вечной земной жизни. Читатели, не встрепенувшиеся на этих словах, видимо заснули, читая. Повторю специально для них: благополучная и хорошо организованная вечная жизнь на этом свете возможна; и у меня есть соответствующие примеры.


II

Наш мир, к добру ли, к худу ли, в самом деле не вмещает актуальной (названной Гегелем «дурной») бесконечности. Да если бы и вмещал, все равно, насколько мне известно, эльфов в природе не существует. Но я могу привести примеры социальных групп, которые, с моей точки зрения, не претерпят значительных изменений, даже если полностью выключить в организмах их членов механизмы старения, а сопротивляемость внешним факторам увеличить на много порядков. По указанным в начале этого абзаца причинам, эти построения не могут не носить чисто теоретический характер, что потребует от читателя некоторого минимума снисходительности. Я приведу три примера; при внешнем различии, одна их общая черта бросится в глаза незамедлительно. Собственно, именно эта черта и дает ответ на вопрос о том, как именно возможна вечная жизнь.

1. Монастырь. Знаете ли вы, как живет монах? Сейчас даже не важно, какой религии: буддистский подойдет наравне с христианским. Его жизнь составляют духовные упражнения, перемежающиеся с монотонным трудом. Я, разумеется, имею в виду не высшее духовенство или разъезжающих по международным конференциям живчиков наподобие раскольничьего иеромонаха Григория Лурье, а скорее классических русских схимников или афонских священнобезмолствующих. Обитатель монастыря считается (считает себя) уже умершим для мира. Каждый день монаха размерен и распланирован; один год отличается от другого не более, чем друг от друга разнятся волны на озере или листья на дереве. Иноки часто живут больше ста лет именно потому, что их образ жизни подходит для того, чтобы жить больше тысячи. Законсервируйте монаха, дайте ему вечную жизнь: что изменится в монастыре? Перестанут отпевать. И все. Более никакой разницы.

2. Деревня. Аграрное общество, ныне практически не сохранившееся в своем подлинном виде, подарило образ человека с сохой, крестьянина. Этот характерный типаж варьируется в зависимости от климата и местных особенностей, но во всех вариациях проглядывает один и тот же вечный архетип. В чем-то пейзанин схож с монахом: тоже довольствуется скромной пищей, его жизнь почти так же размерена. Важное социологическое отличие заключается в фертильности крестьянина и актуальности для него мальтузианской демографической проблемы. Если мы желаем представить себе вечного крестьянина, то придется либо предположить наличие неограниченных земельных угодий, на которых могли бы хозяйничать его сыновья, либо запретить бедняге размножаться. Других допущений не требуется: законсервированный в возрасте сорока пяти лет мужик будет вечно встречать и провожать посевную наедине со своим наделом, и, возможно, даже не заметит, что сделался эльфом. Более того, обычный, реально существующий (или существовавший) труженик поля очень похож на страдающего амнезией бессмертного в исполнении философа К. Крылова. Многие авторы не сговариваясь, описывают один и тот же сюжет: возвращение в родные края, сгорбленную фигуру за плугом, и свою неспособность определить, к какому поколению она относится. Общий вывод: отец, сын, да какая разница! Этот мужик и через триста лет будет все тем же самым пахарем.

3. Казарма. Наемный солдат живет, как правило, гораздо меньше монаха или крестьянина. Однако ничего не стоит вообразить вечного наемника. Собственно, многие фантасты уже и вообразили. Морда в шрамах, счет битвам потерян. Полной амнезии нет, но нет и большого желания копаться в прошлом. О фертильности говорить не приходится, хотя мужская сила присутствует. Жизнь представляет собой бесконечную цепь сражений, перемежающихся попойками. И, заметьте, никакой адской скуки.

Еще раз повторю исходный тезис: монастырь, деревня и казарма практически никак не изменятся оттого, что их обитатели станут бессмертными. Это три примера социума, который могли бы построить бессмертные эльфы. Монах, крестьянин и наемник живут так, как будто смерти не существует. В отличие от… правильно! В отличие от «творческого человека», судьба которого так беспокоит А. Желанного. Действительно, трудно представить себе крестьян, наигравшихся «друг другом, шахматами, математическими теоремами и философскими доктринами». Да они и играть-то не начнут. Шестьдесят лет живут без философских доктрин – и миллион лет проживут. И попробуйте только сказать, что это какие-то неполноценные, ненастоящие люди. Это, господа снобы, ваши девичьи мечты. И развеять их нетрудно: поживите с годочек в монастыре, или послужите в воюющей армии.

Вечная жизнь – страшная вещь. Но страшна она не для всех. Для интеллигента, для художника или ученого это синоним самого Ада. По-видимому, zhelanny, когда пишет в комментариях «Только с Ним она (вечная жизнь – Н.Л.) и не страшна» , полагает, что Господь будет для него своего рода массовиком-затейником, союзником против «наигранности шахматами». Напрасная надежда. Подозреваю, что те, кто не видит в жизни совсем никакого смысла, кроме Forschung’а, творческого исследовательского движения вперед, вообще не наследуют Царствия Небесного. Их место занято там солдатами и крестьянами, которых хоть не нужно каждый день развлекать новенькой теоремой.

Вечная жизнь возможна и представима. В отличие от вечного прогресса.

III

Вернемся к эльфийской социологии. С учетом сделанного выше замечания, она представляется весьма примитивной: бессмертные не способны к творчеству, стало быть, прощай наука, искусство, прогресс etc. Все эти радости цивилизации перечеркнуты приговором zhelanny, подчеркивающим «важнейшую роль, которую в развитии культуры играет смена поколений. Она делает то, что невозможно осуществить в рамках одной личности: найденные ответы становятся вопросами. Сыны подвергают наследство отцов безжалостной критике. Именно приток интеллектуальной и творческой энергии, которая еще не обрела форму, дает возможность культуре двигаться вперед. И именно в этом – слабое место общества бессмертных. Даже если предположить, что личность способна вырваться за пределы собственного мышления, установленной некогда парадигмы – это точно невозможно делать снова и снова, бесконечное число раз».

На самом деле, не все так печально в кощеевом царстве. Слышали ли вы, мои дамы и господа, биографическую притчу о философе Людвиге Витгенштейне? Этот человек предвосхитил новейшие разработки в области шампуней: содержал аж двух философов в одном, так сказать, флаконе. Начал он с того, что, преподавая Кембридже, разработал абсолютно истинную философскую систему Всего (изложенную в «Логико-философском трактате»). Так зародился логический позитивизм, в который тут же вгрызлась Венская школа и принялась почем зря разрабатывать. Сам же Витгенштейн удалился работать садовником школьным учителем, будучи уверенным, что завершил философию как таковую. Лет приблизительно через десять Витгенштейн вдруг понял, что был неправ, и что его абсолютно истинная философская система Всего, основанная на тождестве структур языка и онтологии, содержит кое-какие неприятные изъяны. Тогда он бросил свою среднюю школу (где ему уже хотели было повысить жалование), и, уже Поздним Витгенштейном, вернулся назад в Кембридж, создавать свою вторую абсолютно истинную философскую систему Всего. Преуспев в этом, он удалился на покой уже окончательно.

Эта забавная история (надеюсь, мне простят допущенные при ее изложении некоторые несущественные неточности) показывает, что личность способна-таки «вырваться за пределы собственного мышления, установленной некогда парадигмы». Причем способна даже за счет своих внутренних ресурсов. Не думаю, что Витгенштейн, подобно Августину, встретил мальчика, вычерпывающего речку ложечкой, или стряслось еще что-либо в этом роде. Но даже если самостоятельное преодоление парадигм нельзя повторять бесконечно, могут подсобить внешние обстоятельства. Легко можно представить струльдбругов, начальный этап жизни которых проходит в творческом поиске. За это (весьма долгое) время решаются все насущные проблемы, ставящиеся перед человеком объективной действительностью. После чего бессмертный отправляется в монастырь, деревню или казарму с полным осознанием завершенной науки, философии и искусства. Если реальность не подкинет неприятных сюрпризов, то на этом все и закончится. Если же произойдет природная катастрофа, нашествие надоедливых иноплеменников, подорожает коньяк, или случится еще какая-либо неприятность, то творческий потенциал эльфа получит очередной толчок. К примеру, возросшие цены на выпивку могут потребовать пересмотра метафизической парадигмы. Глобально похолодание приведет к раздумьям о содержимом земных недр. Исчерпание земных недр – к интересу в области физики атомного ядра. Если же во внешнем мире не будет происходить ничего заслуживающего внимания, то к чему суетиться? Впереди целая вечность.

@темы: бессмертие, мысли друзей

---

Творчество бессмертного коллектива в деталях

По поводу этой статьи

schwalbeman: Математикой можно заниматься вечно и бесконечно. Во всяком случае, так кажется.

zhelanny: Как ты думаешь, если бы Пифагор с его школой обрел бессмертие, то каковы были бы их достижения к нашему времени? Мне кажется, они довели бы до совершенства учение о магических свойствах чисел и измерении плоских фигур путем вписывания в них квадратов (или чем они там занимались).

schwalbeman: Мы очень похоже начинаем рассуждать, но по-разному продолжаем. Ты полагаешь, что на прогресс математики со времен Пифагора оказали влияние "реальные", материальные леса и горы, моря и реки, хлеб из настоящей муки, вонь пожаров, дрожь земли под колокольней во время звонницы? И что без этого всего никак?

На самом деле, математику и музыку тянут за собой вперед социальные революции. Даже в живописи эта зависимость не так сильна, как в музыке. Поменялось общество: и сразу же у него новая музыка и новая математика. Я это всегда-всегда знал. Шпенглер мне тут не сказал ничего нового.

Так что вопрос в том, что будет в виртуальном мире с обществом. Если в нем будт идти Процессы с большой буквы, то, уверяю тебя, математика и музыка не будут стоять на месте. Т.е. вопрос в том, что будет происходить в Нульгороде с социумом. А на этот вопрос нельзя ответить, не проанализировав, какие в Нульгороде ценности, какова мотивация у его членов, какие отношения объективно связывают людей в систему.

zhelanny: Нет, я же начал с того, что материальность тут уже не при чем. Все дело в отсутствии свежих мозгов, способных на революции - социальные, музыкальные, математические. Это необходимое условие. Если свежесть мозгов (интеллектуальная и творческая энергия, которая еще не обрела форму) не обеспечивается сменой поколений, значит она должна производиться другим образом.

schwalbeman: Понял. Это из темы бессмертия, а не виртуальности. У меня в голове все смешалось.

Я хочу сказать, что есть человек, проживший две жизни. Это Витгенштейн. Человек один, а философа два. Ранний Витгенштейн создал в Кембридже (или, блин, Оксфорде) абсолютно истинную философскую систему ВСЕГО. И удалился работать садовником, ибо философом быть уже не имело смысла: философия была закончена гениальной системой раннего Витгенштейна. Лет через десять (может быть и больше) он вдруг понял, что был совершенно не прав. Вернулся в университет и создал абсолютно истинную философскую систему ВСЕГО, версия 2.0. Bugfix release, totally remastered. И удалился на покой уже окончательно.

Мораль: что не под силу древнему греку, вполне может сделать австрийский еврей. Кто знает, проживи Пифагор еще тысячу лет, может быть ему и пришла бы в голову теория множеств и метод форсинга. С годами люди становятся более опытными в мышлении (в том числе методологически), но им мешает слабеющее здоровье, оно сковывает мысль, делает человека раздражительным, неспособным на перемены, вялым. Это не груз знаний и опыта давит на людей, Шурик. Нет так уж много там знаний, чтобы давить... Это физиологическое. Дай людям здоровье, и кто знает...

zhelanny: Бывают такие примеры. Не часто, но бывают. На мой взгляд, их меньше, чем позволяет средняя продолжительность человеческой жизни.

Методология, между прочим, тоже входит в парадигму. А косность мышления – обратная сторона опыта.

Если говорить о физиологических факторах, то тогда уж не просто старость как слабость, а скорее снижение гормонального фона. Есть некая зависимость между революционностью мышления и уровнем половых гормонов в крови.

schwalbeman: Гормоны -- тоже физиология. В общем, пришли к неприятному редукционизму. Социология бессмертных эльфов зависит от того, как у них протекают эндокринные процессы. В принципе, этого следовало ожидать.

zhelanny: Это не мы пришли. Это ты пришел. Я по прежнему считаю, что бессмертному никакой гормон не поможет, хоть он им залейся.

Кстати, были такие попытки, возвращать молодость гормональными вливаниями. Не особо успешные.

schwalbeman: Кстати, мельком снисходительно упомянутый тобой Муркок тоже интересовался проблемой дефицита свежих мозгов в обществе бессмертных. Именно из этих соображений они там клонировали себя с незначительными мутациями (чтобы не было абсолютного тождества). Дабы поспорить с собственными копиями и взглянуть на себя со стороны.

Кто его знает. Дай мне пять тысяч лет здоровой и полноценной жизни. Я через семьсот лет сам себя не узнаю. И никакой забывчивости не надо. С чего ты взял, что неслыханная свежесть мозгов не придёт ко мне спустя пару миллениумов? Теоретически такое не предскажешь. Полагаю, что вне рамок теологии (мы ведь сейчас не о Рае и Аде толкуем) можно считать бессмертием время, сравнимое с продолжительностью человеческой истории. Так вот, должен сказать, что это очень небольшое время. Даже распробовать не успеешь, как закончится.

zhelanny: Ну, это не ко мне

Пять тысяч лет - это не вечность.

@темы: бессмертие, мысли друзей

---

О творчестве бессмертного коллектива

Автор zhelanny, 2007

Судя по комментариям к моей предыдущей заметке о жизни в виртуальной реальности, некоторые читатели меня не совсем поняли. Проблема, описанная в п.7, имеет только косвенное отношение к Нульгороду. Формулируется она так: может ли бесконечно развиваться общество бессмертных индивидуумов с неизменным составом? Было высказано мнение, что коллективная реальность неисчерпаема; индивидуумы могут рефлексировать друг в друге практически бесконечно. Я с этим мнением не совсем согласен, и хочу объяснить, почему.

Небольшое отступление для начала. Творческая триада включает в себя следующие компоненты: создатель (творец), продукт (творение) и потребитель (читатель, зритель, слушатель). Творчество можно рассматривать как способ коммуникации между создателем и потребителем; творение – как послание (message). Коммуникация имеет смысл до тех пор, пока послание обладает новизной для получателя. Но для творца новизна важна не меньше, а может быть, и больше.

На самом деле ситуация несимметрична. Если читатель имеет право многократно перечитывать любимую книгу, то художнику приходится сложнее: он должен все время выдавать новое, в этом заключается неотъемлемая часть его достоинства. Ценность творчества определяется новизной. К художнику мы прилагаем эпитеты, связанные с движением: "стоять на месте", "идти вперед", наконец – "творческий застой" или "прорыв". По крайней мере, таков творческий модус человека; с Богом все сложнее.

Предлагаю определение: Творческий человек – это такой человек, который в своем развитии не может двигаться иначе, нежели чем реактивным способом. Творчество реактивно по сути. Книги, картины, песни – все это выхлоп созидающего духа, побочный эффект импульса развития. Творение – отпечаток следа художника, который идет своим духовным путем. Зрители изучают эти отпечатки, а творец в это время находится уже где-то в другом месте. То, что для зрителя – новое, для художника – уже пройденное. Наверное, только в постмодерне, где само движение является фикцией, художник и зритель могут встретиться друг с другом.

Ясно, куда стремится художник: к точке наивысшей самореализации. Можно ли этой точки достигнуть? Я думаю, да. Каждому индивидууму дан определенный потенциал, мера таланта, и эту меру вполне можно реализовать до момента смерти, что часто и происходит. Ведь любое развитие есть самоограничение. Когда человек движется по одному из путей, он отвергает все остальные. Его путь конечен: нельзя на одни и те же вопросы давать все лучшие и лучшие ответы. Когда лучший ответ найден, то двигаться дальше некуда. Точнее, для дальнейшего движения нужен этап отрицания; смена парадигмы, метанойя. Такая переоценка ценностей, которую человек по своей воле не осуществит, потому что это означает разрушить себя самого. Если угодно – свою выстроенную и выстраданную идентичность. Причем дело даже не в нежелании, а в принципиальной невозможности: когда путь пройден и личность сформирована, способность к альтернативному взгляду просто теряется. Достигнутая позиция является одновременно точкой зрения.

Тут становится очевидной та важнейшая роль, которую в развитии культуры играет смена поколений. Она делает то, что невозможно осуществить в рамках одной личности: найденные ответы становятся вопросами. Сыны подвергают наследство отцов безжалостной критике. Именно приток интеллектуальной и творческой энергии, которая еще не обрела форму, дает возможность культуре двигаться вперед.

И именно в этом – слабое место общества бессмертных. Даже если предположить, что личность способна вырваться за пределы собственного мышления, установленной некогда парадигмы – это точно невозможно делать снова и снова, бесконечное число раз.

Тут schwalbeman указал мне на интересную дискуссию об эльфах. Я склонен согласиться с точкой зрения философа krylov. Если возможно сколько-нибудь осмысленное и выносимое существование для бессмертного существа, то оно должно быть основано на потере памяти. К примеру, каждый бессмертный помнит последнюю тысячу-другую лет, а остальное теряется в тумане времени. Кажется, тот же Крылов сделал однажды отличное наблюдение: эльфы у Толкиена мудры и чутки, но не особенно умны. Наверное, дело именно в том, что мудрость на каком-то уровне сознания все же откладывается, а отрефлексированный опыт – нет. У Перворожденных из глаз бьют родники вековой мудрости, а на их словах это чаще всего никак не отражается.

Я не исключаю, что симуляция смены поколений путем стирания памяти индивидуумов окажется единственным выходом для виртуального общества. Иначе оно будет постоянно попадать в интеллектуальный и творческий тупик. А эта маленькая и регулярная операция позволит социуму развиваться не по кругу даже, а по спирали. Как обычно, этот способ основан на обмане и подмене оснований.

Симуляция смены поколений путем стирания памяти означает одновременно и симуляцию смерти. Но что делать – ведь люди переняли на себя контроль и ответственность, правда? Любишь кататься – люби и саночки возить. Если сейчас смерть дается людям Богом, то в будущем они будут одаривать ею друг друга сами, потому что есть принципы, которые нельзя обойти. Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода.

@темы: бессмертие, мысли друзей

---

Нульгород в обсуждениях - 2

По поводу этой статьи

schwalbeman: О проблемах бессмертных. Возможно, тебя это заинтересует. Мудрейший ivanov-petrov поднял исключительно важную и насущную тему. В этой ветке отметились блоггеры, с беспокойствам переживающие подобные актуальные проблемы современности; из известных тебе алекс_машин, философ К. Крылов, и твой никчемный слуга. Сошлись на том, что социология бессмертных существ еще недостаточно разработана. Повеселился.

zhelanny: Угу, интересно. Я думаю, Крылов прав. Я и сам об этом думал. Если возможно сколько-нибудь выносимое существование для бессмертного, то оно должно быть основано на потери памяти. Скажем, помнишь последнюю сотню лет. Ведение дневника тебе ничем не поможет – будешь его читать, как будто он написан другим человеком.

schwalbeman: Читал твою статью, и все ждал, когда прозвучит словосочетание "сенсорная депривация". Очень переживал и волновался. Я, правда, не помнил уже, как оно звучит, но помнил что был какой-то такой термин. Он и прозвучал, в комментариях, тут-то я и перевел дух. Итак, вот первая (твоя) точка зрения, согласно которой виртуальная реальность неполноценна: "В этой искусственной вселенной нечего познавать"; "люди после относительно короткого периода наиграются друг другом, шахматами, математическими теоремами и философскими доктринами – наступит бесконечная, адская скука". Дались тебе мои шахматы! Ну да ладно.

Но гораздо более я был удивлен, что прозвучала и противоположная точка зрения, причем сразу в том виде, в котором сформулировал бы ее твой глупый слуга. А именно, блоггер tupitochka (увы, уродующая свой образ публичным унижением собственной матери) пишет: "насчет того, что в искусственной вселенной нечего познавать, автор жестоко ошибается - в коллективно созданной - есть что". Пять баллов. Я просто не успел. Я бы сам написал то же самое. Действительно, коллективная реальность (как я многократно писал) есть нечто, унаследовавшее свойства реальностей объективной и субъективной. В ней возможны непроизвольные сложные процессы, в ней есть что познавать. Она способна развиваться, деградировать, непредсказуемо меняться, подкидывать сюрпризы. Я не уверен, что Нульгородцы Каганова не наиграются в свои шахматы, но принципиальная возможность -- есть.

zhelanny: «сенсорная депривация» - это все же немного не та угроза, которую я имел в виду. В искусственной реальности субъекту можно обеспечить целый спектр разнообразных ощущений. Возможно, вопрос будет в их качестве, но недостатка для чувств не будет. А по поводу коллективной реальности и бессмертия у меня есть некое соображение, может быть напишу его отдельно.

schwalbeman: Депривация, конечно, тут не при чем, я просто злобно потешался. Сенсоры-то к чему-то подключены, ergo и депривации не будет. Вопрос о неистощимости коллективной реальности. Индивидуальная -- точно истощима, и довольно быстро. А коллективная?

@темы: бессмертие, мысли друзей, Нульгород