Это основная тема романа Оэ "Игры современников". Я считаю этот роман лучшим у Оэ и одним из лучших, что мне приходилось читать, хотя идейное содержание этого романа мне полностью чуждо. Это сделанное на качественно иной ступени то, что я когда-то описывала здесь: читать дальше Они не могут управлять страной, потому что не могут помыслить страну. Страна в их голове это лишь конгломерат атомизированных сёл и больше ничего. Конечно, при том что некоторые не могут помыслить социальный организм сложнее банды, село уже хорошо, у села есть потенциал, но ведь только потенциал! Нельзя всю жизнь жить в колыбели, а всякую попытку выбраться из колыбели они расценивают как предательство, достойное наказания Чернобылем. Они не могут помыслить даже один народ как что-то большее, чем механическое соединение одинаковых сельских общин, что уж говорить об Империи, объединяющей разные народы! В Империи такие люди видят только внешнее объединение, момент насилия и принуждения, всё равно что школьники, которые в школе видят лишь момент насилия и принуждения, сладострастно описывают злобных училок и ужасных завучей, и уверены, что если школу разломать, всем будет Щастье.
Я этого насмотрелась за последние годы на Украине, и процесс продолжается. Эту технологию пытаются применить против России не только на её западных окраинах, Сибирь тому пример. Но в подавляющем большинстве случаев это делается очень неумело. Двадцатый век оставил от архетипической деревни одну этнографию, гибнущие формы, в которые уже невозможно вдохнуть живое содержание. Кокошник красив, но на свидание в кокошнике не пойдёшь. Мы слишком долго живём в Империи и слишком долго были впереди планеты всей в новые технологические времена, потому деревня для нас уже не может быть самодостаточной.
А для Оэ может. У него получилось. Это реальный живой организм, мощный, всеобъемлющий, самовоспроизводящийся. Деревня это живая модель мироздания, замкнутый микрокосм. Там и время течет по-своему.Использованный в "Футболе 1860" прием доведен до совершенства - рассмотрено множество вариантов одного сценария событий, показана его завершенность и целостность.
Оэ сам писал, что эта его книга - реакция на самоубийство Мисимы, который хотел возродить Великую Японскую империю, выступал с позиций всеимперской идеологии. Оэ решил создать идейную альтернативу всеимперской идеологии и мифологии и справился с задачей. Это та мифология, которая на макроуровне породила распад СССР на отдельные государства и в настоящее время плотно смыкается с нациестроительством западного толка, которое используется для уничтожения народного единства. В творчестве Оэ идеология выделения казаков, поморов и сибиряков в отдельные нации получает мощную подпитку снизу, это живое движение навстречу, это момент, в котором сливаются западные и исконно языческие идеи.
Эта книга показывает, что язычество (в отличие от неоязычества) - не абстракция, не выдумка, не бессильное умствование ограниченного круга фанатов. Это реальность, с которой надо считаться и которой надо как-то противостоять. (с)
Проблема высказанности какого-то смысла, описанности какой-то общности занимает важное место в творчестве Оэ. Явно этой темы автор не касается только в "Футболе 1860", но и этот роман можно поставить в один ряд с остальными.
В "Опоздавшей молодежи" говорится, что спящая деревня это спящий великан. В "Играх современников" уточняется, что этот великан - Разрушитель, основатель деревни-государства-микрокосма. Там же объясняется, что оживить убитого Разрушителя и пересказать мифы и предания нашего края - одно и то же действие. Интересно, что описывает общность, высказывает ее ценности всегда чужак. Не знаю, как это надо оценивать, но это так.
Текст "Опоздавшей молодежи" - это записки-мемуары главного героя. Он там главное действующее лицо, но всё же смотрит на события постфактум, несколько со стороны. Кроме того, он еще в детстве покинул деревню и всячески старается от деревни отгородиться, и внутренне и внешне. В "Футболе 1860" рассказчик тоже выходец из деревни, много лет проживший в Токио и уже совсем не деревенский человек по своим установкам и ценностям. От событий в деревне, которые разворачиваются у него на глазах, он подчеркнуто отстраняется. "Объяли меня воды до души моей..." углубляет эту тему: Союз свободных мореплавателей приглашает специалиста по словам со стороны. В "Записках пинчраннера" эта тема выходит на первый план - встреча отца Мори и его будущего писателя является завязкой действия, отец Мори подробно объясняет, зачем ему нужен писатель, который поведает миру о нем и его превращении. Сам писатель в событиях не участвует. В "Играх современников" эта тема одна из центральных. Рассказ ведется от имени человека, который должен записать мифы и предания нашего края, он сын чужаков в долине и много лет назад уехал оттуда, описывает он мифы и предания нашего края в Мексике, на другом краю света.
Во всех книгах Оэ очень далеко до принципа "нет фактов, есть интерпретации". Факты там есть и полнокровная духовная реальность стоит за каждым событием, но для того, чтобы проявиться во всей полноте, ей нужно быть высказанной в слове, в тексте. Связь автора с текстом - главная проблема развития романа двадцатого века, и тут Оэ следует духу времени, но этот формальный момент у него иначе обоснован. Текст у Оэ это не изобретение автора и с ним невозможны игры в бисер, текст это всегда отражение какой-то реальности, часто суровой и жестокой, всегда живой и стремящейся к полноценному проявлению в мире. В "Играх современников" это чувствуется особенно сильно, там это целая космогония, работающая модель мироздания, и нельзя сказать, что это мироздание дружественно человеку. О деревне будет продолжение.
Еще одно произведение Оэ,название которого отсылает к американской спортивной игре. Как рассказывается в самом романе, бейсбол для послевоенного поколения был чем-то особенным. Те, кому в 1945-м было 10, вкладывали в бейсбол всю душу.Попасть в школьную команду, участвовать в соревнованиях было мечтой.Бейсбол был символом новой жизни, нового единства. Дети следующего поколения не увлечены бейсболом, и это воспринимается как потеря, как что-то достойное осуждения. Когда игрок бежит по полю, зрители кричат ему "ЛИ ЛИ", от английского слова "лидер, лидировать". Это крик "ЛИ ЛИ" звучит в душе главного героя в самые сложные моменты его истории, когда ему нужно принимать важное, определяющее решение. То есть мы видим, что бейсбол и всё с ним связанное несёт в романе исключительно положительные коннотации.
Воспользуюсь комментариями Гривнина. Пинчраннер это игрок, у которого нет закрепленного места на поле, он бежит туда, где он нужен, помогает команде там, где команда не справляется. Другими словами, пинчраннер это помощник, спаситель. Роман называется "Записки Спасителя", уже кое-что.
В центре повествования Мори и отец Мори, испытавшие то, что отец Мори называет "превращение". Это событие мистического плана, которое воспринимается не как точечное чудо и локальная флуктуация, а как прообраз будущего спасения всей нашей планеты. Отец и сын, которые своим превращением спасут всё человечество. читать дальше В этом романе встречается единственная на весь корпус цитата из Евангелия, с характерным изменением: Я лежал на полу, налипшая на ней давнишняя и свежая грязь пропиталась кровью, которая струилась из носа и ушей. Я лежал на мятых, перепачканных листовках, пахнувших типографской краской. Усугубляя жестокую физическую боль, меня мучило и нечто иное — страшное предчувствие. В ушах звучала строка из Библии, правда несколько измененная: «Прежде чем пропоет петух, ты трижды отречешься от себя, превратившегося». Причем «ты» относилось не ко мне, а к Мори. Мной овладел ужас — а вдруг Мори забыл о миссии, ради которой произошло наше превращение, переметнувшись в лагерь тех, кто называет его наш боец?!
Противостоящий Мори Могущественный Господин А. сравнивается с Гитлером, а Гитлер - с Антихристом. Могущественный Господин А. олицетворяет большую политику западного толка и в то же время его происхождение из архетипической японской Деревни показывает, что порожден он самой Японией, вышел из народа. Могущественный Господин А угнетает деревенских, они его боятся, это показывает, что в принципе тут возможен конфликт и отторжение этого явления самой Деревней, но в рассматриваемой книге этого не происходит, деревенские всё-таки его слушаются. Вот так традиционная Япония вместе с Западом порождает подобного героя, который стремится ввергнуть мир в ядерную катастрофу. Мори удается сорвать его планы ценой собственной жизни.
Как замечает комментатор, обращаясь к христианским образам, автор не имел ввиду ничего такого, просто выбрал понятную западному читателю форму, чтобы донести свою мысль, объяснить, что хорошо и что плохо. Скорее всего, это так и есть У меня создалось впечатление, что автор не уделял этой теме особого внимания. В его время было очевидно, что прогресс не остановить, успехи науки бесспорны, а религия - пережиток отсталого темного прошлого. Можно использовать эти образы как символы, чтобы очертить борьбу всего хорошего против всего плохого, и не более того. Язычество у Оэ получается куда живее и убедительней, оно такое полнокровное, мощное и жизнеспособное, что христианские абстракции совсем теряются и гаснут на этом фоне. Неудивительно.
Итак, мы тут видим описанный в предыдущем посте приём - описание христианства как части западной культуры, даже более узко, как части американской поп-культуры. Это всё что у автора есть по данной теме.
У Оэ не только японская история перетолковывается на западный манер, но и другие культуры воспринимаются сквозь призму западной.
В романе "Объяли меня воды до души моей..." показана молодежная экстремистская группировка. Для подготовки к будущим боям подростки занимаются английским языком. Они читают на английском Достоевского. читать дальше Прежде всего ему необходимо было подготовить тексты. У него в убежище были лишь две английские книги, которые он читал во время своей затворнической жизни: "Моби Дик " и Достоевский в английском переводе. Он выбрал проповедь старца Зосимы и написал ее за неимением доски на большом листе бумаги. Он выбрал из Достоевского именно эту главу, желая пробудить у подростков уважение к китам, как к animal. Кроме того, чтобы заранее отвратить их от насилия, которое они могли совершить над Дзином, он попытался воззвать к ним с помощью следующего отрывка. Это была часть текста, заранее отчеркнутая им красным карандашом: ...Man, do not pride yourself on superiority to the animals: they are without sin; and you, with your greatness, defile the earth by your appearance on it, and leave the traces of your foulness after you -- alas, it is true of almost every one of us! Love children especially, for they too are sinless, like the angels; they live to soften our hearts and as it were, to guide us. Woe to him who offends a child!.. ...Человек, не возносись над животными: они безгрешны, а ты со своим величием гноишь землю своим появлением на ней и след свой гнойный оставляешь после себя -- увы, почти всяк из нас! Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам. Горе оскорбившему младенца...
В этом отрывке выражено в кратком виде идейное содержание романа. Главный герой совершил преступление - убийство ребенка. Главный герой уходит от общества, называя себя поверенным китов и деревьев, то есть отвращается от людей ради животных. Знаменательно, что это идейное ядро описано словами Достоевского, но на английском языке.
Далее:
Young man, be not forgetful of prayer. Every time you pray, if your prayer is sincere, there will be new feeling and new meaning in it, which will give you fresh courage, and you will understand that prayer is an education. Юноша, не забывай молитвы. Каждый раз в молитве твоей, если она искренна, мелькнет новое чувство, а в нем новая мысль, которую ты прежде не знал и которая вновь ободрит тебя; и поймешь, что молитва есть воспитание.
Подросткам понравился этот текст и многие выучили его наизусть. Некоторые слова они оставили без перевода, так как по-японски это как-то не так звучит. Свои боевые действия по подготовке к будущему восстанию они назвали prayer и считали, что этими тренировками способствуют своему education. В финальном противостоянии с полицией им пришлось выдерживаться осаду и слова "Young mеn be not forgetful of prayer" они сделали своими позывными, когда им удалось выйти в эфир.
Что мы тут видим? Что англоязычная западная культура является мерой всех культур. Все другие культуры воспринимаются только через этот образец. Эта идея последние двести лет не новость, а в нашем идейном пространстве она последние годы развивается очень бурно, но такого качественного воплощения ее в тексте я не встречала. Обычно эту мысль доносят так убого с эстетической точки зрения, что только свои, уже в нее уверовавшие, могу прельститься такими произведениями. Оэ же в этом плане вызывает столько же восторга, сколько и отторжения. Он несомненно очень хорош.
Далее будет показано, что в этом мировоззрении западная культура является эталоном не только для японской истории и для всех других культур, но и образцом христианской культуры как таковой. (с)
Романы Оэ посвящены жизни послевоенной Японии. Основная тенденция этой жизни - включение Японии в демократический западный мир, ее вестернизация, столкновение Японии с американской культурой. Эти моменты отражены во всех романах Оэ.
Название произведения всегда несет особую смысловую нагрузку. Мы видим, что из пяти романов, перечисленных в предыдущем посте, в двух американские игры упоминаются в названии. Это игры, получившие распространение после войны, под американским влиянием. В "Футболе 1860" подчеркивается, что до эпохи Мэйдзи в Японии не было футбола. Что же тогда значит это название?
"Футбол 1860" - это первый подход к играм в одновременность, которые так хорошо получаются у Оэ. Апофеоз этого подхода - "Игры современников" (другое название, на мой взгляд, более точное - "Игры в одновременность"), но и в этой книге уже видны все важные моменты.
В романе рассказывает о двух событиях, которые происходят в одном и том же месте, функционально с одними и теми же главными героями, но разделены эти события столетием. Это крестьянское восстания 1860-го года и выступление деревенской молодежи против сложившихся порядков в 1960-м году. В 19-м веке это было обычное крестьянское восстание, в 20-м - лидер деревенской молодежи заставляет ребят играть в футбол, чтобы сплотить их, сделать из аморфной массы боевой отряд, и футбол становится символом всех случившихся в деревне беспорядков.
Несмотря на некоторые заметные отличия, события развиваются по одному сценарию, в романе описан как бы скелет, форма, голая структура, которая может по-разному заполняться конкретикой, но по сути остается неизменной и воспроизводится с интервалом в сто лет. Почему же не восстание выбрано для обозначения этого повторяющегося события, а футбол?
Таким образом автор показывает, что именно является моделью и образцом. Не новые американские влияния интерпретируются им в духе японской культуры, а наоборот - события японской истории, повторяющиеся не одно столетие, переосмысливаются с позиций американской культуры.
Не знаю кому как, но у меня от этого сурового японского прогрессизма мурашки по коже. Тут явно подразумевается, что все народы должны пройти одни и те же ступени развития, что Япония отстала на этом пути, а Америка впереди всех, потому необходимо как можно активней двигаться по этому пути и пересмотреть всю свою историю на предмет соответствия эталону - западной культуре.
Кэндзабуро Оэ. Впервые я его прочитала еще в студенческие годы, решила, что он хорошо пишет, и если мне попадались его книги, покупала и читала. Растянутое на 15 лет знакомство завершилось этой осенью. Под настроение перечитала сразу всё, что у меня есть, и получился качественно иной эффект. Это взрыв, это что-то. Я до сих пор не могу собраться с мыслями. Чтобы разобраться, будет несколько постов про этого автора и его идеи.
Итак, пять произведений Оэ: "Опоздавшая молодежь" (1962), "Футбол 1860" (1967), "Объяли меня воды до души моей..." (1973), "Записки пинчраннера" (1976), "Игры современников" (1979). Во всех этих романах есть общие мотивы, а в четырех из них прямо описывается одна деревня, потому я буду рассматривать их в комплексе. Самые важные образы раскрываются не в одной книге, а во всех вместе, хотя сюжетно произведения не связаны.
В порыве увлеченности я даже прочитала напоследок почти всю его изданную на русском публицистику, и я знаю теперь его идеи в чистом виде. Можно брать какую-то идею и смотреть, как автор воплощает ее в книгах, или идти другим путём - рассмотреть самые явные особенности романов и из них вывести идеи автора. Второй путь гораздо интересней, я сама шла этим путем, постараюсь его и придерживаться.
Большая часть современной русской фэнтезийной литературы к сожалению воспроизводит эту гностическую идеологию как само собой разумеющуюся. Если речь в тексте зашла о врожденных талантах и способностях, то отсюда обязательно будет сделан вывод, что носители этих способностей имеют большую ценность, чем остальные. Иногда врожденные способности заменяются университетским образованием - человек, прослушавший курс в университете, более ценен, чем крестьянин, не умеющий написать своё имя. Высшее образование, разного рода научение служит в таких произведениях переходом к чистому гнозису (знание по-гречески). Гнозис это не просто знание, а тайное знание об истинной структуре мира и о способах соответствовать этой структуре. Тайные общества суть объединения знающих в этом смысле, гностиков.
Итак, тайное общество, особые знания, необычные способности... Если в книге есть что-то одно, вылезет и всё остальное, вся эта валентинианова и василидова прелесть двухтысячелетней давности. Я в таких случаях могу восхищаться разве что чуткостью автора к веяниям времени. Никакого интереса сами по себе эти вещи для меня не представляют. Не знаю, как можно передать, насколько это мне чуждо, скучно, противно. Блаватская никогда не была моим соблазном и в принципе не может им стать. Астрологию я всегда считала символом потерянного времени, мантику - порождением человеческой слепоты, психологию... Не стоит и продолжать.
То есть 99% современных популярных писателей пишут не для меня. Они умудряются даже империю писать с гностических позиций, даже церковь... Тихий ужас. Хватит уже.
Все представляют себе, что такое "рыба"? Вам, допустим, нужно написать какой-то документ - договор, там, заявление, объяснительную записку... Свою ситуацию вы знаете, но вот как все это выстроить в нужной последовательности - представляете себе слабо. Или просто напрягаться не хочется. И незачем - ведь до вас такие документы писало множество людей. Вы берете чей-то уже готовый документ того же типа, все общие обороты и построение в целом оставляете как есть, а вместо чужих данных и объяснений вписываете свои. Такой вот документ-образец, с которого мы пишем свой, и назывался (а может, и сейчас называется) на учрежденческом жаргоне "рыбой". Предельный случай "рыбы", уже заранее очищенный от всякой конкретики и представляющий собой голую форму, - это бланк.
В истории политических учений "бланки" - голые структуры, "скелеты" учений, матрицы, по которым учения строятся, - практически не встречаются. Практически - это значит на практике. Действительно, трудно себе представить: "Создайте свою собственную ересь манихейского типа! Воспользуйтесь прилагаемым бланком. Нужное вписать." Ну да, вот именно. читать дальше Вот в современных политтехнологиях, как я думаю, именно "бланками"-то как раз и пользуются - заранее продуманными, тщательно составленными и отлаженными, - для подготовки "вбросов" в информационной войне. Но об этом мне хотелось бы поговорить позднее.
В теории же, при изучении генезиса и типа того или иного учения, его структуру - "бланк" - выделяют в обязательном порядке. Когда мы говорим: "манихейского типа" или "гностического типа", под типом мы понимаем именно вполне определенную структуру, определенный "бланк", который, будучи заполненным, и представляет собой конкретное, исторически обусловленное и политически актуальное учение. Подчеркну: выделение "бланка" - это метод изучения, анализа и типизации учений, иногда - метод формирования искусственных псевдоучений, но не тот реальный способ, каким они возникают в жизни.
Иное дело - "рыба". Живое учение, в которое верили и за которое умирали поколения адептов, которое выдвигало и реализовывало (или пыталось реализовывать) амбициозные проекты, въедалось в кровь и плоть живущих, формировало сознание, откладывалось в их потомках в виде коллективного бессознательного - а потом устаревало. По крайней мере внешне.
Вы - гуру, фюрер, пророк - ничего не создаете с нуля. Дитя своего времени и своей цивилизации, вы пускаете поток своих, столь свежих, идей и откровений по одному из тех русел, которые пробила для вас ваша История. И не замечаете (или с восторгом замечаете?), как прорастают в вашем учении новые ростки старой, заглохшей и, казалось бы, навсегда похороненной Традиции.
Ну вот, а теперь наконец-то к делу. Или нет, еще чуть-чуть истории. Потому что без этого ничего не получится. Кургинян называет нацизм последним по времени (перед неоглобализмом) амбициозным гностическим проектом. Понятно, что до него были и другие. С какой-то "рыбы" все это писалось. Ясно же, что не непосредственно с идей гностиков эллинистической эпохи - где бы Гитлер с компанией на такое сторонников набрали? Сторонники-то, они ведь тоже не просто на новенькое приходят - они приходят на то новенькое, в котором они узнают СВОЕ. То, что и в них было заложено историей или вдолблено пропагандой, - короче, то, что может быть ими воспринято. В их головах должен заранее присутствовать тот же готовый "бланк", что и в голове их фюрера. И не через тысячелетия это перепрыгивает. Ну так давайте же выделим этот "бланк" и посмотрим.
Основой любого гностического учения, его основным структурным признаком, является ИЗНАЧАЛЬНОЕ ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ. То есть постулируется, что люди обладают неодинаковой ценностью, разделяются на два (или три - как в классическом гностицизме) принципиально несмешиваемых типа, один из которых заведомо и однозначно ЛУЧШЕ другого, причем принадлежность к тому или иному типу закладывается еще до рождения и никаким личным выбором, никакими усилиями самой личности или общества изменена быть не может. Если мы говорим о политических учениях, основанных на гностическом принципе (а мы именно о них и говорим), то далее делается вывод: раз от природы (от Бога) существует непреодолимое разделение людей на лучших и худших, то наиболее правильным будет то устройство общества, в котором такое разделение будет практически реализовано.Дальше предлагаются конкретные меры по этой самой реализации, но это уже к "бланку" не имеет отношения, это уже наполнитель. читать дальше На Западе гностическая политическая традиция не прерывалась никогда, хотя далеко не всегда она побеждала. Уже в учении Аврелия Августина о Граде Божием идея изначального предопределения присутствует, хотя развития в средневековом католическом политическом проекте она не получила. Определяющее значение имело учение Фомы Аквинского, который, вслед за Аристотелем, видел в разделении людей на сословия необходимую для общего блага специализацию, определяемую естественным различием умственных и физических возможностей, причем ценностью обладали все категории работников, а под общим благом Фома понимал благо всех граждан страны. Такое учение, с одной стороны, закрепляло средневековую сословную иерархию, с другой - в сочетании с учением о приоритете церковных установлений над светскими и отрицанием изначального предопределения от Бога - открывало возможность для развития эгалитарных и гуманистических (? Н.) тенденций.
Так потихоньку и шло. Пока не пришла реформация. Пока не пробил час Кальвина.
Из "Вестминстерского исповедания» 1647 г. Глава 3 (Об извечном решении Бога). № 3: «Бог решением своим и для проявления величия своего предопределил (predestinated) одних людей к вечной жизни, других присудил (foreordained) к вечной смерти». № 5: «Тех людей, которые предопределены к жизни. Бог еще до основания мира избрал для спасения во Христе и вечного блаженства по вечному неизменному намерению своему, тайным решением и свободной волей своей; и сделал Он это из чистой и свободной милости и любви, а не потому, что видел причину или предпосылку этого в вере, добрых делах и в любви, в усердии в чем-либо из перечисленного или в каких-либо других чертах сотворенных им созданий: свершил Он все это к вящей славе высокого милосердия своего». № 7: «И угодно им Богу по неисповедимым решению и воле Его, по которым Он дарует благодать или отказывает в ней, как угодно будет Ему, для возвеличения неограниченной власти своей над творениями своими лишить остальных людей милости своей и предопределить их к бесчестию и гневу за грехи их во славу своей высокой справедливости».
Одни, значит, являются избранными от начала времен, а другие - проклятыми и отверженными опять-таки от начала. Почему? А просто так. Сказано же - Бог захотел. А в земной жизни, прошу заметить, избранность проявляется в богатстве. И только в богатстве. Напоминаю: предпосылки в вере, добрых делах, усердии и каких-либо других чертах для такого избрания нет.читать дальше
Чувствуете наполнение "бланка" конкретикой? Основание для разделения - Божья воля. Проявление - в богатстве. Правильное устройство, соответственно, - то, которое закрепит полную и окончательную власть избранных. Осталось реализовать.
Макс Вебер: капитализм есть порождение протестантской этики.
Принято считать, что лютеранство к этому безобразию отношения не имеет. Это не совсем так. Лютеранство, конечно, "мягче"; упоенного людоедского пафоса, свойственного кальвинизму, в нем действительно нет, но принципы, по существу, те же. И в том, что капитализм не реализовался как амбициозный гностический проект полностью, не стал "тысячелетним рейхом" Западной Европы, я не вижу заслуги лютеранства. Естественее предположить, что это влияние католической традиции с ее принципом свободы воли.
И здесь уже видно, откуда "растут ноги" нацизма. Заменим "божью волю" генетикой (в двадцатом веке оно как-то моднее и звучит научнее), богатство - арийским происхождением, и учение готово. И выдумывать ничего не надо. А всякие оккультные штучки - сами прорастут. В силу неубиенности традиции. Как проросли они, между прочим, и в протестантизме.
Ну а сам-то кальвинизм откуда заимствовал традицию? От древних гностиков? Это в семнадцатом-то веке? Собственно гностическая традиция в средневековом европейском мышлении, конечно, дремала, заложенная, как мина, в "Граде Божием". Как дремала до поры до времени ветхозаветная традиция - с той же структурой, с тем же "бланком". А вот когда и каким образом они слились во взрывоопасную смесь - вопрос, по-видимому, малоисследованный.
Наблюдаю скромную эпидемию перепостов небольшого текста Лукьяненко «СССР и Россия». Текст, в общем-то, довольно тривиален, и ценен в первую очередь гладкостью написания, а так же, автором – фигурой достаточно популярной. Написано вполне в духе времени – суть в том, что СССР не был так же ужасно плох, а даже, в общем, и хорош, что народ в нем развивался, чего сейчас не происходит, а надо бы. Славно, что очередной раз поставлена проблема развития… ну да не буду продолжать, каждый может сам прочитать. Я же хотел обратить внимание на одно ошибочное, вредное, но так же распространенное и тривиальное положение. Суть его в том, что причиной падения СССР было желание элитами большего. Т.е. блага, которые СССР предоставлял своим элитам, по мнению этих самых элит (такая позиция сформировалась в эпоху позднего СССР) были явно недостаточны, а возможности ограничены. Элиты, недовольные такой ситуацией и устроили катастрофу. Чего же тут ошибочного? Отвечаю! читать дальше Встает закономерный вопрос, почему советские элиты, и ранее, например в 50-е, получавшие не больше материальных благ и вовсе не большие возможности никакой катастрофы не устроили, никаких антисоветских идеологий в массе своей не поддерживали? В ответ я услышу общие рассуждения о военном поколении, о сталиновской закалке, о дедах – совершивших революцию, отцах построивших социализм и развратившихся внуках, погубивших страну. Но так и не услышу ответа, - почему? Почему американские элиты не выродились за три – четыре поколения? Тем более, что никакого замыкания элит в СССР не было. Сам Лукьяненко вполне признает, что социальные лифты работали исправно, мобильность была высока, а, соответственно элиты разумно обновлялись.
Так что эту теорию обязательного вырождения элит я принять не могу, как, впрочем, теорию недостатка материальных благ, кои доставались советским элитариям. Дело в том, что материальные блага для элит в нынешние эпохи всеобщей сытости и относительной устроенности в основном являются символическими объектами, знаками высокого или низкого статуса. Это (для СССР) и цвет служебных автомобилей, мех на шапку, место для дачи, квартира в определенном доме и как показательный пример у того же Лукьяненко «медицинская помощь высокого качества (по сути все слышали о "кремлевке" и "кремлевской медицине", но это было доступно партийной элите)». Показательный потому, что качество медицинской помощи в кремлевке фактически особо ничем особенно не выделялось, часто случались просто удивительные провалы и тому были вполне понятные причины, о которых нужен отдельный разговор. Кремлевка, это в первую очередь именно статусное потребление.
Но именно потому нельзя сравнивать как предметы потребления (ибо они в первую очередь все же знаки статуса) такие вещи, как яхта американского миллионера и всего лишь шапка определенного меха и фасона… которая, правда, соответствовала праву стоять на мавзолее в дни важных государственных праздников СССР. Сравнивать в какой-то степени можно только как символы, и подавляющее число яхт куда уступало этой шапочке. Так же важно отметить, что в статусах можно соревноваться только в рамках единой системы статусов. Дело в том, что статусы, это элементы/места/ уровни, из которых (вкупе с ролями, нормами и т.д.) состоят социальные институты и целостные институциональные системы. Они имеют смысл, местоположение, только в рамках своей институциональной системы и никакой иной(1).
Таким образом, еще раз повторю. Для элит проблемы недостаточного потребления не существовало, и существовать не могло, ибо потребление элит есть статусное потребление. Это верно для всех времен и народов, и не важно, что именно является знаком статуса – красная кайма на тоге, татуировки определенного типа на физиономии или форма парика. Конечно, высокостатусные субъекты любят и обычную роскошь (которая, впрочем, тут же начинает исполнять и статусные функции), но не один римский сенатор, ни один вождь папуасов не поменяет свои знаки статуса, пурпурную кайму или татуировки на простые материальные блага – ТАКИХ дураков нет. Вот их жены и дети по недомыслию еще могли что-то там нудеть про блага, но никак ни они сами. И все же это случилось! Советские элиты разменяли свои высочайшие статусы, места на мавзолее, с которых они принимали парады величайшей армии мира, и места в кабинетах, с которых они управляли половиной мира, на бабло и довольно посредственные статусы в системы глобальной институциональной системы.
Единственной причиной, по которой элиты, господствующие социальные слои могут отказаться от высшего места на своем статусном олимпе – это угроза социального падения этих групп. Так как классы и социальные группы не люди, они не обладают свободой воли и не могут поставить честь, верность или сострадание выше угрозы статусного обрушения положения этих классов. В этом смысле они действуют исключительно прагматично. Если нужно было для выживания и сохранения господствующего положения уничтожить СССР, доставив невыносимые страдания, бедствия и смерть миллионам людей – это было сделано (2). Именно потому, что только угроза социального падения заставила господствующие слои пойти на ликвидацию СССР, это случилось именно тогда, когда случилось, а не в 60-е, например, годы. Впрочем, об этом я писал неоднократно. Если коротко, то советский правящий слой образовался в системе, в которой господствовал фактически абстрактный труд, ибо такой труд не может реализоваться и совершаться без тех, кто занимается его организацией и распределением продуктов такого труда. Эти организаторы и распределители и стали советской элитой. Такой системе советский правящий класс был совершенно адекватен, и пока фактически абстрактный труд господствовал, никакой недостаток потребления не мог заставить элиту сдать геополитическому противнику свою страну. Ситуация изменилась, когда фактически абстрактный труд стал превращаться из основы общественного производства, во второстепенный момент этого производства. С удалением на второй план фактически абстрактного труда пришло время удалиться с Олимпа и организаторам этого труда, на их место должны были прийти представители нового классы (или «не класса», как я его называл) – а вот это уже настоящая для них катастрофа, которую они превратили в катастрофу для страны.
Кому-то может показаться, что одно объяснение краха СССР стоит другого, и я критикую Лукьяненко только потому, что хочу втюхать читателю собственную версию, но это не так. На самом деле в объяснении Лукьяненко есть крайне вредный вирус. Ведь по сути Лукьяненко говорит о том, что никакое общество социального равенства, никакой коммунизм невозможен в принципе – элиты всегда захотят иметь больше. Свойство такое генетическое видимо есть у человека, желать побольше захапать (3). Так зачем же стараться, изменяя общество, следует из утверждения Лукьяненко, - поприветствуем современный мир, лучший из миров.
Я же, в свою очередь, говорю о том, что было предсказано Марксом, на чем, в общем, и построена его историософия. Я говорю об опасности, которая была предсказана, об ошибке, что была допущена, и которую можно было и будет избежать. Речь о том, что пока разделение труда порождает социальный слой (класс), который занимается руководством и организацией общественного труда и распределением продуктов этого труда, этот социальный слой будет раз за разом пытаться «остановить историю». Ибо руководство и распределение предполагает и с другой стороны обеспечивает высокостатусное положение представителей этого слоя в обществе и никакие изменения, которые могут поколебать его господство, этому слою неудобны и неприятны. Всеми силами господствующий слой всегда пытается сохранить социальную систему неизменной, объявляя ее лучшей из возможных, концом истории или просто тупо репрессируя любую свежую мысль. Именно поэтому революции, это необходимая составная часть исторического процесса до тех пор, пока существует классовое общество. Пока существует правящий класс, который по своей природе заинтересован в том, что бы «остановить историю», история будет взламывать барьеры, которые выстраивает на ее пути этот класс. Не может не взламывать. Соответственно возникает вопрос, почему же в СССР история не взломала барьеры, выстроенные правящим классом, а наоборот, отступила на несколько шагов назад? На самом деле тут ничего удивительного нет. Когда новая историческая эпоха впервые предъявляет свои права, первые выступления, как правило, терпят поражение, и более того, за ними иногда выступает реакция, куда более темная, чем предварительное состояние. В этом ошибка советских идеологов. Они полагали, что строительство более прогрессивного строя гарантирует им победу, хотя история говорит лишь о победе во всемирно историческом масштабе. В конечном счете, не более. В конкретной стране, попытавшейся строить новое общество, особенно на начальном этапе развития нового способа производства, никто от поражения не застрахован.
Полагаю, что могу назвать и конкретную ошибку, допущенную партией коммунистов. Эта ошибка состояла в непонимании тезиса о диктатуре пролетариата. Такая диктатура была понята, как направленная против старых общественных классов, помещиков и капиталистов. Поскольку с этими классами было сравнительно быстро покончено, необходимость диктатуры стала представляться излишней, и заговорили об общенародном государстве. На самом же деле нужно понимать, что пока существует пролетариат, какой бы властью он не располагал, он должен осуществлять диктатуру. Ибо само наличие класса, занимающегося фактически абстрактным трудом, подразумевает наличие социального слоя, этот труд организовывающего. У этого слоя соответственно появляются собственные, «классовые» интересы, которые, по той причине, что этот слой есть слой высокостатусный, заключаются в закреплении существующего положения, в остановке истории, о которой я писал выше.
А мы должны помнить, для чего, согласно Марксу пролетариат осуществляет пролетарскую революцию. Вовсе не для того, что бы счастливо и с энтузиазмом продолжать работать на фабриках и заводах. Пролетариат осуществляет революцию для того, что бы уничтожить самого себя как класс. А это возможно только ликвидацией фактически абстрактного труда, преодолением такого разделения труда, которое делит людей на тех, кто отчужден от смысла труда, и тех, кто организует такой отчужденный, фактически абстрактный труд, и распоряжается его продуктами. Такое преодоление возможно лишь как результат развития производительных сил, как следствие НТП. Тут мы и наблюдаем классический классовый конфликт. Пролетариат (или его советский эвфемизм – рабочий класс) заинтересован в быстрейшем ходе истории, в ускоренном НТП, и соответственном изменении социальной организации общества, а руководство, даже если оно поголовно состоит в коммунистической партии, наоборот, враждебно всяческим изменениям и эта враждебность объективно обусловлена. Вот тут то и должна «сработать» диктатура пролетариата. Вот тут то и видна главная задача партии коммунистов – а именно, зорко присматривать за управленцами, за государственными и хозяйственными служащими, зная, что пускай они 100% происхождением из рабочих и крестьян, они по своей социальной сущности враждебны интересам пролетариата и общественного прогресса как такового. Не принимать их в партию, но относиться к ним, как к потенциальному классовому врагу. Вместо этого партия забыла о диктатуре пролетариата, слилась со слоем управленцев в единую социальную группу «номенклатуры», и тем самым потеряла право называть себя авангардом рабочего класса, превратившись со временем в выразителя интересов противоположной стороны. Итог очевиден.
Ну и последнее, насчет того, насколько актуальны сегодня мои рассуждения о диктатуре пролетариата. С одной стороны можно предположить, что эпоха желаемой диктатуры пролетариата уже в прошлом. Как результат общественного развития еще в 70-80-е годы XX века в большой степени вызрела та социальная общность, тот «не класс», который и должен был быть результатом самоуничтожения пролетариата. Я говорю о когнитариате. И в этом смысле необходимость диктатуры пролетариата осталась в прошлом, а сегодня необходима консолидация этого нового социального субъекта, осознание когнитариатом своих интересов и ликвидации им капитализма, как, впрочем, экономической формации как таковой в любой ее форме. Когнитариат есть по своей сути носитель коммунистических отношений.
Однако, боюсь, что в результате поражения нашей первой, советской попытки построения нового общества, в результате современного всеобщего кризиса капитализма, и в том числе отступления в разделении труда, о котором часто пишет Хазин, нам придется заново проходить индустриальный этап, возрождение массового пролетариата, соответственно, его борьбу и его диктатуру. И уж на этот раз старых ошибок допустить нельзя.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………. 1. Встречал либеральные стенания, что де советское общество было таким бедным, таким дефицитным, что даже шапки распределялись централизовано. Как обычно это у дибералов от невежества. Связь шапки и статуса в России, вопрос права на ношения определенной шапки, как это ни забавно, есть штука древняя. Та же поговорка «не по Сеньке шапка» известна с 17-го века. Впрочем, и раньше, боярские высокие «горлатные» шапки отличались высотой в зависимости от статуса рода.
2. Именно в такой природе классов лежит причина абсолютно бескомпромиссного отношения к ним в марксизме. Но нужно понимать, что уничтожаются и репрессируются классы вовсе не уничтожением и репрессией составляющих класс людей, а разрушением связей, объединяющих этих людей в класс, ликвидацией объективных оснований, воспроизводящих эти связи. Ошибки в этом теоретическом вопросе зачастую чреваты массовыми и совершенно ненужными расстрелами.
3. Как будто происходит человек не от гоминид, а от грызунов типа хомяков.
Несколько скомканно изложенное вчера определение магии, как области деятельности, в которой зависимость результата от точности соблюдения процедуры разрывна (маленькое отклонение от ритуала приводит не к маленькому же ухудшению результата, а сразу к полной катастрофе), заставило вспомнить уже сбежавшее в подсознание определение непрерывности в математическом анализе. Если кто помнит, там еще такие эпсилоны и дельты. Но математикой я грузить никого не буду, а напишу лучше о творчестве известного американского фантаста Р. Желязны.
Желязны подарил миру концепцию параллельных миров, составляющих континуум. Я имею в виду его т.н. «отражения» (амберский цикл). Миры/отражения в этом эпосе суть деформации некоторой эталонной центральной реальности, тем более отдаленные от оригинала, чем дальше они отстоят от него в смысле некоторой, непонятно как определенной метрики. До Желязны все параллельные миры располагались в объемлющем Универсуме подобно вкраплениям самоцветов в руде, т.е. совершенно дискретно, отдельно друг от друга. Миры разительно отличались один от другого, между ними была большая разница и большая дистанция. Фантазер Желязны сделал мирами саму «руду».
Мне всегда очень не нравилась эта концепция. Особенно раздражала неисчерпаемость миров. В самом деле, герои Желязны могут добыть любую вещь в произвольном количестве экземпляров, ведь рядом с каждым миром находится еще целый алеф-один (т.е. очень-очень много) чертовски похожих вселенных, в которых вожделенный артефакт тоже присутствует. Принцы Амбера любвеобильны. Я не очень понимаю, почему им не приходит в голову соблазнять девушек методом проб и ошибок, подобно тому, как это описано в фильме «День сурка». Ибо, ясное дело, не получилось с розами, значит делаем шаг в соседний мир, дарим ландыши etc. Такой континуум попыток делает персонажа слишком могущественным, чтобы с ним могло случиться что-то интересное. Именно поэтому герои Желязны не догадываются о многих своих возможностях. читать дальше Вчера, однако, мне пришла в голову модель, спасающая ситуацию. Более того, модель эта реализована и прекрасно работает в реальном мире. Желязны она, конечно, не подошла бы, ну так что с того? Тем более, что он, вроде бы, умер.
На самом деле мы и так живем в континууме параллельных миров. Правда, эти миры пересекаются по большей части материальных предметов, так что перетаскивать артефакты из одного мира в другой теоретически возможно, но часто затруднительно. Параметризованы миры одним-единственным параметром, а именно, средней скоростью передвижения.
Известно, что автомобилист видит мир совершенно не так, как пешеход. Он, например, просто помешан на натыканных вокруг дороги значках, на которые пеший путник не обращает большого внимания. Зато красоты пейзажа и архитектуры из окна машины просто не видны. Этот факт мною многократно проверялся и более не подлежит никакому сомнению. Пешеход тоже живет в своем собственном мире. Он зачастую не может объяснить водителю дорогу, по которой многократно ходил на своих двоих. Из окна машины дорога выглядит совсем по-другому. И наоборот, даже очень внимательно наблюдая за мельтешением зданий за стеклом, иногда очень непросто бывает повторить маршрут на велосипеде. Это уже другая дорога.
Велосипед, как утверждают некоторые мои знакомые, видит то же самое, что и пешеход, и это при втрое большей скорости перемещения. Честно говоря, верю с трудом. Мир велосипедиста есть иной, третий мир, отличный от мира водителя и мира пешехода. Чего стоит, к примеру, тот факт, что велосипедная вселенная вся переполнена злющими собаками. Они, эти злые собаки, существуют только там, в велосипедном космосе, и лишь иногда их случайно заносит в пешеходный мир. В мире водителей, к слову сказать, тоже свои напасти: там водятся гаишники с полосатыми палочками, там же обитают различные специфические разновидности преступников и прочее и прочее.
Система разноскоростных миров подобна детской трещетке: миры нанизаны на одну общую ось, это те вещи, которые более-менее независимы от скорости. К ним относятся Солнце, наличие в атмосфере кислорода, любовь, музыка, всемирный заговор, Гондурас и т.д. Все прочее: погода, дружелюбие окружающих, наличие в атмосфере всякой дряни, хронические болячки etc. определяется средней скоростью. Некоторые предметы могут перемещаться из одной вселенной в другую: в машине может обнаружиться корзина грибов или ягод (предметов из одного весьма низкоскоростного мира; этот последний по медлительности превосходит даже пешеходный); за спешившимся велосипедистом может увязаться псина, преследовавшая его в велосипедной реальности, да проскочившая в азарте границу между мирами... ну и т.д.
Так что концепцию Желязны при желании можно бы было спасти.
ОК. Рассказа не получилось, вместо него будет заметка, на другую тему. Когда-то я об этом уже писал, но не нашел ни ссылок, ни упоминаний (и ниже станет ясно, почему так).
Дело в том, что люди, вообще-то, живут не в самом лучшем из миров. Они живут единовременно в нескольких мирах. Нескольких - это для простоты, на самом деле их, понятно, великое множество, но мы сделаем такое допущение. Как тело, имеющее объём, находится во многих плоскостях, так и человек, оставаясь единым недилимым существом, обитает во множестве параллельных миров. Различия между этими мирами незначительны и не всегда заметны на первый взгляд. Но приведу несколько примеров.
Встречаются два человека. "Привет" "Привет" "Читал, какой сегодня доллар?" "Да, 3.1415" "Странно... А по-моему, 3.210" На первый взгляд, кто-то из них явно ошибается. На самом же деле, они просто находятся в разных мирах, а вернее, на разных мирах сейчас сосредоточено их внимание. Дальше возможны несколько вариантов развития. Либо первый убедит второго, и тем самым сместит его сознание в свою плоскость восприятия, либо наоборот. Возможно, к беседе присоединится третий, с газетой в руках. Газета принадлежит еще к одной плоскости мироздания, и в ней доллар равен 3.333. Если первый и второй поверят третьему, то эти и станет для них истиной.
читать дальшеЛюди могут более-менее свободно перемешаться с одного пласта на другой, и при этом сохраняют контакт с близлежащими пластами. Предметы не обладают свободой воли и лишены подобной гибкости. Рассмотрим другой пример.
Человек ищет... ну, допустим, ключи. Он точно помнит, что оставил ключи на столе, но сейчас не может их там найти, как, впрочем, и во всей остальной квартире. Ничего удивительного - ключи остались в недавно покинутом человеком мире, а в этом их просто не существует. Допустим для определенности, что человек сейчас сосредоточился на плоскости номер 125, при этом он растянут между мирами со 120-го по 132. Ключи же прочно закреплены за мирами 115-118, и самостоятельно оттуда никуда выбраться не могут. Могу гарантировать, что человек их не найдет, сколько бы не мучился - разве что какое-нибудь событие снова сдвинет его восприятие.
Заходит другой человек (как правило, жена) и спрашивает, что первый ищет. Жена при этом живёт в мирах со 117 по 128, и когда человек жалуется, что потерял ключи, а он точно клал их на стол, жена спокойно (или со злорадством) указывает пальцем: "да вот же они!" "Где?!"- человек бросается к столу... и по-прежнему не видит ключей. Он шарит взглядом по столешница, а между тем его восприятие перескакивает с плоскости 125 на 124, с неё на 123, 122, 121 и т.д., а когда и этого оказывается недостаточно, вся масса человека передвигается вниз по плоскостям, и вот, наконец, словно из ниоткуда возникают ключи! Кому не знакома такая ситуация?
Миры вокруг нас достаточно похожи, а предметы довольно сильно растянуты между ними, поэтому как правило, находятся примерно на одних и тех же местах и сохраняют примерно те же свойства. К тому же люди имеют привычку тащить знакомые вещи с собой из мира в мир - точно так же, как таскают их с квартиры на квартиру. Такие объекты, как горы, деревья, реки и небесные тела, присутствуют почти везде без изменений. Здания, хотя и обладают наибольшей стабильностью из всего, созданного человеком, тем не менее не статичны, поэтому замечтавшись (и передвинувшись при этом на пару дюжин плоскостей), человек может заблудиться даже в привычном месте. Улица сделает другой поворот, вывеска покажется красной, а не оранжевой, и вот результат: человек глядит вокруг непонимающим взглядом, силясь понять, куда это он попал. Вроде всё знакомое, но какое-то перекошенное... Однако, зацепившись взглядом за привычную деталь интерьера, человек легко подтягивает себя в другую плоскость, а если надо, то и в третью, и вот уже вокруг обычный, унылый, до боли знакомый вид. Наименьшей устойчивостью в этом отношении обладают, как известно, носки, зонты, монеты и шариковые ручки. Оставив их ненадолго без внимания, вы рискуете не встретиться больше никогда. Крайне сложно навестись точно на ту самую плоскость, где вас ждёт позабытый левый носок. Зато непонятно откуда взялся правый, почему-то зеленый в клеточку, а у вас в доме никто таких не носит.
Техникой сознательного перемещения между мирами люди, как правило, не владеют либо владеют плохо. Те же, кто постиг эту науку, самоуверенно называют себя Владыками Амбера.
Если доброта всегда будет вознаграждаться по справедливости, то она может совершенно исчезнуть с лица земли.
К этому выводу приводят самые разные цепочки рассуждений.
1. Этико-логическая. Если субъект доподлинно знает, что за деянием последует адекватное вознаграждение, то такое деяние для него будет не добрым делом, а, простите, гешефтом. Собственно говоря, оценка того или иного акта, как доброго дела выступает в глазах человека компенсацией его недостаточной вознагражденности. "Они уже получили награду свою". Как таковая, мораль в этой ситуации исчезает, остается только право. Так справедливость заставляет добро исчезнуть логически (утратить сигнификат).
2. Психоаналитическая. Даже если полностью справедливая награда не мешает поступку оставаться добрым делом, идущим от чистого сердца, у субъекта всегда будут оставаться сомнения в подлинности мотивации своего поступка. Ибо собственное подсознание закрыто от него; а между тем именно оно зачастую толкает человека на те или иные поступки. Не просто выделить ситуации, в которых подлинным мотивом являлось подсознательное ожидание награды, а не осознанное желание совершить доброе дело. Так справедливость лишает добро достоверности.
3. Педагогическая. Привычка к справедливой награде за добрый поступок рождает чувство дискомфорта в случае, если награда не воспоследовала. Человек отучается творить добро бескорыстно. Так справедливость лишает добро подлинности.
Ощущение, что мы живем в чудовищно искаженном мире. Есть основные, базовые занятия – учитель, врач, воин, священник, крестьянин (в первобытном обществе – охотник, неважно – кормилец)… Упертые пацифисты завозражают против включения сюда воина. Упертые атеисты скривятся от священника. Всем здравомыслящим же людям список покажется очевидным. Ну, разве что в конкретном обществе роль врача или учителя (или – и того, и другого) по совместительству может выполнять шаман, жрец, священник… Не важно – функция все равно выполняется. Есть занятия второго ряда – рыбак, там, кузнец, ткач… Если подумать – найдется еще парочка. Все остальное – производные профессии.
Чем сложнее общество, тем больше профессий. Но фундамент остается неизменным – базовые пять занятий. Если в обществе пропадает какое-то из производных занятий – к примеру, программист, или летчик, или извозчик, или машинист паровоза – это означает, что исчезла соответствующая техника. Само по себе это знание неинформативно – поскольку техника может исчезнуть как в результате технического прогресса (извозчик или машинист), так и наоборот (впали в каменный век, забыли про железные дороги). Если в обществе нет одной из профессий второго ряда – это уже достаточно информативно. Если нет рыбаков – почти гарантированно, что рядом нет значимых водоемов. И т.д.
Но если нет одной из профессий первого ряда – значит, общество скоро сдохнет. Не выживает оно без них. Как организм. Без селезенки – вполне. Без конечности, пары ребер, половины пальцев – запросто. Даже без одного легкого или почки – можно. А вот без печени, к примеру – никак. Так вот, похоже, в нашем стартовом списке отсутствует один незаменимый персонаж. ИНКВИЗИТОР.
Общественность привыкла числить его по ведомству ранне-католического изуверства. Но это как раз из серии «жрец-он-же-врач». В действительности – совершенно отдельное занятие. И, безусловно, из первого ряда. Разум – штука молодая и хрупкая. Второе – важнее. Экология пшеничного поля куда уязвимее, чем экология дикого луга. А василек так красив! Куда там невзрачному колоску. Ядовитые идеи, идеи-сорняки тоже обычно ярче и привлекательнее здравого смысла. Выпалывать некому.
Сколько протянет общество без врачей? А до первой пандемии. Может, через месяц разразится, может – через двадцать лет. Но после того – кирдык. Люди кой-какие выживут, общество – нет. Сколько еще протянем без инквизиции? Пандемия уже свирепствует…
Итак, продолжу о новоявленном креативчике по роману «Белая гвардия». Основная ущербность фильма вызвана отсутствием смысла. В отличии от романа в фильме никакого смысла нет. Нам показана семья интеллигентов в 18-19-м году. Они ходят, разговаривают, ругаются и любятся, с большим или меньшим энтузиазмом учувствуют в определенных событиях. Зачем показали именно это семью, что толку от описанных месяцев их жизни, - решительно непонятно.
Отсутствие смысла в фильме отражает отсутствие смыслов в голове создателей этого креативчика. Они сами не понимают – зачем. В результате в произведении потерялся ритм, акценты, цельность. Когда автор понимает, что он пишет или снимает, и зачем, он в соответствии с задумкой на определенные события ставит акцент, а другие описывает как проходные, (хотя и необходимые, например, для раскрытия характера хотя бы и второстепенного героя). Какая-то сцена занимает полстранички, а другая растягивается на полглавы. В фильме авторы равномерно растянули каждую сцену на «главу», и в результате этого получился на удивление растянутый и одновременно бессмысленный фильм. Смешно, но экранизация Войны и мира Бондарчука занимает меньше экранных часов, чем экранизация сравнительно небольшого по объему романа Булгакова.
Теперь попытаемся ответить на вопрос, почему же у авторов креативчика в голове отсутствуют смыслы. А потому, что смысл, вложенный в произведение Булгаковым им решительно чужд, а своего, альтернативного, нет. Соответственно попытаемся понять, какой же смысл сам Булгаков вкладывал в свое произведение. Рассуждая об этом необходимо, например, помнить, что Сталин смотрел «Дни Турбиных» (пьесу, написанную самим Булгаковым по своему роману) более 16 раз.
По моему мнению, это роман о том, почему победили большевики, почему их приняла Россия, и не только рабочие, но и другие общественные слои. В ту эпоху, когда Булгаков писал роман, это была центральная, акутуальнейшая тема. Тихий Дон, например, так же об этом. читать дальше Самих большевиков в романе практически нет, за исключением незначительных моментов. В тоже время они незримо присутствуют на каждой странице. Присутствуют, как бежавшие из Петрограда аристократы, богачи и офицеры, как их страх, как серые шинели за далекими заснеженными лесами, как, в конечном счете, некая реальность по сравнению с фантасмагорией всей это нелепой и кровавой оперетки гетманщины, немцев, Петлюры.
Это другая реальность, в начале романа враждебная, неприятная и чуждая героям, но это реальность, и после идиотской «оперетки», в которой герои прожили несколько месяцев, после всего этого кровавого балагана они уже жаждут реальности. Большевики в романе это время, история, как бы к ним не относились те или иные герои. Это время, которое надвигается и в конце концов сменяет опустошившую жизнь безвременность, опять начинается история. В конце романа если герои еще не приняли большевиков, то уже видно, что примут. Не зря в планируемом и ненаписанном продолжении (Булгаков хотел написать три тома и описать 1919 год) Мышлаевский должен был вступить в Красную Армию. Сталин именно потому так внимательно отнесся к этому произведению, что оно есть доказательство необходимости победы большевиков, и тем более достоверное, что «вычислено» оно не своими, «классово близкими», а чужими, противниками. И еще это разговор о власти в России, т.е. о том, на чем должна быть основана настоящая власть, и чем она должна быть – это показано в романе от противного.
Вот именно эти смыслы чужды и противны авторам фильма. В результате получилась бессмыслица, настолько очевидная, что она не осталась секретом и для самих создателей креатива. Бедолаги попытались исправить положение, редактируя Булгакова, выдумав нелепые сцены возвращения Шполянского, расстрела красными монумента Св. Владимиру и др. В романе Булгакова пришествие красных сопровождается и перекликается с успокоением в семье Турбиных, вернее даже началом новой жизни. Елена получает письмо от знакомой и наконец «освобождается» от Тальберга, а у Алексея и Николки начинаются серьезные любовные истории. У Булгакова именно оптимистический финал и в «малом» мире Турбиных и в «большом» мире бегства Петлюры и прихода красных.
Создатели же фильма решили его зачернить, опорочить, выдумав и стрельбу красных солдат по памятнику Владимиру (это в большом мире), и историю с возвращением Шполянского, который таки отобрал бедненькую Юлию Райсс у не менее бедненького Алексея, угрожая ЧК-ой (сущий водевиль). Да и Николка с чего-то собрался на Дон, так что и там ничего хорошего не светит (это в малом мире Турбиных). Впрочем, у них там все вместе с Лариосиком собрались на Дон с красными воевать.
По-моему, так редактировать Булгакова, кроить его, пришивать и обрезать – редкостная подлость и гадость, морду за это бить надо. Впрочем, они и сами мордой о косяк, ибо никакого фильма толком не вышло. Жаль только, что молодое поколение, не особо читающее, решит после этого фильма, что всю эту муть Булгаков и написал.
Можно было бы еще много чего написать о подборе актеров (Елена – Раппопорт меня просто шокировала), впрочем, беда в том, что сегодня лучших актеров нет. Даже забавно, что советские актеры в старом известном фильме по дням Турбиных умели выглядеть благородно и интеллигентно, а современные, несмотря на несмолкаемый треп о русской интеллигенции, простоваты, однако. Фактура не та. Ну да ладно. Все остальное второстепенно, когда фильм не имеет смысла.
Согласно Платону, красота проявляется в близости бренной вещи своему предвечному оригиналу. Или даже и оригиналам: чем больше симметрий и приятных глазу форм воплощено в предмете, тем он красивее. Поэтому для платоника (и даже вообще для человека Античности – ибо Платон оформлял некоторые общие взгляды своего времени) не существует такой вещи, как живописные руины. Греция и во времена Одиссея полнилась уже развалинами – но тогда в них не было ещё никакой красоты. Скособоченность хлева, запущенность сада, трещины на штукатурке – никак не могли добавить картине эстетической ценности. Несовершенство могло быть специфическим образом использовано в трагедии или в комедии (Аристотель), но собственно эстетического потенциала у несовершенства нет: оно отдаляет от эйдосов, вместо того, чтобы к ним приближать.
В Средние Века, судя по всему, считали так же. Средневековая живопись никогда не изображает изъяны ради самих изъянов (лишь в программных произведениях, уступая прихотям сюжетной линии).
Красоту запустения открыл миру Ренессанс – и с тех пор мы уже не мыслим без нее эстетического чувства. Эстетика покосившихся голландских сараев расширила наши понятия о прекрасном – и одновременно отравило нас. Если до XV в. человек находил в бренных вещах Абсолют и черпал из находки радость узнавания, то Ренессанс научил человека наслаждаться не близостью, но удалённостью Абсолюта. (И смаковать эту удалённость, всячески подчеркивать мириадами мельчайших деталей!). Тысячелетний спор гностиков и ортодоксов о характере приближения человека к вечному и изначальному источнику любого блага оказался перечеркнут противоположным, центробежным движением. Это было нечто, вне всякого сомнения, новое: раньше так не умели.
Гегель, как я понимаю, этот переход вообще не замечает. Его граница между классической и романтической (второй и третьей, ибо первой была символическая) эпохами пролегает по раннему Средневековью. И слова Гегеля о том, что художник должен передать в своей картине больше истины, чем её содержит сам предмет, звучат вполне в духе платонизма: гегелевская эстетика отстоит от платонизма настолько же, насколько весь Гегель от всего Платона. Гегелевская истина живее, динамичнее и одновременно приземлёнее... но в остальном большое сходство.
Далее, прекрасное, по Гегелю, есть чувственное явление идеи, но не в чистом виде, как она есть в своём прекрасном мире идей, а в неразрывной связи с некоторой вот-существующей конкретикой. Наверное, под это можно подогнать увитые плющом развалины нидерландской мельницы. Но мне более приходит на ум гегелевское понятие ложного, как того, что распадается внутри самого себя. Являет ли мельница связь конкретного бытия с некоторой идеей? Или, может быть, наоборот, не с идеей, а с её противоположностью, внутри-себя-распадающейся не-истиной? Вон и жернов уже отвалился, откуда там идея? Там сплошное Abbau.
Такие, или почти такие мысли могут пронестись в голове при виде увитого плющом строения. Плющ есть культивируемый сорняк, причем сорняк злостный. Его задача – заставить целёхонький и вполне пригодный для жизни домик выглядеть заросшими травой руинами. Интересно, когда начали сознательно украшать плющом жилища? Греки вроде бы покрывали им головы, не дома.
Досмотрела второй сезон "Темного дворецкого". Новых принципиальных моментов там нет, разве что совсем перестали притворяться, что это Англия - татуированный якудза, моё кунфу круче твоего, переселение душ, мелкие и крупные демоны на всех уровнях бытия, всё очень по-японски.
Отношения Сиэля и Себастиана завершились очень красиво и логично - вечная служба вечно недоступной любви без какой-либо надежды на награду. Эту же идею, но конечно гораздо полнее и осмысленней, выразил Пушкин в своем знаменитом стихотворении.
Интенсионал, содержание понятия, и экстенсионал, его означаемое, обычно рассматриваются более или менее как две стороны одной медали. Особенно это заметно в логике, где можно без ущерба для истины переходить от интенсионального контекста, выражаемого предикатами (например "быть умным человеком") к экстенсиональному контексту, выражаемому классами ("все умные люди"). У спора номиналистов и реалистов тоже два контекста, отсылающих к проблемам онтологической референции, соответственно, имен классов/множеств (экстенсиональный) и имен признаков (интенсиональный).
Обычно участники спора об универсалиях действуют в каком-то одном из этих контекстов. Это полагается вопросом личных предпочтений. Например, в зависимости от образования или профессиональной принадлежности: "Классики современного номинализма — это логики и математики. Поэтому современный номинализм является по преимуществу экстенсиональным, отрицающим существование классов и бесконечностей" ([1], с. 50). При этом легкость логического переключения между контекстами вызывает иллюзию инвариантности содержания дискуссии по отношению к двум на первый взгляд эквивалентным языкам, на которых ее можно вести.
Иллюзия эта разрушается при переходе от метафизического угла зрения к методологическому. Удивительным образом выясняется, что некоторые острые дискуссии, хотя и имеют непосредственное отношение к проблеме универсалий, связаны с конфликтом вовсе не реализма и номинализма (методологический потенциал последнего невысок), но двух контекстов реализма.
Два примера (на самом деле их больше). читать дальше 1. Полемика вокруг группового отбора в биологии. Суть ее сводится к тому, что считать предметом отбора, что именно отбирается: группа (вид и/или популяция) или ген (информационная сущность, кодирующая часть наследственных признаков индивида ([2], [3])). Речь здесь идет именно о споре интенсионального реализма с экстенсиональным. Это спор об объектности: что считать объектом науки об эволюции жизни. Номинализм в этом споре попросту не принимает участия: отдельные представители живой природы совершенно точно не объектны с точки зрения эволюции. Объектом может быть или признак (ген, в сущности, нематериален: материальны лишь его многочисленные конкретные инстансы-экземпляры) или класс. Третьего не дано.
2. Первый пример был из области науки – но, заговорив о методологическом угле зрения, я очертил область интересов гораздо шире. Поэтому второй пример будет социально-политический: полемика о том, что делает народ народом (я выбрал из всех возможных синонимов самый "ненаучный"): генетическое родство или культурная идентичность. В блогосфере эта тематика получила известность, главным образом, благодаря интеллектуальному лидеру (одному из) русских националистов К. Крылову, защищающему первую из этих точек зрения. Не так прямо, как в случае с групповым отбором, этот спор тоже сводится к дилемме "группа или признак?". Фундаментальный метафизический характер придает дискуссии о сущности нации, и без того ведущейся на повышенных тонах, дополнительную остроту.
Мы замечаем, таким образом, что интенсиональный и экстенсиональный контексты относятся друг к другу не как эквивалентные языки описания онтологически тождественных объектов, но как качественно различающиеся методологические парадигмы. E.g. предпочтения одного контекста другому во втором из рассмотренных нами примеров может привести националистов к выбору совершенно разных социальных стратегий. Это кажется совершенно неожиданным, если исходить в выборе языка для обозначения универсалий из логики и точных наук, в которых два контекста представляются совершенно эквивалентными.
Впрочем, такой результат не вызовет удивления, если мы вспомним, что экстенсиональный и интенсиональный подходы отличаются степенью удаленности от номинализма. А именно, первый из них соответствует universalia in re, второй – universalia ante rem (и тем более in re). Т.е. речь на самом деле идет о споре между концептуализмом и платонизмом (понимаемым как universalia in re et ante rem) – никакой эквивалентности между ними нет и быть не может.
---------------- [1] Г.Д. Левин. Проблема универсалий: современный взгляд. Москва 2005 [2] Р. Доккинз. Эгоистичный ген [3] В. Грант. Эволюционный процесс
Как выглядит продажа души в сериале? С нашей точки зрения довольно странно выглядит. Демон живет тем, что убивает человека и поедает его душу. Себастьян служит Сиэлю за его душу, это подтверждается волшебными знаками у обоих на теле. Казалось бы, это неотвратимый договор, скрепленный печатью Ада, но ничуть не бывало. Когда Сиэль попадает в горящий город, а Себастьяна нет рядом, Сиэль говорит себе: "Если я сейчас умру, всё будет напрасно, Себастьян ничего не получит". То есть чтобы получить душу, Себастьян должен стоять рядом в момент смерти, тут же её схватить и съесть. Никакие волшебные силы не отдадут ему эту душу, если он не схватит её в нужный момент чисто физически. В финале сериала, в сером загробном царстве, уже после смерти, Сиэль сам отдает себя демону, сам добровольно идёт на вторую смерть. В этом мире и царство теней является пространством выбора и теоретически Сиэль даже здесь, несмотря на все печати, может отказаться и никакие силы его не принудят. В этом случае демон конечно может его убить, но он в любой момент мог это сделать. В таком случае что даёт демону договор?
Возможно, часть популярности этого сериала объясняется тем, что в этом моменте создатели, идя совсем другим путем, уловили одну очень важную христианскую идею, а именно - договор демону не даёт ничего. читать дальше Вспомним, за что Люцифер был сброшен с неба. За то, что отказался поклониться Адаму. Созданный из праха человек всемогущей волей был поставлен выше ангелов. Это решение вызвало восстание и отпадение, но осталось неизменным: при встрече первого из ангелов и последнего из людей кланяться должен ангел. Место золотой рыбки - у старухи на посылках.
Итак, онтологический статус демона по отношению к человеку не выше, а ниже, не такой, как у Бога, а такой, как у кошки. Клятва демону в таком случае не больше обязывает человека, чем клятва кошке - на самом деле это обещание себе самому. У кошки нет никаких сил и средств заставить человека это обещание выполнить. Он это делает, если сам хочет и пока сам хочет.
Та же ситуация и с демоном - сам человек может погубить свою душу и отправить её в ад, а у демона нет сил и средств заставить его соблюдать договор. Правда, демон хитрее кошки. Он добавляет к договору обряды и ритуалы, рисунки кровью и пентаграммы, заклятья и чтение молитвы наоборот, он даже верно служит, совершая прямо-таки невероятные вещи, и всё ради того, чтобы обмануть человека, заставить его поверить, что договор что-то значит, что договор его обязывает, что он должен договор выполнять. Но пока человек жив, он может отбросить эти пентаграммы в любую минуту, просто потому, что он человек и он свободен. Тогда конечно демон может его убить, но он всегда мог это сделать. Жизнь демон может отобрать, а душу нет.
В сериале есть ангел, который борется со скверной. Названия европейские, но посмотрим, какая идейная реальность за ними стоит.
Все великие восточные религии объединяет идея о том, что индивидуальное, личное, отдельное есть зло и должно быть преодолено. Индуизм учит, что наш человеческий мир это иллюзия, сон, майя. Высшее благо - уйти из этого царства сна и прекратить цепь перерождений. Буддизм требует отказа от страстей и понимания того, что личность это лишь часть мировой души. Отказ от личности и слияние с мировой душой - несомненное благо и цель буддистской проповеди. Китайское дао, в котором стираются все различия и которому в идеале должен служить каждый человек, тоже является реализацией этой идеи. Земная жизнь, человеческая личность, человеческие страсти - это то, с чем веками борется Восток, это то, что равно уничтожает в себе индийский йог и буддийский монах.
Ереси такого рода восточного происхождения возникали не раз и в христианстве, но каждый раз церковь давала им отпор, исходя из таинства Воплощения. Бог стал человеком, тем самым освятив человеческое, личное, индивидуальное, земное, телесное. Отбросить тело как ненужную тряпку и уйти душой в сияющие надзвездные дали с точки зрения христианства преступление и ересь. Земная жизнь сама по себе не зло и не скверна. Злой ее делает человек, но он же может сделать ее и чистой.
Ангел в сериале всеми своими силами и чудесными свойствами борется против человеческой личности и человеческой телесности - делает из людей кукол, сшивает разные тела в одно, подсыпает в еду волшебный порошок, от которого все становятся как зомби, даже оборотня окончательно превращает в собаку, отобрав имеющиеся у него крохи сознания и самосознания.. Финальный план по уничтожению скверны - сжечь её вместе с людьми, не разбирая правых и виноватых, хорошо вписывается в восточную парадигму. Они все виноваты, потому что они люди, потому что они существуют, потому что они отделены от вечности. Мы еще раз можем увидеть японское мировоззрение с викторианским декором.
В однотонном языческом мире загробные края отличаются от мира живых чисто географически. Как в Греции река мертвых Стикс совершенно обычно текла по совершенно обычной греческой равнине, так и здесь река мертвых, текущая в царство мертвых, начинается как Темза, по которой ходят пароходы.
Разные уровни мироздания тоже отличаются не качественно, а количественно. В сериале действуют люди, ангелы, демоны, синигами и оборотни, но отличаются они друг от друга только своими волшебными свойствами. Мир здешний и потусторонний настолько однородны, что и называть их так нельзя - там нет той стороны, там всё одинаковое. Между тем в христианстве, элементы которого пытаются использовать создатели сериала, этой однородности нет и в помине.
В христианстве мир людей, ангелов и демонов отличается принципиально. Мир людей это царство свободы. Человек может выбирать между добром и злом в любой момент своей земной жизни, но только в земной жизни. На высших уровнях выбора нет. Основной признак ангела не большие белые крылья, а моральное совершенство. Сущностная черта демона не способность летать и ловить пули, а то, что он всегда зол, подл и лжив.
Великий теолог Ориген учил, что в конце концов даже демоны спасутся. Это учение было осуждено Церковью. Для нечеловеческих сущностей отпадение окончательное и неизменное. Мультфильм Heavenly Appeal замечательно иллюстрирует идею Оригена и соответственно идею, не входящую в христианское учение.
"Темный Дворецкий" даёт эту идею ещё более подробно. Все тамошние ангелы и демоны ссорятся, мирятся, заключают союзы или хотя бы демонстрируют возможность таких союзов. Это так же далеко от христианства, как Япония от Европы. Этот момент чисто языческий и готические соборы вместе с классической музыкой не могут его сделать европейским.