Разворот

Автор schwalbeman, 2007

Образ мачехи в «Золушке» заставляет задуматься о человеке, в котором соревнуются два начала: светлое и темное. Разумеется, такая коллизия свойственна всем, а вовсе не только мачехам, но случай мачехи интересен тем, что на стороне тьмы выступает естественное материнское чувство, любовь к родной дочери, а на стороне света — абстрактные, благоприобретенные представления о морали. Если нет под руки падчерицы, то материнский инстинкт может погубить какую-нибудь другую несчастную душу, к примеру более успешного, чем любимый сыночек, юношу-выскочку («Я боюсь, ты отравлен, лорд Рэнделл, мой сын, я боюсь, ты отравлен, мой паладин»).

Еще один пример — Тристан и Изольда. Их такие естественные, такие человеческие чувства друг к другу (особенно, если забыть про выпитый афродизиак) становятся на одну чашу весов, и перевешивают находящееся на другой чаше чувство долга.

Как много было в старину сюжетов, в которых союзником добра была культура, приобретенные человеком в ходе обучения и воспитания представления о должном и красивом, а союзником зла — человеческое естество. Нет, я вовсе не считал по пальцам, но мне кажется, что в наше время гораздо чаще встречаются ситуации, в которых культура и инстинкты занимают противоположные позиции. Конечно, мачехи не стали добрее, но куда чаще встречается ситуация, в которой женщина является плохой матерью для собственных детей, потому что они мешают ее карьере, или потому что ей не хочется разменивать на ерунду свои молодые годы. Материнский инстинкт тащит глупую бабу к добру и свету (выполнять наказ президента, восстанавливать демографию), а передовая и прогрессивная мораль топит с головой в серной луже, имя которой «чайлдфри».

Что же касается, скажем, наркотиков, то их потребление совершенно точно ограничивается естественными человеческим инстинктом самосохранения (при наличии небольшого количества мозгов). Опять не культура защищает нравственный облик, но самое естество. Культура, напротив, собственноручно сворачивает несчастному косячок, а то и шприц наполняет. Хиппи-миппи. Грофы-мрофы. Эйсид-мэйсид.

В определенных кругах, как мне рассказывали, лишь естественная гетеросексуальность встанет на пути человека, решившего из соображений моды разыскать в себе что-то нетрадиционное.

Возможно, я неправ. Может быть, действительно стоит посидеть и аккуратно позагибать пальцы. Но представляется, что если христианин средневековья в основном работал над тем, чтобы преодолеть в себе все природное, то в наши дни традиционная мораль, наоборот, в немалой степени поощряет естественное и инстинктивное в противовес культурному и наносному (хотя борьба со старыми недобрыми «естественными» грехами, разумеется, никуда не делась).

Вот редкий случай, когда уместно воспользоваться нелюбимым мной, восходящим к Ницше, терминологическим аппаратом, эксплуатирующим образы греческой мифологии. Я имею в виду идею борьбы аполлонического и дионисийского начал. Метафора противостояния двух языческих богов — взятых (впервые, впервые!) как означаемые, а не как означающие — начинает сиять новыми красками, если предположить, что в своем конфликте они попеременно заключают и расторгают союзные договора с Христом. Мы живем в эпоху, когда Дионис, символ «верности земному», выступает на стороне Распятого против Феба, повелителя возвышенного и рукотворного в мире идей. Но обстоятельства не всегда складывались таким образом. Интересно, что сказал бы на это безумный Фридрих? Простил бы он предательство своему пьяному богу? Незримая брань горнего мира труднодоступна человеческому разуму. Мы можем судить о ней лишь по немногим внешним проявлениям. Но одно несомненно: брань эта не сводится лишь к открытым боевым действиям, есть в ней место стратегическим союзам и дипломатической борьбе; именно ее провидят автор книги Иова и евангелисты-синоптики (Лк. 4:3-13, Мф. 4:3 - 11). Вчерашние союзники стали врагами; вчерашние враги заключили перемирие.

Это ли не революция? Это ли не upside down всех времен?

@темы: Дионис, Разворот

---

Резделение труда и стоимость

Отсюда

Смирнов: Никаких «стоп». Именно и только абстрактный труд позволяет сравнивать товары, а потребительскую стоимость дает всеобщий характер труда, заключенного в товаре. Это и есть двойственный характер труда у Маркса. И я говорю о сравнении и о возможности сравнения товаров в процессе рыночного обмена – т.е. об их меновой стоимости.

Естественно вне рыночных отношений вопрос решается иначе, но иначе по форме, а не по сути. Как адекватно платить за всеобщий труд – никто не придумал. Вознаграждение за него в системе господства абстрактного труда, денег и социальных институтов как превращенных форм всегда субъективно и потом слишком часто неадекватно и несправедливо. Кстати, что такое «не рядовая потребительская стоимость»? Потребительская стоимость обладает только двумя качествами. Она либо есть, либо ее нет.

Как бы то ни было, большое количество абстрактного труда в СССР порождало все связанные проблемы.

«Избавиться от абстрактного труда означает избавиться от разделения труда…».
Совершенно верно. Экономическая формация началась с разделения труда и закончится вместе с ним.

«Пооперационное деление процесса изготовления чего либо, и особенно с учётом отдельно производимых комплектующих и стандартных взаимозаменяемых узлов или, допустим, катаного сортамента, целиком и полностью вполне абстрактный труд, от которого никуда не деться, пока подшипники выпускаются».

Труд – это только человеческий труд. Если подшипники делает автомат, то труда тут нет. А подшипники есть. В том то и дело, что достижение определенными видами труда полностью абстрактной формы есть последний шаг перед заменой этого труда машинами. Там, где абстрактная часть труда еще не в полной мере выделилась, заменить его на машину затруднительно.
Вообще гений Маркс, понятное дело не знавшего ничего о робототехнике и автоматике тут поражает. Он чисто философско-экономически предположил такой путь.

@темы: Маркс, труд

---

Абстрактный и всеобщий трду, примеры

Отсюда

Смирнов: Вы зря решили, что я не обратил внимание на трактовку в БСЭ. Более того, я ведь помню как меня учили на научном коммунизме. Но мне эта трактовка представляется ограниченной. Речь ведь не о том, что абстрактного труда как абстракции не будет, однако нас интересуют продукты труда – товары. Приведу пример. Возьмем гм…, скрипку Страдивари и скрипку какого-нибудь Пупкина. Можно ли их сравнивать как товары, т.е. мерой абстрактного труда? Конечно, нет. Т.е. получается, нет сомнений, что в труде метра Страдивари можно выделить как абстракцию – абстрактный труд, ибо он конечно тратил при изготовлении скрипки мускульную, нервную и т.д. энергию, и возможно, примерно столько же, сколько Пупкин. Но скрипка Страдивари бесконечно ценнее пупкинской. Что же еще включено в стоимость скрипки Страдивари, кроме абстрактного труда, что делает ее куда более дорогой даже в деньгах? В процессе изготовления скрипок можно выделить и другую абстракцию – всеобщий труд, и качество этого труда у Страдивари куда выше, чем у Пупкина. Но именно качество! Как либо оценить его с количественной точки зрения не представляется возможным. В результате, когда в продуктах труда всеобщий труд занимает все более важное место, все более весомую долю, рыночный обмен разрушается – он невозможен, закон стоимости не работает. Капитализм конечно оценивает и такие продукты, но чисто субъективно, в зависимости от моды, и всякой другое ерунды, по сути – от балды. Это было первое.

И второе, насчет ликвидации абстрактного труда. Это совсем не глупость. Дело в том, что при капитализме абстрактный труд из абстракции превращается в фактический абстрактный труд, т.е. абстрактный и всеобщий труд выделяются и разделяются в полной мере. Нет уже Страдивари, а есть миллион Пупкиных, тупо выделывающих на конвейере эти «скрипки» и только один Сидоров, который эти «скрипки» изобретает. Так вот, именно этот фактический, выделенный абстрактный труд может быть ликвидирован и сделано это может быть двумя способами. С одной стороны автоматизацией и роботизацией производства, а с другой, возвращением труда к единству, где абстрактная и всеобщая форма труда будет опять в неразрывном единстве, как у Страдивари. Однако на куда более высоком техническом уровне, благодаря которому мускульные и нервные затраты существенно уменьшаются, а возрастает доля духовного творчества, фантазии и т.д. Я лично знаком с такой сферой деятельности, как деревообработка. Так вот, замечу, что люди, далекие от темы даже не представляют возможностей современной индивидуальной техники, например оборудования BOSCH. То, что я делаю обычными инструментами за пол часа, машинкой я делаю за полминуты. Видимо, в других сферах деятельности что-то подобное.

@темы: Маркс, труд

---

Об абстрактном и всеобщем (общественном) труде

Автор В.Смирнов, 2011

Меня спрашивают, что я понимаю под абстрактным трудом, и эта категория, по моему мнению, крайне важна для понимания взглядов г-на Маркса. Например, я полагаю, что ни о какой коммунистической формации нельзя говорить, пока в общественном производстве преобладает абстрактный труд. Спрашивали, - отвечаем, вернее пытаемся ответить. Проблема в том, что Маркс весьма немного сказал о всеобщем труде, а глубоко и строго понять категорию абстрактного труда можно только в соотнесении ее с категорией всеобщего труда. Критикуя Шторха он писал: «В духовном производстве в качестве производительного выступает другой вид труда (другой вид труда – всеобщий труд, - Sm). Но Смит не рассматривает его... Взаимодействие и внутренняя связь обоих видов производства тоже не входят в круг его рассмотрения...». К сожалению и Маркс тоже конкретно не занимался этим, потому что, капиталистические формы трудовых отношений не могут быть применены в духовном производстве «по самой природе вещей», о чем он и пишет в «Теориях прибавочной стоимости». По замечанию Библера «этот труд включается в капиталистическое производство только своим результатом, только для использования». В результате нам придется выходить за пределы поля, исследованного Марксом. Однако у нас есть на что опереться. С одной стороны это взгляды Маркса на сущность человеческой практической деятельности, на его анализ товара, и двойственной природы труда, заключенного в товаре, а с другой, на рассмотрение всеобщего труда в контексте противопоставления всеобщего труда совместному и частичному труду (Капитал III том, гл.5, п.5.) и на поразительные по прозорливости замечания Маркса, рассыпанные в его текстах.

В эпоху архаической, первобытной формации, до разделения труда, труд был един, т.е. это был просто труд. Фактического разделения на абстрактный и всеобщий труд еще не произошло, ибо оно как раз разделением труда и обусловлено. Просто труд как таковой имеет двойственный характер: труд есть «…с одной стороны, расходование человеческой рабочей силы в физиологическом смысле, - и в этом своем качестве одинакового, или абстрактно человеческого, труд образует стоимость товаров. Всякий труд есть, с другой стороны, расходование человеческой рабочей силы в особой целесообразной форме, и в этом своем качестве конкретного полезного труда он создает потребительные стоимости». Продукты труда, как конкретного полезного труда, как потребительские стоимости, проявляют свою «общественную» сущность, в том смысле, что они, говоря по-простому, нужны всем, т.е. имеют потребительскую стоимость для всех членов общества. Это связано с тем, что они могут быть распредмечены любым членом общества, потому, что сами есть опредмеченный опыт общественного развития, и в этом смысле есть опредмеченная культура.

Межуев пишет: «В отличие от животных человек способен создавать не только то, в чем нуждается сам или его прямое потомство, но в чем нуждаются другие, с кем он не связан узами кровного родства или территориальной близости. Тем самым он способен трудиться в силу своей не только органической, но и общественной потребности, которая существует для него в виде не бессознательного влечения или инстинкта, но осознанной цели. Производя для других, он производит свои отношения с другими…». Это не какое-то вторичное свойство труда – это его сущность, - общественная сущность труда. Однако общественная сущность труда, ее всеобщий характер может проявляться по-разному: как всеобщий труд в своей естественной, «человеческой» форме, и в форме превращенной, «уродливой», но об этом позже.

Труд первобытного человека был в этом смысле естественным. Он делал лук и каменные наконечники, потом вместе с соплеменниками загонял дичь, и продукт его труда – мясо и шкуры животных предоставлял всему обществу. Он, конечно, мог попросить у соплеменника сделать наконечник, если тот делает лучше, (хотя это уже зачатки разделения труда), но никакого обмена не происходило, поскольку продукт его труда не становился его собственностью, а предоставлялся всему обществу, так что и в обмене смысла не было и менять нечего.

Но вот, в результате усложнения средств труда специализация видов деятельности все усиливается и происходит то, что мы называем разделением труда и появляется обмен. Труд ради обмена тоже носит всеобщий характер, вернее сказать, в обмене его приобретает, но уже в превращенной, «уродливой» форме. Т.е. цель такого труда уже не в производстве для общества, для других, а в получении (чему служит процесс обмена) благ для себя – и в этом аспекте можно говорить об определенном расчеловечивании. Однако объективно произведенные вещи (уже товары) через обмен попадают все же другим, ибо они и могут быть обменены, потому что нужны другим. Тут уже см. в Капитале анализ категории товара, и двойственного характера труда (1гл.). Замечу, что сама возможность обмена опосредована тем свойством труда, которое в дальнейшем будет выделено как абстрактный труд, ибо только абстрактный труд позволяет сравнивать товары в соответствии с законом стоимости. Но об этом ниже.

Продолжим дальше. С появлением таких превращенных форм всеобщности трудовой деятельности начинают происходить интересные вещи. Возьмем условного производителя наконечников для стрел, уже бронзовых. Он хочет в процессе обмена получить побольше вещей и соответственно произвести больше наконечников для обмена. Для этого он берет себе помощников. Один рубит руду, другой ее плавит, третий делает чушки – заготовки. Все эти люди работает поденно, получая за день работы 1 кг. мяса, например. Они вообще отчуждены от всеобщности труда, ибо в своем труде не имеют вообще никаких общественных целей. Они не трудятся для обмена, они вообще могут не понимать смысла своего труда, они просто расходуют свою мускульную силу ради пропитания. Скоро мастер вообще не занимается непосредственным производством наконечников, а организует труд помощников и занимается обменом. Только он один понимает смысл труда, пытается улучшить средства труда, технологии, только его труд имеет всеобщий характер, а труд помощников наоборот, приобрел чисто абстрактный характер.

Как я и говорил, наш мастер по производству наконечников – условный. На самом деле все происходило вовсе не так. Всеобщий труд отделялся от абстрактного очень медленно и постепенно. Сначала у мастера были просто ученики, которые и выполняли нужные работы и одновременно учились, и сами понимаете, это далеко не абстрактный труд в чистом виде. Суть в том, что полного, явного своего разделения абстрактные и всеобщие свойства труда достигли только при капитализме в рамках машинного производства, да и то, только на поздней, современной стадии. У Маркса абстрактный труд совершается как правило в виде простого совместного труда, или, как пишет Маркс: «следует различать всеобщий труд и совместный труд. Тот и другой играют в процессе производства свою роль... Всеобщим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современни¬ков, частью использованием труда предшественников. Совместный труд предполагает непосредственную кооперацию индивидуумов». Только при капитализме рабочие на индустриальных предприятиях занимаются абстрактным трудом в достаточно чистой форме. Их труд – лишь расходование мышечной энергии без всякого представления о смысле труда. Рабочий даже может не знать, какой продукт получится в результате совместной деятельности предприятия, как китайские или индонезийские тетки паяя платы за 1 долл. в день не знают, что они вообще делают, плату для телевизора, или для компьютера, и как эта плата работает. Вот нужно сделать 8 паек и передать дальше, и она автоматически делает. Такой труд измеряется лишь рабочим временем, и потому продукты такого труда могут быть приравнены друг к другу, и иметь стоимость в соответствии с законом стоимости.

В отличие от абстрактного труда всеобщий труд закону стоимости не подчиняется, ибо диалектический парадокс – всеобщий труд, общественный труд насквозь индивидуален, в то время, как абстрактный труд – обезличен. Субъектом абстрактного труда является усредненный человек вне его индивидуальных качеств, а субъектом труда всеобщего, наоборот – неповторимая личность. Нельзя сравнить час времени недавно почившего руководителя Apple и предпринимателя Магомеда на местном рынке. Это не час абстрактного труда, а несравнимые вещи.

Впрочем, я пока говорил о всеобщем труде в его превращенной, уродливой форме, о том труде, всеобщность которого проявляется в процессе обмена, но всю историю человечества рядом с этой превращенной формой существовал всеобщий труд в чистой, человеческой форме. Это труд деятелей науки и искусства. Продукты такого труда заведомо создавались для всех, и становились общим достоянием вовсе не посредством обмена (это для них вообще невозможно, поскольку в их отношении закон стоимости неприменим). Они прямо становились достояния культуры. Стихи великого поэты были общим достоянием, как и философские трактаты Аристотеля, они и создавались для этого (хотя и не без давления и искажения со стороны сильных мира сего, но чем более велик художник или ученый, тем ничтожнее эти искажения).

Если абстрактный труд есть лишь следствие внешней необходимости, он вынужден (чтобы не умереть с голоду), то всеобщий труд, особенно в его чистой, человеческой форме является следствием внутреннего побуждения и поэтому это – свободный труд.


Со временем значение науки (и искусства, ага) в общественном производстве, вернее в общественной практике как таковой все росло. Как говорили в СССР, наука становилась непосредственной производительной силой, а абстрактный труд превращается у нас на глазах лишь в момент, вторичный элемент общественного производства. Одновременно и сам абстрактный труд становится все более абстрактным, очищается от всех личностных моментов. Например, еще сравнительно недавно хорошие, высококлассные рабочие ценились, им приставляли учеников, т.е. они обладали некоторым неявным знанием, и их мастерство приближалось к искусству. Современное развитие производства ведет к тому, что бы довести рабочие операции до полной элементарности, где нет места никакому особому мастерству. Именно такие тенденции позволили перенести вроде и высокотехнологичные производства в страны 3-го мира без существенного совершенствования образования, подготовки и уровня жизни, в конечном счете, у местных трудовых ресурсов.

Как предсказывал Маркс: «…Непосредственный труд и его количество исчезают в качестве определяющего принципа производства, созидания потребительных стоимостей; и если с количественной стороны непосредственный труд сводится к менее значительной доле, то качественно он превращается в некоторый, хотя и необходимый, но второстепенный момент по отношению к всеобщему научному труду, по отношению к технологическому применению естествознания…» и ««...Тенденция капитала заключается в том, чтобы придать производству научный характер, а непосредственный труд низвести до всего лишь момента процесса производства».

Нужно заметить, что и превращенные формы всеобщности испытывают кризис. Если говорить просто, то предприниматель, как герой Нового времени исчезает. На его место, особенно в крупных корпорациях, становятся многочисленные «менеджеры», которые все более делают свою частичку работы, не озадачиваясь ее общим смыслом и в этом контексте так же выступают как работники абстрактного труда. Всеобщее качество труда (в его превращенной форме) обезличивается, и, становится, словами Маркса «идеализацией», воплощением труда совместного, реализуемого в пределах всего общества.

Вместе с тем, развилось и достигло крайности противоречие между общественными отношениями, созданными всеобщим трудом в его превращенной форме, и самими развившимися формами труда. Помните в цитате Межуева: «Производя для других, он производит свои отношения с другими…». Т.е. в данном случае производство для обмена производит и соответствующий тип отношений. Но всеобщий труд в чистой форме, доля которого все больше, доля которого стала определяющей, производит вовсе не для обмена, а соответственно производит и другой тип отношений, требует другого типа отношений. Существующие отношения уже не удовлетворяют общественное производство, основанное на знании. Капитал, пытаясь секретить, присваивать в собственность продукты всеобщего труда, ужесточая и ужесточая законодательство копирайта, патентного права и т.д. уже сдерживает общественное развитие, останавливает его… и не справляется, ибо нельзя удержать в руках продукт всеобщего труда. В общем, почему именно сейчас мы находимся в преддверии коммунизма, я еще буду писать отдельно, хотя Маркс уже написал об этом, говоря, что капитализм, заключающийся в «противоположности капитала и наемного труда, представляет собой последнюю ступень развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства».

Абстрактный и всеобщий труд не соотносятся друг с другом, как только как физический и умственный труд. В сферах нефизического труда мы встречаем такой же абстрактный труд. Например, миллионы т.н. «офисных хомячков» так же занимаются в массе своей вполне абстрактным трудом, и в тоже время для мастера, руками изготавливающего те или иные вещи, и достигающего в своем деле уровня искусства (а такое индивидуальное производство или производство на заказ играет все большую роль), уже при современных средствах труда абстрактный труд становиться лишь моментом, вторичной составляющей труда и с развитием технологий этот момент будет все уже.


Сразу скажу, что предложенная трактовка вовсе не общепринята. Сколько авторов, столько трактовок. И мой взгляд на эти вопросы только находится в стадии становления. Вернее сказать, с абстрактным трудом все более-менее понятно, а вот с всеобщим – еще думать надо. Поэтому буду рад дельным замечаниям и мнениям. Вообще я очень многого не написал. Дело в том, что поднятые вопросы – это начало марксовского рассуждения, не удивительно, что он начинает Капитал с анализа товара и двойственного характера труда, заключающегося в товаре. И из этого начала исходит вся теория Маркса, соответственно тут писать, не переписать. Изложенные вопросы связаны и с проблематикой свободного времени, чем я еще напишу, с вопросами труда и самопроизводства человека. Я не написал о соотношении конкретного, непосредственного, совместного, частичного и т.д. труда, ибо это уже немного другой срез. Но надеюсь хоть в какой-то степени мне удалось объяснить, как я понимаю сущность понятия абстрактного труда у Маркса.

@темы: Маркс, труд

---

О реальности язычества

Раз в теме о соционике уже помянули Юнга, хочу обратить внимание на его работу "Вотан". Замечательная вещь, единственная у него, к которой я могу относиться серьёзно. Она недлинная, всячески рекомендую. Если пересказывать своими словами и с нашей терминологией, суть ее в том, что при Гитлере в Германию вернулся Вотан. Века христианства были забыты, и коллективная личность немецкий народ стала Вотаном, древним Одином во всей его силе.

Это к замечанию, которое мне делали, что языческие боги конечно же не существуют в виде антропоморфных существ, это на самом деле какие-то стоящие за именем реальные силы, формирующие сознание народа и проявляющие себя в мире и природе. Так вот, я с этим никогда не стала бы спорить. Вотан-Один это не мужик в рогатом шлеме с бородой, а кто это на самом деле, мы видели в 1941-45-м.

Все эти нынешние заигрывания с язычеством вовсе не так безобидны.

@темы: язычество, Юнг, Вотан, коллективные личности

---

Эльфы ушастые

Когда шла у нас речь о бессмертии (я давала недавно ссылку на целый цикл бесед, имевших место несколько лет назад), там появлялась аналогия бессмертное существо как общество. Тогда говорилось, что в мире людей бессмертны (во всяком случае, гораздо долговечней людей) именно сообщества - монастырь или крестьянская община...

Можно попытаться развить эту аналогию. Общность как коллективная личность... Толкин черпает из коллективного бессознательного, а то и сознательного. Эльфы у него бессмертны, но не имеют души, а люди живут недолго, но имеют душу, которую можно спасти или потерять. Эта разница существует не только в Средиземье, но и в нашем мире - человек может погубить свою душу, а город существует тысячи лет и в конце концов просто умирает...

Что вы об этом думаете? (засыпаю)

@темы: Толкин, коллективные личности

---

О соционике

Тогда понятно, почему соционика так расплывчата, постоянно меняется, редко попадает точку, но вызывает столько надежд. На самом деле объект её изучения не индивидуальная личность, а коллективная - те самые квадры, объединяющие несколько... гм, человек. Механически описать личность как сумму каких-то фиксированных компонентов нельзя. Столько-то ума, столько-то дерзости, столько-то нежности, берем одинаковое количество, смешиваем - и каждый раз получается разный результат, как и в случае с отдельным человеком. И постоянно находится что обсуждать, типироваться, перетипироваться и складывать неполучающееся слово.

А увлеченности столько, потому что объект-то реально существующий - коллективная личность! Объективная реальность, которая должна поддаться исследовательскому напору. Вот только модель негожая, инструментарий вообще из другой оперы, ну и результат понятно какой. Потому исследование заменяется на интуиции, больше похоже на искусство и игру, чем на науку, результат не воспроизводится и зависит от личности экспериментатора... И нести неудобно, и бросить же жалко! Больше ведь вообще никто этим не занимается.

В современной западной культуре каждое направление выживает как может. И в таких вот странных формах тоже, как ни грустно.

@темы: философия, соционика, коллективные личности

---

Коллективные личности - план работ

Карсавин пишет, что для общества, любого сообщества людей, модель биологическая не годится так же, как и механицистская. То есть общество это и не набор одинаковых атомов, и не организм (голова - правители, ноги - шудры или как там дальше). Органицисткая метафора иногда бывает к месту, если споришь с механицистом или социальным номиналистом, но я её тоже не очень люблю. Всегда нужно очень много оговорок держать в уме, чтобы правильно выразить свою мысль.

Так вот, единственное адекватное представление о человеческом сообщества любой величины  - личность. Вот так примерно и вот так примерно. Каждая описанная тут тройка или четверка это на самом деле коллективная личность. Свобода тут открывается невероятная, поле непаханное. И особенности коллективной личности, и особенности индивидуальной личности, и их взаимозависимость, и свобода в этом союзе - о каждом моменте можно книги писать.

А еще у нас есть коллективные личности, состоящие не из трех человек, а из миллионов! Церковь, армия, народ...

А не думал ли кто, что шпенглеровский прафеномен на самом деле должен быть не вещью, а личностью? Шпенглер в рассуждениях об античности говорит об отдельно стоящей статуе как прафеномене античной культуры, но на самом деле это может быть человек телесный, человек, понимаемый как осязаемое тело в первую очередь. Тогда и прафеномен фаустовской культуры не бесконечность, а человек, переступающий все границы, рвущий все связи, бесконечно одинокий, бесконечно своевольный, бесконечно самоутверждающийся. А прафеномен русской культуры...

@темы: философия, Карсавин

---

Лирики рассказывают лирикам же

Автор schwalbeman

У Иванова-Петрова:

Во время гражданской войны будущий лауреат Нобелевской премии по физике Игорь Тамм попал в плен к одной из банд Махно. Его отвели к атаману – «бородатому мужику в высокой меховой шапке, у которого на груди сходились крест-накрест пулеметные ленты, а на поясе болталась пара ручных гранат».
— Сукин ты сын, коммунистический агитатор, ты зачем подрываешь мать-Украину? Будем тебя убивать.
— Вовсе нет, — ответил Тамм. – Я профессор Одесского университета и приехал сюда добыть хоть немного еды.
— Брехня! – воскликнул атаман. – Какой ты профессор?
— Я преподаю математику.
— Математику? – переспросил атаман. – Тогда найди мне оценку приближения ряда Маклорена первыми n членами. Решишь – выйдешь на свободу, нет – расстреляю.
Тамм не мог поверить своим ушам: задача относилась к довольно узкой области высшей математики. С дрожащими руками и под дулом винтовки он сумел-таки вывести решение и показал его атаману.
— Верно! – произнес атаман. – Теперь я вижу, что ты и в правду профессор. Ну что ж, ступай домой.

Тамм так никогда и не узнал фамилию атамана

Уолтер Гратцер "Эврики и эйфории"


Тут что забавно-то. Ряд Маклорена (ах, как по-научному звучит, еще и с ирландинкой) это вовсе не из узкой области. Это попросту ряд Тейлора, сосчитанный в нуле (то есть очень частный случай очень распространённой конструкции). Ряд Тейлора - это первый курс любой высшей математики в любом техническом вузе. То есть тов. Гратцер легко допускает, что человек, понимающий, как вычислить О-большое оценку остатка в формуле Тейлора, найдётся в банде махновцев, но не ожидает встретить такового среди своих читателей, поэтому и парит им мозги "довольно узкой областью математики".

(Тут ещё вопрос, в какой форме остаток? Я лично не меньше трёх разных остатков помню, самый поганый -- в интегральной форме. Ну ладно, уймите меня, я зануда).

kamchatnov: Продолжу занудство. Источником этой истории является запись внука Тамма Л.И.Вернского, сделанная со слов деда. В оригинале отряд был красный, а не махновский, и командиром отряда был недоучившийся студент, потребовавший у подозрительного типа без документов, якобы физмат окончившего, вывести формулу разложения функции в ряд Тейлора (!): "И вид остаточного члена! Сумеешь - освободим." Тамм промучился всю ночь, но запутался в выкладках и правильного вывода до утра не получил. (Формулу Тейлора, надо думать, он всё-таки помнил. Тем не менее командир убедился, что Тамм знал математику. А когда Тамм попросил указать его ошибку, то командир ответил: "Знаешь, я и сам-то разложить функцию давно не могу... Всё позабыл - третий год, как университет бросил." Кстати, Тамма хотя и не расстреляли, но и не отпустили сразу - решили сдать в ЧК в Харькове, но ему удалось найти там знакомых, которые и помогли его идентифицировать. Так что тов. Гратцер основательно переврал всю историю, а не только Тейлора на Маклорена заменил для пущей "научности", сочтя, что читатели в этих "узких разделах математики" всё равно не разбираются.

@темы: Украина, математика

---

О феминистках, маньяках и педофилах

Автор В.Смирнов

Прочитал тут по просьбе одной ддамы триллер о девице, которую в 13 лет похитил маньяк и у бедолажки случилось расчетверение личности. Впрочем, там дальше выясняется, что это не первый маньяк в ее жизни и т.д. Книжка называется Красотка 13, автор Лиз Коли.

Есть подозрение, что пишут такое старые девы, сублимирующие неудовлетворенное сексуальное желание. Ну, например, имела она сексуальные фантазии насчет своего дяди, притягательные и одновременно запретные и стыдные, и это претворилось в фантазию о дяде педофиле… ну и так далее, принцип вы поняли. И дело не в том, что маньяков и педофилов не существует – конечно, они существуют, однако из редкой девиации они в рамках феминистической культуры (в существенной части сочиненной старыми и не очень девами) превратились в повсеместную реальностью. Ту реальность, в которой в каждом темном уголке скрывается извращенец, под каждой койкой живет бука-педофил, а каждый мужчина есть кровожадный маньяк, только дайте ему шанс.

Корень проблемы в больной американской, а шире протестантской культуре, с ее извращенным отношением к сексуальности. Постоянный конфликт между рыночной средой, использующей сексуальность излишне широко в своих коммерческих интересах с протестантским запретом на реальные сексуальные проявления, приводит к болезненному диссонансу. И на все это накладывается кризис морали, ритуала и традиции, замещаемой формальными способами регулирования (законом), в результате чего несчастные человечки существующие в условиях перманентной, лезущей в глаза сексуальной провокации, и одновременно не способные свободно удовлетворить свою сексуальность под страхом обвинения в тех или иных домогательствах таки порождают чудовищ, от воображаемых до реальных.

К этому нужно прибавить агрессивный феминизм, который сначала разжигает в женщинах чувство неполноценности, а затем, с точки зрения это неполноценности ищет (или скорее выдумывает) еще большую неполноценность мужчин. К сожалению иным в рамках гражданского общества феминизм быть не может. Дело в том, что гражданское общество, это система, в рамках которой группы людей конкурируют друг с другом. Апологеты этой системы заявляют, что такая конкуренция обеспечивает свободу, хотя еще умница Гоббс написал "Когда же частные граждане… требуют свободы, они подразумевают под этим именем не свободу, а господство". Вот феминизм и добивается господства, внушая обществу страхи и фантазии старых дев, вкупе с различными комплексами. Хуже то, что они не просто выдумывают, но создают монстров в реальности. Они живописно рассказывают о том, что в принципе можно желать (или трахнуть пятилетнего ребенка, или посадить подростка на цепь – то, что ни один представитель здоровой культуры за сексуальное желание и действие просто не воспримет). Ведь что считать сексуальным, а что нет в большой части диктует именно культура и преступление западной культуры перед человечеством уже заключается в том, что она утвердила ребенка (или мучения и унижения) как нечто, воспринимаемое как сексуальное.

Я попробую на примере показать механизм этого дела. Как то в молодости, во время службы в армии мы в увольнении толпой посетили кинотеатр. В кинотеатре шла какая то идиотская комедия – уж не помню названия и там обыгрывался момент, где какой то мужик жил с овцой как с женой или любовницей, от разговоров с ней до… сами понимаете.

Я служил на югах Советского Союза и когда мы на автобусе возвращались в часть, то увидели за окном стадо овец и принялись смеяться, как только могут смеяться (скорее ржать) с десяток молодых, здоровых парней. Мы впервые увидели этих дурацких овец как объект, который в принципе можно рассматривать через призму сексуальности. До этого мы смотрели на овец исключительно через гастрономическую призму. Конечно, один показ не сделал нас зоофилами, но когда такое конструирование в сексуальной сфере осуществляется перманентно, с миллиардными вложениями, для миллионов людей – результаты мы наблюдаем в уголовной хронике.

Раз за разом эти дуры будут рассказывать об этом, живописать это, - тут ведь не важно как о добром или как о злом они об этом говорят, ибо зло тоже обладает известной прелестью. И среди тысяч мужчин, которым постоянно, с юных лет внушают, что они желают изнасиловать маленькую девочку или мальчика, что они готовы к сексуальному насилию и только законы ограждают невинных овечек от их мужской свирепости, наверняка найдется тот, кто таки примет на себя предложенную роль.

@темы: феминизм, свобода слова

---

Стиль экстремизма

Автор Иванов-Петров

Кажется, у каждого времени свой экстремизм. Я вот о чем. Есть черты неспециальные. Какова атака экстремистов? группа молодых мужчин маргинального вида кого-то убивает или избивает. Это почти ничего не говорит, это общие черты. А особенные - стиль экстремизма - что-то говорят о времени. Скажем, если не вру, в Византии почти любой вид разногласий оформлялся как ересь. То есть люди были настолько ... всерьез относились к вере, настолько уверенно возводили все свои поступки к религиозным правилам, что почти любые разногласия оказывали в конце концов - оформлялись - осознавались до уровня - вероучительных разногласий.

Но я не о Византии. Мне кажется, всякая культура, цивилизация, мировоззрение продуцирует свой стиль экстремизма. Опять же... Сколько помню, рабочее движение в США в начале было оформлено как масонские ложи. Отчего? А потому что тогда массовыми были эти вот тайные масонские ложи - с одной стороны, столь массовые и привычные, что всем "понятные", а с другой - все же тайная организация. И профсоюзы начинались как масонские ложи.

Но я, конечно, не о США. Мне интересно, каков формат нынешнего экстремизма и что он выговаривает о нашем времени и нашей культуре. Надо сказать, с террористами я не знаком - так сложилось, что ни одного знакомого, и потому о них я ничего сказать не могу. А если слышал что-то о, как бы сказать, симпатиях молодых людей, которых заносит в этакий радикализм... Как мне кажется, сейчас симпатии - национализм и фашизм. Что я подразумеваю под симпатиями? С одной стороны - что да, фашисты, а с другой - что, видимо, что-то сейчас такое в цивилизации, что самые разные умонастроения и движения, если доходят до крайних мер социального воздействия, если как-то "против существующего порядка", то они смахивают на национализм и фашизм.

Наверное, это очень наивное наблюдение и знающие политизированные люди знают это давно и подробно. Или не это. В любом случае, буду рад пояснениям. Особенно интересно - почему именно эти умонастроения. Радикализм можно представить какой угодно, хоть и экологический, хоть и космический. За освоение космоса или против красного смещения. И вот из всего мыслимого и немыслоимого разнообразия они прокрашиваются вот эдак. Почему?

@темы: дух времени, экстремизм

---

Империя и империализм

Отсюда

klatzer: Немного очевидного.

Чтобы жить хорошо, причем и народу и человеку нужно:
1. Много и напряженно трудиться.
и/или
2. Грабить и/или эксплуотировать других.

Оба способа по понятным причинам плохие, но лучше пока не придумал никто.
У русских с пунктом 2 полный провал. А у европейцев - нет. По этому русские всегда жили бедновато. А европейцы не всегда.

smirnoff_v: Ну, во-первых, большую часть истории своей русские жили богаче европейцев, не занимаясь грабежом. Во-вторых, большинство людей не идут с кистенем «под мост» вовсе не потому, что у них не хватает храбрости.
Но и насчет храбрости. Во, в конечном счет, все равно будет висеть в петле.

klatzer: Да где же это они жили богаче европейцев? Уж не в Зимнем Дворце ли?

smirnoff_v: Видимо и в Зимнем тоже. Сравнительное исследование костных останков захоронений разных эпох однозначно демонстрирует, что русские (еще с Древней Руси) в общем питались лучше и более полноценно чем жители Европы. А именно питание, вплоть до конца 19-го века определяло уровень жизни. Видимо это связано с тем, что Россия до 19-го века была недонаселенной страной и это позволяло крестьянину разнообразить свой стол за счет охоты и собирательства.
Европа же была перенаселена. Иногда Европе удавалось равняться с Россией, как после Великой Чумы, когда вымерла приличная часть народа. Тогда в Европе даже сведенные ранее леса в некоторых местах опять вернулись. Впрочем, все это хорошо описал Бродель.
Еще, как не парадоксально, для России важную роль играло соседство со степью. А именно взаимная торговля. В степи периодически падеж скота и она спасалась русским хлебом, а Россия получала каждую зиму дешевое мясо в больших количествах.
Имейте в виду, что, например, до Великой Чумы мясо в Европе ели исключительно аристократы. Бродель скрупулезно расписал это дело, вплоть до дневного рациона строителя (вроде Миланского, подзабыл, собора).
Не зря до 19-го века русский солдат был самым высоким среди всех европейских армий, что стало меняться в конце 19-го века. Это же ухудшение питания русских прослеживается по уменьшению размеров одежды (формы), производимой на ивановских мануфактурах.

folkvin: Что по этому вопросу посоветуете почитать?

smirnoff_v: В первую очередь Броделя Ф. «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХV–ХVIII вв.». По интересующему вопросу в основном Т.1. «Структуры повседневности: возможное и невозможное».

@темы: Россия, Европа, Империя

---

Песня дня

Олег Медведев, "Карлсоны"

@темы: музыка

---

Длинно, про империю и Саратов

Дискуссия, принципиально ничего нового, лишь некоторые моменты более выпукло. Эту тему я в основном развивала здесь, так что пусть и это будет.

@темы: Россия, Европа, Империя

---

О свободе слова, продолжение

Начало

smirnoff_v: Суд не может адекватно решать вопросы, лежащие в сфере общественной морали. Именно потому в обществе существуют отдельные институции, мораль и право, функционирующие по-разному.
«Так ведь и любого из нас могут отдать».
Не могут! Для эффективной общественной травли нужен общественный консенсус по вопросу. Т.е. что бы вас общество эффективно затравило, вы должны сказать не что то, что кому-то не нравится, а то, что направлено против всех,против нравственного ядра общества, против названного общественного активного(!) консенсуса.
Таковое может проделать только исключительная сволочь.
Вы же не обижаетесь, зная, что за убийство любого из нас посадят в тюрьму. И любого нормального гражданина это никак не возмущает. Потому что гражданин не убийца, а возможная жертва убийцы.
Точно так и в обсуждаемом вопросе.

prividenie777: Для эффективной общественной травли нужен общественный консенсус по вопросу

Не нужен. Достаточно организованной группы людей, не боящихся крови и ответственности.

smirnoff_v: Не… это будет не травля, а обычная уголовщина. Тут и группы не надо, хватит одного осерчавшего. Но стать жертвой уголовного преступления, это неотчуждаемый риск гражданина цивилизованного государства.
Травля, это несколько другое. Это значит сделать жизнь травимого невыносимой, не приступая (иногда на грани) границ уголовщины.

=============================================

chur72: да есть, есть варианты
потому что общественность общественности рознь.
есть ещё феномен НЕЗРЕЛОСТИ гражданского общества. А ещё есть (должна быть) интеллигенция, способная реагировать чуток тоньше и дифференцированнее, чем затаптывание подрабинеков как клопов.

кроме того Вы напрасно игнорируете тот факт, что в конфликте задействована не одна, а как минимум две "зоны необсуждаемого".
это конфликт идентичностей.

smirnoff_v: Во-первых, никакой незрелости гражданского общества в России быть не может, потому что не может быть самого гражданского общества. В России некоторым (по некоторым свойствам) аналогом может быть «общественность».
Кстати вы это сами доказываете, апеллируя к интеллигенции. Но гражданское общество и интеллигенция – две вещи, несовместные. Одна, феномен западного общества, другая – отечественного.
В конфликте задействована именно одна «зона необсуждаемого», хотя таки да, это конфликт идентичностей. Дело в том, что с подрабинековой стороны не общество, а небольшая социальная группа. Потому как общество, это сложносоставной, многофункциональный «левиафан», чего не скажешь о нашей либеральной интеллигенции. Последняя скорее группа - паразит, ибо живет на обществе и благодаря обществу, но общественной функции не выполняет. Разрушение нравственного ядра общества чревато массовыми страдания и гибелью множества людей, а разрушения групповых убеждений подрабинеков – только лишним ящиком водки, который подрабинеки выпьют с горя.

chur72: Меня бы всё это совершенно не беспокоило, если б оно действительно было так и за Подрабинеком не было никого, кроме небольшой группы истериков-нонконформистов. Или вы Левона Нерсесяна или Александра Архангельского, например, тоже к группе подрабинеков отнесёте? Они тоже не выполняют "общественно полезной функции"?

Интеллигенты в России, интеллектуалы на Западе - в данном случае не так уж это важно. Любая общественная система, достигшая определённого уровня сложности, предполагает наличие относительно независимой и авторитетной интеллектуальной элиты, которая как-раз и обслуживает (артикулирует, популяризирует, корректирует) пресловутое "необсуждаемое" ядро. Но для того, чтобы элита выполняла свою "миссию", её предрассудки не должны приходить в противоречие с предрасудками общества. А у нас мы видим это постоянно - ситуация с Подрабинеком в очередной раз это продемонстрировала.
Кто-то там сказал, что интеллектуалы - быстрый мозг нации. В современной России этот "мозг" разлажен, также как всё общество разлажено. Тут и в "необсуждаемом ядре" что-то не то, и с мозгом как-то всё не так. Ампутация мозга едва ли лучший способ лечения болезни. И ящиком водки здесь всё не обойдётся.

smirnoff_v: Именно. «Общественно необходимая функция» интеллектуальной элиты – артикулировать коллективное бессознательное народной массы. Если она этого не делает, а выдумав (утащив издалека) какие-то чуждые идеальные конструкты вступает в конфликт с этим самым коллективным бессознательным, тем самым она становится паразитом.
А насчет г-на Архангельского… Дело в том, что я весьма скептически отношусь к причислению журналистской братии к интеллектуально элите вообще.
Впрочем, в любом случае либеральная интеллигенция, это только часть интеллектуальной элиты, и следовательно ситуацию стоит сравнивать не с отсечением мозга, а с тривиальной трепанацией и нейрохирургической операцией на благо пациента.

@темы: Россия, интеллигенция, свобода слова

---

О свободе слова

Автор В.Смирнов, 2009

В связи с подрабинековой историей выявились некоторые вопросы, которые стоило бы обсудить.

Первый вопрос, это вопрос свободы слова. Все ли можно говорить и писать или нет?

И второй вопрос, если нет, то кто должен и может ограничивать свободу слова?

По-первому вопросу я соглашусь с Холмогоровым. А именно, в обществе должны быть зоны необсуждаемого. Вещи, по поводу которых согласно подавляющей большинство, практически все общество, за возможным исключением нескольких «подрабинеков».

Впрочем, не всякие общепризнанные суждения можно отнести к сфере необсуждаемого. Например, суждение 2*2=4, к ней не относится. К необсуждаемому можно отнести общепризнанное суждение, значимое морально, ценностно нагруженное, являющееся составной частью нравственного ядра общества.

Дело в том, что без нравственного ядра общество существовать не может. В принципе. Поэтому посягательство на это ядро, как и на его элементы, есть посягательство на общество, как таковое. Это антиобщественная деятельность.

Следовательно, говорить и писать можно не все.

Кстати, любопытно, что многие ЖЖ-юзеры в принципе согласны с таким подходом. Но изымают из сферы общественного диалога собственные журнальчики, полагая, что в прессе да, за языком нужно следить, а вот в своем журнальчике я что хочу, то и ворочу. Это, типа, частные записи – хе-хе – для себя. Оправдания, будто они уже сидят на скамье подсудимых, и стараются выкрутиться из-под статьи. Да.

Записи в ЖЖ это не частные записи, а публичные выступления, вроде болтологии пройдох и безумцев в Гайд-парке. А всяческие тысячники и вовсе, почитай, ведут перманентный митинг на Красной площади. А следовательно свобода слова тут тоже весма относительна.

Вот тут мы и переходим ко второму вопросу.

Кто именно должен ограничивать свободу слова, а конкретно, кто должен устанавливать ее границы и карать за вторжения в ядро необсуждаемого?

Понятное дело общество. Но общество, это слишком «вообще», так что вопрос состоит в том, в лице каких институтов общество должно этим заниматься?

История, на сегодняшний день, пришла к двум вариантам. Либо этим занимается государство, либо гражданское общество, или общественность в отечественных условиях. И тот и другой способ имеет свои плюсы и минусы. Государство склонно волюнтаристски расширять сферу необсуждаемого, включая в нее что попало (злободневно, и способствует укреплению власти). Как следствие, твердость ядра необсуждаемого размывается, ибо когда нельзя говорить о том, о чем очень многие имеют противные представления, а большинство вовсе не считает это так уж морально значимым, остается только приставить к каждому гражданину сотрудника спецслужб, что невозможно даже теоретически (ибо сотрудники спецслужб тоже любят побухтеть). Граница становится легко переступаемой, что наносит ущерб не только тем истинам, которые были внесены в сферу необсуждаемого государством, но и тем, которые на самом деле необходимы для существования конкретного общественного организма. Именно так прокололся Советский Союз.

Впрочем, у государственного контроля есть и плюс. Государство добрее, старается действовать по закону, да и в глазах общества жертва государственного контроля, что твой Прометей.

Второй вариант контроля, это контроль гражданского общества на Западе, и общественности (особый феномен русского общежития, читать у Волкова) у нас.

Такой контроль несколько более естественен, и у него нет возможности включать в сферу необсуждаемого всяческие излишества. Конечно, те, или иные группы очень бы хотели, особенно те, кто в состоянии влиять на СМИ.

Пока нет общественного консенсуса, никакое, самое разрекламированное суждение не может попасть в область необсуждаемого. Даже не протест, а просто безразличие значительной части общества уже отказывает новации в ее поползновениях.

Но у такой системы есть и минус. Она крайне жестока, не допускает снисхождения, и не озадачивает себя законностью.

Т.е. если государство зачастую носится с «политзаключенным», кормит его насильственно в случае голодовки последнего, судит и выпускает после отбытия наказантия, то гражданское общество \ общественность – нет!

Гражданское общество травит без надежды на амнистию, оно плюет на законы, вернее придерживается их только из страха, а соответственно готово нарушить в любой момент. Оно не предлагает никакой «героической» компенсации, какую получала в СССР жертва «политических репрессий». Гражданское общество \ общественность давит подрабинеков, как клопов.

Вот такой выбор. Других вариантов нет.

Благоглупости, насчет того, что и то плохо и это не хорошо, травить нельзя, это именно благоглупости, и благоглупости вредные. Ибо, либо глашатаи подобной чепухи хотят общественного коллапса, который, будьте уверены, приведет к миллионам конкретных, физических смертей и массовым страданиям, либо они ведут к тому, что государство возьмет в свои руки право устанавливать границы свободы слова и карать нарушителей.

Если один общественный механизм не срабатывает, значит, придется включать другой, и страдатели за свободу слова сами вручат государству это право, когда им подпалит хвосты. А государство всегда готово принять «ношу».

Пока кара исходит от общественности, подавляющему большинству нечего беспокоится за свои журнальчеги… В ином случае…

@темы: Россия, свобода слова

---

Слепота к истории: скрытые англичане

Автор ivanov-petrov

про отсутствие морфологии культуры

Наверное, вопрос можно поставить так: что следует сделать, чтобы прояснить ситуацию с некоторыми понятиями? про некоторые исторические реалии?

Например, я пытался расспрашивать об истории возникновения военных чинов. Продираясь сквозь историю XVI в. и с испугом взглядывая в беспорядочный XV, я пытался об этом поговорить - и натолкнулся на неответ. Мне раз за разом говорил: военные чины? ха, так римляне же, легионы же. Это было всегда. При чем тут XVI век?

Когда-то обратил внимание: характернейшие явления, новые, совсем недавние, просто почти на наших глазах появившиеся и чрезвычайно характерные именно для нашего времени: спорт, детектив, фантастика - вышли из англосаксонской культуры. Это настолько недавно все было, что даже и странно об этом подробно рассказывать - ну да, в XIX в., в основном во второй его половине, во времена прадедушек, вот только что. Случайно упомянув об этом - услышал: спорт? Так ведь греки, олимпиады, ты с дуба рухнул? Это же идет с древнейших времен. Это было всегда.

Уже понимая, что будет дальше, я стал заговаривать о том, что современная фантастика - создана англичанами. Создана настолько, что даже и подражать ей писатели иных, неанглосаксонских литературных традиций затрудняются, у них получается чаще плохо, коряво и не то, но ладно - зачем споры о качестве написанного, когда речь о самом жанре. Что я услышал в ответ? Мне было сказано, что Библия - несомненно, первая фантастическая книга, великое произведение еврейской фантастики. Пока я лечил челюсть и отмокал от этого сообщения, мне добавили разные иные античные уже радости: там же были эти... мифы, правильно? Гомер. Ну вот. Какая еще фэнтези тебе нужна?

Совершенно не собираюсь спорить. Уже вылечившись, я не хочу снова обретать весомые аргументы противников. Но все же хочу поделиться изумлением. Настолько очевидная история, настолько недавняя, сделано было практически в прошлом веке, начало во второй половине XIХ, завершилось в первой половине ХХ - просто новейшая история. И уже - не видно.

Интересно бы мне было увидеть анализ причин, отчего возникает такая ситуация. Почему эти явления - очень новые, возникшие недавно, очень демонстративно, очень быстро - не замечаются, они тут же оказываются привычным фоном, так что даже вопросы о возникновении ставить не получается - их не видят. Причем вопрос об отдельной игре - можно, об истории футбола - нет проблем поговорить. А об истории спорта не получится. Об истории конкретного - ну не знаю... героя? варианта сюжета - поговорить, думаю, удастся, а об истории фентэзи - не получается.

Может быть, дело в создании национального образа истории? Как японцы придумали ниндзя, ниндзютсу и прочую боягусяуйтитцу, создавая образ национальной самобытности - именно для конкуренции с натиском англосаксонской культуры, так и англичане придумали "всеобщую культуру", которую все послушно за таковую и сжевали. Может быть, там была какая-то специальная работа по запудриванию мозгов, хотя в это верится с трудом - в таких масштабах мозги запудривают только сами себе, другие тут не в помощь. Может быть, это была такая компания по укоренению современной цивилизации - известно, что все всегда возводят себя как можно более назад - древние укры и прочие дела. То есть как есть возможность, сразу русичи - это мирмидоняне или еще что-то такое умное. Ахилл из донских казаков, как я слышал. Может быть, это примерно такого рода продукт? Создавая общую цивилизацию, опрокидывали ее черты в прошлое и создавали мифы о том, что все это выводится с древнейших времен? Или это определенная историческая школа постаралась? Интересно, было ли такое исследование причин современных исторических мифов сделано нормальным образом, ведь не могли же специалисты поголовно верить в эту чушь про древний спорт, а также возродившиеся в Британии традиции Олимпиад? То есть ясно, что множество специалистов фактически это там-сям печатало, что говорит лишь об их специальном качестве, но ведь и серьезные люди бывают. По крайней мере, должны быть.

Да, все же... Индустриализация - это процесс, который начался в Великобритании в XVIII или, по некоторым мнениям, в середине XIX в., а не во II тысячелетии до новой эры, когда стали делать железо в сыродутных печах. То есть о римской индустрии можно говорить, помня, что это - анахронизм. Хотя и фабрики были, и приписанные к воинским частям военные заводы, и все такие дела. Но слова тут подводят, это понятно. Так же и государство появилось в XV в., и государственные границы - очень недавнее изобретение, и масса других очевидных вещей. То есть историю "вечных" реалий, которые очень молоды - хорошо б иметь, наверное, такие книги написаны? Иначе как же.

Какие понятийные средства надо применить, чтобы высказываемое наблюдение - даже не мысль - было ясным? Возьмем спорт. Чего не хватает в понятии спорта, чтобы стало очевидно, что Олимпиады - не из этого ряда пример? Во-первых, ранга. Чтобы говорить о "похожих на спорт", "еще более непохожих на спорт" примерах - нужны ранги как мера сходств и различий. Понятие "спортизации" могло бы помочь, но этого слишком мало - да, ряд явлений "спортизировался", стал выглядеть как спорт, но это всего одно слово, а там шли довольно сложные процессы, разные для разных явлений, одного слова будет недостаточно. Тогда говорящие об этом перестанут спотыкаться среди пары сосен и смогут разделить в мысли, а потом и в языке, - это вещи схожие, были общие черты, если пытаться описать как игру с фиксированными правилами, то структура правил будет похожей, но многое в том, кто, зачем, почему, как и с какими вариациями занимался этим - различается, и потому...

Но ранга будет мало. Нужно, видимо, вводить морфологию и тщательно ее описывать. Пока есть фантазии, что греки занимались чем-то таким вроде бейсбола, и в это же примерно играли французские дворяне, говоря, что играют в воланы - никакой ясности не достигнуть. Спорт описан с точки зрения "уже готового" спорта, это непригодное описание, нужно гораздо более остраненное, учитывающее то, что сейчас в голову не приходит учитывать - насколько иной была вариабельность правил, насколько сильно сказывается массовый и зрелищный характер и прочие такие дела. Кроме рангов, нужна морфология.

Еще нужна, видимо, отсылка к традиции. Если б была непрерывная традиция олимпиад со времен Греции, это одно дело. Если - допустим, хотя это не так - было бы всего два случая - тогда Олимпиады, а потом через дву тысячи лет вдруг началось - допустим - что-то очень похожее, это все равно были бы два разных явления - в любом случае пришлось бы говорить о втором возникновении спорта. В иной цивилизации, в иных условиях возникла часть, похожая на прежнюю - она другая хотя бы потому, что входит в другое целое. Если трахеи (или крылья) возникли два раза у разных групп животных, это разные трахеи (или крылья), и это можно показать. Их сходство поучительно, но не замечая различий, вообще не удастся говорить о всех этих вещах. Да, сходство крыльев - важное наблюдение, но если говорить, что у птиц - то же самое, просто то же самое, что у бабочек, то в голове будет просто чушь. Изредка бывают книги, где говорится, что катастрофически не развита морфология культуры, вот у Доброхотова такая есть - но даже книги о том, чего нет, не спасают дела, когда этого - нет.

Вроде бы очевидно. Но - достаточно? Понимания в этом месте нет, и интересно, какими средствами надо пользоваться, чтобы объясниться. Пусть о фэнтези. Понятно, что Дон Кихот - не то, и даже Ариосто, при всей трудности отличения, тоже не то. А какие средства надо применить, что надо сказать, чтобы отличить Ариосто от фэнтези? Желательно - не для данного случая, не именно для Кихота или Ариосто, а - какие-то общие понятия, которые помогали бы и во множестве других случаев.

@темы: фэнтези, спорт, морфология культуры

---

С Новым годом!

Поздравляю всех, кто это видит.

Я зарегистрировалась здесь случайно, но в результате познакомилась с интересными людьми, и это навсегда останется памятным в уходящем году. С праздником!

@темы: праздники!

---

Календарь Диоскуров

Автор schwalbeman

Я читаю детям греческие мифы в интерпретации Н. А. Куна. Потому что он не просто целомудренный (все они, гнедичи кривые - крайне целомудренные преложители слепого Г. Симпсона), но потому что целомудренность Куна выглядит естественнее прочих и не вызывает никаких вопросов у невинных младенцев. «Прекрасный, равный самим богам-олимпийцам своей красотой, юный сын царя Спарты, Гиацинт, был другом бога стреловержца Аполлона»... «Все жители любили этого оленя, но больше всех любил его юный сын царя Кеоса, Кипарис, любимый друг стреловержца Аполлона»... «Женой царя Спарты Тиндарея была прекрасная Леда... Стала женой Зевса Леда, и было у нее от него двое детей: прекрасная, как богиня, дочь Елена и сын, великий герой Полидевк. От Тиндарея у Леды было тоже двое детей: дочь Клитемнестра и сын Кастор.» Вот ради таких обтекаемых формулировок...

Должен сказать, что в детстве, читая эту книгу, я совершенно все понимал. Потом, в юности был Гаспаров, стало чуточку непонятнее (хотя тогда же прояснилось, отчего вдруг олимпийские божества водили из людей дружбу исключительно с юными красавцами). И вот сейчас я, по недостатку целомудрия и немощи памяти будучи неспособен к пересказу, читаю Куна уже собственным детям - и не понимаю почти ничего. Не хватает филологического бэкграунда, не хватает языка, не хватает понимания античной политэкономии (точнее сказать, мешает ложное ощущение понимания), путаюсь в архетипах, в деталях общественного устройства разных полисов в разные времена и т.д. Из галопирующего по европам пересказа Овидия и Гесиода книжка Куна сделалась сборником коанов. Причем если раньше была надежда, что обращение к первоисточникам исправит ситуацию, то теперь на могиле этой надежды уже выросли крупные кипарисы и гиацинты: обращался, там всё ещё хуже.

Так вот, возвращаясь к сыновьям жены двух мужей (одного мужа и одной птицы) Леды.

Вернулся Полидевк туда, где лежал смертельно раненный Кастор. Горько плакал он, видя, что смерть разлучает его с братом. Взмолился тогда Полидевк к отцу своему Зевсу к просил дать и ему умереть вместе с братом. Явился громовержец своему сыну и дал ему на выбор: или жить вечно юным в сонме светлых богов на Олимпе, или же жить вместе с братом один день в мрачном царстве Аида, другой на светлом Олимпе. Не захотел Полидевк расстаться с братом и выбрал общую с ним долю. С тех пор братья один день блуждают по мрачным полям царства теней умерших, а другой день живут вместе с богами во дворце эгидодержавного Зевса. Чтут греки братьев Диоскуров, как богов. Они защитники людей во всех опасностях, они защищают их во время пути как на чужбине, так и на родине.

Задумался о том, как поклонялись бы Диоскурам, если бы им выпало стать предметом какого-нибудь авраамического культа. Например, какой-нибудь гипотетической исламской ереси (Борхес любил изобретать исламские ереси, и нам, поди, тоже велел). Ведь бессмысленно молиться братьям в тот день, когда они тянут лямку в Аиде, верно? Следовательно, нужно точно знать дату успения Кастора... или Полидевка? правильнее Полидевка... и отсчитывать нечетные дни. Поскольку Диоскуры защищают от опасностей, все сражения и прочие рискованные предприятия назначали бы на соответствующие даты... Спорили бы до хрипоты о правильности расчетов, поправке на високосность и пр.

Все же греки наивные были ребята, ничего не понимали в подлинной религиозности, хе-хе. И календарей не любили, прав старик Шпенглер. Даже опасность попасть в просак с молитвой не могла их заставить зачеркивать палочки на стенах.

@темы: Шпенглер, Диоскуры

---

Армия, а не нация

Автор В.Смирнов

Как по своему собственному опыту, так и по опыту других, хочу заметить, что у русских солдат есть одно замечательное качество, а именно русский солдат начинает именно жить на войне или просто службе. Обживается хозяйством, каким-никаким, рота, или полк становятся как бы общиною со всеми элементами жизнедеятельности.
Солдат европейской армии воспринимает войну как явление временное, экстраординарное, состояние в которое его ввергли. Он все равно остается в конечном счете гражданским человеком в военной форме.
Подразделение же русской армии – это какой-то табор, орда, переселение народов. Эта орда вживается, вселяется в место, где воюет, налаживает массы элементарных, личных отношений с местными жителями, принимается за какую-то мелкую коммерцию.
В этом плане показательно поведение советских и американских войск и в Афганистане и в Косово. Американцы везде существуют сами по себе, как большая машина, как тот шуточный танк «Железный капут». Есть система американской армии и мир вокруг и между ними утверждена жесткая граница. Американцы живут, отдыхают, работают и развлекаются, всегда оставаясь в своей Америке, небольшой, временной, ограниченной границами лагеря, постами и секретами, и выходят за ворота, в Афганистан, только стрелять.
Русская же армия как раз интенсивно размывает эту границу морем личных связей, вороватых прапорщиков, солдат, заседающих в духанах, расчетливых полковников, вступающих в запутанные дипломатические отношения со старейшинами кишлаков и главарями банд. Она именно пускает корни в окружающем ландшафте.
Полагаю, что если бы в советской армии служили не 2 года, а больше, как при рекрутчине в царские времена, и идеологический контроль оказывал меньшее влияние, то скоро бы завязались и семейные отношения на разных уровнях. Если бы и хоронили погибших прямо там, как в старые времена, а не везли груз 200 на родину, то и могилы стали бы еще одной связующей нитью. Так бы произошло военное только частично завоевание Афганистана.
С одной стороны русский способ представляется каким-то варварским, далеким от норм «просвещенных мореплавателей», но мне он кажется гораздо более человечным и эффективным.
С точки зрения человечности в высшем смысле, это как раз не варварский, противно западному способ поведения. Это умение всегда видеть в «контрагенте» человека, такого же как ты сам, и относится к нему как равному в своей человечности.
А эффективность? Вот если представить, что в годы афганской войны Афганистан вдруг перенесся на другую планету, и группа советских войск осталась бы там одна одинешенька, сама по себе, она бы не погибла, и через много лет в этом Афганистане появился бы еще один народ, шурави, наряду с пуштунами, таджиками, хазарейцами и т.д.
А вот если бы на месте «шурави» оказались западные войска без поддержки с метрополии, они бы погибли и исчезли с лица страны

@темы: Россия, армия...