О силе образов

Бесподобная подмена про блестящий Ренессанс

eka42003
2009-11-20 07:47 pm
А, вот ещё: "Тиль Улленшпигель", по-моему, занудство редчайшее.

kizune
2009-11-20 07:55 pm
Пожалуй, это счастливая реакция на эту книгу - своеобразная самозащита мозга. Я Шарля де Костера прочла лет в двенадцать, и меня очень долго потом мучили средневековые кошмары, да и сейчас, стоит начать думать об этой эпохе, как мороз по коже идёт...

seminarist
2009-11-20 11:56 pm
Маленькая поправка. Это было не средневековье, а эпоха Возрождения. Вторая половина шестнадцатого века, между прочим.

Вот какая забавная вещь. Я с порога отметаю мысль, что цитируемая дама не знает, когда жил герцог Альба или правил Филипп Второй. Однако же - ужасы Средневековья. Есть какая-то перегородка, которая отделяет один образный ряд от другого, и если какой-то факт в символический ряд не вписывается - тем хуже для фактов.

@темы: Реформация, Возрождение

---

Коррозия сверхъестественного

Автор schwalbeman

Обоюднодружественная edelberte делится своими впечатлениями от чтения «Молота ведьм». А такие впечатления, надо сказать, это целый отдельный жанр, со своими законами, с какой-то специфической атмосферой. К примеру, знатная писательница Е. Хаецкая кое-что рассказывала приватно о своём опыте (и чувствовалось по её рассказу – это именно был опыт, переживание). Еще несколько подобных рецензий припоминаю, от менее публичных личностей. Т.е. книжка в каком-то смысле посильнее и «Фауста» Гёте, и вечнозелёной «Mein Kampf». Ни разу не видел, чтобы при словах «когда мне было восемнадцать, я прочитал "Фауста"» у человека округлялись глаза и напрягались мимические мышцы. А вот с читателями «Malleus Maleficarum» такое случается. Прозревали ли Я. Шпренгер и Г. Инститорис, что пишут послание грядущим поколениям, что труд, утратив свое прямое предназначение, перестав быть техническим руководством для дознавателей, будет заставлять сердца потомков то биться чаще, то замирать? Вряд ли. Они не понимали даже, что создают один из портретов своей суровой эпохи (ибо само понятие «портрет эпохи» было весьма необычным для человека тогдашней культуры – просто вследствие специфического восприятия категории времени).

edelberte формулирует три тезиса. В порядке возрастания значимости они суть следующие:

"Массовые "ведовские" процессы и сожжение ведьм происходили в это время не только в католических, но и, в равной степени, в протестантских землях. "

Я только не понимаю, почему «в равной степени». Вроде бы согласились уже, что протестанты интересовались ведьмами значительно сильнее католиков. В самом деле, «Молот» опубликован в 1486 г., тезисы Лютера – в 1517. Эти два документа практически ровесники; можно сказать, что именно с «Молота ведьм» начался Долгий Шестнадцатый век. Далее, активнее всего на ведьм охотились именно там, где через некоторое время расцветёт протестантизм: в германоязычных странах. Это не значит, что католики никого не сжигали и не пытали – просто их жертвами были не ведьмы, а, в основном, еретики (светские власти, разумеется, могли еще много за что приложить калёным железом). Охота на ведьм – действительно феномен не столько Средневековья, сколько Нового Времени. Это тривиальность, проверяемая по любому учебнику, но её нужно трудолюбиво проговаривать, разрушая распространённое заблуждение (ведьма на костре = Средние Века). К. С. Льюис тоже так считает:

"Многие верят и даже пишут, что в XVI в. магия была пережитком средневековья, который и собиралась смести новорожденная наука. Те, кто изучал этот период, так не думают. В средние века колдовали мало, в XVI и XVII — очень и очень много. Серьезный интерес к магии и серьезный интерес к науке родились одновременно. Один из них заболел и умер, другой был здоров и выжил, но они — близнецы. Их родила одна и та же тяга."

Возвращаясь к тезисам edelberte,

"Страх перед ведьмами испытывали не только обыватели, но и те, кто рулил процессом. Шпренгер и Инститорис - не мальчики, не рядовые "темные попы", а люди, которым было поручено руководить охотой на ведьм, люди, вхожие в кулуары. И при этом искренность страха, пропитывающего буквально все их сочинение, не отрицает, кажется, никто из внимательных исследователей."

Да, это так. «Молот ведьм» – книга о том, как противодействовать величайшим опасностям, написанная интеллигентными людьми, искренне верящими в реальность этих опасностей. Возможно, именно этому книга обязана впечатлением, производимым на наших современников.

"Наравне со страхом перед колдовством в эту эпоху в обывательских массах присутствовал огромный к нему интерес. Ведьмачество было чрезвычайно популярно, крестьяне не задумываясь прибегали к помощи и советам ведьм, творили заклинания, горожане вовсю обращались к астрологии, гаданиям, опять-таки всевозможным мелким ворожбам и заклятьям, в серьезных случаях - стремились заручиться помощью колдуна. "Колдовство до такой степени развилось, что дети на улице и в школах учили друг друга колдовать."(с) (Альфред Леман) "

Вот на этом тезисе я и остановлюсь, чтобы не дать ему привести к возникновению некоторых мировоззренческих аберраций. Дело в том, что рассказы о внезапно расцветшей вере в колдовство, порчу, сделки с нечистью, продажу диаволу бессмертной души и пр. могут создать впечатление утраты рациональности совершенно на ровном месте. Вот только что не было ни дождинки – и вдруг, как из ведра, полились, начиная со второй половины XV века бесчисленные свидетельство твёрдой уверенности человека в реальности колдовства. Под впечатление от этого потока суеверий может возникнуть искушение приписать пятнадцатому веку порок, ранее приписываемый пятому или шестому: внезапное и беспричинное оскудение сокровищ рассудка.

Ничего подобного, разумеется, не имело места. Четырнадцатый век ничуть не менее Шестнадцатого верил в чудеса. Нужно лишь понимать, что это были другие чудеса. Можно выразиться и конкретнее: это были чудеса, главным образом, добрые. При всей жестокости средневекового мира и его обитателей, сверхъестественное почти никогда не воспринималось последними источником чего-то несовместимого с принятой в те времена моралью. Чудо даровало исцеление от болезней, победу над неверными, преподносило уроки веры и страха Божия, восстанавливало (иногда брутально) справедливость... Да, чародеи и злонравные монстры тоже присутствуют средневековых страшилках. Но их жанр почти никогда не подразумевает доступность и желанность для человека черной магии – напротив, самым доступным инструментом оказывается молитва или освященные кипарисовые четки. Магия всегда существует как-то отдельно, по другую сторону линии фронта. А по эту сторону – чудотворные мощи, приходящие на помощь святые, королевское чудо (свойственная французским монархам способность к врачеванию некоторых специфических заболеваний)1.

Достаточно сравнить приводимые Ле Гоффом примеры с примерами из сборника народных пьес о д-ре Фаусте, чтобы убедиться в очевидном. В XV веке в Западной Европе меняется структура сверхъестественного как такового. Оно утрачивает благой и дидактический характер и становится чем-то вроде наркотика: сильнодействующим средством, дающим кратковременное решение бытовых проблем и требующим расплаты в долгосрочной перспективе. Если в Средние Века чудо было согласно с общественной моралью, то с наступлением Нового Времени наметился очевидный диссонанс.

Реальность нового, страшного и грязного, чуда была для человека Нового Времени ничуть не менее явственной, чем для человека Средних Веков – реальность чуда благого. Именно этим объясняется реакция Запада на внезапно нагрянувшую колдовскую моду. Будучи поставлен перед фактом перерождения сверхъестественного, Запад избрал единственно возможную стратегию, отогнав от себя Чудо (любое, любое чудо) всеми возможными способами. Протестанты не только сжигали ведьм. Они прогнали из своей религии обрядность теургичского характера, забыли предания о святых чудотворцах и вообще постарались вычеркнуть из религии любые свидетельства общения земного с нездешним. Остались лишь чудеса, описанные в Библии: никаких других пасторы Нового Времени не признают.

Еще раз, тезисно. Рационализм протестантского мира и охота на ведьм суть родственные феномены. Это две различные реакции на одно и то же явление: перерождение чудесного в мировосприятии Западного мира. К. С. Льюис в цитированном выше эссе предположил, что наука и магия зародились вместе, но магия оказалась беспомощной и умерла, а согласная с ней в области целей и отличающаяся лишь средствами наука выжила и восторжествовала. О нет, это было бы слишком просто. Магия, как и религия, не может умереть лишь в силу того, что её положения противоречит экспериментальным данным. Не понимаю, как Льюис не мог понять такой очевидной вещи, вроде бы с головой был мужик. Вокруг нас тысячи колдунов-экстрасенсов, ни один еще толком никому не помог – и ни один не разорился. Если бы критерием отбора была востребованность, колдовство никуда бы не делось, мы бы по-прежнему жили в Долгом Шестнадцатом веке, в самом его начале.

Возникновение так называемого научного мировоззрения было защитной реакцией Европы на непонятного происхождения чуму, поразившую незримый мир, на внезапную согласованную, коллективную продажу людей Запада своих душ. А другой реакцией был взрыв религиозного мракобесия, известного как охота на ведьм. Если это рассуждение кажется натянутым, следует обратить внимание на упомянутую уже выше закономерность: протестантизм хронологически появился чуть позже начала ведьмовской истерии – и развитие получил именно в странах, где, главным образом, происходила охота на ведьм. Это совпадение заслуживает того, чтобы о нём призадуматься.

Кстати, не вырождение ли сверхъестественного (в числе прочего) имел в виду Ницше, когда декларировал смерть Бога? Не знаю доподлинно. Однако очевидная географическая локализованность этого явления подсказывает, что вернее было бы сказать не «Бог умер», а «Бог отвернулся».

______________________________________
1 "...порой общественное мнение наделяло священных особ свойствами грозными и пагубными; впрочем, гораздо чаще, разумеется, свойства эти представлялись людям благодетельными. А есть ли благодеяние лучше и драгоценнее, чем возвращение здоровья? Люди охотно верили, что все, имеющее хоть какое-то отношение к вещам священным, обладает целительной силой." (Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии)

Отметим это "разумеется". Пройдет несколько веков, и "разуметься" будет уже что-то совсем другое.

@темы: Реформация, герметизм, гностики, ведьмы, Молот ведьм, мысли друзей, Возрождение

---

О ведьмах

Автор edelberte

Когда я читала "Молот ведьм", меня заинтересовало вот что. Мало того, что из трех частей трактата одна целиком посвящена церковным способам исцеления от околдования, так еще и в процессуальном разделе тщательно прописаны способы, посредством которых участникам процесса надлежит защищать себя от ведьминских козней.
Выглядит это так.

"Итак, когда обвиняемая вводится в камеру суда, нельзя позволить ей войти лицом вперед. Ее следует вводить лицом назад, спиной к судьям." (с)
"К вышесказанному надо прибавить, что допрос ведьм лучше всего производить в дни больших праздников - в то время, когда в церкви происходит богослужение. Надо предложить молящимся просить о ниспослании божьей помощи. Далее, надо надеть на шею ведьме те освященные вещи, которые были нами указаны выше, а также и написанные на бумаге семь слов, произнесенных Христом на кресте. Опыт показал, что эти вещи весьма мешают ведьме действовать." (с)
Все это совершенно необходимо, поскольку "никто из судей и проповедников не может быть уверенным в своей собственной безопасности ввиду их нападок против так называемых ведьм и колдунов."(с)

Представили? В день и час, когда в церквах побольше молящихся, ведьму вводят в зал заседаний спиной вперед, обвешанную четками и образками, а сами члены суда тоже все в крестах и амулетах, причастившиеся и святой водой обрызганные...

Это - страх, друзья мои, самый настоящий неподдельный, искренний страх.

То, что страх перед ведьмами и порожденное им преследование в 15-17 вв. в Европе носили характер массовой истерии, сходной во многих чертах с любой другой массовой истерией, не вызывает сомнений. Не буду останавливаться на доказательствах - об этом писали и пишут много и охотно, если вдруг кто еще не знаком - нетрудно найти. Однако о причинах, породивших эту истерию, задуматься стоит.

И прежде всего отметим характерные особенности явления.
1. То, о чем я уже упомянула. Страх перед ведьмами испытывали не только обыватели, но и те, кто рулил процессом. Шпренгер и Инститорис - не мальчики, не рядовые "темные попы", а люди, которым было поручено руководить охотой на ведьм, люди, вхожие в кулуары. И при этом искренность страха, пропитывающего буквально все их сочинение, не отрицает, кажется, никто из внимательных исследователей. Другое дело, что объясяют по-разному. Так что, думаю, можно отбросить очень распространенную, хотя и вульгарную версию, согласно которой хитрые инквизиторы сознательно разжигали истерию, чтобы "сплотить ряды" ввиду наступления протестантизма. Неприемлемость этой версии подтверждает и второй признак, на который я сейчас укажу.

2. Массовые "ведовские" процессы и сожжение ведьм происходили в это время не только в католических, но и, в равной степени, в протестантских землях. Это обстоятельство позволяет нам расстаться с еще одним популярным объяснением - процессы, мол, были инспирированы попами, вконец спятившими на почве фанатизма и воздержания. Второго у протестантов вовсе никогда не водилось, а первое носило характер весьма своеобразный. Протестант-фанатик - существо мало того, что донельзя свирепое, так еще и социально активное. И каналов, по которым он мог на горе ближним направить свое человеконенавистничество, всегда имелось превеликое множество. Однако ведьм жгли.

3. Самое, пожалуй, примечательное обстоятельство. Наравне со страхом перед колдовством в эту эпоху в обывательских массах присутствовал огромный к нему интерес. Ведьмачество было чрезвычайно популярно, крестьяне не задумываясь прибегали к помощи и советам ведьм, творили заклинания, горожане вовсю обращались к астрологии, гаданиям, опять-таки всевозможным мелким ворожбам и заклятьям, в серьезных случаях - стремились заручиться помощью колдуна. "Колдовство до такой степени развилось, что дети на улице и в школах учили друг друга колдовать."(с) (Альфред Леман)

Сказанного, пожалуй, достаточно, чтобы сделать вывод: причину массового психоза следует искать не во внешних обстоятельствах, будь то политика или чьи-то безумие и фанатизм, а именно в самой идее колдовства, по какой-то причине ставшей достоянием широких масс.

Сопоставим некоторые даты.
В 1484 году была обнародована булла папы Иннокентия VIII “С величайшим рвением”, где неверие в колдовство объявлялось ересью, а преследование ведьм и колдунов - насущной необходимостью. Охота на ведьм была объявлена официально, и этот год можно условно, но с достаточной степенью точности принять за исходную точку массового психоза. Нельзя сказать, чтобы до этого ведьмовских процессов не было, они были, но в качестве отдельных проявлений рвения отдельных лиц.
Естественно предположить, что причину и само зарождение явления, заставившего папу проявить такую решительность, следует искать в десятилетиях, этой дате предшествовавших.

На дворе, однако, эпоха Возрождения.
В 1461 году Марсилио Фичино публикует перевод трактатов "мага" Гермеса Трисмегиста, в комментариям к которым разрабатывает свой вариант "герметической магии".

В 1486 году Пико делла Мирандола обнародует "900 тезисов", в которых закладывает основы каббалистической магии, которую будет усердно развивать в дальнейшем.

Иными словами, в десятилетия, непосредственно предшествовавшие повальному "ведьмовскому" психозу, "титаны Возрождения" вовсю, наперегонки друг с другом, разрабатывали колдовские методики и возвращали к жизни забытые темные культы. Искали, как всегда, - власти, силы, бессмертия. Но не только.

Между этими известными нам "столпами" - среда, антисистемная по отношению к тогдашней католической системе, "малый народ", разрушительное начало. Ренессансная элита сплошь и повально была поражена сатанизмом. Общество заражалось от нее.

Я вижу два возможных пути такого "заражения"; вполне возможно, задействованы были оба.

Во-первых, простолюдины тоже иногда читали. Ученик аптекаря вполне мог ознакомиться с "900 тезисами" - а почему нет? - и поведать о них приятелю. И хотя читал он, скорее всего, так же, как бабелевский боец Первой конной марксов "Капитал": "Таблицы-графики пропускаю, в пролетарскую сущность - вникаю."(с) - "пролетарская сущность" сих трактатов, как показали события, вполне до него доходила.
Простолюдинам ведь тоже хотелось власти-силы-бессмертия путем колдовства - и, может быть, больше, чем господам, ибо другого способа получить все это, расквитаться с обидчиками, отомстить за унижения у них не было.
Нельзя также забывать и о том, что все, о чем говорят между собой господа, становится известно слугам - опять-таки в своей "пролетарской сущности". Вырвавшись из кабинетов элиты, колдовство пошло гулять по городам.

Во-вторых, нельзя упускать из виду антисистемную суть Возрождения, его враждебность к католичеству. Вброс колдовских идей в массы мог быть и намеренным.
В колдовство верили, верили все. Если верил Фичино - странно было бы, если бы не верил Инститорис. Да еще после папской буллы.

Трудно сказать, что вызвало появление этой буллы - искренняя готовность бороться со злом или стремление оставить "власть-силу-бессмертие" для избранных. Или стремление подлить масло в огонь всеобщего помешательства на сатанизме. От Иннокентия в равной степени можно было ожидать всего. Во всяком случае, свой вклад в развертывание истерии эта булла внесла.
Вырвавшись на улицы, колдовство порождало жажду и панику.

@темы: Реформация, герметизм, гностики, ведьмы, Молот ведьм, Возрождение, мылси друзей

---

О революции

Автор smirnoff-v

Любят у нас писать, что народ плох, и потому революцию не учиняет. Ну ладно, пускай не плох, пускай, разрушены связи, объединяющие людей в народ. И вот как только мы связи восстановим – начнется… Что начнется, непонятно, ибо торжествует еще одна любопытная гм… «стратегема». А именно, что лимит на революции мы уже исчерпали. И тот и другой подход - чистейший взор, и вот почему.

Во-первых, народ никогда не устраивает революций. Народ в крайнем случае бунты устраивает, с пожарами и пьянкой, но никак не революции. Нигде в мире народ не является субъектом революционного действия.

Обычно революции происходят следующим образом: конфликт во властной среде приводит к управленческому параличу и народ забрасывает всю свою государственную деятельность, продолжая исполнять только минимум, необходимый для непосредственного выживания себя лично. Он сидит на завалинке и лузгает семечки, наблюдая за обрисовавшейся катавасией. Не зря семечки стали негласным символом русской революции. Что там лузгали французы в эпоху своей революции или американцы в эпоху войны за независимость, я не знаю, но что-то лузгали.

Но вернемся к революции. Насчет конфликта элит я конечно упростил. Тут можно порассуждать и о метафизическом тупике, о невозможности для власти в определенных условиях сформулировать свою экзистенцию… но да Бог с ним, я ведь о феноменах революции.

Итак, после развала всего и вся, после того как солдаты бросили (или унесли с собой) ружья, городовым дали в глаз в лучшем случае, а чиновники ощутили полную бессмысленность написания бумажек и перестали ходить на работу и т.д. возникает хаос, который кто-то может поднять и организовать. Если таких претендентов больше, чем один, начинается гражданская война между ними. Если только один, никакой войны не начинается.

А что за претенденты-то? Тут не нужны миллионы. Тех же большевиков на февраль 17-го было около 10 тыс. человек, причем половина в эмиграции.

Может быть и меньше, если нет противостоящих сил, но на это рассчитывать чревато.

Если посчитать, сколько людей воевали в первый год русской гражданской войны (до того как начались массовые мобилизации), то уверяю вас, вы удивитесь немногочисленности участников этого «грандиозного» противостояния. Не менее удивительно соотношение тех американцев, которые сражались с англичанами, и тех, которые лузгали семечки, тех, которым по барабану было называть себя американцем, или английским колонистом.

А что же народ, спросите у меня вы? А у народа требование одно: «чтоб налога в город не брали, и что бы керосин из города привозили».

Скажете, что я народ вовсе и в грош не ставлю. Никак нет! Народ еще сыграет свою гармонь. Во время гражданской войны, тот, кому народ меньше сопротивляется, тот и выигрывает, ибо у него больше остается сил на борьбу с врагом.

Более того, коли и конкурентов нет, но поднимет власть кто-то с совсем чуждыми идеями, то хаос не может быть преодолен, и народ продолжит лузгать семечки до появления мало-мальски приемлемого кандидата.

И последнее, для России верно. Зачастую одна из сторон конфликта в преддверии поражения таки решает привлечь внешние силы, запросить прямой помощи у иноземного супостата. Если на это удалось подвигнуть политического противника, значит вы победили. Ибо «Фас!» на любого иноземного солдата в иноземной форме на русской земле – инстинкт, перевешивающий любые философии и экзистенции. Он действует независимо от социального статуса, происхождения и почти (!!!) политических убеждений.

Теперь вернемся к тезису, о том, что лимит революций мы уже выбрали. Сказать это, значит заявить, что мы уже мертвы. Только мертвец полностью исчерпал свои лимиты на революцию. Если же мы полагаем продолжить свое существование в истории, и не только продолжить, но и продолжить субъектно, значит, революции у нас еще будут, как и кризисы и эволюционные траектории.

Что такое революция в политическом плане? Это кардинальная смена экзистенции власти, кардинальная смена властного целееполагания, методов, способ формирования и организации.

Почему она происходит? Потому что наличная власть утеряла осмысленную цель, методы ее не работают, способы формирования выносят наверх только дерьмо, а организация разваливается за счет отсутствия связности.

Следовательно, не революционеры делают революцию, а власть приводит к ситуации, когда не сделать революцию нельзя. Альтернативой остается только перманентный хаос и смерть народа и государства, как той формы, в которой народ проявляет себя в истории.

Все это я пишу вовсе не потому, что предлагаю немедленную революцию. Наоборот. Я выступлю тут как охранитель. И вот почему!

Сегодня власть в России уже в тупике и не может провозгласить осмысленную цель. Методы ее не работают, все нацпроекты и иные инициативы превращаются в слабо оформленное нано с дурным запахом. Остается только часовые пояса менять. Что у нас всплывает по властной вертикале – известно. Но и то, что всплывает, не имея осмысленного целеполагания, уже теряет возможность единого, солидарного хотя бы внутри своей шараги, действия. Так что революционная ситуация на носу. Та ситуация, когда революция или смерть!

Но мы к революции не готовы!!! В России нет достаточно организованных сил, которые бы желали и могли осуществить национальную, патриотическую модернизацию. Просто нет!

Ибо нужно однозначно понимать, что в России есть небольшая, но вполне идейно, финансово и организационно консолидированная тусовка, которая революцию делать не собирается. Революционную ситуацию подталкивает, торопит всеми силами, а революцию делать не собирается никак. Ее устраивает перманентный хаос и смерть русского народа как субъекта истории.

Впрочем, она и не может делать революцию, потому что никого осмысленного целеполагания, кроме «убейтесь вы все, русское быдло», она предложить не в состоянии.

Вот этой тусовке, вот этой силе и придется противостоять в ситуации хаоса.

Готовы ли мы к этому сегодня?

А я полагаю, что речь идет именно о сегодня. В крайнем случае завтра, совсем-совсем завтра. Я наблюдаю, как раскачивают верхи через убогую «тандемократию», позиционируя Медведева как либеральную альтернативу Путину. Может и Медведев не желал бы, но понемногу ему не оставляют выбора, флажками загоняют на одну единственную дорожку.

И в этом случае хаос наступит либо сразу в момент распада «тандема», когда расколются элиты, либо немного позже, когда Медведев останется один на один с той самой либеральной тусьней, не имея никакой базы, кроме этой тусьни. И тогда они спокойно убьют Россию.

Вы спросите, что за сигналы? Да их валом!

И недавние интервью Медведева в русле перестроечного карнавала, и скандальные подрабинеки, и шоковые компании, вроде милицейской. Технологии уже столь тривиальны, столь знакомы нам и по собственному опыту и по опыту соседей, что сомневаться не приходится. Уже сконструированная революционная ситуация вполне технологично обостряется.

А нам нужно время! Нам не хватило времени за многие годы ельцинской раскоряки, путинский стабилизец тоже был в этом плане неплодотворен. А жареный петух уже клюет в задницу.

Поэтому считаю:

1. Необходимо поддерживать сколь возможно путинский стабилизец. Более того, полагаю, что он до сих пор не навернулся именно потому, что множество людей, которые совсем не нано, или не совсем нано, не разумом, а интуицией ощущая близость пропасти, вопреки своей ненависти и раздражению делают, что должно и тем поддерживают режим. Я понимаю, что меня обвинят в охранительстве, но могу лишь успокоить, что сколь-нибудь существенно долго этот стабилизец поддерживать просто невозможно. Но получить немного времени нужно.

2. Необходимо срочно, даже лихорадочно договариваться со всеми, кто разделяет некоторые элементарные принципы. Как то, что русский народ, его культура, и его государство, как способ исторического бытия народа обладают самоценностью. Поэтому единство России священно, никаких разделов и сепаратизмов допустить нельзя и русское государство должно быть сохранено. Что России нужна национальная модернизация, как минимум ради того, что бы мы могли адекватно отвечать на внешние вызовы.

К этим двум основополагающим принципам, я бы прибавил и третий. Воровская приватизация должна быть пересмотрена. Я сейчас не ставлю вопроса о собственности вообще, я лишь говорю о собственности, полученной в результате известной всем приватизации. Это необходимо даже не ради модернизации (хотя для этого тоже необходимо, модернизацию нельзя организовать из Куршавеля), а потому что восстановление общественной морали невозможно без элементарной справедливости в отношениях собственности и власти.

Я вовсе не убеждаю перестать вести дискуссии, не соглашаться, возражать и т.д. Я говорю лишь о том, что бы в час X все были готовы пойти одной колонной. И националисты, хоть мало-мальски вменяемые, и коммунисты, и сталинисты, и православные радикалы… все, кто разделяет несколько простых принципов. Больше ни о чем не прошу. Или всему конец!
2009

@темы: революция, мысли друзей

---

Гилберт К. Честертоню Три типа людей

Грубо говоря, в мире есть три типа людей. Первый тип — это люди; их больше всего, и, в сущности, они лучше всех. Мы обязаны им стульями, на которых сидим, одеждой, которую носим, домами, в которых живем; в конце концов, если подумать, мы и сами относимся к этому типу.

Второй тип назовем из вежливости "поэты". Они большей частью сущее наказание для родных и благословение для человечества.

Третий же тип — интеллектуалы; иногда их называют мыслящими людьми. Они — истинное и жесточайшее проклятие и для своих, и для чужих. Конечно, бывают и промежуточные случаи, как во всякой классификации.

Многие хорошие люди — почти поэты; многие плохие поэты — почти интеллектуалы. Но в основном люди делятся именно так. Не думайте, что я сужу поверхностно. Я размышлял над этим восемнадцать с лишним минут.

У первого типа (к которому вы и я не без гордости можем причислить себя) есть определенные, очень твердые убеждения, которые называют "общими местами". Так, люди считают, что дети приятны, сумерки печальны, а человек, сражающийся против троих, — молодец. Эти мнения ни в коей мере не грубы, они даже не просты.

Любовь к детям — чувство тонкое, сложное, почти противоречивое. В самом простом своем виде оно слагается из преклонения перед радостью и преклонения перед слабостью. Ощущение сумерек — в пошленьком романсе и нелепейшем романе — очень тонкое ощущение. Оно колеблется между тоской и наслаждением; можно сказать, что в нем наслаждение искушает тоску.

Рыцарственное нетерпение, охватывающее нас при виде человека, вступившего в неравный бой, совсем нелегко объяснить. Тут и жалость, и горькое удивление, и жажда справедливости, и спортивный азарт. Да, чувства толпы — очень тонкие чувства; только она их не выражает, разве что взорвется мятежом.

Здесь-то и кроется объяснение необъяснимого на первый взгляд существования поэтов. Поэты чувствуют, как люди, но выражают эти чувства так, что все видят их тонкость и сложность. Поэты облекают в плоть и кровь несмелую утонченность толпы. Простой человек выразит сложнейшее чувство восклицанием: "А ничего паренек!"; Виктор Гюго напишет "L’art d’etre grand pere" ("Искусство быть дедом" фр.). Маклер лаконично заметит: "Темнеть раньше стало..."; Йейтс напишет "В сумерках".

Моряк пробурчит что-то вроде: "Вот это да!.."; Гомер расскажет нам, как человек в лохмотьях вошел в свой собственный дом и прогнал знатных мужей. Поэты показывают нам во всей красе человеческие чувства; но помните всегда, что это — человеческие чувства. Никто не написал хороших стихов о том, что дети отвратительны, сумерки нелепы, а человек, скрестивший меч с тремя врагами, достоин презрения.

Эти мнения отстаивают интеллектуалы, или, иначе, умники.

Поэты выше людей, потому что понимают людей. Нечего и говорить, что многие поэты пишут прозой — Рабле, например, или Диккенс. Умники выше людей, потому что не желают их понимать. Для них человеческие вкусы и обычаи — просто грубые предрассудки. Благодаря интеллектуалам люди чувствуют себя глупыми; благодаря поэтам — такими умными, как и подумать не смели.

Однако люди делают из этого не совсем логичные выводы. Поэты восхищаются людьми, раскрывают им объятия — и люди их распинают, побивают каменьями. Умники презирают людей — и люди венчают их лаврами. В палате общин, к примеру, много умников и немного поэтов. Людей там нет.

Скажу еще раз: поэты — это не те, кто пишет стихи или вообще что-нибудь пишет. Поэты — те, кому воображение и культура помогают понять и выразить чувства других людей.

Умнику воображение и культура помогают, как он говорит, "жить интеллектуальной жизнью". Поэт отличается от толпы своей чувствительностью, умник — своей бесчувственностью. Он недостаточно тонок и сложен, чтобы любить людей. Его заботит одно: как бы порезче их отчитать. Он знает: что бы эти необразованные ни говорили, они не правы. Умники забывают, что необразованности нередко присуща тонкая интуиция невинности.

Разберем один пример. Возьмите первый попавшийся юмористический листок, и вы увидите шутки о теще или свекрови. Вероятно, они окажутся грубыми — они ведь рассчитаны на толпу; вероятно, теща — толстая, а хилый запуганный зять ходит на задних лапках. Однако сама проблема тещи далеко не проста.

Дело не в том, что тещи толсты и грубы; довольно часто они бывают изящными и неправдоподобно ласковыми. Дело в том, что, подобно сумеркам, отношения с тещей и свекровью слагаются из двух чувств. Эту сумеречную суть, эту непростую и щекотливую проблему может выразить поэт, чаще всего — умный и правдивый прозаик вроде Джорджа Мередита или Герберта Уэллса, чью "Анну-Веронику" я только что с наслаждением перечитывал.

И я поверю им, потому что они пользуются волшебным ключом газетной карикатуры. Но приходит умник и говорит: "Теща — не что иное, как наш соотечественник. Половые различия не должны влиять на чувства. Теща — братский интеллект. Пора наконец освободиться от этой первобытной семейной иерархии!"

И вот когда он это скажет (а он скажет именно так), я отвечу ему: "Сэр, вы глупее грошовых листков. Вы пошлее и вздорнее самого нелепого куплетиста. Вы грубее и невежественнее толпы. Вульгарные остряки поняли хотя бы всю сложность дела, только не могут как следует выразить. Если вы действительно не видите, чего не поделили мать жены и муж дочери, вы не тонки и недобры, вам не понять глубокой и таинственной души человеческой".

Другой пример — старая пословица "Вдвоем хорошо, втроем похуже". Это истина, выраженная по-народному, другими словами — выраженная неверно. Втроем совсем неплохо. Втроем очень хорошо; дружить лучше всего втроем, как дружили поначалу три мушкетера.

Но если вы считаете, что вдвоем и втроем — одинаково, если вы не видите, что пропасть между двумя и тремя больше, чем между тремя и тремя миллионами, я вынужден сказать, как это ни прискорбно, что вы — умник и ни вдвоем, ни втроем вам хорошо не будет.

@темы: Честертон

---

"Черная пешка", отзыв

Автор smirnoff-vl

Не так давно прочитал, что показательной чертой нашей эпохи является отсутствие утопий. Разочарование в разуме, как средстве социального конструирования оставило утопии в прошлом. Ан нет!

По наводке tim-o-fay прочитал роман «Черная пешка» Александра Лукьянова. Роман о герое прогрессоре, попавшем в мире Саракш на Островную Империю. Его называют фанфиком к Стругацким.

Впрочем, вся стругацевшина в произведении нужна только для раскрутки сюжета. На самом деле перед нами чистейшая литературная Утопия. Интересна не сама по себе (во всяком случае, для меня), а как специфической отражение настоящего.

Например, в утопическом мире империи нет места гуманности, как идеи. Во главе стоит разум и справедливость. А, как известно, справедливость и милосердие лежат на разных полках. (Не так страшно, если Бог гневен… страшно, если Он справедлив). Удивляет вера автора в разум и свои силы. Неужели ему не приходило в голову простое рассуждение: все прошлые утопии сегодня видятся наивными, а осуществление их скорее ужасным, чем прекрасным. Следовательно, и любая современная утопия будет точно так же смотреться в глазах потомков. И как следствие – выдумать идеальное общество невозможно.

Но как бы то ни было, утопия Лукьянова сурова и жестока, с концлагерями в своей совершенной, германской форме, и с рабством (правда я так и не понял, зачем оно надо). Что демонстрирует, насколько нас достала действительность, какую глубинную ненависть она вызывает.

Забавно сморится разделение жителей на три «касты» (пояса). Естественно не по происхождению, и не по профессии, а по «психотипу». Общество делится на тех, кто творит, на тех, кто агрессивен и на быдло, которое впрочем, не унижается, а вполне себе имеет достоинство - все это упрощенно, для более тонкого «проникновения» стоит прочитать произведение. А что бы поделить народ безошибочно, автор вводит Deus ex machina – агрегат странников, который помогает точно отличать психотипы людей.

Забавно потому, что у всех утопистов от начала времен тянет четко поделить человечество на части. Ибо как только появляются части – можно создавать машину, которая станет идеально выполнять свои функции. Механистичность мышления – общий признак всех утопистов! Ибо думать общество как целое, а структуру его, как зыбкую, постоянно меняющуюся, где структурные элементы постоянно меняют функции, роли, сливаются и расчленяются, перетекают одна в другую, - так думать очень сложно. И уж точно из этого не изготовишь машины.

Пугает меня западническое отношение к человеку, внедрившееся в нашу культуру. А именно мнение, что человек по природе злобное, жадное и подлое животное, а устройство общества должно ограничить зло в человеке и направить его на общее добро (благо). Так убийцы и садисты терроризируют население материка, захватывают рабов и с бесчеловечной жестокостью их гнобят, но все это выходит на благо обществу.

Русская культура и в частности – советская, имели совсем другой взгляд на человека. Что человек, по сути хорош и добр, только исковеркан грехом или социальными условиями, и общественный идеал – освободить этого доброго человека от искажающих его наслоений и болезней. Откуда мы нахватались западной дикости?

Любопытно, что автор, ощущая некоторый непорядок с его добродетельным гражданами (не убийцами и садистами, что ходят на субмаринах в набеги, а именно с творцами и тружениками), которые, как например ученые, проводят опыты на рабах (а-ля д-р Менгеле), или просто спокойно пользуются рабским трудом, выдумал способ освободить своих граждан от «абстрактной» гуманности. На островах,, после победы перестройщиков, сменили алфавит, со слоговых иероглифов на обычный буквенный. И переводить на этот новый алфавит стали очень выборочно. Следующие поколения просто не могли прочитать написанное неизвестными им иероглифами и таким образом удалось избавиться от существенной части традиции. Правда остается неразрешимый вопрос. Граждане империи по отношению друг к другу добры, любезны и предупредительны, уровень взаимоотношений индивидов очень высок, что возможно только при усвоении богатой культурной традиции. Но как из нее можно было вырезать кусочки, а нужное оставить… у автора не продумано. Общество без устойчивой традиции слабо, хаотично и несостоятельно. Это прекрасно понял Сталин, и восстановил и преподавание истории, и классической литературы в полном объеме еще до войны.

Немного отвлекусь. Меня всегда поражало мнение, что де в СССР так уж запрещали книги и это приводило к появлению неких образованцев и вообще некультурных людей.
Что-то конечно запрещали, но я сомневаюсь, что солжениценовские творения или приключения доктора Живаго так уж необходимы для культурного становления личности. Скорее наоборот. В СССР не просто разрешали, а усиленно пропагандировали и распространяли русскую и мировую классику. Именно то, что нужно, и то, что важно. Именно этим только и можно воспитать полноценную и свободную личность.

И еще хочу обратить внимание на мышление утопистов. У них отсутствует мера. Видимо дело в том, что определение меры в человеческих отношениях – обычно не дело рассудка, а чувства, интуиции. Чего не любят и не понимают утописты.

Герой – в некотором смысле рупор автора, сравнивает поведение обществ, в одном из которых пытаются заниматься прогрессорством (которое иногда приводит к жертвам) ради неких абстрактных идеалов, а в другом, тоже ради них, осуществляют опыты на живых людях. И герой говорит, что по сути различия нет.

По сути, оно может и нет, а вот по мере – есть. Разуму это не понятно, а вот духу очевидно.

В общем, немного испугала меня книга, имеющая массу положительных отзывов. Что-то гадкое в нас поселилось.

Пи. Си. Ненависть к христианству, и в первую очередь православному у автора удивительная. Такого атеистического мракобесия редко встретишь. Впрочем, поскольку его атеизм густо замешан на невежестве, то вызывает только смех.

@темы: фанфики, мысли друзей, Стругацкие, Черная пешка, фантастика

---

"История вечности" Борхеса

В первой части рассказа рассматриваются античные представления о вечности, а заодно и платоновские идеи.

На самом деле Платон постоянно задавался этическими вопросами. Что такое добродетель, истина, красота всё время обсуждается в его диалогах, он рассматривает эти вопросы с разных сторон, много лет опять и опять к ним возвращается. Такие вещи как, скажем, милосердие и справедливость каким-то образом присутствуют в нашей жизни: о любых двух поступках мы можем сказать, какой из них более справедлив, хотя самой справедливости никто увидеть не может. В конце концов Платон приходит к выводу, что справедливость, милосердие, добродетель и прочее существуют нетрадиционно, именно в виде идей. Поступок может быть причастен справедливости, некий предмет - красоте, так мы и определяем, справедлив ли поступок и красив ли предмет.

Далее, идея может быть у того, у чего есть противоположность - это критерий, по которому определяется, можно ли в данном случае говорить об идее. Милосердие и жестокость, правда и ложь, добро и зло проявляются попарно. В каком-то действии больше милосердия и меньше жестокости, в каком-то предмете больше красоты и меньше уродства. Всё, причастное миру идей, причастно к нему именно таким образом.

Отсюда понятно, что у единичной вещи не может быть идеи, хотя бы потому что у неё нет противоположности - что противоположно чаше или собаке? Да ничего, потому и об идеях тут говорить не приходится. Как мы уже видели, идеи нужны не для этого.

Что же мы читаем у великого и прекрасного Борхеса, которым я много лет безоговорочно восхищалась? Что у него много претензий к платоновской вечности, которая есть странный паноптикум застывших архетипов, невообразимый и в бреду. Платон, оказывается, предлагает нам поверить в Столовость, которую вообразить трудно, но отвергнуть которую автор не решается, ибо как же возможен стол без Столовости? Нелегко вообразить себе и Львиность, а также отделить Львиность от Рыжести, Гривастости и Когтистости. А помыслить вечность, где всё это существует вместе, и подавно невозможно, и не уговаривайте.

Вот оно как. Вот откуда мы это помним. Вот почему это носится в воздухе. Безликие составители философских дайджестов и безымянные гуманитарии, читающие философию в ВУЗах и техникумах, обрели лицо и голос, да какое лицо и какой голос! Короткий рассказ, написанный с обычной для Борхеса легкостью и блеском, являющий несомненную эрудицию автора и его писательское мастерство, повредил философии Платона больше, чем стоики и эпикурейцы вместе взятые.

Борхес предлагает и свое понимание вечности, полунабросок, полуэмоция, полувоспоминание, всё, разумеется, очень условно, но вот что можно понять: каждый день есть один и тот же день, потому он не исчезает, потому это и вечность. Это типичное античное восприятие времени: каждый день - это один и тот же день, каждый год - это один и тот же год. Как раз в то время, когда Борхес писал о вечности, Честертон писал о возвращении язычества, которое наползает на Европу. ГКЧ был снова прав. Как всегда.

@темы: Честертон, идеализм, Платон, Борхес

---

О смерти автора, экзистенциализме и действительности разумного

Хотелось бы поделиться синематографической иллюстрацией вот этого текста. Это свидетельство тем ценнее, что автор его, разумеется, придерживается либеральной перестроечной точки зрения на происходившие в тридцатые годы события, но мы не собираемся вникать в то, что там себе думал автор, мы просто будем работать с текстом, то есть в данном случае с фильмом.

Это фильм «Утомлённые солнцем». С тех пор, как его показали по телевизору сразу после выхода на киноэкраны, я его не пересматривала, то есть со студенческих лет о нем не думала, но тем не менее именно он вспомнился как наиболее подходящий к данному посту. Итак, что мы видим в фильме.

1937 год. Комдив Котов, один из тех, кто делал революцию, несправедливо подвергается ужасным репрессиям. В фильме изображен его последний день на свободе, а ретроспективно дана и вся его заслуженная жизнь. Посмотрим же, чем занимается наш главный герой.

Котов живёт в шикарном доме, почти дворце, живёт роскошно и со вкусом, с ним проживают его слуги, родственники, приживалы, все они развлекаются, веселятся, ничего не делают, а просто-напросто проедают казенные харчи и растрачивают народное добро. Ни тени понимания, что в мире глобальный экономический кризис, что Европа стоит на пороге новой большой войны, что страна, где они живут, должна решать сложнейшие проблемы просто чтобы остаться на географической карте, что нужно заниматься сельским хозяйством, промышленностью, строить с нуля целые отрасли, что это жизненно необходимо и времени уже почти не осталось – нет, что вы, такие заботы не имеют доступа в этот уютный мирок с танцами, шарадами, пикниками и музицированием по вечерам. Вопрос о том, что должен делать в такой ситуации человек с властными полномочиями Котова не то что не получает ответа – он даже не ставится. По-моему, чиновник-необуддист на его должности был бы просто находкой и сокровищем, превышающим ожидания: у чиновника хотя бы есть понимание того, что кроме его шкурных интересов существует еще и Дело, и уже задача умелого руководителя направить это понимание в созидательное русло, в случае же Котова направлять просто нечего, человек живёт совершенно иными представлениями: двадцать лет назад он сделал революцию наганом и шашкой, и теперь всё, что было барское, стало его, он теперь будет шиковать, а если надо не спать ночей и работать без выходных по 16 часов в сутки на самых важных и ответственных участках - увольте, это не для нас, мы, слава Богу, не при царском режиме живём.

Это подтверждает сильная (столько лет прошло, а я не забыла!) сцена, где Котов играет с дочкой и смотрит на свою фотографию со Сталиным: он чувствует приближение чего-то страшного, чувствует, что времена изменились и старая дружба его не спасет, но идёт ли он дальше смутного чувства? Вовсе нет. Включить мозги, подумать, что происходит и почему, осмыслить ситуацию вне понятий блата и кумовства он не в состоянии даже перед лицом смертельной опасности! Камю, современник Котова, писал: думать так страшно, что люди способны на это только под страхом смерти, и то не все. Мне это всегда казалось некоторым преувеличением, но что такие случаи бывают, ясно и убедительно показывает наш фильм. Удивительно и страшно видеть, как человек изо всех сил уклоняется от осмысления своей истинной сущности, от понимания стоящих перед ним задач и своего соответствия этим задачам. Кто-то ещё будет утверждать, что разумное недействительно в этом мире? Что ж, послушного фортуна ведет, а непослушного тащит, и не говорите, что вас не предупреждали.

@темы: Россия, Сталин, СССР, УС

---

НЛО и философия

По книге Дональда Мензела, "О летающих тарелках". Книга издана в СССР в 1962-м году, когда человечество только ещё мечтало о полётах на Луну, увлечение тарелочками началось совсем недавно, материал собран даже за 19-й век, и комментарии автора очень хороши. Были же нормальные люди... Но по порядку.

В 19--20-м веке стало наблюдаться гораздо больше огней на небе потому, что их стало гораздо больше на земле, особенно после изобретения электрической лампочки. Также на небе стало гораздо больше реальных летающих объектов, вроде спутников и самолётов. Всё это вместе взятое способно вызвать столько искажённых отражений и миражей, что не заметить их было нельзя. Но вот интерпретация этих движущихся огней и теней как инопланетных кораблей - это совсем другой вопрос.

Мензел начинает своё исследование с самых знаменитых появлений "воздушных кораблей" в 19-м веке (тогда их называли именно так)

"22 ноября 1896-го года жители Оклэнда (штат Калифорния) наблюдали на небе непонятный предмет. Пассажиры трамвая заметили, что над ними летит нечто вроде сигары с крыльями и от её головной части исходит яркий свет."

Чтобы разобраться в этом деле, продолжает Мензел, нужно знать... нет, не погодные условия и температуру воздуха в Калифорнии в это время года, как можно было бы предположить. Нужно знать, какие основные проблемы владели умами жителей в то время. Какой пассаж! Однозначно наш человек! В то время Эдисон как раз недавно изобрёл дуговую лампу накаливания и активно работал над самодвижущимся летательным аппаратом; тем же самым занимались ещё несколько изобретателей, а газеты писали о французских инженерах, запатентовавших сигарообразный (а не шарообразный, как до сих пор) аэростат. Естественно, движущийся огонь был принят за летающий корабль. Вместе с распространением этой новости на восток летающий корабль стали наблюдать и в восточных штатах, за полтора года он долетел до восточного побережья, его видели тысячи людей, находили упавшие с него предметы и даже письма, замечали членов экипажа и пассажиров. Каждое сообщение о летающем корабле становилось сенсацией, и эта новость добралась даже до Франции как раз тогда, когда она уже до смерти надоела американской публике и воздушный корабль был заменён новой беспроигрышной сенсацией.

Это лишь один пример, показывающий, как строится история о летающих тарелках: в начале неправильная интерпретация, если публика этому поверила, весть разносится, ширится, появляются подтверждения от экзальтированных людей и добавляются мистификации. Постепенно шумиха спадает, но остаётся общее ощущение "в этом что-то есть".

Теперь не откажу себе в удовольствии процитировать автора дословно. Американская научно-популярная книжка, а какие поднимаются вопросы! Самые злободневные, самые интересные наши философские дискуссии (включая спор номиналистов и реалистов) легко помещаются в этот абзац:

Как я уже говорил, познание не входит в функции органов чувств. Наше восприятие приобретает смысл лишь на основе имеющего опыта. Увидев стул, мы знаем, что это такое, поскольку нам приходилось пользоваться стульями и раньше. То же самое происходит и с летающими тарелками, абсолютно неизвестными нам прежде; они ни о чем не говорят нашему уму, пока, покопавшись в своем опыте, мы не находим какой-нибудь основы для их понимания. Если этой основой станет какая-нибудь научно фантастическая повесть, то можно будет принять и гипотезу межпланетных кораблей.

Всем номиналистам, которые считают, что единичные вещи прежде идей, перечитать ещё раз. Если у нас заранее нет в голове идеи, мы не видим никаких единичных вещей, вот так-то.

@темы: реализм, Мензел, номинализм

---

Нашёл стихийных буддистов

Автор schwalbeman

А. Пятигорскому удалось сильно зацепить мое внимание тезисом о том, что единицей западной философии является идея (философия имеет дело с идеями, рождая их, превращая одни в другие, анализируя взаимодействие, обрабатывая идеями идеи), а в буддийской философии в качестве такой единицы выступает текст (философия имеет дело с текстами, рождая их, превращая одни в другие, анализируя взаимодействие, обрабатывая текстами тексты). Идея не то чтобы безразлична буддисту – она просто не жестко определена имеющим для него первостепенную важность текстом, не восстанавливается по нему. Более того, она никак не участвует в философской кухне буддистов (хотя, если мне не изменяет память, "правильные взгляды" – один из элементов БВП).

Я думал эту мысль, наверное, неделю. Поскольку личная моя философия – западная, мне безразличен, по большому счету, текст А. Пятигорского. Мне даже неважно, прав он или нет. Но идея мне понравилась, вне применимости к каким-то там индусам, про которых вообще неизвестно, существуют они, или их американские программисты придумали, чтобы было на кого свалить ответственность за ошибки в коде (американские программисты существуют, все американское существует).

А еще я вспомнил опыт своего общения с одним чиновником в одном учреждении. Мне приходится время от времени общаться с бюрократами, но этот был, видимо, самый правильный из всех, кого я видел. Правильность выражалась в том, что он совершенно не жил в мире людей, а жил в мире документов (как пресловутые буддийские философы якобы живут не в мире идей, а в мире текстов). Мне нужно было собеседоваться с этим человеком, и он принес в переговорную комнатку папочку с бумажками. Часть этих бумажек я написал о себе. Иные бумажки другие люди написали обо мне. Некоторые я написал о других людях. Наконец, некоторые бумажки были написаны компьютерами обо мне, других людях и других компьютерах. Вот в этой-то папочке и была подлинная жизнь. А я, сидящий на стуле, был не жизнь, а недоразумение. Я восхищался этим профессионалом: он записывал мои ответы на бумажку – и общался потом с этой бумажкой. Стоит ли упоминать, что все симпатии моего чудесного собеседника доставались именно тому, чье бытие для него носило характер предельной достоверности, т.е. документам.

Всё думаю, нет ли в этом тоже буддизма?
2009

@темы: мысли друзей

---

Нидерланды: пропаганда

Автор edelberte

Примечание: испанцы пишут Алва, говорят Альба, так что герцог Альба - единственная ассоциация с главным героем, которая могла у меня возникнуть. Честно говоря, вовсе не мастерство автора эпопеи, а нижеследующий пост причиной тому, что я одолела первый том ОЭ.

Окончание. Начало здесь

Однако самым интересным во всей этой истории является вовсе не она сама. Самое интересное - это то, как она преподносится. Заметьте - столетиями. Начиная с Шарля де Костера и заканчивая школьными учебниками.

Всем нам известно, что Филипп Второй, король Испанский, был маньяком и садистом, ненавидевшим Нидерланды просто так, по лютой злобности своей. А то, что историки, внимательно изучая источники, не находят ни в его характере, ни в его деятельности ни малейших признаков маньячества и садизма, - совершенно неважно.

Всем нам известно, что герцог Альба заслуженно прозван Кровавым, что он чудовище, с которым может по кровожадности сравниться разве что Сталин, что он взорвал плотины и затопил пол-Нидерландов. И неважно, что Лейден вместе с лагерем осаждавших его испанцев затопили, открыв плотины, сами его осажденные жители; что осаждал его вовсе даже не Альба, а пришедший ему на смену Луис де Реквезенс. Что жестким мерам, предпринятым Альбой, предшествовала чудовищная резня католиков, учиненная в провинциях кальвинистами и известная как Иконоборческое восстание, - все это, конечно же, неважно. Кто об этом знает-то?

Мало кто знает и то, что Фернандо Альварес де Толедо герцог Альба был самым блистательным полководцем той эпохи. Поражение Испании в Нидерландах - не его вина. Там вообще нечего было делать полководцу, а по большому счету, расклад был таков, что вряд ли кто-то что-то вообще мог бы сделать. Во время войны Испании с Португалией герцогу было уже семьдесят лет, и он давно удалился в имение на заслуженный отдых. Но когда испанские войска стали терпеть поражение за поражением, король призвал Альбу. Престарелый герцог выполз из своих цветников, возглавил потрепанную армию - и раскатал португальцев в лапшу.

Что же касается кровавости - все разговоры о ней основаны на количестве смертных приговоров, подписанных лично герцогом. Иными словами, имела место судебная процедура, и Альба лично брал на себя ответственность за каждый вынесенный приговор. Рассказать вам, как в ту эпоху было принято разделываться с непокорными вообще без всяких приговоров? О деревнях, сожженных просто так, на всякий случай? О повадках немецких князей? О том, что вытворял Иоанн Лейденский в Мюнстере, - рассказать?

Чем же вызвана такая упорная ненависть к давно почившему герцогу? Я думаю, это связано с тем, что стараниями Костера революция в Нидерландах стала единственным романтическим эпизодом за всю историю воцарения капитализма. Единственным пропагандистским козырем. Если эту историю поставить под сомнение - предъявлять будет попросту нечего. Унылая история торжества корысти, корысти и еще раз корысти - над всем, что благородно.

И все-таки есть что-то еще. Так же, как в ненависти к Сталину, в ненависти либералов к Альбе есть что-то иррациональное. Что-то вроде застарелого страха, проявляющего себя злобой - и по сей день. Вот, посмотрите сюда. Обратите внимание, КТО говорит и КАК говорит.
www.echo.msk.ru/programs/vsetak/54851/
Пока нас ненавидят наши враги - мы живы и воюем.

@темы: Контрреформация, Реформация, Испания, Европа, католичество, мысли друзей, протестантизм

---

Аверинцев о неоплатонической магии

Автор edelberte

По поводу Гипатии

Поскольку, наверное, не все помнят, что представляли собой "наука и философия" той эпохи, о которой идет речь, и насколько они были далеки от науки и философии Аристотеля и даже Платона, позволю себе в качестве примечания привести выдержки из научной работы еще советских времен, когда магию не принято было рассматривать иначе чем как суеверие; из работы, автор которой был очень мягок в своих формулировках.

"Уже Порфирий больше думал и писал о материях так называемой "практической философии", обнимавшей различные виды гадания и магии в неразделимом единстве с языческим культом; однако его высказывания на данную тему не лишены отстраненности. Он полагал, что философ наилучшим образом достигает единения с божественным началом на путях интеллектуального созерцания, и только для толпы, неспособной к философствованию, необходим путь магического ритуала. Иное дело Ямвлих. Его уже не удовлетворяет осторожность Порфирия; там, где Порфирий обставляет апологию культовой практики интеллектуалистскими доводами, Ямвлих повышает голос для экстатических похвал "силе, и дивному посвящению, и сверхприродной, всепревышающей надежде", как плодам сакрально-магических действий. Пресловутая "теургия", т.е. белая магия неоплатоников, система упражнений и ритуалов, позволяющая "посвященному" стать, как боги, для него не ниже умозрения, как это было для Порфирия, а выше; "вне теургии нет дороги к божественной жизни". Теургия не подвластна суду разума, хотя бы идеалистического и мистического разума ранних неоплатоников; Ямвлих вменяет Порфирию в вину, что последний трактовал теургические проблемы "философски", между тем как их можно и должно трактовать только "теургически".

Теории соответствовала практика. Биографическое предание о Ямвлихе доносит до нас образ тайноведца и чудотворца, который с загадочной улыбкой вызывал на глазах у потрясенных учеников чету демонов, обитавших в двух соседних источниках, а во время своих регулярных медитаций витал над землей в сиянии лучей.

Для понимания последних судеб языческой эллинской философии необходимо помнить, что "теургическая" установка Ямвлиха победила.
<...>
Одного нельзя сказать ни о смерти Сопатра, ни о смерти Максима, ни даже о много более трагической и несправедливой смерти Ипатии; нельзя сказать, что суеверные современники по невежеству приняли ученых за магов. Ученые сами выдавали себя за магов, и притом с глубоким внутренним убеждением. Конечно, они были жертвами суеверия; однако того суеверия, которое сами обосновывали и распространяли. Чем они не были, так это мучениками науки. В лучшем случае они были мучениками языческой религии. Им, духовным детям Ямвлиха, пришлось расплачиваться за оккультистские увлечения своего учителя."

С. С. Аверинцев "Эволюция философской мысли" в сб."Культура Византии. 4
- первая половина 7 в." М., "Наука", 1984

@темы: гностицизм, Аверинцев, мысли друзей, Гипатия, неоплатонизм

---

Про Гипатию

Когда я читаю что-нибудь по этой теме, про христиан, которые уничтожили уникальную культуру, я как всегда соглашаюсь с фактами и расхожусь в оценках. Чтобы лучше проникнуться древней уникальной культурой, нужно пойти в большой книжный магазин, современный, красивый, богатый, на три этажа, и долго смотреть на полки, стеллажи и залы с практической астрологией, домашней магией, теософией, оккультными науками, гороскопами, хиромантией, прочищением аур, чакр и астральных тел. Долго и внимательно, листать и смотреть на картинки. А потом представить себе мир, где вот это - единственно возможная духовная пища. Ни ясности математики, ни трезвости физики, ни четкости техники - ничего этого нет, потому что нет вообще, время ещё не пришло. Астрология, эзотерика, гадания и демонология заполняют весь духовный универсум. Тогдашняя с позволения сказать наука состоит из этого всего на 90%. Это сейчас экстрасенсы просто морочат доверчивых простаков на частной основе (и то уже не везде), а тогда это была официальная идеология, с храмами, жертвами, доходами и безо всякой альтернативы.

В общем, когда постоишь в таком магазине хоть полчасика, когда посмотришь, что продают на книжных лотках и в киосках, сколько сил, мозгов и душ уходит в эту астрологическую магию, уже гораздо легче понять тех, кто громил и уничтожал. Только думаешь, неужели правда? Неужели кто-то когда-то сумел переломить этот кошмар больного разума и загнать всю эту муть в подполье, с глаз долой? Фантастика.

@темы: гностицизм, Гипатия, неоплатонизм

---

Еще по поводу Сталина

Автор smirnoff-v

Речь об обыкновенном обвинении в том, что де в 1937 кроме тех «кого нужно» репрессировали и тех, кого вроде и не ко времени. Как бы и прошли времена репрессий против русской истории, русской культуры, ан нет! Выхватывают и тех и других.

Я ничего не утверждаю, ибо вопрос нуждается в серьезном изучении, но у меня всегда возникал вопрос. Сталин в 37 наносил удары по оппозиции в партии, шел практически последний раунд гражданской войны, ибо партийная оппозиция формировалась не столько по причинам личной антисталинской неприязни, сколько по вполне принципиальным, «идейным» мотивам. Но почему же игнорируется возможность этой самой оппозиции наносить ответные удары?

В какой форме эти удары могли были быть нанесены? Очевидно, что формы и способы действий антисталинского лагеря в партии напрямую зависели от тех должностей, которые эти оппозиционеры занимали. И существенную роль тут играли работники НКВД. Руководящие работники.

Сейчас сложно точно определить, кто же был «гнусным троцкистом», а кто невинной жертвой. Но некоторые критерии выделить можно. Сталин был поднят к вершинам власти вполне конкретными социальными группами. Это советские руководители, не имевшие обычно дореволюционного стажа, поднявшиеся по иерархической лестнице в эпоху советского государственного строительства. В партии их позиции были слабее, чем в иерархии «светского» руководства (что вызвало впоследствии усиление роли государственных и советских органов в ущерб партийным). Эти более прагматичные руководители с меньшим пиететом относились к букве «святого писания», я говорю о букве марксизма (да и попросту слабо знали теорию), и вполне поддержали антимарксистский по сути лозунг о построении социализма в отдельно взятой России. И, в конце концов, они в массе своей были русскими по национальности, или представителями других коренных народов нашей страны.

Они в своем движении вверх и столкнулись со «старой гвардией», а выражением это столкновения и стал 1937 год. Но история любит героев, поэтому, когда мы говорим о таком серьезном социальном движении, мы говорим – Сталин.
Говорить о старой гвардии еще проще. Это дореволюционные и революционные кадры, возвысившиеся в годы борьбы и войны, а не государственного строительства, что наложило очевидный отпечаток на их психологию, отличающиеся ортодоксальностью своих взглядов на марксизм (оттуда и оба уклона, правый и левый). Они занимали сильные позиции в партии и силовых структурах (Армия, ГПУ, НКВД). И наконец, среди них несоразмерно большой была роль евреев и иммигрантов.
Хочу заметить, что речь идет о статистических закономерностях, поэтому мы не можем строго сказать, что еврей всегда был в антисталиновской оппозиции, а русский – наоборот. Но, как правило!

Учитывая вышесказанное можно взглянуть на состав руководства НКВД до кризиса 37 года.
«На момент создания НКВД 10 июля 1934 г. из 96 руководящих работников 30 были русскими, а 37 - евреями. Кроме того, имелось 4 поляка, 7 латышей и 2 немца. На момент снятия Ягоды (26 сентября 1936 г.) ситуация усугубляется: из 110 руководителей 43 - евреи, 33 - русские, 5 - поляки, 9 - латыши, 2 – немцы». stalinism.newmail.ru/beria_ch.htm
А вот состав руководства НКВД после чисток в 1939 г. «На 1 июля 1939 года среди 153 руководящих работников НКВД имелось 102 русских, 19 украинцев и 6 евреев (3,92%). Аналогичная картина наблюдалась и на более низком уровне: к началу 1940 года национальный состав Центрального аппарата НКВД выглядел так: русских - 3073 (84%), украинцев - 221 (6%), евреев - 189 (5%), белорусов - 46 (1,25%), армян - 41 (1,1%), грузин - 24 (0,7%), татар - 20 (0,5%), и т.д.».

Кстати, стоит увидеть эти цифры и сторонникам концепции грузинского засилья в НКВД, сменившего еврейское. Ну да ладно, я не об этом.

Я о том, что нет оснований полагать, что мощный социальный слой уходил без боя, и бой он давал именно теми силами и средствами, которые были у него в руках. В конкретном случае, в руках НКВД. То есть аресты, обвинения в шпионаже и контрреволюционной деятельности были ровно как орудием чисток, так и орудием вычищаемой и сопротивляющейся оппозиции.

Но сегодня все приписывается лишь победившей стороне, Сталину. А это, по моему мнению, несправедливо. Я полагаю, что вопрос требует глубокого и внимательного изучения, и тогда мы будем знать, кто пал жертвой именно сталинских репрессий, а кто пал под ударами его противников. И может быть бросающаяся в глаза нелогичность тех или иных ударов станет более понятной.
2009

@темы: Россия, Сталин, СССР, мысли друзей

---

Нидерланды: заметки о Большой Игре

Автор edelberte
Продолжение, начало здесь

Шестнадцатый век в Европе - время формирования "национальных" государств и "национальных" интересов. Я сознательно беру это слово в кавычки. Происходившее там и тогда не имеет аналогий в России, Китае, Иране...

Духовная общность подменялась формальной. Впоследствии это привело к тому, что французом, к примеру, стал называться всякий, имеющий французское гражданство, - и неважно, что он при этом думает о Франции. Уже в наши дни возник проект строительства в Кельне самой большой мечети в Европе. Почему именно в Кельне? А потому, что там великий собор стоит. Чтоб неповадно было. Не так чтобы значительная толпишка народу вышла против этого проекта помитинговать. В противовес довольно большая толпа собралась митинговать против митингующих. Заинтригованные происходящим русские туристы поинтересовались у одного вполне нордической внешности представителя этой толпы: с чего это он, немец, столь рьяно взялся защищать мечеть - да еще в историческом, памятном месте? "Что значит - памятное место?! Что значит - немец? Мусульмане тоже немцы!" - с жаром отвечала белокурая бестия.

Впрочем, я отвлеклась; вернемся к шестнадцатому веку. Протестантизм, религия Маммоны, идеология капитализма, распространяясь по Европе, выхолащивал смыслы, обесценивал святыни, убивал символы. Государственность протестанты понимали в одном-единственном смысле - как средство защиты и увеличения капиталов. Противостояние католицизма и Реформации не исчерпывалось только религиозным и политическим смыслами - это были два несовместимых способа воспринимать мир и как следствие - два несовместимых проекта дальнейшего мироустройства.

Тут нужно оговориться. Ересь была заложена в самом католичестве, как бомба замедленного действия, - в рассуждениях Августина о предопределении, в давнем споре номиналистов с реалистами об именах, в самом напряженном, негармоничном, мироотрицающем характере католического переживания веры. Чрезмерное, доведенное до истерики и вызова отрицание мирского привело к тому, что мирское явилось отрицать отрицающих - в своей самой грубой, подлой и низменной ипостаси. В силу этого развернувшаяся в 16 в. борьба с ересью была обреченной. Но обреченная борьба не значит борьба напрасная. Благодаря этой борьбе наступление серой пустоты было отодвинуто на столетия. Еще расцветет в католических странах абсолютизм, еще будут звучать в Европе прекрасные стихи и свершаться подвиги...

Властители, начитавшиеся Макиавелли, прониклись идеей "национального интереса". Император Священной Римской империи Карл Пятый стремился примирить католиков с протестантами. Результатом таких попыток стало усиленное распространение протестантизма, объединение протестантских князей в Германии, вооруженные выступления против Империи. Аугсбургский мир, по своему характеру изрядно напоминающий Хасавьюртские соглашения. В 1555 году Карл отрекся от престола, разделив империю на две части. Испания, Нидерланды, итальянские земли и заокеанские владения Испании отошли его сыну Филиппу; Германия, в которой Аугсбургским миром было закреплено торжество протестантства - брату Фердинанду. Остаток своей жизни Карл провел в монастыре, в самом мрачном, по свидетельству его духовника, состоянии духа.

Итак, королем Испании стал Филипп Второй. Шарль де Костер представил его нам маньяком и садистом, не жалея на это красок. Однако все мало-мальски серьезные историки, в том числе и сочувствовавшие Реформации, отрицают наличие природной жестокости в его характере. Филипп, в отличие от отца, отчетливо понимал значение Испании как последнего в Европе форпоста католичества. Неизвестно, понимал ли он обреченность своей борьбы, но делал все что мог, и сделал многое. Если по духу своему Филипп был человеком Традиции и веры, то по методам управления он вполне соответствовал эпохе, а кое-в-чем даже и значительно опережал ее. "Миром правит информация" - такой лозунг мог бы он взять себе. Русский историк Т.Н. Грановский (западник, кстати, не без сочувствия говоривший о Реформации) так писал о нем: "В разных архивах испанских хранится несколько тысяч бумаг, исписанных рукою Филиппа. Он правил государством из своего кабинета, с утра до ночи занятый работою. Он редко видался с министрами; каждый из них предоставлял ему доклады: король читал и отмечал их своей рукою, иногда наложенная им резолюция выходила обширнее самого доклада. Трудно дознаться, каким образом он успевал все это переделать; но он не только знал в подробностях администрацию, он знал даже личности своего государства. Часто какой-нибудь сановник просил его о назначении на место совершенно ничтожного и темного лица; король отвечал, что это лицо не может занять известного места; он успел уже лично о нем справиться в прежних бумагах." Скажите мне, похож этот аналитик и трудоголик на образ, преподнесенный нам Костером?

Испания Филиппа в то время была самым крупным, сильным и процветающим государством Европы. И совершенно одиноким в своем последовательном отстаивании католицизма. Францию раздирали межрелигиозные противоречия. В елизаветинской Англии заправляли протестанты. С Германией все ясно - из этого рассадника зараза-то в основном в Нидерланды и шла. Италия... Ну, это отдельная тема. Сложно там все было, так сложно, что требует, быть может, совершенно самостоятельного рассказа. К нашей теме можно только констатировать, что союзницей Испании в отстаивании Традиции Италия не стала.

Это что касается государств. Но нельзя забывать, что во второй половине 16 века Контрреформация оформилась во вполне ощутимую силу. Иезуиты противопоставили пропаганде противника свою пропаганду, деятельности многочисленных антикатолических тайных обществ - свою тайную деятельность. В Италии была восстановлена инквизиция (1542), введена строгая книжная цензура. После Климента Седьмого закончилась череда "просвещенных" пап - их место заступили строгие ревнители. Фокус, однако, заключался в том, что эти строгие ревнители вполне в духе времени не жаловали мощную католическую Испанию, видя в ней возможного соперника.

Подведу итоги.
1. Распространение идеи "национального государства", вброшенной в общественное сознание деятелями Возрождения, привело к расколу и соперничеству в католическом лагере и к усилению соперничества между государствами, в результате чего государи больше обращали внимание на сиюминутную выгоду, чем на религиозное и духовное единство или противостояние. Сильная Испания мешала всем, прежде всего - Англии.

2. При этом антикатолические, прежде всего - протестантские, силы о своем единстве отнюдь не забывали. Испания была их главным врагом. Развитие Контрреформации заставляло торопиться с решительным ударом.

3. Слабым, уязвимым местом Испании были кальвинистские Нидерланды, где к тому моменту сложились все условия для буржуазной революции. Сюда и оказался направлен консолидированный удар.

Все сошлось. Многолетняя, изматывающая война за Нидерланды, в которой активное участие на стороне повстанцев принимала Англия, ослабила Испанию, подорвала ее силы. Гибель в результате шторма Непобедимой Армады довершила дело. Бастион пал. Ни аналитические дарования Филиппа, ни полководческий талант герцога Альбы, ни дипломатические способности дона Хуана Австрийского не изменили и не могли изменить сложившейся расстановки сил. Они были побеждены и, как водится, - впоследствии оклеветаны.

@темы: Контрреформация, Реформация, Испания, Европа, католичество, Возрождение

---

Гуманисты в Германии

Лекции П.Н.Кудрявцева, 1848-49 гг по истории Нового времени.

Мы с автором удивительно сходимся в описаниях, но удивительно расходимся в оценках. В чём мы сходимся: начало Нового времени, которое продолжается до сих пор, было связано с движением гуманистов и движением против христианства, а иногда К. использует как тождественные понятия Новое время и Реформация; политика Нового времени основывается с тех пор на учении Макиавелли (о справедливости этого в 20-м веке писал Лео Штраус), а учение Макиавелли выросло, если можно так сказать, на античной почве, без влияния христианского элемента. Странно для меня, что утверждение феодализма в Европе автор однозначно объявляет следствием католицизма и папизма. На это легко возразить, если есть желание, но такое положение даёт ему возможность отождествлять все антикатолические выступления (и катаров, да) с борьбой за прогресс и свободу.

Есть просто замечательные пассажи, например, о феодализме, который существовал в Европе много веков, но каковы бы ни были его достоинства (даже если бы автор допустил мысль о каких-то достоинствах феодализма), все они меркнут и ничего не стоят в сравнении с одним единственным недостатком, а именно: никто никогда не принял феодализма единственно из бескорыстного убеждения, что феодализм необходим! В Новое время же все учреждения основаны на глубоком убеждении в их необходимости, и пусть этот новозданный мир не производит из себя подобных великолепных явлений, как рыцарство, зато он не производит и таких кровавых явлений как крестовые походы. Интересно, что бы он сказал после хотя бы битвы под Верденом, которая одна легко перевешивает по кровавости все крестовые походы, наполнявшие своим шумом два столетия. Но я, собственно, хотела рассказать не об этом, а об утверждении гуманизма в Германии. Одна эта глава стоит многих, и я после неё уже и не смогла дочитать книгу, по блеску с ней ничего не сравнится.

Итак, гуманизм в Германии. Ясно, что автор однозначно и безоговорочно на стороне гуманистов и бичует схоластиков со всем красноречием, на какое способен. Но если на минутку принять, что гуманисты были не так уж безусловно правы, а схоластики не так уж однозначно неправы, то вместо победного шествия свободомыслия и торжества разума получаем совсем другую картину.

Действительно, гуманисты говорят на греческом языке, которого никто не понимает, называют друг друга греческими именами, принятыми только в их кругу, основывают школы и братства по всех Европе, где излагают своё учение, пользуясь своим влиянием, проталкивают на все важные места в системе образования своих людей, за 2-3 поколения нашли себе сторонников среди тогдашней политической и сословной элиты (К. удерживается от выражения «обратили в свою веру», хотя по смыслу оно очень подходит).

Анитхристианскую направленность гуманизма с сожалением отмечает сам К., но тогда очевидно схоластики были в своём праве, защищая свою веру так, как они умели, пусть даже на скверной, ужасающей и вульгарной латыни.

Свободомыслие гуманисты, согласно К., понимали так:
"Сознание, освобожденное от оков слохастицизма, не могло равнодушно видеть его владычество над другими. Оно должно было искать, преследовать его всюду и везде стараться заменить его представления своими. "

Гуманисты были прекрасными филологами, издавали и переводили античных авторов, и что же тут не нравилось тёмным схоластикам? Вы не поверите, эти странные люди выражали опасение, что возрождение античной культуры приведёт к возрождению языческих нравов! О лицемерные негодяи, притворной заботой о нравственности прикрывающие полное отсутствие эстетического вкуса и невероятную узость собственного кругозора! Несколькими страницами ниже К. цитирует письмо великого Эразма: “Ich fuerchte, - schrieb Erasmus 1516, - mit dem Studium der alten Literatur werde das alte Heidenthum wiederkehren” ("Я опасаюсь, - пишет Эразм в 1516-м, - что античная литература возродит античные нравы"). Кто бы сомневался, что величию Эразма это ни капельки не вредит. Кстати, глава самого же К. о Макиавелли подтверждает, что опасения схоластиков были небезосновательны, но К. оценивает все изменения как положительные, потому не находит для схоластиков доброго слова.

Об Эразме тут можно прочитать замечательную историю. Написана она в самом восторженном тоне, своего героя К. очень любит. По совету друзей Эразм поступил новицием в монастырь, где ему предоставили в свободное пользование библиотеку, ни в чём его не стесняли, и так ему там понравилось, что Эразм решил принять послушание. Но после этого – какое коварство! – от него потребовали исполнения всех его монашеских обязательств! В этой ужасной темнице Эразм прожил 5 лет, пока не выхлопотал себе через какого-то принца разрешение уехать. Получается, дайте мне всё, немедленно и задаром, а если нет, то это насилие над свободной личностью, тирания и оковы! Какой знакомых ход мысли, и какой, оказывается, не новый.

Разумеется, много внимания К. уделяет нашумевшему делу Рейхлина и соответственно «Письмам тёмных людей». Это было первое решительное столкновение, и гуманисты именно так его и воспринимали, вкладывая в борьбу все силы. «Письма…» писали анонимно несколько выдающихся гуманистов. Сам же К. пишет, что этот памфлет создавался в разгар партийной борьбы со схоластиками, когда, кажется, обе стороны были неправы, а пылкость нрава и благородное негодование его основного автора, Ульриха фон Гуттена, К. живописует на нескольких страницах, и что же он делает после этого? Обширными цитатами из «Писем..» доказывает моральное и интеллектуальное убожество выведенных в памфлете людей! Просто замечательно. Завершу и я цитатой из этих «Писем…», которая доказывает, разумеется, как ненавидели схоластики свободомыслие: «Потому что если не заставить этого юриста (Рейхлина) отречься от своего мнения, тогда всякий невежда возьмется рассуждать и писать об теологии, не изучавши никогда ни Фомы, ни Альберта, ни Скота. Этого не должно быть; всякий должен знать своё дело: пусть сапожник остаётся сапожником, кузнец кузнецом. Итак, смело защищайте ваше дело, а я буду молить Бога, чтобы он просветил ваш ум, да не посмеётся дьявол со своим служителем над правдой».

Кто не знает, чем кончилось: римская курия приняла сторону Рейхлина, осудила действия Гогстратена, доминиканца, и присудила его к штрафу. Даже если это была просто недальновидность и безалаберность, в таком финале символически выразился дух того времени, торжество которого мы воочию видим сейчас.

@темы: Реформация, Германия, Европа, Возрождение, гуманисты

---

Фландрия, гезы, свобода...

Автор edelberte

А на самом деле все не так романтично.
В Нидерландах тогда происходила первая в Европе буржуазная революция. За сто лет до английской. Первая серьезная попытка Реформации самоосуществиться на государственном уровне, первый бой за будущность Европы. Разумеется, вся реформатская Европа и принимала в ней самое деятельное участие - и понятно, на какой стороне.

Тут нужно сделать небольшое отступление. Все, что я читаю на эту тему в последнее время - а в последнее время я только и читаю, что на эту тему и близлежащие, - заставляет меня укрепиться в выводе, отдающем, увы, самой махровой конспирологией. Реформация никогда не была наивным стихийным движением замученных феодализмом и католическим развратом городских низов, как это любят изображать в учебниках. Нет, то есть наивных-то и стихийных в ней было более чем достаточно, как это всегда и бывает, и пушечным мясом они работали вполне исправно, но не они определяли лицо и развитие движения. К 60-м годам 16 века система противодействия католичеству, включающая в себя протестантские, каббалистические, герметические и прочие круто замешанные на гностике ереси, уже, можно сказать, сложилась. В дальнейшем она только развивалась. Все было тесно переплетено и связано. Взявшись проследить биографию и труды любого крупного еретика (хоть протестантского, хоть возрожденческого!) на ваш выбор, вы, к изумлению своему, столкнетесь практически со всеми остальными! Познакомившись, до кучи, с целой плеядой колдунов, некромантов, авантюристов и просто шпионов.

Имея это в виду, вернемся к Нидерландам. К середине 16 века там возникли ну просто исключительные условия для того, чтобы реформатская рать осуществила массированный удар.

1. Исторически в Нидерландах сложилась система сословных представительных учреждений - штатов. Что такое представительные учреждения вообще, - я думаю, толковать не надо. Можно вспомнить, например, новгородское вече. По слухам, Березовский однажды сказал, что демократия - этот метод, посредством которого деньги получают власть. Или что-то в этом роде. Именно оно самое в Нидерландах и произошло. Феодалы в штатах не участвовали, зато были штатам кругом должны. Крупные торговцы, осуществлявшие через штаты свою власть, охотно ссужали их деньгами - под проценты. Несостоятельные должники расплачивались политическими услугами. Между слоем богачей и полной политической властью стояла только испанская администрация.

2. Католическая церковь в Нидерландах всегда имела слабое влияние. Одни авторы объясняют это особенностями местного культурного типа и национальной психологией, другие - деятельностью все тех же штатов, которые подавляли церковь экономически, видя в ней конкурента. Вполне возможно, действовали обе причины. К середине 16 века в провинциях практически повсеместно распространился кальвинизм.

3. Национально-освободительная борьба, к сожалению, была, есть и будет очень удобной ширмой для осуществления тех международных проектов, которые иногда называют Большой Игрой.

К этому следует добавить, что в интересующее нас время Голландия вовсе не была тем медвежьим углом, которому международная политика могла бы позволить существовать так, как ему вздумается. Антверпен был исключительно удобным портом, через который осуществлялась бОльшая часть торгового оборота между Старым и Новым светом. Все торговые пути Европы перекрещивались там. Нидерланды были, можно это уверенно сказать, ключом к Европе.

И Большая игра между католичеством и наступающей ересью началась.

(продолжение будет - о герцоге Альба)

@темы: Реформация, Европа, католичество, Возрождение

---

Федон, или О том, как именно биологическое не связано с культурным

На мой взгляд, это все равно, как если бы кто сперва объявил, что всеми своими действиями Сократ обязан Уму, а потом, принявшись объяснять причины каждого из них в отдельности, сказал: "Сократ сейчас сидит здесь потому, что его тело состоит из костей и сухожилий и кости твердые и отделены одна от другой сочленениями, а сухожилия могут натягиваться и расслабляться и окружают кости — вместе с мясом и кожею, которая все охватывает. И так как кости свободно ходят в своих суставах, сухожилия, растягиваясь и напрягаясь, позволяют Сократу сгибать ноги и руки. Вот по этой-то причине он и сидит теперь здесь, согнувшись". И для беседы нашей можно найти сходные причины — голос, воздух, слух и тысячи иных того же рода, пренебрегши истинными причинами — тем, что, раз уж афиняне почли за лучшее меня осудить, я в свою очередь счел за лучшее сидеть здесь, счел более справедливым остаться на месте и понести то наказание, какое они назначат.

Это именно моё впечатление от попыток решить философские вопросы с помощью биологии. Эгоистический ген Докинза, мораль гусей по Лоренцу, недостаток стронция как причина средневековых ересей, изучение обезьян для решения вопроса о происхождении религии - это всё катастрофически не то, что я хочу знать. И какое счастье, что я не потратила на эти вещи больше времени, чем они того заслуживают.

@темы: философия, Платон

---

Зачем сербы?

Автор schwalbeman

Вопрос о том, нужно ли поддерживать православных братьев-сербов является своего рода лакмусовой бумажкой, с помощью которых наш патриотически настроенный современник может быть отнесен или к условным националистам, или к условным имперцам. Имперцы напирают на этническое и религиозное сродство с сербами и, что немаловажно, на присущее нашему человеку обостренное чувство несправедливости. Ибо, при всех скидках на тенденциозный телевизер, видно хоть вооруженным, хоть невооруженным глазом, что с сербами поступают как-то несправедливо. С другой стороны националисты, хоть и не во всеуслышание, разворачивают свои доводы. Главный из них, вкратце такой: «если всяким чужим помогать, то своим не останется» и производный от него «они нас кидали, и в будущем кинут; благодарности от них большой не дождешься». Далее поминается Советский Союз, профинансировавший кучу африканских государств, продекларировавших постороение социализма и оставшийся сам на бобах. Наконец, указывают на свирепый нрав звероподобных сербов: они-де не ангелы. Нужно не помогать этим брутальным мачо, а самим становиться похожими на них. Ну и далее по тексту. Песня это длинная, с припевами и повторами куплетов, но исполняется она, как правило, не слишком громко: сербы в патриотических кругах популярны.

Спор о том, должна ли быть у нашего богохранимого отечества какая-то глобальная миссия, ради выполнения которой следует пожертвовать кое-какими благами, или отечество должно заботиться только о себе — сей спор есть спор бесконечный. Даже более формализуемая логически дискуссия том, полезно ли богоносному отечеству заиметь себе такую миссию, не будет ли от нее больше далеко идущей стратегической пользы, чем беспокойств — даже и такая дискуссия совершенно обречена увязнуть в плохо структурированном флэйме. Одни говорят «должна», «полезно», другие хватаются за пистолет (точнее, entsichern, снимают с предохранителя; так в оригинале).

В это бесконечное словесное побоище я сейчас вступать не готов (хотя мнение имею), но хочу напомнить об одной несомненной пользе, которую могла бы принести отечеству помощь сербам. Вот по этой ссылке содержится замечательная лекция американки и просто чудесного человека Энн Эпплбаум (какова фамилия! почему не Апфельтри?) «Покаяние как социальный институт». Название лекции говорит само за себя, но текст все же следует просмотреть, он прекрасен. Как мягко и в то же время настойчиво укоряет нас эта замечательная женщина в нашем нежелании пасть на колени и покаяться в недавних грехах! До сих пор нет музея репрессий. Памятники не стоят на площадях. Не приносятся извинения. Почему мы такие? Ведь без музеев и памятников мы совершенно не чувствуем себя ущербными и виноватыми. Это очень плохо; должны чувствовать. Вот г-жа Эпплбаум говорит о носителях этого пагубного духа непокаянства:

А один мужчина проявил враждебность. «Почему вам, иностранцам, интересна только плохая сторона нашей истории? – желал он знать. – Зачем писать про ГУЛАГ? Почему бы не написать про наши достижения? Наш человек первым полетел в космос!» Под «мы» он имел в виду советский народ. Советский Союз прекратил свое существование за 10 лет до этого, но он по-прежнему считал себя советским человеком, а не россиянином.

Возмутительно, не так ли. Чуть ниже г-жа лектор уже думает о другом и поэтому вступает сама с собой в маленькое простительное противоречие:

Иногда кажется, что через 15 лет после распада СССР Россия – страна, унаследовавшая дипломатическую и внешнюю политику Советского Союза, его посольство, долг и место в ООН – продолжает вести себя, будто не получила в наследство историю СССР. В России нет национального музея истории репрессий, нет также национального места поминовения, т.е. памятника, официально признающего страдания жертв и их семей.

Эта кажущаяся несостыковка не должна нас удивлять. В ней больше смысла, чем в пятитомном учебнике логики. Покаяние должно стать социальными институтом. А гордость — не должна. Гагарин, простой советский парень, уже не принадлежит нам, зато ГУЛАГ повис на нас вечным и очень тяжелым грузом.

Как, мои дамы и господа, называются такие тексты? Такие тексты, мои дамы и господа, называются оружие массового поражения. И даже уничтожения. Не думаю, что лекция Эпплбаум взорвалась хиросимой в сознании читателей: недостаток вкуса и стиля изрядно повредил ее эффективности. Однако первоначальный замысел оружейника просматривается сквозь оболочку неразорвавшегося снаряда.

Когда-то на вооружении у СССР состояло оружие подобного класса. У нас были свои методы корить СШэпА и требовать у них покаяния. Мы кропотливо записывали все внешнеполитические преступления янки, мы умели расписать по нотам механизмы экономической эксплуатации Штатами стран Третьего Мира. Мы вообще многое знали и умели. Наши противники в Холодной Войне были далеко не пай-мальчиками и мы считали долгом знать все их грехи. Не то чтобы это делало нас лучше и чище перед лицом Вечности. Не то чтобы это вселяло в нас уверенность в собственной правоте. Просто это было оружие, которым обладал противник; из соображений паритета у нас должно было быть такое же.

Россия унаследовала от СССР почти все вооружение, из которого кое-какое даже сохранилось в боеготовности. От «оружия покаяния» не осталось, однако, ничего. Мы признали своих победителей безгрешными и отказались от каких-либо систематических принципиальных претензий в их адрес. Сейчас многим стало понятно, что потерянные по пьяни в канавах мечи надо бы выковывать заново. И рано или поздно это, несомненно, будет сделано.

Как должен выглядеть ответ нашего пропагандиста «ненашей» Эпплбаум? На предложение покаяться в старых грехах нужно немедленно начать перечислять грехи настоящего (не свои, разумеется, не свои!). Но для этого грешочки должны быть аккуратно выписаны на бумажке, расклассифицированы по степени тяжести, географическим регионам, характеру etc. Например так, как это сделал в своей статье «Сага несправедливости и лицемерия» некто Джордж Самуэли. Чудесная заметка, очень рекомендую. Как видите, совершенно не страшно писать такие тексты, особенно если тебя зовут Джорджем.

Еще раз хочу заметить, я совершенно не настаиваю на всемирной миссии нашей великой и прекрасной Родины. Но если бы настаивал, если бы полагал наличие такой миссии необходимым, то непременно сформулировал бы ее в терминах борьбы с несправедливостью и лицемерием во всех формах и во всей Ойкумене (спасибо вам, дорогой товарищ Самуэли). Ну да буш с ней, с великой миссией. Не до жиру сейчас, зализать бы раны. Но если уж думать о прагматических, а не отвлеченных целях, то наличие оружия покаяния следует признать важной стратегической задачей. Ведь иначе заклюют Эпплбаумы. В лекционном зале это, быть может, не особо болезненно, но на международных переговорах дело приобретает более серьезный оборот. Да и долго ли его ковать, это оружие? Вон как Штаты подставились с сербами! Не нужно быть Геркюлем Пуаро, чтобы написать обвинительное заключение длинной в «Войну и Мир». Смог же это сделать, хоть и в меньшем объеме, Дж. Самуэли. Вот только одна есть заковыка: для того, чтобы обвинительная риторика не повисла в воздухе очередным козыревским пустословием, нужно показать, что чинимые сербам несправедливости действительно не оставляют нас равнодушными. Иными словами, сербам в самом деле нужно помогать. Хоть они и брутальные. Хоть они и православные братья. Хоть они и во Вторую Мировую против Гитлера воевали, не как цивилизованные хорваты. Несмотря ни на что. Ибо это нам на пользу.

2008

---

Мифологические фантазии

Мои вариации на тему предыдущего поста.

Касательно ахейского цикла Олди было сказано, что ничего нет у Олди, чего бы не было у Мештергази. Частично это правда, у Мештергази идей хватит на десяток Олди, концентрация остроумных догадок, соединений и обобщений у него выше на порядок. У Олди приходится прочитать целый роман, чтобы узнать, что они считают жену Персея Медузой Горгоной из-за сходства имен и хронологических нестыковок, у Мештергази же такие замечания на каждой странице.
Однако есть кое что у Олди, чего нет у Мештергази. У Мештергази вовсе нет магии. Волшебства там полно, волшебных сил, артефактов и чудес, но всё это незаметно как воздух сочетается со свободой человека. У Олди же царит магия, магия как принуждение. Законы магии неумолимы, даже боги должны слушаться колдуна, весь мир опутан железными сетями, на Олимпе и на несчастной земле одно и то же, и земля несчастна потому что большему числу магов должна покоряться.

Дух времени. Мештергази питает слабость к естественнонаучным объяснениям и с готовностью выдаёт их где надо и где не надо, а Олди не видят, не могут уловить свободы.

@темы: фэнтези, свобода