Из лекции И. Бендерского о рецепции "Войны и мира" (Курс: "«Война и мир»: от замысла к мифу". Лекция: "От скандала к канону", magisteria.ru/war-and-peace/from-scandal-to-can...)
Когда в 1863-м году начал выходить роман Толстого, ещё не называвшийся "Война и мир", читатели не знали, что перед ними шедевр мировой литературы, и несмотря на мгновенную популярность, оценки книги были самые разные. В частности, живые ещё герои 1812-го года восприняли роман как оскорбление, надругательство над героическим подвигом, снижение патриотического прорыва, как мы бы сейчас сказали, деконструкцию важного топоса русского культурного пространства.
"Голосом протеста этого поколения стали два очень заметных наших литератора, две очень заметные фигуры: князь П.А. Вяземский и бывший министр просвещения Авраам Норов. Оба они – участники войны 1812 г. Норов в Бородинском сражении совсем молодым человеком потерял ногу, потом, будучи инвалидом, вернулся на военную службу, в общем, человек во многом героический. Потом он станет археологом, ученым, а в конце жизни даже был министром просвещения. Толстой был с ним лично знаком, очень уважал Норова, впрочем, как и Вяземского.
... и Норов, и Вяземский после полемики с Толстым пишут собственные воспоминания о 1812 г. Тут же публикуют их. И как только они отходят от прямой полемики с Толстым, их собственные воспоминания служат лучшим подтверждением правоты Толстого. Например, Вяземский участвовал в Бородинском сражении точно как Пьер Безухов. Т.е. это был человек, который, как он сам пишет, ни разу не держал в руках огнестрельного оружия, архивный юноша, который по патриотическому порыву пошел в армию в 1812 г. И первое сражение, в которое он попал, был Бородинский бой, наверное, самая большая бойня всех наполеоновский войн. И вот совершенно гражданский человек, который никогда не слышал пистолетного выстрела, попадает в эту бойню. Он ничего не понимает, что вокруг него происходит. Его описание служит нам просто лучшей документальной иллюстрацией к тому, как описан Бородинский бой глазами Пьера Безухова.
Дальше, наиболее, наверное, анекдотичный случай происходит с Норовым. Только что Норов спорил с Толстым, говорил, что нельзя вот так вот нигилистически изображать нашу историю, что Толстой отрицает роль наших вождей, которых стоило показать ахиллесами, гекторами русской армии. И потом он сам описывает Бородинское сражение, как он его пережил мелким офицером-артиллеристом. Сражение, в котором он потерял ногу. И он описывает, что за все время сражения они получили только один приказ. Все происходило как-то стихийно. Невозможно было понять, кто чем управляет. Его непосредственное описание служит прямым подтверждением сказанного в романе.
Еще более анекдотичный пример, когда Норов возмущался тем, что в романе «Война и мир» Кутузов в 1812 г. читает французский роман. Он с возмущением об этом пишет: как можно вводить такую ничтожную подробность, как мог Кутузов в такую великую годину читать какой-то роман, да еще и французский! Потом он об этом говорил и в салонах, не только печатно, говорил, что мы последнего офицера подняли бы на смех, мы смотрели бы на него с презрением, если бы он в то великое время взял бы в руки французский роман!
Когда Норов вскоре умер, в его библиотеке находят книжечку, французский роман, на форзаце которого рукой самого Норова по-французски же написано: «Читал в Москве в 1812 г.».
Реальная жизнь, реальный поток воспоминаний был для людей того поколения закрыт неким образом эпохи, нравственным образом эпохи, и люди чувствовали себя хранителями этой нравственной памяти о войне 1812 г. Читая роман, они видели, что этот образ, эти символы разрушаются. Отсюда такая резкая критическая реакция".
Когда в 1863-м году начал выходить роман Толстого, ещё не называвшийся "Война и мир", читатели не знали, что перед ними шедевр мировой литературы, и несмотря на мгновенную популярность, оценки книги были самые разные. В частности, живые ещё герои 1812-го года восприняли роман как оскорбление, надругательство над героическим подвигом, снижение патриотического прорыва, как мы бы сейчас сказали, деконструкцию важного топоса русского культурного пространства.
"Голосом протеста этого поколения стали два очень заметных наших литератора, две очень заметные фигуры: князь П.А. Вяземский и бывший министр просвещения Авраам Норов. Оба они – участники войны 1812 г. Норов в Бородинском сражении совсем молодым человеком потерял ногу, потом, будучи инвалидом, вернулся на военную службу, в общем, человек во многом героический. Потом он станет археологом, ученым, а в конце жизни даже был министром просвещения. Толстой был с ним лично знаком, очень уважал Норова, впрочем, как и Вяземского.
... и Норов, и Вяземский после полемики с Толстым пишут собственные воспоминания о 1812 г. Тут же публикуют их. И как только они отходят от прямой полемики с Толстым, их собственные воспоминания служат лучшим подтверждением правоты Толстого. Например, Вяземский участвовал в Бородинском сражении точно как Пьер Безухов. Т.е. это был человек, который, как он сам пишет, ни разу не держал в руках огнестрельного оружия, архивный юноша, который по патриотическому порыву пошел в армию в 1812 г. И первое сражение, в которое он попал, был Бородинский бой, наверное, самая большая бойня всех наполеоновский войн. И вот совершенно гражданский человек, который никогда не слышал пистолетного выстрела, попадает в эту бойню. Он ничего не понимает, что вокруг него происходит. Его описание служит нам просто лучшей документальной иллюстрацией к тому, как описан Бородинский бой глазами Пьера Безухова.
Дальше, наиболее, наверное, анекдотичный случай происходит с Норовым. Только что Норов спорил с Толстым, говорил, что нельзя вот так вот нигилистически изображать нашу историю, что Толстой отрицает роль наших вождей, которых стоило показать ахиллесами, гекторами русской армии. И потом он сам описывает Бородинское сражение, как он его пережил мелким офицером-артиллеристом. Сражение, в котором он потерял ногу. И он описывает, что за все время сражения они получили только один приказ. Все происходило как-то стихийно. Невозможно было понять, кто чем управляет. Его непосредственное описание служит прямым подтверждением сказанного в романе.
Еще более анекдотичный пример, когда Норов возмущался тем, что в романе «Война и мир» Кутузов в 1812 г. читает французский роман. Он с возмущением об этом пишет: как можно вводить такую ничтожную подробность, как мог Кутузов в такую великую годину читать какой-то роман, да еще и французский! Потом он об этом говорил и в салонах, не только печатно, говорил, что мы последнего офицера подняли бы на смех, мы смотрели бы на него с презрением, если бы он в то великое время взял бы в руки французский роман!
Когда Норов вскоре умер, в его библиотеке находят книжечку, французский роман, на форзаце которого рукой самого Норова по-французски же написано: «Читал в Москве в 1812 г.».
Реальная жизнь, реальный поток воспоминаний был для людей того поколения закрыт неким образом эпохи, нравственным образом эпохи, и люди чувствовали себя хранителями этой нравственной памяти о войне 1812 г. Читая роман, они видели, что этот образ, эти символы разрушаются. Отсюда такая резкая критическая реакция".
