Япония и Америка в книгах Оэ

Моя статья о творчестве Кэндзабуро Оэ, которого я считаю одним из лучших авторов современной японской литературы. Статья впервые была опубликована в сборнике докладов Философского монтеневского общества, на заседаниях которого был сделан доклад на эту тему в 2014 году. Позже она вошла в мою книгу "Локусы и фокусы современной литературы" (2020). Благодаря журналу "Соты" этот текст обрел новых читателей, чему я очень рада.
litsota.ru/kendzaburo-oe-amerikanec-v-yaponii/

@темы: публикации, Кэндзабуро Оэ

---

Публикация

"Книжная полка Татьяны Лариной" в журнале "Москва"! Спасибо неутомимой Елене Заславской, которая вдохновляла на работу с журналами, и Наталье Баевой, которая оценила текст!
www.moskvam.ru/publications/publication_2349.ht...

@темы: Пушкин, публикация, Москва

---

Специалист по Достоевскому

О Достоевском написано много разного, и чаще всего такого, что хочется закрыть книгу и никогда больше не открывать. Тем отрадней исключения. Таким исключением является Татьяна Александровна Касаткина. Как сообщает Википедия, это «российский филолог, культуролог, религиовед, писатель. Специалист в области теории культуры, теории литературы, философии, религиоведения, творчества Ф. М. Достоевского, русской литературы XIX—XXI веков.

Доктор филологических наук (2000). Председатель Комиссии по изучению творческого наследия Ф.М. Достоевского Научного совета «История мировой культуры» РАН, заведующая Научно-исследовательским центром "Ф.М. Достоевский и мировая культура" ИМЛИ им. А. М. Горького РАН. Член Международного общества Ф.М. Достоевского (International Dostoevsky Society). Член правления Российского общества Ф.М. Достоевского. Член редакционного совета альманаха «Достоевский и мировая культура», член редколлегии ежегодника «Достоевский и современность», член редколлегии Международного общества Достоевского “Dostoevsky Monograph”».

Я прочитала две ее статьи о Достоевском, и хочу сказать, что человек абсолютно на своем месте. Нам повезло, что она этим занимается, а ей повезло, что любимое дело, которое отлично получается, является профессией.

Я напишу еще об идеях Татьяны Касаткиной, но если вы не дожидаясь моих комментариев, скачаете и прочитаете любой ее текст, вы точно не пожалеете. Это находка.

@темы: Касаткина, литература, Достоевский

---

Дневник непризнанного гения

Исикава Такубоку – классический непризнанный гений. Приехал из села в Токио, работал в издательстве корректором, общался с лучшими литераторами своего времени, писал гениальные стихи, умер в нищете. А через десять лет, в 1920-е гг., его тексты оказались самыми востребованными, а он – самым читаемым автором, каждая его строчка имела значение, некоторые работы по цензурным соображениям не печатали до конца 1940-х гг., но зато дневники, которые он просил уничтожить, жена сберегла, и они были опубликованы сразу же.

Именно Исикава Такубоку сумел дать новую жизнь классическим формам японской поэзии в бурном ХХ веке. Именно он показал нового человека в обстоятельствах нового времени. Этого человека он явил и в своем «Дневнике, написанном латиницей». Записи действительно были зашифрованы, но шифр приводился на первой странице. Скорее всего, автор не прятал эти записки, а пользовался шифром как своеобразным методом отстранения и остранения житейских своих невзгод.

Дневник полон чувств и саморефлексии. Новый японец нового времени, судя по дневнику, это Гамлет в квадрате и самый горький упрек Платону в его рационализме, потому что новый японец – человек крайне нерешительный, отлично знающий, что нужно сделать, но не делающий этого, и страдающий от своего слабоволия и от горя, которое он причиняет другим.

С начала войны 2014 года всякое общечеловеческое сочувствие таким типажам как-то незаметно испарилось, потому что пришлось жить под девизом «Нет сил на депрессию». Эмоционального контакта не произошло. Читая глубокие размышления автора о несовершенстве мира и нерешенных проблемах, я всё время представляю себе, как кому-то, скорее всего, жене, придется их решать, и у нее уже не будет времени вести зашифрованный дневник.

Крайне грустная история, но как поэт Исикава Такубоку состоялся, а именно это было для него главным. Путь это будет главным и для читателя.

@темы: Исикава Такубоку, книги

---

Камера обскура

Книга Набокова «Камера обскура» действительно отличается камерным характером – персонажей немного, сюжет краткий и внятный, действие развивается линейно и без сюрпризов. Текст написан примерно в то же время, что и «Король, дама, валет», описывает тот же Берлин и тот же круг лиц, персонажи обеих книг даже знакомы друг с другом, но эту линию Набоков не развивает.

В этой книге Набоков прямо упоминает Льва Толстого, а фамилия одной второстепенной героини – Каренина, так что грех не воспользоваться подсказкой. Как и в романе нашего классика, как и в «Короле, даме, валете», в книге Набокова главная тема – супружеская измена. И хотя здесь рассматривается измена не жены, а мужа, моральные установки автора столь же непоколебимы, как у Толстого – никаких счастливых финалов, грех пожирает свою жертву до конца.

@темы: книги, Набоков

---

То, чего в своем доме не знаешь

«Когда французский журналист Фредерик де Товарницки посетил Хайдеггера в сентябре 1945 г. во Фрайбурге, философ осведомился о новостях из Сорбонны:
“Изучают ли там Паскаля? Исследуют ли Лейбница, Гегеля? Интересуются ли Равессоном, его прекрасной книгой о привычке? [Он спросил], знаю ли я заметку, которую Бергсон посвятил его жизни и творчеству?”» [Блауберг, с. 175].

Французский журналист знал о великом Равессоне не больше, чем мы с вами:
«Товарницки в тот день ничего не смог сообщить Хайдеггеру, но, вернувшись в Париж, принялся штудировать Равессона. В этом неведении, как оказалось, он не был одинок: “Вспоминаю, – пишет он далее, – удивление Эмманюэля Левинаса, Жана Валя, а также Сартра, когда я им рассказал, что Хайдеггер расхвалил мне Равессона и работу о нем Бергсона”» Там же].

Я кое-что узнала о Равессоне из статьи Блауберг И. И. Феликс Равессон и философский проект Ксавье Леона // Историко-философский ежегодник. 2018. Том 33. С. 16 – 178.

Равессон жил в XIX веке, и был метафизиком. Стать метафизиком в тот период было нетривиальным решением.

Основное достижение философии XVIII века – это критическая философия Канта. Одна из важнейших для Канта идей – разрушение метафизики и переключение человеческого разума на познание собственных границ, то есть на проблемы гносеологии. Следующий, XIX век, был веком позитивных наук, героем времени становится экспериментатор в лаборатории, который замеряет числа и определяет эмпирические закономерности, а не размышляет о началах, первопринципах, конечном, бесконечном, мере и так далее.

Правда, еще Гегель указал, что если ученый не размышляет об этих категориях, он использует их без размышления, то есть наугад. Не использовать их совсем невозможно. Равессон выстраивал свою линию обороны против позитивистов. В этом же номере журнала помещается его статья «Метафизика и мораль» (С. 179 – 199), которая представляет собой довольно грамотный и несложный очерк по истории философии, который можно рекомендовать для общего знакомства как с историей философии, так и с полемикой против позитивистов.

Возвращаясь к Хайдеггеру, приятно, что с его участием разыгрался в Париже тот классический сюжет, который обычно находишь в юморесках Аркадия Райкина.

@темы: философия, Хайдеггер, Равессон, Гегель

---

Человек исторический, человек говорящий

Лет сто назад в философии была осознана противоположность циклического и линейного времени. Время циклическое – время мифа, в котором всё повторяется. Время линейное – время истории, в котором никогда нельзя вернуться в ту же точку, а можно двигаться только вперед. Восток и Запад с большой буквы отличаются именно по этому признаку: Запад – это культуры, в которых по тем или иным причинам возникло линейное время. На Востоке змея вечно кусает свой хвост, время – плоский круг, как говорил Раст Коул в «Настоящем детективе».

Соответственно, в разных культурах формируется человек мифа и архаики, живущий в циклическом времени, и человек исторический, живущий в новом времени, времени истории. Как отличить одного от другого? Это вопрос, о котором написаны тома для библиотеки, но вот философ ХХ Вальтер Беньямин дал на него ответ, нашел конкретный признак, причем легко наблюдаемый:

«Однако уже в «Происхождении немецкой барочной драмы» субъект истории описывается Беньямином как субъект действия, разворачивающегося не в форме великих свершений и завоеваний суверена, но в языке и через речь. Можно даже сказать, что способность к речи, реализующаяся в произнесении речей, является для Беньямина отличительной чертой исторического героя и соответствующего ему субъекта истории, примером которого служит уже Сократ.

… Для Беньямина произнесение слова – уже действие, этический акт. Речь рассматривается им из перспективы ее генетического родства божественному слову: произнося слово, Бог творит мир. Можно проследить параллель и с созидающей ролью своевременной речи у Арендт: «Отыскание нужного слова в нужный момент […] есть уже действие», Арендт Х. Vita activa, или деятельной жизни. СПб., 2000. С. 36.» [Савина М.А. Проблема субъективности: внутренние пространства как граница индивидуального и коллективного в работах Вальтера Беньямина // Историко-философский ежегодник, 2018. Том 33. С. 200 – 217.].

Вот какой высокий архетип у современных бойцов идеологического фронта, воюющих текстами, цитатами и перепостами. Путь в две тысячи лет от Сократа до фейсбука.

@темы: Беньямин, время

---

Танцующая в темноте

Этот фильм прогремел двадцать лет назад, и тогда я его смотреть не стала, так что в волне восхищения, которая омывала Бьорк в тот период, когда она, наверное, была этому восхищению рада, моей доли не было. Мой восторг добавляется к этому морю только сейчас.

Очень сильный фильм, гениальный, страшный и человечный. По форме это мюзикл, но мюзикл очень своеобразный. В песнях и танцах героиня проживает другую версию своей жизни, версию, где все добрые, где ничего плохого не случается. Однако в реальности всё случается наихудшим способом. В фильме показано отчуждение человека, безнадежное противостояние человека и системы, которая ломает всех, в сущности, неплохих людей, которые и сочувствуют, и ничего сделать не могут. Это система власти денег: нужны деньги на операцию, на адвоката, и если денег нет, человек погибает. Просто и страшно.

Антикапиталистический пафос этого фильма очевиден, и тем не менее тысячи людей до сих пор готовы ломать и рушить свою страну ради истинных капиталистических ценностей: как в перестройку за десять лет до фильма, так и регулярно после него вплоть до наших дней. С удручающей регулярностью.

@темы: кино, Танцующая в темноте

---

«Догвиль» как религиозная притча

Фильм «Догвиль», также затрагивающий тему маленького городка и его ужасов, стоит всё же особняком в этом ряду. В «Догвиле» деревушка является моделью всего мира, это самозамкнутый локус, за пределами которого нет ничего. Страшная банда, которая в финале приходит в городок, как будто не является из конкретного места, а спускается с неба, как ангелы с карающими мечами, чтобы вершить суд и расправу. Этот замысел автора считывается очень явно, поскольку хорошо укладывается в концепцию.

Сюжет, который рассказывается в фильме, стар и прост: это история о прекрасном человеке, который хотел людям только добра, и терпел от них всяческое зло, несмотря на то, что у этого человека был могущественный отец, способный мгновенно убить всех и стереть этот городишко с лица земли полностью. В таком изложении сразу виден архетип – это евангельская история Христа.

Тот факт, что главный герой – это девушка, а не мужчина, перекликается с инвертированным финалом, где праведный гнев обрушивается на злодеев. «Догвиль» – своеобразный ответ на вопрос, который задают христианам с самого года Распятия: почему Иисус не испепелил всех своих врагов, если мог? В «Догвиле» эта старая справедливость осуществляется целиком и полностью. И даже вызывает катарсис.

@темы: кино, Догвиль

---

Демоны маленького городка

Еще одно кино текущего лета, которое развивает тему гибельных страстей, таящихся в маленьких мирках далеко от постороннего взгляда, это «Месть от кютур». Полнометражный австралийский фильм: невероятные виды, Кейт Уинслет и постаревший агент Смит, который и в этой сельской глуши очень хорош.

О злобе, насилии и коварстве, которые торжествуют за фасадом благопристойных деревушек, кто только ни писал и ни снимал. В этом ряду можно найти и романы Стивена Кинга, и жуткий «Догвиль», и комедию «Крутые легавые». В австралийском фильме нет ни мистики, ни религиозной притчи, ни сатиры, действие развивается в трагическом ключе.
Фильм можно считать мрачной версией известной максимы «Сделай людям добро, и они тебя достанут». Это история о том, что никакими усилиями и услугами изгой не может попасть в число избранных, переломить общественное мнение.

Единственное, что остается – это месть: с отщепенцем будут считаться, только если он устроит локальный апокалипсис.
В фильме также показано, что каждый, кто ожидает от людей человеческого поведения, доброты, сочувствия, просто порядочности, рискует всем самым дорогим, и даже жизнью. В этом смысле «Месть от кутюр» стоит рядом с «Профессионалом», но во французском кино эта идея показана более ярко и совершенно.

Что меня очередной раз удивило, так это огромная роль, которую в жизни этих сельских общин играют всяческие конкурсы, смотры самодеятельности и прочее народное творчество. Этот же момент был заметен в «Крутых легавых», и здесь он присутствует – жители городка готовы принять аутсайдера в свои ряды и простить проступок, которого не прощали двадцать пять лет, если она поможет им выиграть конкурс и обойти соседнюю деревню! В наших реалиях это самый фантастический момент.

@темы: кино, агент Смит, Австралия

---

Что останется после тебя

Короткий детективный сериал ВВС, продолжающий традиции Агаты Кристи. Тут нет запертой комнаты, зато есть небольшой дом, где все соседи друг друга знают. В начале кажется, что никто не имел причин убивать жертву, однако в конце оказывается почти как в «Восточном экспрессе», причины были у всех. Раз посмотреть можно, совершенно неожиданный финал.

@темы: сериал, детектив

---

Бледное пламя, Борхес и Белоруссия (для привлечения внимания)

Борхес описал принцип, по которому работал Набоков, в эссе «По поводу классиков»:
«Классической является та книга, которую некий народ или группа народов на протяжении долгого времени решают читать так, как если бы на ее страницах все было продуманно, неизбежно, глубоко, как космос, и допускало бесчисленные толкования».

Набоков показал нам, как это делается на практике, выступив сам и как автор текста, и как множество читателей, создающих бесчисленные толкования. Вселенная в миниатюре, модель культурного космоса.

В эпоху постмодерна считается, что классическим может быть любое произведение. Если уделить достаточно внимания звену «народ решает», и применить современные методы управления сознанием, то можно сделать классикой и Шевченко, и кто там на этой роли в несчастной Белоруссии. Набоков честно показывает, что будет, если пытаться впихнуть в текст невпихуемое: безумный мир рушащегося сознания.

Книга очень сложная, но читать стоит. В конце концов, это не «Критика чистого разума», прорваться к смыслу можно за обозримое время. А раз можно, то значит, нужно.

@темы: книги, Набоков, Борхес

---

Бледное пламя: комментарий

Но самое интересное разворачивается в комментариях. Комментатор уверен, что в своей поэме Шейд зашифровал историю короля Земблы, который был свергнут экстремистами, сидел под арестом во дворце, бежал по подземному ходу и скрылся в другой стране. Также в поэме есть мистический план, поскольку в ней предугадан маршрут убийцы короля, посланного в погоню экстремистами.

Посмотрим, каким методом пользуется комментатор, чтобы найти все эти удивительные вещи в поэме о житейских перипетиях скромного американцы. Первые несколько строк второй песни выглядят следующим образом:

Был час в безумной юности моей,
Когда я думал: каждый из людей
Загробной жизни таинству причастен,
Лишь я один – в неведеньи злосчастном:
Великий заговор людей и книг
Скрыл истину, чтоб я в нее не вник.

Комментарии к этим строкам таковы:

Был час – комментатор устанавливает, в какой именно день и час поэт написал эти строки;
Загробной жизни – длинные рассуждения о христианских и атеистических взглядах на посмертие;
Великий заговор – подробное описание операций роялистского подполья Земблы по спасению короля, а также биография убийцы, посланного экстремистами;
Людей и книг – перечисление мнений поэта Шейда о разных авторах и учениях, включая марксизм и фрейдизм.

Таким образом, в шести строках скрывается множество отсылок к самым разным происшествиям, временам, идеям, и в конце концов оказывается закодирован огромный объем информации.

Таким методом Кинбот комментирует всю тысячу строк поэмы. Комментарии постоянно ссылаются друг на друга, комментатор признается, что кое-где он приврал и подделал текст, одним и тем же событиям дается несколько объяснений, и в целом вся эта грандиозная система ссылок, отсылок и кодов охватывает всю жизнь короля и тех, кто его знает, и содержит ответы на любые вопросы о современном мире.

@темы: книги, Набоков

---

Бледное пламя: поэма

Роман Владимира Набокова «Бледное пламя» очередной раз демонстрирует высочайший уровень владения словом. Композиционно книга представляет собой поэму Джона Шейда и комментарии к поэме, составленные его коллегой по колледжу Кинботом. Поэмы занимает примерно четверть книги, основной сюжет разворачивается в комментариях. Чтобы понять смысл событий, нужно прочитать книгу не один раз, так что кто боится спойлеров, тому здесь делать нечего.

Поэма Шейда – автобиографическая. Само по себе великолепно мастерство поэта, который создает невероятные стихи о спокойной жизни провинциального преподавателя. Вот, например, взятое наугад описание природы:
В тетрадях школьных радостным лубком
Живописал я нашу клетку: ком
Кровавый солнца, радуга, муар
Колец вокруг луны и дивный дар
Природы – "радужка": над пиком дальним
Вдруг отразится в облаке овальном,
Его в молочный претворив опал,
Блеск радуги, растянутой меж скал
В дали долин разыгранным дождем.
В какой изящной клетке мы живем!

@темы: книги, Набоков

---

Своя дорога, а не проторенные тропы западного фэнтези.

Фантасты Белаши о дыхании Дикого Поля и Белоруссии

Тяжелый в разных отношениях 2020 год является не столько однозначно плохим. В частности, весной текущего года вышел второй том сборника мистического фэнтези «Балканский венец» писателей Вука Задунайского, а также Александра и Людмилы Белаш. Осенью читатели смогут ознакомиться с еще одной совместной книгой тех же авторов «Паны, холопы и Другие», которая посвящена России, Украине и Белоруссии. Недавно «Одуванчик» опубликовал интервью с Вуком Задунайским. Сегодня на наши вопросы отвечают Александр и Людмила Белаш.

Александр и Людмила Белаш работают в жанре философский боевик со сложно сплетёнными сюжетными линиями, изобилием сюрпризов и интеллектуальными ребусами для продвинутых. Александр и Людмила живут и работают в Пензе, литературным творчеством занимались задолго до знакомства, но успеха добились, став соавторами. На счету соавторов более 140 рассказов, статей и эссе. Дважды издавалась частными лицами их повесть «Охота на Белого Оленя» (II место в номинации «Фантастическая и приключенческая литература» на сетевом конкурсе «Тенета-Ринет» в 1998/1999 г.); рассказ «Лёгким шагом по Нью-Йорку» получил III место на литературном конкурсе «Сетевой Бродвей» в Нью-Йорке (2000 год). Также перу соавторов принадлежат повести «Двойное дно», «Человек тьмы», «Огонь повсюду» и «Чёртово отродье», написанной совместно с пензенским автором Александром Дыхловым. В 2002 г. издательство «ЭКСМО-Пресс» выпустило первое крупномасштабное произведение супругов Белаш — научно-фантастическую трилогию «Война кукол», до этого публиковавшегося в питерском журнале «Labyrinth» в течении трёх лет.

Сегодня Людмила и Александр отвечают на вопросы о своем творчестве для читателей «Одуванчика».

– Вы по профессии врач. Как вы пришли в литературу?

Людмила Белаш: Профессия – это выбор жизненного пути и заработок хлеба насущного. Причём выбор этот делается в 16-18 лет на основании образов и мечтаний. Далеко не всё чётко понимают, что они хотят и как в реальности предстоит работать. А сейчас вообще лиц 16-18-и лет называют «дети». И что дети могут знать о взрослой жизни?..

Кто в какой институт пошёл, тот получил ту или иную профессию. А писатель – это призвание. Это дар. Тут не ты выбираешь, а тебя выбирают. Сколько себя помню – я сочиняла, и именно фантастику – другие миры, планеты, иные виды существ… Поэтому путь в литературу у нас был долог и извилист. Начало было с рассказов, потом самиздат, Сеть, роман с продолжением… Писали буквально «с колёс», текст сразу шёл в журнал в Питере. Люди стояли на вокзале – такое уж место для тусовки выбрали, – и ждали свежего номера. Мы не могли обмануть их ожиданий, писали быстро. Сюжет складывался на ходу. Роман рос. А потом кто-то из друзей сказал: «Почему бы вам не издать его отдельной книгой?» Мы написали в ЭКСМО. К нашему удивлению, роман взяли. Да, взяли в печать роман-трилогию «Война кукол» от неизвестных авторов из провинции. И пошло-поехало… Причём, когда вышла первая книга, третья ещё печаталась в самиздате!

Александр Белаш: По-моему, я сочинял с тех пор, как научился думать. Начинал с фанфиков в 1970-ых. Тогда этот термин был в Советском Союзе неизвестен, и я называл свои рукописные тексты просто «продолжениями». Потом закономерно перешёл к собственным сюжетам, начал задумываться о большой форме – и тут встретил Людмилу. Вместе у нас стало получаться лучше, чем поодиночке. Вот наша история, которая продолжается и сейчас.

Врач, вы говорите?.. Врач я на работе, на работе у нас вход в тексты запрещён. Только медицинские знания – там, где они нужны по сюжету. И ещё клиническое мышление, куда входит умение по любому стоп-кадру определить – что было, что будет, чем дело кончится и чем сердце успокоится. То, что наши учителя называли «навык чтения динамических процессов».

– Сколько на данный момент у вас изданных художественных книг?

Александр Белаш: Девять книг – трилогии «Война кукол» и «Капитан Удача», сериал «Тёмные звёзды», роман «Имена мёртвых». Это не считая переизданий – и предстоят новые переиздания, в том числе в самое ближайшее время. Кроме того, вскоре выйдут два сборника наших повестей и рассказов, а также новый роман «Путь молнии». На подходе роман, пока носящий рабочее название «Проект 12» – о сюжете его умолчим, намекнём лишь, что читатели увидят альтернативное прошлое, знакомое и необычное.

Сейчас переиздания выходят в издательстве T8Rugram, в рамках авторской серии «Миры Белаш». Вышло уже шесть книг в 2019-2020 гг., на подходе ещё четыре. Вероятно, будут и другие – во всяком случае, о них уже есть определённые договорённости с издателями.

– В ваших книгах много мистики. Это литературный прием или вы действительно признаете мистический план жизни?

Людмила Белаш: Мистика от греческого «скрытый», «тайный»; вера в существование сверхъестественных сил, основа любой религии. По сути своей мистика – это вера в чудо. Основу мистики, как зерно, в современной фантастике – именно в НФ, – заложили ещё братья Стругацкие девизом «Чудо, тайна, достоверность». Вот чудо, тайна и есть мистика. Сейчас под видом мистики часто продают кошмар и ужас. Это не совсем так. Мистика – это Гофман, Одоевский, Гоголь, Лавкрафт, а не Стивен Кинг. Мистическая литература – это очень большой пласт литературы, там своя история. Признаём ли мы мистический план жизни?..

Да, мистический план жизни реально существует. Нельзя сказать, что эти явления встречаются каждый день на каждом шагу. Эти явления редкие, но меткие. Это особые события, переживания, сны, но они очень значимые, яркие, надолго запоминающиеся. Если поговорить с любым человеком, то он обязательно вспомнит одно-два таких события, которые случились лично с ним. Это доказывает, что тонкий план бытия существует, и это поддерживает неугасающий интерес к такого рода литературе.

Александр Белаш: Мистикой у нас заведует Людмила, как человек, имеющий двойную прямую связь с Космосом. Мои дарования в этом смысле куда скромнее, хотя сведущие друзья уверяют, что я тоже имею знание. Могу определить причину и течение болезни, могу водителю маршрутки на его возмущённое: «Да буду я ещё тут всем подряд у морга останавливать!..» со вздохом сказать: «Все мы едем в морг, только не все об этом знаем».

И с тех пор все на маршруте безропотно останавливают, где мне надо. А то вдруг в гости приглашу.

Если в тексте нужна мистическая составляющая, за дело берётся Людмила, а я выполняю её рекомендации.

Людмила Белаш: Тут Александр весьма поскромничал. У нас масса сюжетов – о призраках, мертвецах, вампирах, – где он является и инициатором сюжета, и активным создателем текста. Другое дело, что у него герои выглядят и действуют, как в реале – вещно, грубо, зримо. Я же считаю, что мистические вещи тоньше, и начинать нужно с ткани, атмосферы, создавать чувство загадочности, а не вываливать всё с первой страницы, типа: «Вот, пришёл герой с работы, дверь открыл – а у него за столом друг-зомби сидит…»

– Расскажите о жанре философского боевика. Это когда философы сражаются силой мысли?

Людмила Белаш: Нет, это когда бой переносится в духовное пространство. Сражаются в «Мортал Комбат», а философский боевик должен ставить и решать какие-то философские (нравственные, мировоззренческие, экологические) проблемы. В общем, добро должно быть с кулаками. А если ещё проще – в тексте должен появиться метатекст. Вот создал ты его – у тебя и боевик, и черновик будет философским. Не создал – будет жёлтое чтиво. Может быть, даже очень техничное, но нравственно пустое. А чтобы заполнить чистый лист, надо самому быть полным. Много знать, читать, следить за наукой, иметь личную позицию.

Боевик – это жанр, а философия – это наполнение и определение. Текст строится особым образом, с размышлениями и обобщениями. Или позиция автора проявляется скрытно, и через структуру действия, характер, реплики персонажей читателя подводят к определённому выводу. Философской может быть и драма, и дневник путешествий. Вы удивитесь, но даже порнография есть философская.

– Вы много лет пишете фантастику. Как родилась идея совместной книги с Вуком Задунайским?

Александр Белаш: В своё время мы написали для несостоявшегося сборника дизельпанковой фантастики повесть «Призрак над волнами» – боевое героическое фэнтези в антураже Второй Мировой войны. Адриатика, гидропланы, удальцы-юнаки, битвы, любовь и подвиги… Повесть нашла себе место в другом сборнике, и тут она попалась на глаза Вуку. Мы сразу списались. Сверили наши взгляды – оказалось, мы можем работать заодно. Нашли объединяющие нас темы, так появилась идея создать сборники, посвящённые нашему культурному ареалу. Сейчас эта идея активно воплощается в жизнь – она позволила Вуку издать свои новинки, а нам – реализовать свои давние замыслы по мистике подземных вод и по биопанку. «Вместе весело шагать по просторам», «припевать лучше хором», а издаваться лучше с единомышленниками, не так ли?..

– Почему вас заинтересовала балканская тема?

Людмила Белаш: Меня всё интересовало. Был период, когда я собирала книги, сказки, поэмы славянских народов, и собрала небольшую библиотечку. Читала польские журналы, журналы на болгарском языке… Культурный в широком смысле человек не должен ограничивать себя местечковым мышлением. Настоящих писателей, творцов, режиссёров характеризует как раз широта мышления, способность раздвигать границы, быть понятным читателю на любом языке. Надо стараться объять мыслью мир, читать авторов разных стран, искать общие корни, истоки легенд, образов. Александр быстро перечитал моё собрание и был очарован сербскими легендами. Особенно, помнится, его поразила поэма о каком-то народном восстании. Там был голод, ужас и кошмар, власти, жестокости – за ребро на крюк. Есть, чем впечатлиться. На какое-то время мы обо всём забыли, но в подсознании оно записалось. Позже нам потребовался сюжет, и он лёг именно на балканскую тему. Разом всплыли все наработки. А потом ещё и ещё…

– В чем особенности первого и второго тома «Балканского венца»?

Александр Белаш: Они части одной цепи, имя которой Миф. Если первая, стартовая книга Вука только открывала читателям дверь в сильную, жаркую, страшную и увлекательную мифологию Балкан, то вторая показывает широту и всеохватность мифа, простирающегося от древности до будущего. От войн пехоты со штыками и кавалерии с саблями до войн киберсолдат в силовой броне, с гибридными винтовками, до войн разведок в тихой и жуткой глубине Сети. Миф повсюду, мы живём в его атмосфере, дышим древними преданиями, которые плавно перетекают в футурологические концепты и дорожные карты политологов. Первая книга вводила в сочный, плотский и кровавый мир легенд, а вторая предлагает встать на цыпочки и заглянуть через забор реальности. Туда, где встречаются фантастические твари и зловещие креатуры, где наука смело занимает место магии, но не отменяет власти запредельного.

Мы полагаем, что давно пора показать истинную мощь нашего славянского мифа, а не ходить по проторённым тропам западного фэнтези. У нас есть свой мир, который в культурном плане равноценен любому другому, а для нас самих означает гораздо больше. Так что оба тома, пусть и по-разному, служат одной цели…

– Расскажите о своих творческих планах, темах, замыслах.

Людмила Белаш: Есть такая пословица: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи о своих планах». С возрастом всё менее хочется рассказывать о замыслах. И дело даже не в суевериях, а в общей нестабильности бытия. Ну, кто вот мог сказать в январе, что в марте весь мир будет сидеть взаперти, как попугаи в клетке. И что удивительно: салоны связи работали всё время, а книжные магазины и библиотеки открыли в последнюю очередь, хотя там всегда народу было весьма негусто.

Поэтому скажем только о ближайших планах – сейчас пишем текст в новый сборник, задуманный Вуком Задунайским и Натальей Резановой, в планах – принять участие в одном интересном историческом конкурсе, а также – дописать фантастическую стимпанк-эпопею. Сейчас также идёт издание серии наших книг в издательстве T8Rugram.

Александр Белаш: – Планы – вещь пластичная и переменчивая. Скажем, когда одному из нас приснился сюжет повести «Миссия», мы и представить не могли, что она 1) попадёт на конкурс «БастКона» и 2) выиграет его. Повесть сочинялась и писалась исключительно для себя и для близких друзей; её формат и тематика не позволяли надеяться, что её вообще кто-нибудь возьмёт. Но после победы на конкурсе мы задумались: финал у повести открытый – что, если её продолжить?.. Сразу дело не пошло, зато вокруг повести появились вполне самостоятельные, но концептуально связанные с нею приквелы и вбоквелы, а в итоге образовался занимательный мистический роман «Путь молнии». Обложка для него уже нарисована. Продолжится ли эта тема? Как знать…

– Расскажите о новом сборнике «Паны, холопы и Другие».

Александр Белаш: Условно мы называем его «Дыхание Дикого Поля». Это предания и хроники того гигантского пространства, которое простирается от Венгрии до Маньчжурии. Мир степей, протянувшийся с востока на запад, самим фактом своего существования объединяет самые разные этносы. Славяне – важное звено в этой череде народов, опоясавшей Евразию. С соседями по степям мы сражались и дружили, ссорились и роднились, делились и общались. Да, осёдлые культуры в конце концов стали ведущими, но степная кровь кочевников осталась в нынешнем мире – ветер просторов, терпкий запах ковыля и зов горизонта вечно будет волновать наши мечты и сны…

– Почему вас интересуют Россия, Украина и Белоруссия?

Людмила Белаш: Потому что я родилась в Брянской области, причём в таком месте, где, по словам моей бабушки, «один петух на три республики кричит». После войны за солью ездили на Украину – там она дешевле была. При Чернобыльской аварии те земли пострадали наравне с Украиной и Белоруссией. Сейчас там зона отчуждения. Наша история и судьбы неразрывно связаны. Одно время ставился вопрос о передаче тех земель Украине – хотели спрямить границу. Если бы это осуществилось, то я – та же самая, с тем же мироощущением, стала бы украинкой? До сих пор девочки-припевочки в УФМС, страдающие топографическим кретинизмом, проверяют мой паспорт по компьютеру – а вдруг я не-гражданка. Поэтому я остро ощущаю эту проблему, которая затронула миллионы людей.

Александр Белаш: Потому что это одна земля и один мир, что бы ни врали историки на ставке у политиканов. Мы не разделяем земли и людей в своём сознании, а если кто-то намеренно отделяет себя от других, выдумывает себе какое-то особенное прошлое – пусть он сам пожинает плоды своего отделения. Вспомните, что стало с человеком в сказке Уайльда, который отрезал свою тень у ног ножом с рукояткой из змеиной кожи – он отрезал душу, потерял с ней связь и стал пустотелым…

Не последнюю роль играет и то, что лично мой род – из Луганска. Мой предок по фамилии Белашов (именно так) в начале 1860-ых поехал учиться лесному делу на Рязанщину, и там его записали как Белаша – «Ну, ты ж хохол, верно?» Таким образом я превратился в этнического украинца, и в 1989-ом в Харькове меня считали западенцем или обрусевшим евреем – Маркович же.

Хотя – начштаба у Махно был Виктор Белаш. Должно быть, тоже из моей родни. И ещё один (была в родне такая история) работал с Ворошиловым на паровозном заводе Гартмана, вместе с ним вступил в большевики. Так что южнорусские земли мне совсем не чужие.

Но вот какая история – за всю мою жизнь, ни в СССР, ни в РФ, ни один человек не назвал меня хохлом – никак, ни даже шутя. И вообще, ни в одном коллективе, где я работал, национальный вопрос никогда не поднимался, а состав у нас был пёстрый – русские, татары, немцы, евреи, мордва, даже финн-ингерманландец был. Поэтому смотрю я на юго-восток, слышу там разные звуки и задумываюсь…

Чтобы самим решать проблемы восточнославянского региона – Россия-Украина-Белоруссия, – но при том не задевать ничьих больных проблем, мы создали свою воображаемую страну на стыке этих трёх. Честно сказать, использовали впечатления Людмилы о местах, где «один петух на три республики кричит». Так появилась небольшая, но вполне самостоятельная страна Луконь со своими традициями, со своей мифологией, родственная всем троим соседним государствам. На материале этой удивительной страны уже созданы рассказ «Панская часовня» и повесть «Грань», отмеченные наградами на литературных конкурсах – вскоре они будут переизданы в сборниках вместе с работами Вука Задунайского.

– Ваши книги продаются на Украине и в Белоруссии? Если да, то какие отзывы читателей?

Александр Белаш: Именно благодаря тому, что политика разделяет далеко не всех, наши книги имеют успех везде, где читают по-русски.

Отзывы бывают разные, в том числе такие – «Вытащило из депрессии», «Как поток света», «Оставляет ощущение надежды». Мы понимаем – когда пишешь достоверно, весело быть не может, но тепло, лампово и оптимистично – вполне. Стараемся. Возможно, дело в том, что первую трилогию мы сочиняли при дочке и писали для неё, а она взяла с нас зарок – никого из героев не убивать. Этому зароку мы верны и посейчас – даже вроде бы явные потери у нас не безвозвратные. Это вполне в духе славянской мифологии и христианской парадигмы, где «у Бога все живы», поэтому всем людям русского круга близко и понятно.

– На Украине до войны 2014 года были много ярких имен в области фантастики: супруги Дьяченко, Олди, Андрей Валентинов и другие. Некоторые из украинских фантастов заняли после начала войны с Донбассом нейтральную позицию, а некоторые, как например, Андрей Валентинов, пришли к ярким антироссийским взглядам. Как вы оцениваете ситуацию в украинской фантастике сейчас?

Людмила Белаш: «Чукча не читатель, чукча — писатель». Скажу честно – сейчас я мало читаю современной фантастики. Раньше – гораздо больше. Почему? Боюсь оскоромиться. Вот встречаешься с человеком на конвенте, знакомишься, беседуешь… Ума палата, интеллект, глубокие знания, тонкий юмор – всё на месте. Дарит тебе книгу, читаешь – а там!.. Треш, угар и содомия. Лучше бы не открывал и не читал – и хорошее бы впечатление о человеке осталось. Так и с украинскими фантастами – я сохраняю о них только хорошие личные впечатления. Как Олди вели мастер-классы на РосКоне и радушно звали нас на «Звёздный мост». Жалею, что не съездили. Как Дяченко тактично и подробно разбирали тексты молодых авторов, учили их мастерству. Как им аплодировали залы за призы и премии. Как Андрей Валентинов традиционно открывал РосКон своим саркастическим докладом, высмеивая мэтров. Тогда его выступления казались мне чем-то вроде реприз Петросяна…

– Председатель Союза писателей ЛНР Глеб Бобров в 2008 году написал книгу «Эпоха мертворожденных», в которой описал вымышленную гражданскую войну на Украине. Роман стал пророческим. Как вы думаете, должна ли фантастика предсказывать реальные события? За счет чего это происходит в тех случаях, когда предсказание сбывается?

Людмила Белаш: Достаточно посмотреть биографию и жизненный путь Глеба Боброва, чтобы понимающему человеку всё стало ясно. Я могу вам ответственно сказать, что Глеб Бобров получил уникальную подготовку, позволяющую по малым признакам определять общую ситуацию и развитие тех или иных событий. Фантастика – а мы говорим в этом ключе, о социальной фантастике, – не должна, а может. Авторы социальной фантастики аккумулируют в своей памяти уникальный опыт и через обобщение, через иносказание передают текстом предостережение, ощущение близящейся грозы. Они такие особые, метеочувствительные люди в плане общества. Они предчувствуют все эти людские бури и потрясения. Происходит же это за счёт накопленного опыта, тренированной наблюдательности, жизни с открытой душой и, как следствие, очень точной интуиции. И, да, подключка к ноосфере тоже имеет место быть.

– К сожалению, некоторые бывшие луганчане, принявшие украинские ценности к задаче фантастики предсказывать, предвидеть добавляют еще одну функцию – пропагандировать антирусские взгляды. Так, например, украинский философ из Луганска Александр Еременко написал книгу «2024» в жанре альтернативной истории о смуте в России, об уничтожении тела Ленина с целью нанести по России семиотический удар. Фантастика становится еще одним фронтом гибридной войны. Как вы к этому относитесь?

Людмила Белаш: Я не знакома с творчеством философа из Луганска Александра Еременко и по существу его книги высказаться не могу. Я несколько раз набирала его данные в поисковиках, чтобы хоть фрагмент прочесть – но увы! У него немало однофамильцев – какой-то спортсмен с кучей фанатов, потом поэт всех поэтов. Так что всё закономерно. Будучи философом, Александр Еременко должен был понимать, что сила действия всегда равна силе противодействия. Фантастика в форме легенды, философского романа, памфлета – всегда была фронтом гибридной войны. Поговаривают, легенды о жестокости Дракулы уже в то время запустили гулять по Европе клеветники с целью опорочить господаря и лишить его сторонников. «Приключения Гулливера» тоже не для детей писались. Искусство, да – было на стороне пушек и помогало в ведении войны. Идеологический фронт недаром ведь называется фронтом. И бои там тоже ведутся нешуточные, бои словом. «Я хочу, чтобы к штыку приравняли перо» – слова поэта.

Как мы относимся? Мы не относимся, мы участвуем. Наблюдающий всегда меняет равновесие в системе. И мы это описали в своих рассказах, романах. Злободневность – это всегда мелочно и преходяще. Такие авторы остаются в прошлом вместе с событиями, вызвавшими к жизни их поспешные, непродуманные тексты. Большое произведение пишется медленно, оно зреет, как хлеб, бродит, как вино. Затрагивает глобальные вопросы и даёт значимые ответы. Настоящий текст пишется для читателя, который ещё не родился.

– Возможно ли возвращение Украины в сферу влияния русской культуры?

Людмила Белаш: Значимость любой культуры определяется распространённостью языка, глубиной истории. Это означает очень большое число носителей и столетия литературного наследия. Иначе никак. Вот представьте, приходит в библиотеку человек из малого тарабарского народа и говорит: «Дайте мне прочесть все книги на моём тарабарском языке». А ему отвечают: «Что, все восемь сразу? Они у нас на спецучёте и на руки не выдаются». Я это говорю для наглядности, чтобы было понятно: корпус литературы нарабатывается поколениями учёных, писателей и переводчиков. Вы не можете и не обязаны знать все языки мира – но вы можете пойти в библиотеку или купить книги автора из любой страны мира… и тут встаёт вопрос: а на каком языке? На том, где уже создана мощная база текстов, от учёных до литературных. Русский язык и русская культура уже сложились как один из мировых центров межнационального общения. Хочешь известности, большей распространённости, роста – говори и пиши на языках ООН. А там выбор невелик. Либо английский, либо русский. Ну не китайский же!..

При переходе на английский теряется полностью словесность – а именно стиль и смысл. Совершенно другой язык. Набоков, когда начал писать на английском, отметил в дневнике: «Это была агония. Я словно умер».

Александр Белаш: Возвращение?.. А я не заметил – разве был уход из сферы?

Знаете, если где-то из чьих-то уст и в чей-то адрес прозвучала страшная-ужасная формула анафемы «Между нами все порвато и тропинка затоптата!», если ворон каркнул «Nevermore!», то это значит меньше, чем ничего. Окститесь, люди добрые – раздоры живут всю историю, сколько люди землю топчут. Столько же раз люди ссорились, сколько мирились. Тем более, если раздор создан искусственно, не самими его участниками, то, несмотря на все исступлённые крики, гены у нас общие, кровь одна и язык (как бы лихорадочно не дописывались словари новояза) одного корня. Мы от судьбы никуда не уйдём, её путь – спираль, и на каком-то из очередных витков мы встретимся и пойдём рука об руку. Да, может быть, это будут наши внуки. Но это неизбежно. И к этому есть смысл стремиться.

Спасибо за внимание. Хотим пожелать нашим читателям здоровья, успеха и высокого духовного восхождения! До новых встреч.
oduvan.org/interesnosti/novosti-russkogo-mira/s...

@темы: Россия, Андрей Валентинов, литература, Александр Еременко, Вук Задунайский, Украина, Александр Белаш, Людмила Белаш, философский боевик, Белоруссия, Генри Лайон Олди, фантастика

---

Великие о великих: Фихте о Канте

«Философия Канта вообще верная; но только в своих результатах, а не в своих основаниях. Все больше удивляюсь этому неповторимому мыслителю; думаю, у него есть некий гений, который открывает ему истину, не показывая ее оснований!»

Фихте И. Г. Письмо к Г. Штефани, декабрь 1793 Г.1
Fichte H.I. Johann Gottlieb Fichte’s Leben und literarischer Briefwechsel. Bd. 2.
Sulzbach, 1831. S. 393‒394.

Аронсон Д.О. Философия без умозрения: кантовский ответ Энесидему // Историко-философский ежегодник, 2016.

@темы: философия, Кант, Фихте

---

Сакральная жертва в практике цветных революций

Нина Ищенко

Статья посвящена проблеме продуктивности политтехнологических манипулятивных технологий, которые используются для организации государственных переворотов путем так называемого мирного протеста. Показано, что реализация сценария «цветной революции», включающего сакральную жертву среди протестующих, опирается на мифологические пласты общественного сознания. Для анализа мифологического составляющего современного массового сознания использованы категории философии мифологии Шеллинга: теогонический процесс, сукцессивный политеизм, царство Кроноса, огненная жертва, разрушающая это царство. На основе анализа советской политической мифологии, показано, что образ советского государства в массовом сознании сильно мифологизирован и имеет характерные черты царства Кроноса. На материале украинского Евромайдана в 2014 г. и его политтехнологического обеспечения выявлено, что те же специфические черты воспроизводит в своих клише пропаганда «цветных революций», описывая реальность того государственного строя, который она хочет свергнуть. Рассмотрены актуализации архетипа сакральной жертвы в антисоветской пропаганде периода утверждения демократии и в антироссийской пропаганде последних двух десятилетий, а также полноценную реализацию архетипа сакральной жертвы в образе «Небесной Сотни» (несколько десятков человек, убитых в Киеве в 2014 г. при переходе протеста в фазу открытого насилия). Причина того, почему сакральная
жертва вызывает уничтожение старого строя и реализацию новых политических форм, лежит в актуализации мифа об уничтожении царства Кроноса, который был подробно проанализирован Ф. Шеллингом.

Ключевые слова: Ф. Шеллинг, философия мифологии, мифологизация сознания, общественное сознание, сакральная жертва, цветные революции, Евромайдан 2014 г.

«Цветные технологии» становятся частью политической жизни современных обществ. Все чаще в течение последних десятилетий для устранения неугодного правительства наряду с прямым военным переворотом используются цветные революции. Примеры этого только на постсоветском пространстве следующие: революция роз в Грузии в 2003 году, тюльпановая революция в Киргизии в 2005 году, оранжевая революция на Украине в 2004 году и Евромайдан там же в 2014 году, бархатная революция в Армении в 2018 году. Одним из важных элементов цветной революции является сакральная жертва со стороны протестующих. Архетип жертвы за новый порядок имеет мифологические корни и может быть осмыслен с привлечением философии Шеллинга.

Цветные революции делаются по одному и тому же сценарию, описанному у Джина Шарпа в «Политике ненасильственных действия»: начинаются с мирных протестов, а заканчиваются государственным переворотом. Несмотря на то, что книга вышла еще в 1973 году, цветные технологии продолжают работать, причем с теми же самыми людьми, которые наблюдая процесс со стороны, в другой стране, полагали, что сами никогда не поддадутся на манипуляцию.

Гибель сакральной жертвы во время протестов, одного человека или коллективного героя (на Украине в 2014 году это была так называемая «Небесная сотня»), воодушевляет протестующих, провоцирует эскалацию насилия, и легитимизирует противоправные действия в глазах сторонних наблюдателей, которые сами не участвуют в событиях. Вариант этот настолько важен, что в некоторых случаях сакральную жертву убивают сами протестующие, выдавая это за действия противника. Не существует рационального объяснения того, почему гибель одного человека должна лично коснуться миллионов жителей страны, заставить их одобрять насилие, государственный переворот и следующий за этим хаос в экономике и внутренней политике своего государства. Объяснение этому можно найти, обратившись к мифологической составляющей массового сознания.

Исследователи полагают современное массовое сознание существенно мифологизированным [9]. Теоретические основания анализа мифологических образов в постсоветских обществах, включая российское, приведены в статье Т.Евгеньевой и В. Титова [2, с. 121 – 123]. Авторское исследование основывается на том, что мифологическую составляющую массового сознания нельзя свести к искусственно-созданным идеям и образам, которые насаждаются средствами манипуляции. Мифологические образы – неотъемлемая часть массового сознания, внутренне ему присущая, которую невозможно полностью элиминировать [2, с. 123]. Как утверждает Р. Барт, человек никогда не остается без мифа, потому что разрушение мифа приводит не к торжеству рациональности, а к замене старого мифа новым [4].

Как показывает А. Ф. Лосев в своей работе «Диалектика мифа», миф не является фантастическим вымыслом или фикцией, он также не есть схема или аллегория, миф не может быть описан как научное построение, а также как теоретическая теологическая конструкция. «Миф не есть бытие идеальное, но жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная, действительность» [6, с. 27]

Культурфилософский дискурс XIX века рассматривает миф как универсальный социокультурный феномен. В рамках междисциплинарного изучения мифа и мифосознания, которое началось в 20 веке и продолжается до сих пор, миф выступает как базовая форма, в которой существует общественное сознание. Миф позволяет осуществлять солидарные социальные действия для достижения коллективно-значимых целей общества [10, с. 184]. Таким образом, основная функция мифа сегодня – социально-практическая [3, с. 38].

Одним из самых выдающихся исследователей мифологии в 19 веке был Ф. В. Й. фон Шеллинг(1775 – 1854). В конце XX-го века происходит своеобразный ренессанс в изучении Шеллинга в Германии [7, с. 58]. Большая часть архива Шеллинга была уничтожена во время бомбежки Мюнхена в 1944 году [7, с. 62]. Это существенно затрудняло работу по осмыслению творчества философа, однако новые находки в архивах и переиздания уже опубликованных трудов приводят современных философов к мысли, что научный потенциал философских идей Шеллинга до сих пор не реализован в полной мере. Одной из сфер, где философия Шеллинга наиболее значима, является мифология.

Мифологией Шеллинг интересовался со времени обучения на богословском факультете в Тюбингене, когда он написал статью «О мифах, исторических сказаниях и философемах древности» (1903) [1, с. 133]. А итог своим многолетним исследованиям в области мифологии Шеллинг подвел в цикле лекций «Философия мифологии» (русское издание в 2013 году, перевод издания 1856 годы, вышедшего вскоре после смерти философа). В дальнейшем ссылки на лекцииШеллинга по мифологиибудут даваться по этому изданию.

В своих лекциях (докладах, как они названы в книге) Шеллинг обосновывает объективность мифологии. Он показывает, что мифология не может быть выдумкой отдельных людей, которая силой навязана остальным. Мифологические представления обладают такой объективной силой, что могут перевесить требования природы, жадность и жалость: люди приносили в жертву богам необходимые вещи и своих детей. Выдумка отдельного человека никогда не смогла бы получить такую власть над целыми народами.

Мифология также не является аллегорической схемой, в которую облекают открытые ранее философами научные представления о природе и человеке [11, с. 158; 12, с. 218 и сл.]. Мифология по сути является теогонией, историей богов. Мифология в сознании представляет собой теогонический процесс, имеющий объективные основания. Боги в теогоническом процессе выступают с непререкаемой объективностью, у сознания нет выбора, принимать их или нет. Сознание может освободиться от мифологических представлений, только пройдя теогонический процесс полностью, пережив почитание разных богов [11, с. 159].

Таким образом, теогонический процесс представляет собой сущностный политеизм. Для конкретизации этого процесса Шеллинг предлагает понятие сукцессивного политеизма [11, с. 168]. Сукцессивный политеизм отличен от одновременного политеизма тем, что разные боги полагаются не одновременно, а последовательно. Каждая такая смена божества представляет собой кризис сознания, потрясение и катастрофу, которые Шеллинг считает самыми значительными из тех, что переживало человечество, несмотря на то что в историческое время от них почти не осталось следов.

Смена божества при сукцессивном политеизме носит такой катастрофический характер, потому что мифологическое создание охватывает всю сферу сознания человека и не имеет альтернативы. Шеллинг считает, что мировосприятие и мировоззрение народа субстанциально определяется его мифологией. В мифологии выражаются нормы и ценности, конституирующие народ, позволяющие ему транслировать свою культуру другим поколениям. В своих лекциях Шеллинг использует достижения В. Гумбольдта и на сто лет раньше обосновывает то учение, которое получило название гипотезы Сепира-Уорфа, о том, что восприятие и описание мира предопределены языком[см. 8, 210].

Шеллинг тесно связывает процесс порождения мифологии и процесс порождения языка, показывая, что к обоим явлениям приложимы одни и те же характеристики. Мифология, как и язык, сущностно определяет облик народа и само его существование. Как нет народа без языка, так нет народа без мифологии. Мифология, как и язык, не может быть создана искусственно. Шеллинг считает, что мифология и язык порождаются одновременно, это две стороны одного и того же процесса народообразования. Таким образом, по Шеллингу, язык и мифология выступают как конституенты этнической идентичности [11, с. 85 и сл., с. 99 – 115].

Шеллинг показывает, что никакой народ не придумывает умершего бога, бог это всегда бог живой. И если в мифологии греков говорится, что сначала богом был Уран, потом Кронос, потом Зевс, это означает, что в течение какого-то времени греки поклонялись верховному богу Урану, не зная Кроноса, потом мировоззрение народа кардинально поменялось, Уран устарел, ушел в прошлое, умер, на его место встал Кронос, и далее Кронос стал богом прошлого, когда воцарился Зевс [11, с. 100]. Это значит, что в случае эллинов на едином биологическом материале сменилось три разных народа, поменялось три менталитета, три раза сменилось коллективное сознание. И если греки, которых мы знаем, поклоняются Зевсу, прежние боги их мифологии означают другой народа, не греков, а тех, кто еще не стал греками. Таким образом, Шеллинг объясняет, почему сукцессивный политеизм сопровождается катастрофическими кризисами сознания, когда в результате непреодолимой реальности вновь появившегося бога меняется весь строй жизни народа, включая язык, мировосприятие, нравы и обычаи, нормы поведения и культурные ценности [11, с. 103].

Шеллинг считает, что теогонический процесс нужно рассматривать в его целостности у всех народов, поскольку это процесс объективный и универсальный, охватывающий все человечество по единым законам. Мифологии разных народов находятся в системном единстве, они могут пояснять и дополнять друг друга [12, с. 451]. Шеллинг также неоднократно указывает, что высшие формы мифологии содержат все предыдущие более простые формы в свернутом виде.

Одним из универсальных мифологических архетипов, которые повторяются у разных народов, является ситуация замены старого бога новым и огненная жертва сына бога в связи с переходом к новому миру. Шеллинг рассматривает эту часть теогонического процесса на примере пар божеств Кронос/Зевс, а также Зевс/Дионис и Зевс/Геракл.

Исходя из положения, что единство народа обеспечивается единством сознания, и того, что первый бог в процессе сукцессивного политеизма является богом единства, Шеллинг получает возможность объяснить те подробности греческой и римской мифологии, которые описывают царство Кроноса (у римлян Сатурна). Кронос – в первую очередь бог прошлого, то есть бог умерший. Жизнь при Кроносе воспринимается как отошедшая в безвозвратное прошлое. Кронос – это единый бог в силу своего могущества и непререкаемой мощи. Царство Кроноса – это легендарный золотой век, когда люди были могучими и здоровыми, и все у них было общее. Таким образом, царство Кроноса – это царство единообразия.

Царство Кроноса должно было длиться вечно. Известно, что Кронос поедал своих детей, других богов, то есть, как показывает Шеллинг, уничтожал возможность изменений в народном сознании. Царству Кроноса положен предел насильно. Зевс, последний сын Кроноса, которому удалось избегнуть поглощения, убивает Кроноса, отправляет его навечно в прошлое, обеспечивая возможность изменений в сознании и в жизни. Изменения носят амбивалентный характер – с одной стороны, это богатство и разнообразие форм, с другой же стороны, именно в силу богатства форм, это неизбежная борьба между ними. Поэтому старое царство Кроноса тоже носит амбивалентный характер – Кронос дик и могуч, он уничтожает будущее, однако в его царстве существовало равенство без потрясений, стабильность и устойчивость. Свержение Кроноса и воцарение Зевса – это хоть и перемена к лучшему, но все же одна из катастроф греческого мира [12, с. 479 и сл.].

Таким образом, взаимоотношение Кроноса с его сыновьями – это отраженный в процессе теогонии момент зарождения греческого народа как такового. Этот момент в силу его важности осмыслялся греками неоднократно. Разные стороны одного процесса в мифологии персонифицируются и выступают как отдельные боги. Кроме того, система взаимоотношений между богами дублируется в следующий период развития народа и его мифологии, поэтому на Зевса и его сына переносится история первого верховного бога и его сыновей. В таком дублировании Зевс как верховный бог замещает Кроноса, а история его сына показывает, что же происходит в народном сознании после того, как царство Кроноса ушло в прошлое. Значимые детали, позволяющие реконструировать древнюю эпоху освобождения сознания из царства Кроноса, содержатся в истории сына Зевса Диониса и сына Зевса Геракла.

Диониса сами греки называют древнейшим богом, как и Геракла, которых было несколько, и первый Геракл, как отмечает Павсаний и Геродот, тоже был одним из древнейших богов. Дионису и Гераклу приписываются сходные функции – Дионис научил людей делать вино и проводить совместные праздники, а древний Геракл был основателем городов и победителем чудовищ, то есть оба бога выступают как податели и создатели новой жизни, жизни в обществе, в отличие от простой и дикой жизни периода Кроноса.

Поскольку убийство Кроноса имеет не только позитивный, но и негативный аспект, это выражается в истории обоих богов. За разрушение единого и вечного царства каждый бог получает наказание: Диониса разрывают на части (историю Диониса как умирающего и воскресающего бога двухгодичного цикла см. [4, с. 126 и сл.]), Геракл терпит притеснения и гонения от своего двоюродного брата Эврисфея и должен служить ему, выполняя все его задания.

Оба бога получают божественный статус не сразу, а только после смерти. Геракл, как известно, сжигает себя заживо, страдая от невыносимой боли от отравленной крови кентавра Несса, а Дионису нет нужды себя сжигать, потому что его мать Семела была сожжена молнией Зевса еще до его рождения [12, с. 269]. Таким образом, огненная смерть первого, любимого сына верховного бога является единственным путем его обожествления. Но обожествление означает признание правомочности того, что он приносит людям – гражданской жизни, гражданского общества взамен единообразного вечного царства Кроноса.

Далее, Шеллинг обращает внимание на обычай, который бытовал у финикийцев, израильтян и других народов того ареала в Малой Азии, где процветал культу Диониса, а именно огненная жертва царского сына. В случае какой-либо катастрофы, военного поражения, эпидемии, эти народы приносили в жертву сына царя, даже единственного. По согласному сведению всех древних историков, такого ребенка сжигали живым. Шеллинг замечает, что хотя нельзя доказать, что этот род смерти практиковался повсеместно, однако он безусловно присутствует как требование религиозного сознания [12, с. 237 и сл.].

Связь этого обряда с огненной смертью Диониса и Геракла очевидна. Известно, что в архаических религиозных системах царь является земным заместителем верховного бога. В момент глобальной катастрофы, которая ставит под вопрос само существование народа, народ заставляет царя повторить поступок верховного бога – пожертвовать своим сыном, как сделал это Кронос, чтобы тем самым удержать в реальности существование народа, его общественной жизни, предотвратить скатывание в единство и неразличимость первоначального царства Кроноса. Как смерть Геракла и Диониса только и могла утвердить те нормы гражданской жизни, которые они насаждали, так и смерть царского сына должна подтвердить сохранение этих гражданских начал в данном конкретном месте, здесь и сейчас.

Универсальность мифологического процесса и наличие в мифологическом сознании всех старых форм в скрытом виде позволяют обнаружить тот же архетип в проявлениях современного мифологического сознания. Впервые в новейшей истории России мифологема сакральной жертвы, которая должна утвердить разрушение старого единства и утверждение нового разнообразия, была опробована в процессах разрушения советской мифологии в перестройку и в процессе демократизации.

Исследователи советской мифологии Т. Евгеньева и В. Титов приводят следующие характеристики советского политического мифа: единственно истинный характер предлагаемых норм и ценностей; символическое значение событий и личностей; персонификацию причин событий. Они также выделяют в системе советской мифологии элементы, свойственные архаичному мифу: наличие упорядоченного «своего» пространства, которое противостоит хаотическому чужому; начало и конец времени; ритуалы, воссоздающие сакральные события [2, с. 124–125]. Это царство единообразия в мышлении и реальности, подавляющее всякое разнообразие, однозначно соотносится в мифологическом аспекте с царством Кроноса.

Одним из направлений деструкции советской мифологии, как указывают исследователи, проходила по следующим направлениям, является конструирование мифологического образа сакральной жертвы, чья кровь разрушает прежний порядок [2, с. 125–131].

Как сакральная жертва за новый демократический порядок выступали сначала три человека, погибшие при штурме Белого дома в 1993 году. Далее в российском либеральном дискурсе в роли сакральной жертвы за демократию выступали Г. Старовойтова, депутат госдумы, убитая в 1998 г, и А. Политковская, либеральная журналистка, убитая в 2006 г. С недавнего времени эту роль стал выполнять Б. Немцов, застреленный в 2015 г [2, с. 130]. Однако эти мифологические архетипы действуют только на ту часть общества, которая является носителем архаичного мифологического сознания. В России та часть населения, для которой эти имена и события символичны, очевидно составляет меньшинство. На Украине же, к примеру, в 2014 году, в обстановке, которая дестабилизировалась всеми возможными средствами, включая агрессивную пропаганду и целенаправленное обращение к архаическим слоям сознания, древние мифологические структуры были актуализованы и повлекли социально-практические действия.

В украинской пропаганде с 2014 года актуализируется образ СССР как царства бесконечной мощи и агрессивного подавления всякого разнообразия. Обретение Украиной независимости в 1991 году ритуализируется и воспроизводится как подвиг освобождения из царства дикости, уравниловки, стабильности, несокрушимости. Хотя прошло уже почти три десятилетия, активность пропаганды не снижается, а растет – пик борьбы с советским прошлым знаменует декоммунизация на Украине, начатая в 2015 году, в рамках которой были переименованы сотни больших и малых населенных пунктов. Пропаганда против президента Януковича, которого свергли в 2014 году, постоянно эксплуатировала концепцию советского, совкового государства, которое он создал, и которое не дает развиваться разнообразию, понимаемому как демократия и европейские ценности. Такая интенсивность использования архетипа показывает, что мифологический образ царства Кроноса по-прежнему важен для построения украинской идентичности.

Логика развития мифологической ситуации задана столь же жестко, как и логика математической идеи: разрушить царство Кроноса можно только ценой огненной жертвы. Постоянное и длительное использование коктейлей Молотова украинскими протестующими, воспетое еще и в современной событиям песне белорусской группы Ляпис-Трубецкой «Воины света», где все время в кадре огонь, актуализовало эту деталь архетипа и подготовило последующие события. Коллективная кровавая жертва, Небесная сотня, в мифологическом аспекте является началом нового мира многообразия, который уничтожает старый мир единства. Именно на этом этапе срабатывает социально-практическая функция мифа, и начинается коллективное действие, которое привело к государственному перевороту и последующей войне с Донбассом.

События на Украине демонстрируют в завершенном виде миф как программу множества цветных революций. Обращение к скрытым пластам мифологического сознания, которые присутствуют в любом этносе, приводит к социально-значимым действиям, которые затрагивают весь социум и позволяют ему действовать в единстве. Современное общество на самом деле не преодолело мифологическое сознание, что в принципе невозможно. В современном общественном сознании сосуществуют разные мифологические формы, включая самые архаичные, и их реализация возможна по архаичным же сценариям, включающим кровавую жертву.

Шеллинг считал, что мифология не может преодолеваться волевым усилием, а должна только проживаться коллективом, реализуя в настоящем все заложенные в образе потенции. Только полностью раскрыв все свои возможности, старый бог уйдет и сменится новым. Однако в наше время, когда мифологический процесс по большей части прожит человечеством, элементы и образы мифа используются политтехнологами не в органическом единстве, а в произвольных комбинациях. Возможно ли противодействие политтехнологиям, опирающимся на мифологический базис, включающий кровавую жертву? В мифологических пластах сознания современного общества сосуществуют разные мифы, способные отправить в прошлое самые архаичные варианты, однако как именно можно это реализовать, вопрос дальнейших исследований.

Литература

1. Бурковский М. В. Мифология в свете философских исканий Шеллинга // Вестник ВГУ. Серия: Философия. 2013. № 1. С. 131 – 139.
2. Евгеньева Т. В., Титов В. В. Образы прошлого в российском массовом политическом сознании: мифологическое измерение // Политическая наука, 2017. № 1. С. 120–137.
3. Екимова О. В., Курочкина Л. Я. Мифотворчество: особенности проявления в системе современных ценностей // Вестник Воронежского государственного технического университета. 2009. Том 5. № 7. С. 36–38.
4. Кереньи К. Дионис: Прообраз неиссякаемой жизни: Пер. с нем. М. :Ладомир, 2007. 319 с.
5. Косов А. В. Мифосознание: функции и механизмы [Электронный ресурс] // Аналитика культурологии. 2007. № 1(7). Режим доступа: analiculturolog.ru/архив-журнала/2007-year/выпуск-1-7-2007
6. Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М. : Издательство политической литературы, 1991. С. 21–186.
7. Резвых П. В. Шеллинг в свете новейших исследований // Вестник РУДН, сер. Философия, 2003, № 1 (9). С. 58–66.
8. Уорф Б. Л. Наука и языкознание // Языки как образ мира. М. : Издательство АСТ; СПб. : TerraFantastica, 2003. С. 202 – 219.
9. Хабибуллина З. Н. Мифологизация массового сознания // Манускрипт. Тамбов: Грамота, 2018. № 12 (98). Ч. 1. С. 129–133.
10. Хоконов М. А. Мифологическое сознание как объект философско-культурологического исследования // Вестник Адыгейского государственного университета Майкоп. 2013. С. 178–184.
11. Шеллинг Ф. В. Философия мифологии. В 2-х т. Т. 1. Введение в философию мифологии / Пер. с нем. В. М. Линейкина; под ред. Т. Г. Сидаша, С. Д. Сапожниковой; вст. ст. Т. Г. Сидаша. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2013. 480 с.
12. Шеллинг Ф. В.Философия мифологии. В 2-х т. Т. 2. Монотеизм. Мифология / Пер. с нем. В. М. Линейкина; под ред. Т. Г. Сидаша, С. Д. Сапожниковой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2013. 544 с.

@темы: цветные революции, ФМО, Шеллинг, Украина, философия мифологии, Белоруссия

---

Обсуждение цветных революций в Луганске

Статья Нины Ищенко «Сакральная жертва в практике цветных революций» была опубликована в 2019 году, в Санкт-Петербурге, в научном журнале «Вестник Санкт-Петербургского государственного института культуры». Этот текст обсуждался на заседании Философского монтеневского общества Луганска в феврале 2020 года. Аудиозапись доклада доступна по ссылке: oduvan.org/nashi-proekty/fmo/sakralnaya-zhertva...

Рассуждая зимой о сценариях государственных переворотов на заседании ФМО, присутствовавшие считали, что вопрос о спонтанных народных выступлениях за свободу закрыт уже очень давно. Однако вещи, которые для специалистов банальны как таблица умножения, для людей другой сферы деятельности обладают притягательностью и новизной, порождая совершено неадекватный энтузиазм.

События последних дней в Белоруссии и реакция на них подтвердили зимние впечатления. Обсуждение в сетях попыток переворота дает такие примеры массовых восторгов по поводу свободолюбивых соседей, как будто цветные революции не шли победным шествием по постсоветскому пространству в течение последних тридцати лет. Особенно удивляют в этом плане киевляне, которые поучаствовали в двух Майданах и сохранили столько пыла для третьего, белорусского, прельстившего их новизной и небывалым развитием событий.

Стандартный сценарий с философским комментарием изложен в тексте статьи, в пдф-файле на сайте: oduvan.org/nashi-proekty/fmo/obsuzhdenie-tsvetn...

@темы: цветные революции, Луганск, ФМО, Украина, Белоруссия

---

Лавренёв и Достоевский: сюжет и действительность

Предположим, история о красной эмигрантке из прошлого поста не выдумка, и Лавренёв знал именно этот вариант – историю любви. Из этой истории писатель сделал подлинную трагедию о долге и категорическом императиве, которая оказывает гораздо более сильное воздействие, особенно в странах русской культуры, где люди за Канта и убить могут (мелькал несколько лет назад реальный случай в криминальной хронике). Сюжет у Лавренёва получился ближе к царству вечных идей, чем тот вариант, который смог реализоваться в действительности. Похожая ситуация сложилась с историей мальчика, которого помещик затравил собаками, из «Братьев Карамазовых» Достоевского.

Все помнят эту историю – на этой истории Иван основывает свой отказ от блаженства в Царстве Божием и возвращает билет. Некий помещик ради забавы велел затравить собаками крестьянского мальчика на глазах у его матери. Иван считал бесчеловечным будущее примирение убийцы и несчастной матери. Пусть она простит свои страдания, но как она может простить страдания своего невинного сына? Что это будет за блаженство, в котором зло останется безнаказанным и получит в конце концов даже жизнь вечную?

Помимо религиозных, из этой истории делаются и идеологические антирусские выводы. Она стала штампом, который многие принимают за реальный факт, подтверждающий извечную русскую дикость – в противовес извечной европейской цивилизованности.

Современные историки литературы иногда радуют блестящими находками, и одна из них относится как раз к истории этого мальчика. Иван говорит, что он прочитал историю в газете. Достоевский на самом деле тоже прочитал историю в газете, но это была другая история. Дикая выходка помещика имела место, но кончилась она иначе. Собаки были натасканы на зверя, и добежав до человека, они просто остановились. Бедная женщина не смогла этого воспринять, потому что еще до того, как собаки добежали, она упала без сознания и после этого сошла с ума. Дикая тупая шутка, в которой, однако, никто не погиб.

Вот какую историю знал Достоевский. Почему в его истории мать не падает, а ребенок гибнет? Потому что в православной традиции Богородица называется нерушимая стена. Она переживает смерть сына, задавая тем самым образец на все времена. Достоевский хотел показать не столько повседневное событие, сколько его вечный прообраз.

В обоих случаях литературное произведение оказывается не слабым подобием реальной жизни, а напротив, лучшим воплощением идеи, чем это получается в реальности.

@темы: книги, Достоевский, Лавренёв

---

И снова сорок первый

О книге Бориса Лавренёва «Сорок первый» я уже писала, и в блоге (ninaofterdingen.livejournal.com/512150.html), и в сборнике «Локусы и фокусы современной литературы».
Сорок первый – это не год, это убитый девушкой-снайпером Марюткой противник. Она красная, он белый, любовь борется с долгом, долг побеждает. В двадцатые годы эта история была экранизирована.
Деконструкция красных сюжетов с белых позиций не стихает с перестроечных времен. Вот какую форму принимает она в следующей статье:
Ожегова О.А, Посадский А.В. Киносимволы гражданской войны: море любви и пески ненависти // История и историческая память. – № 2 – 2010 – С. 196-205 со ссылкой на Смоленцев-Соболь, Н.Н. Каспий, море любви // Верность – Fidelity. Издание общества ревнителей памяти блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). 2009. № 133. См.: URL: www.metanthonymemorial.org/VernostNo133.html. (дата обращения: 01.09.2010).

Цитата:
«Автор сообщил нам, что история написана, «как услышана», и в этом смысле – документальна. Автор услышал ее из уст великолепной пожилой Русской дамы в 1996 г., в штате Нью-Джерси, в окрестностях Лэйквуда. В свои почти 100 лет она сохраняла ясность ума и непоколебимую память о своей первой и единственной в жизни настоящей любви.
Событийно история похожа на лавреневскую: красный отряд и белые, бои, гибель красного отряда. Остаются двое: красная и белый, женщина и мужчина. Героиня ранена, недавний враг умело и молчаливо выхаживает, став для нее «молодым, ясноликим принцем, князюшкой, солнышком красным». О нём когда-то рассказывала старенькая бабушка, о нём мечталось и грезилось когда-то давным-давно, когда не было ни красных, ни белых, когда не было войны, когда священники радостно возглашали: «Христос воскресе!». У них была хижина, солнце, море, Бог и Любовь…
Но, пришли люди. Это красные. Белый офицер крепко связывает свою возлюбленную, составляя ей алиби перед красными, отходит подальше от ее укрытия и ведет последний, безнадежный бой. Женщина, затем – местная красная героиня с недолгой газетной шумихой, погружается в трудную советскую жизнь без радости и надежды. С отступавшими из России немцами в 1944 г. уходит на Запад. Фильм Г. Чухрая в американском кинотеатре для нее – не более чем очередная «художественная» агитка и приманка большевиков, грубая и циничная».

По художественной силе эта история очень уступает книге Лавренёва.

@темы: кино, коллаборанты, эмигранты, Лавренев