ИЗУВЕРЫ ТАК НУЖНЫ, ИЗУВЕРЫ ТАК ВАЖНЫ...

Автор А.Асриян, 2003

Ощущение, что мы живем в чудовищно искаженном мире.
Есть основные, базовые занятия – учитель, врач, воин, священник, крестьянин (в первобытном обществе – охотник, неважно – кормилец)…
Упертые пацифисты завозражают против включения сюда воина.
Упертые атеисты скривятся от священника.
Всем здравомыслящим же людям список покажется очевидным. Ну, разве что в конкретном обществе роль врача или учителя (или – и того, и другого) по совместительству может выполнять шаман, жрец, священник… Не важно – функция все равно выполняется. Есть занятия второго ряда – рыбак, там, кузнец, ткач… Если подумать – найдется еще парочка. Все остальное – производные профессии.

Чем сложнее общество, тем больше профессий. Но фундамент остается неизменным – базовые пять занятий.
Если в обществе пропадает какое-то из производных занятий – к примеру, программист, или летчик, или извозчик, или машинист паровоза – это означает, что исчезла соответствующая техника. Само по себе это знание неинформативно – поскольку техника может исчезнуть как в результате технического прогресса (извозчик или машинист), так и наоборот (впали в каменный век, забыли про железные дороги). Если в обществе нет одной из профессий второго ряда – это уже достаточно информативно. Если нет рыбаков – почти гарантированно, что рядом нет значимых водоемов. И т.д.

Но если нет одной из профессий первого ряда – значит, общество скоро сдохнет. Не выживает оно без них.
Как организм. Без селезенки – вполне. Без конечности, пары ребер, половины пальцев – запросто. Даже без одного легкого или почки – можно. А вот без печени, к примеру – никак.
Так вот, похоже, в нашем стартовом списке отсутствует один незаменимый персонаж. ИНКВИЗИТОР.

Общественность привыкла числить его по ведомству ранне-католического изуверства. Но это как раз из серии «жрец-он-же-врач». В действительности – совершенно отдельное занятие. И, безусловно, из первого ряда.
Разум – штука молодая и хрупкая. Второе – важнее. Экология пшеничного поля куда уязвимее, чем экология дикого луга. А василек так красив! Куда там невзрачному колоску.
Ядовитые идеи, идеи-сорняки тоже обычно ярче и привлекательнее здравого смысла. Выпалывать некому.

Сколько протянет общество без врачей? А до первой пандемии. Может, через месяц разразится, может – через двадцать лет. Но после того – кирдык. Люди кой-какие выживут, общество – нет.
Сколько еще протянем без инквизиции? Пандемия уже свирепствует…

@темы: инквизиция, гностики, манихейство

---

Еще о Белой Гвардии

Автор smirnoff-v

Итак, продолжу о новоявленном креативчике по роману «Белая гвардия».
Основная ущербность фильма вызвана отсутствием смысла. В отличии от романа в фильме никакого смысла нет. Нам показана семья интеллигентов в 18-19-м году. Они ходят, разговаривают, ругаются и любятся, с большим или меньшим энтузиазмом учувствуют в определенных событиях. Зачем показали именно это семью, что толку от описанных месяцев их жизни, - решительно непонятно.

Отсутствие смысла в фильме отражает отсутствие смыслов в голове создателей этого креативчика. Они сами не понимают – зачем. В результате в произведении потерялся ритм, акценты, цельность. Когда автор понимает, что он пишет или снимает, и зачем, он в соответствии с задумкой на определенные события ставит акцент, а другие описывает как проходные, (хотя и необходимые, например, для раскрытия характера хотя бы и второстепенного героя). Какая-то сцена занимает полстранички, а другая растягивается на полглавы. В фильме авторы равномерно растянули каждую сцену на «главу», и в результате этого получился на удивление растянутый и одновременно бессмысленный фильм. Смешно, но экранизация Войны и мира Бондарчука занимает меньше экранных часов, чем экранизация сравнительно небольшого по объему романа Булгакова.

Теперь попытаемся ответить на вопрос, почему же у авторов креативчика в голове отсутствуют смыслы. А потому, что смысл, вложенный в произведение Булгаковым им решительно чужд, а своего, альтернативного, нет.
Соответственно попытаемся понять, какой же смысл сам Булгаков вкладывал в свое произведение. Рассуждая об этом необходимо, например, помнить, что Сталин смотрел «Дни Турбиных» (пьесу, написанную самим Булгаковым по своему роману) более 16 раз.

По моему мнению, это роман о том, почему победили большевики, почему их приняла Россия, и не только рабочие, но и другие общественные слои. В ту эпоху, когда Булгаков писал роман, это была центральная, акутуальнейшая тема. Тихий Дон, например, так же об этом.

Самих большевиков в романе практически нет, за исключением незначительных моментов. В тоже время они незримо присутствуют на каждой странице. Присутствуют, как бежавшие из Петрограда аристократы, богачи и офицеры, как их страх, как серые шинели за далекими заснеженными лесами, как, в конечном счете, некая реальность по сравнению с фантасмагорией всей это нелепой и кровавой оперетки гетманщины, немцев, Петлюры.

Это другая реальность, в начале романа враждебная, неприятная и чуждая героям, но это реальность, и после идиотской «оперетки», в которой герои прожили несколько месяцев, после всего этого кровавого балагана они уже жаждут реальности. Большевики в романе это время, история, как бы к ним не относились те или иные герои. Это время, которое надвигается и в конце концов сменяет опустошившую жизнь безвременность, опять начинается история. В конце романа если герои еще не приняли большевиков, то уже видно, что примут. Не зря в планируемом и ненаписанном продолжении (Булгаков хотел написать три тома и описать 1919 год) Мышлаевский должен был вступить в Красную Армию.
Сталин именно потому так внимательно отнесся к этому произведению, что оно есть доказательство необходимости победы большевиков, и тем более достоверное, что «вычислено» оно не своими, «классово близкими», а чужими, противниками. И еще это разговор о власти в России, т.е. о том, на чем должна быть основана настоящая власть, и чем она должна быть – это показано в романе от противного.

Вот именно эти смыслы чужды и противны авторам фильма. В результате получилась бессмыслица, настолько очевидная, что она не осталась секретом и для самих создателей креатива. Бедолаги попытались исправить положение, редактируя Булгакова, выдумав нелепые сцены возвращения Шполянского, расстрела красными монумента Св. Владимиру и др.
В романе Булгакова пришествие красных сопровождается и перекликается с успокоением в семье Турбиных, вернее даже началом новой жизни. Елена получает письмо от знакомой и наконец «освобождается» от Тальберга, а у Алексея и Николки начинаются серьезные любовные истории. У Булгакова именно оптимистический финал и в «малом» мире Турбиных и в «большом» мире бегства Петлюры и прихода красных.

Создатели же фильма решили его зачернить, опорочить, выдумав и стрельбу красных солдат по памятнику Владимиру (это в большом мире), и историю с возвращением Шполянского, который таки отобрал бедненькую Юлию Райсс у не менее бедненького Алексея, угрожая ЧК-ой (сущий водевиль). Да и Николка с чего-то собрался на Дон, так что и там ничего хорошего не светит (это в малом мире Турбиных). Впрочем, у них там все вместе с Лариосиком собрались на Дон с красными воевать.

По-моему, так редактировать Булгакова, кроить его, пришивать и обрезать – редкостная подлость и гадость, морду за это бить надо. Впрочем, они и сами мордой о косяк, ибо никакого фильма толком не вышло. Жаль только, что молодое поколение, не особо читающее, решит после этого фильма, что всю эту муть Булгаков и написал.

Можно было бы еще много чего написать о подборе актеров (Елена – Раппопорт меня просто шокировала), впрочем, беда в том, что сегодня лучших актеров нет. Даже забавно, что советские актеры в старом известном фильме по дням Турбиных умели выглядеть благородно и интеллигентно, а современные, несмотря на несмолкаемый треп о русской интеллигенции, простоваты, однако. Фактура не та. Ну да ладно. Все остальное второстепенно, когда фильм не имеет смысла.

@темы: Белая гвардия, кино, Россия, СССР, Булгаков

---

К эстетике плюща

Автор schwalbeman

Согласно Платону, красота проявляется в близости бренной вещи своему предвечному оригиналу. Или даже и оригиналам: чем больше симметрий и приятных глазу форм воплощено в предмете, тем он красивее. Поэтому для платоника (и даже вообще для человека Античности – ибо Платон оформлял некоторые общие взгляды своего времени) не существует такой вещи, как живописные руины. Греция и во времена Одиссея полнилась уже развалинами – но тогда в них не было ещё никакой красоты. Скособоченность хлева, запущенность сада, трещины на штукатурке – никак не могли добавить картине эстетической ценности. Несовершенство могло быть специфическим образом использовано в трагедии или в комедии (Аристотель), но собственно эстетического потенциала у несовершенства нет: оно отдаляет от эйдосов, вместо того, чтобы к ним приближать.

В Средние Века, судя по всему, считали так же. Средневековая живопись никогда не изображает изъяны ради самих изъянов (лишь в программных произведениях, уступая прихотям сюжетной линии).

Красоту запустения открыл миру Ренессанс – и с тех пор мы уже не мыслим без нее эстетического чувства. Эстетика покосившихся голландских сараев расширила наши понятия о прекрасном – и одновременно отравило нас. Если до XV в. человек находил в бренных вещах Абсолют и черпал из находки радость узнавания, то Ренессанс научил человека наслаждаться не близостью, но удалённостью Абсолюта. (И смаковать эту удалённость, всячески подчеркивать мириадами мельчайших деталей!). Тысячелетний спор гностиков и ортодоксов о характере приближения человека к вечному и изначальному источнику любого блага оказался перечеркнут противоположным, центробежным движением. Это было нечто, вне всякого сомнения, новое: раньше так не умели.

Гегель, как я понимаю, этот переход вообще не замечает. Его граница между классической и романтической (второй и третьей, ибо первой была символическая) эпохами пролегает по раннему Средневековью. И слова Гегеля о том, что художник должен передать в своей картине больше истины, чем её содержит сам предмет, звучат вполне в духе платонизма: гегелевская эстетика отстоит от платонизма настолько же, насколько весь Гегель от всего Платона. Гегелевская истина живее, динамичнее и одновременно приземлёнее... но в остальном большое сходство.

Далее, прекрасное, по Гегелю, есть чувственное явление идеи, но не в чистом виде, как она есть в своём прекрасном мире идей, а в неразрывной связи с некоторой вот-существующей конкретикой. Наверное, под это можно подогнать увитые плющом развалины нидерландской мельницы. Но мне более приходит на ум гегелевское понятие ложного, как того, что распадается внутри самого себя. Являет ли мельница связь конкретного бытия с некоторой идеей? Или, может быть, наоборот, не с идеей, а с её противоположностью, внутри-себя-распадающейся не-истиной? Вон и жернов уже отвалился, откуда там идея? Там сплошное Abbau.

Такие, или почти такие мысли могут пронестись в голове при виде увитого плющом строения. Плющ есть культивируемый сорняк, причем сорняк злостный. Его задача – заставить целёхонький и вполне пригодный для жизни домик выглядеть заросшими травой руинами. Интересно, когда начали сознательно украшать плющом жилища? Греки вроде бы покрывали им головы, не дома.

@темы: Возрождение, идеализм, Платон, Гегель

---

Себастиан, рыцарь бедный

Досмотрела второй сезон "Темного дворецкого". Новых принципиальных моментов там нет, разве что совсем перестали притворяться, что это Англия - татуированный якудза, моё кунфу круче твоего, переселение душ, мелкие и крупные демоны на всех уровнях бытия, всё очень по-японски.

Отношения Сиэля и Себастиана завершились очень красиво и логично - вечная служба вечно недоступной любви без какой-либо надежды на награду. Эту же идею, но конечно гораздо полнее и осмысленней, выразил Пушкин в своем знаменитом стихотворении.

(c)

@темы: аниме, Темный дворецкий

---

Странная дихотомия

Автор schwalbeman

Интенсионал, содержание понятия, и экстенсионал, его означаемое, обычно рассматриваются более или менее как две стороны одной медали. Особенно это заметно в логике, где можно без ущерба для истины переходить от интенсионального контекста, выражаемого предикатами (например "быть умным человеком") к экстенсиональному контексту, выражаемому классами ("все умные люди"). У спора номиналистов и реалистов тоже два контекста, отсылающих к проблемам онтологической референции, соответственно, имен классов/множеств (экстенсиональный) и имен признаков (интенсиональный).

Обычно участники спора об универсалиях действуют в каком-то одном из этих контекстов. Это полагается вопросом личных предпочтений. Например, в зависимости от образования или профессиональной принадлежности: "Классики современного номинализма — это логики и математики. Поэтому современный номинализм является по преимуществу экстенсиональным, отрицающим существование классов и бесконечностей" ([1], с. 50). При этом легкость логического переключения между контекстами вызывает иллюзию инвариантности содержания дискуссии по отношению к двум на первый взгляд эквивалентным языкам, на которых ее можно вести.

Иллюзия эта разрушается при переходе от метафизического угла зрения к методологическому. Удивительным образом выясняется, что некоторые острые дискуссии, хотя и имеют непосредственное отношение к проблеме универсалий, связаны с конфликтом вовсе не реализма и номинализма (методологический потенциал последнего невысок), но двух контекстов реализма.

Два примера (на самом деле их больше).

1. Полемика вокруг группового отбора в биологии. Суть ее сводится к тому, что считать предметом отбора, что именно отбирается: группа (вид и/или популяция) или ген (информационная сущность, кодирующая часть наследственных признаков индивида ([2], [3])). Речь здесь идет именно о споре интенсионального реализма с экстенсиональным. Это спор об объектности: что считать объектом науки об эволюции жизни. Номинализм в этом споре попросту не принимает участия: отдельные представители живой природы совершенно точно не объектны с точки зрения эволюции. Объектом может быть или признак (ген, в сущности, нематериален: материальны лишь его многочисленные конкретные инстансы-экземпляры) или класс. Третьего не дано.

2. Первый пример был из области науки – но, заговорив о методологическом угле зрения, я очертил область интересов гораздо шире. Поэтому второй пример будет социально-политический: полемика о том, что делает народ народом (я выбрал из всех возможных синонимов самый "ненаучный"): генетическое родство или культурная идентичность. В блогосфере эта тематика получила известность, главным образом, благодаря интеллектуальному лидеру (одному из) русских националистов К. Крылову, защищающему первую из этих точек зрения. Не так прямо, как в случае с групповым отбором, этот спор тоже сводится к дилемме "группа или признак?". Фундаментальный метафизический характер придает дискуссии о сущности нации, и без того ведущейся на повышенных тонах, дополнительную остроту.

Мы замечаем, таким образом, что интенсиональный и экстенсиональный контексты относятся друг к другу не как эквивалентные языки описания онтологически тождественных объектов, но как качественно различающиеся методологические парадигмы. E.g. предпочтения одного контекста другому во втором из рассмотренных нами примеров может привести националистов к выбору совершенно разных социальных стратегий. Это кажется совершенно неожиданным, если исходить в выборе языка для обозначения универсалий из логики и точных наук, в которых два контекста представляются совершенно эквивалентными.

Впрочем, такой результат не вызовет удивления, если мы вспомним, что экстенсиональный и интенсиональный подходы отличаются степенью удаленности от номинализма. А именно, первый из них соответствует universalia in re, второй – universalia ante rem (и тем более in re). Т.е. речь на самом деле идет о споре между концептуализмом и платонизмом (понимаемым как universalia in re et ante rem) – никакой эквивалентности между ними нет и быть не может.


----------------
[1] Г.Д. Левин. Проблема универсалий: современный взгляд. Москва 2005
[2] Р. Доккинз. Эгоистичный ген
[3] В. Грант. Эволюционный процесс

@темы: концептуализм, реализм, идеализм, номинализм, интенсионал, платонизм, экстенсионал

---

Продажа души в "Темном дворецком"

Как выглядит продажа души в сериале? С нашей точки зрения довольно странно выглядит. Демон живет тем, что убивает человека и поедает его душу. Себастьян служит Сиэлю за его душу, это подтверждается волшебными знаками у обоих на теле. Казалось бы, это неотвратимый договор, скрепленный печатью Ада, но ничуть не бывало. Когда Сиэль попадает в горящий город, а Себастьяна нет рядом, Сиэль говорит себе: "Если я сейчас умру, всё будет напрасно, Себастьян ничего не получит". То есть чтобы получить душу, Себастьян должен стоять рядом в момент смерти, тут же её схватить и съесть. Никакие волшебные силы не отдадут ему эту душу, если он не схватит её в нужный момент чисто физически. В финале сериала, в сером загробном царстве, уже после смерти, Сиэль сам отдает себя демону, сам добровольно идёт на вторую смерть. В этом мире и царство теней является пространством выбора и теоретически Сиэль даже здесь, несмотря на все печати, может отказаться и никакие силы его не принудят. В этом случае демон конечно может его убить, но он в любой момент мог это сделать. В таком случае что даёт демону договор?

Возможно, часть популярности этого сериала объясняется тем, что в этом моменте создатели, идя совсем другим путем, уловили одну очень важную христианскую идею, а именно - договор демону не даёт ничего.

Вспомним, за что Люцифер был сброшен с неба. За то, что отказался поклониться Адаму. Созданный из праха человек всемогущей волей был поставлен выше ангелов. Это решение вызвало восстание и отпадение, но осталось неизменным: при встрече первого из ангелов и последнего из людей кланяться должен ангел. Место золотой рыбки - у старухи на посылках.

Итак, онтологический статус демона по отношению к человеку не выше, а ниже, не такой, как у Бога, а такой, как у кошки. Клятва демону в таком случае не больше обязывает человека, чем клятва кошке - на самом деле это обещание себе самому. У кошки нет никаких сил и средств заставить человека это обещание выполнить. Он это делает, если сам хочет и пока сам хочет.

Та же ситуация и с демоном - сам человек может погубить свою душу и отправить её в ад, а у демона нет сил и средств заставить его соблюдать договор. Правда, демон хитрее кошки. Он добавляет к договору обряды и ритуалы, рисунки кровью и пентаграммы, заклятья и чтение молитвы наоборот, он даже верно служит, совершая прямо-таки невероятные вещи, и всё ради того, чтобы обмануть человека, заставить его поверить, что договор что-то значит, что договор его обязывает, что он должен договор выполнять. Но пока человек жив, он может отбросить эти пентаграммы в любую минуту, просто потому, что он человек и он свободен. Тогда конечно демон может его убить, но он всегда мог это сделать. Жизнь демон может отобрать, а душу нет.

(c)

@темы: аниме, Темный дворецкий

---

Скверна и чистота в "Темном дворецком"

В сериале есть ангел, который борется со скверной. Названия европейские, но посмотрим, какая идейная реальность за ними стоит.

Все великие восточные религии объединяет идея о том, что индивидуальное, личное, отдельное есть зло и должно быть преодолено. Индуизм учит, что наш человеческий мир это иллюзия, сон, майя. Высшее благо - уйти из этого царства сна и прекратить цепь перерождений. Буддизм требует отказа от страстей и понимания того, что личность это лишь часть мировой души. Отказ от личности и слияние с мировой душой - несомненное благо и цель буддистской проповеди. Китайское дао, в котором стираются все различия и которому в идеале должен служить каждый человек, тоже является реализацией этой идеи. Земная жизнь, человеческая личность, человеческие страсти - это то, с чем веками борется Восток, это то, что равно уничтожает в себе индийский йог и буддийский монах.

Ереси такого рода восточного происхождения возникали не раз и в христианстве, но каждый раз церковь давала им отпор, исходя из таинства Воплощения. Бог стал человеком, тем самым освятив человеческое, личное, индивидуальное, земное, телесное. Отбросить тело как ненужную тряпку и уйти душой в сияющие надзвездные дали с точки зрения христианства преступление и ересь. Земная жизнь сама по себе не зло и не скверна. Злой ее делает человек, но он же может сделать ее и чистой.

Ангел в сериале всеми своими силами и чудесными свойствами борется против человеческой личности и человеческой телесности - делает из людей кукол, сшивает разные тела в одно, подсыпает в еду волшебный порошок, от которого все становятся как зомби, даже оборотня окончательно превращает в собаку, отобрав имеющиеся у него крохи сознания и самосознания.. Финальный план по уничтожению скверны - сжечь её вместе с людьми, не разбирая правых и виноватых, хорошо вписывается в восточную парадигму. Они все виноваты, потому что они люди, потому что они существуют, потому что они отделены от вечности. Мы еще раз можем увидеть японское мировоззрение с викторианским декором.

(c)

@темы: аниме, Темный дворецкий

---

Демонология "Темного дворецкого"

В однотонном языческом мире загробные края отличаются от мира живых чисто географически. Как в Греции река мертвых Стикс совершенно обычно текла по совершенно обычной греческой равнине, так и здесь река мертвых, текущая в царство мертвых, начинается как Темза, по которой ходят пароходы.

Разные уровни мироздания тоже отличаются не качественно, а количественно. В сериале действуют люди, ангелы, демоны, синигами и оборотни, но отличаются они друг от друга только своими волшебными свойствами. Мир здешний и потусторонний настолько однородны, что и называть их так нельзя - там нет той стороны, там всё одинаковое. Между тем в христианстве, элементы которого пытаются использовать создатели сериала, этой однородности нет и в помине.

В христианстве мир людей, ангелов и демонов отличается принципиально. Мир людей это царство свободы. Человек может выбирать между добром и злом в любой момент своей земной жизни, но только в земной жизни. На высших уровнях выбора нет. Основной признак ангела не большие белые крылья, а моральное совершенство. Сущностная черта демона не способность летать и ловить пули, а то, что он всегда зол, подл и лжив.

Великий теолог Ориген учил, что в конце концов даже демоны спасутся. Это учение было осуждено Церковью. Для нечеловеческих сущностей отпадение окончательное и неизменное. Мультфильм Heavenly Appeal замечательно иллюстрирует идею Оригена и соответственно идею, не входящую в христианское учение.

"Темный Дворецкий" даёт эту идею ещё более подробно. Все тамошние ангелы и демоны ссорятся, мирятся, заключают союзы или хотя бы демонстрируют возможность таких союзов. Это так же далеко от христианства, как Япония от Европы. Этот момент чисто языческий и готические соборы вместе с классической музыкой не могут его сделать европейским.

(c)

@темы: Темный дворецкий, аниме

---

Темный дворецкий

На самом деле он конечно не дворецкий. Для дворецкого как минимум нужен дворец, дворецкий привязан к дому, и только через дом к хозяину. Дворецкий не сопровождает хозяина на балы и по магазинам, а следит за домом. Его добродетель - держать дом убранным и каждый день вытирать каждую пылинку, даже если хозяин годами в этом доме не появляется. Себастьян Сиэлю слуга, лакей, камердинер, телохранитель, спутник, помощник, нянька, всё то, что и Мефистофель Фаусту. Называть весь этот комплекс функций дворецким можно только очень приблизительно.

Дворецким в сериале назвал еще и Агни, слуга индийского принца. Вот уж кто точно не дворецкий, ведь дворец принца отделено от Англии и Агни двумя океанами. Сиэль так укоряет принца, что тот не поддерживает Агни в самый ответственный момент: "Что ты тут стоишь? Почему ты не с ним? Разве ты не знаешь, что должен делать хозяин, когда его дворецкий сражается?" Речь идёт о кулинарном конкурсе, в котором участвует Агни, и сражение это столь же символическое, как наименование его должности. Тут больше подошло бы слово вассал или, раз уж речь идёт о японском произведении, самурай.

Вот этот "военный" аспект службы, интерпретация возникающих ситуаций в военных терминах тоже характерно для Японии, а не для Англии.

Сюда же - сражение слуг за поместье ближе к концу первого сезона. Это в чистом виде осада феодального японского замка, а никак не прогрессивная Великобритания конца 19-го века.

(c)

@темы: аниме, Темный дворецкий

---

Три ответа рыбке

Автор schwalbeman

Хочу продолжить тему, начатую здесь и здесь.

Как поступать человеку, изловившему золотую рыбку? Есть три варианта, по большому счету.

Можно попросить корыто взамен разбитого. И богатство, и социальный статус. В определенных пределах, которые будут четко очерчены ниже. Можно попросить простых и понятных благ – так и поступает мещанин. Слово "мещанство" употреблено не в исконном смысле слова, а в современном, в котором оно может сочетаться и с дворянством, и даже с духовенством ("не хочу быть простою мещанкой"... да нет же, хочешь, хочешь). Требование позолоченного корыта у могущественной, говорящей человеческим языком рыбки – реакция, недостойная высокого звания человека и отвратительная, хотя и естественная. Именно поэтому такое поведение и не наказывается пославшими Рыбку нездешними искусительными силами. Напротив, все желания старухи немедленно исполняются. Кстати, ни у кого нет сомнения в том, что дарительница корыт явилась именно искушать? Не запуталась же она, право слово, случайно в неводе, точно килька какая-нибудь!

Вариант поведения номер два. Не конвертировать сверхъестественное в естественное, наслаждаться им самим по себе. Удивление, восхищение, благоговение, страх от непосредственного соприкосновения с настоящим чудом столь велики, что у сколько-нибудь развитой личности о корыте и новой избе не заходит и речи. Человек уходит с морского берега, зная, что иное существует ("он рыбачил тридцать лет и три года, и не слыхивал, чтоб рыба говорила"). Это знание, от которого глупая старуха заслонилась корытом, стоит не только избы, но и, как минимум, столбового дворянства. Насчет царской короны не уверен: монархи тоже зачастую соприкасаются с запредельным, хотя и несколько по-другому. Поведение старика аттестует его духовно зрелым – это не может понравится невидимым хозяевам рыбки. Они терпят старика, но ничем его и не вознаграждают. Рыбак не оправдал их надежд.

Есть, наконец, третий путь, состоящий в том, чтобы увидеть в в сверхъестественном ином несправедливо отнятое своё. Не благоговеть перед неожиданно явленным чудом, а заявить на него права. Вспомнить предначальное состояние то ли самого себя, то ли человека вообще, когда до чуда можно было дотянуться рукой, когда оно было "везде, везде". Не выходит вспомнить – значит придумать. Выдумывание, говорят, тоже разновидность воспоминания. Тогда-то и звучит страшное:

Не хочу быть вольною царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтобы служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках

Это уже не новое корыто, это запрос на изменение антропологического статуса. Чудо из инструмента удовлетворения потребностей само становится потребностью. Мы не знаем, как удалось старухе пройти непростой пусть от примитивных страстей до желания объять необъятное. Подозреваю, что не последнюю роль сыграла царская корона, оптические возможности которой не стоит недооценивать. У нас есть лишь косвенное свидетельство этого прогресса: мы замечаем изменения в поведении Рыбки, прозревающей в алчности старухи единственную форму скопидомства, не одобряемую искусителем. Чем больше хочет ненасытная баба от мира, чем дальше ее желания простираются за пределы простых мещанских радостей, тем мрачнее становится синее море, тем неизбежнее фиаско искусителя. Духи, решившие поддразнить человека Чудом, идут на попятный, испугавшись властно протянутой руки.

И мстят, страшно мстят, искажая события и перевирая предания. Ибо нет никаких сомнений в том, что пушкинская (и гриммовская) сказка записана со слов именно Рыбки, а не ее оставшихся у разбитого корыта марионеток.

@темы: демонология, золотая рыбка, чудо

---

Финиция мещанства

Автор schwalbeman

На одном полюсе — Золушка. А на противоположном — Д. Гильберт, каждый день удивляющийся тому, что 2 * 2 = 2 + 2. Д. Юм, резко оборачивающийся, чтобы увидеть, как выглядит предмет, когда на него никто не смотрит. М. Хайдеггер, объясняющий, насколько сложен вопрос о том, что есть бытие.

К таким не прилетают феи-крестные. Или, наоборот, не отлетают от таких.

Хватит того, чтобы в мире была одна тыква и одна карета. И мир будет уже достаточно удивительным, даже если одно не превращается в другое.

@темы: Золушка, чудо

---

Дефиниция мещанства

Автор schwalbeman

Золушка в мультике (а также, полагаю, и в жизни) с восхищенным изумлением смотрит на карету. Потому что карета восхитительно и изумительно красива и отделана брюликами по самое не балуйся. А не потому, что в карету на глазах у Золушки трансформировалась тыква. Если бы тыква сделалась печкой-буржуйкой, а ящерицы превратились в налоговых инспекторов, эмоций бы было порядка на два меньше. Впрочем, это не и не странно, с такой-то мачехой. Волен-с, не волен-с — заразишься.

Что есть чудо? Чудо — это карета с брюликами. И любовь Принца. А что из тыквы, то это так... дело техники.

«...а еще он назвал нас жлобами... то есть снобами...» (с)zhelanny

@темы: Золушка, чудо

---

Темный дворецкий. Сила на службе у Слабости

Традиционная европейская культура знает идею о том, что слабость, невинность и беззащитность достойны уважения сами по себе. У нас не вызывает удивления мысль, что слабого нужно защищать потому что он слаб, безо всяких иных причин. Образно выражаясь, слабость достойна того, чтобы сила отступила и склонилась перед ней. Достаточно выглянуть за пределы своей культуры, чтобы понять, насколько эта мысль необычна и даже неприемлема для других народов.

В примитивных обществах сила никогда не склоняется перед слабостью. Слабый это всегда добыча в той или иной форме. Дикари высокой культуры, криминальные слои, руководствуются этим принципом и не знают иного. Языческая культура порождает его и у примитивных племен, и в великих восточных государствах. Уважения, почтения и преклонения заслуживает только сила, а не слабость. Отступить перед слабым всегда унизительно, в этом никогда нет доблести и чести. Это отношение к слабости присутствует и в сериале. Главный герой Сиэль попал в руки каких-то бандитов, которые его чуть не убили. Он переживает это как своей позор. Это укор не бандитам, а ему, Сиэлю. Он оказался слаб и потому опозорен.

Нам довольно трудно представить себе эту точку зрения, так естественна для нас рыцарская этика (во всяком случае, ее корни и остатки). Да, в Европе идея о Слабости, которая достойна уважения сама по себе, воплощена в образе девушки, женщины. Это Прекрасная Дама и её культ в рыцарской среде. Рыцарь это воин, он ходит в походы и побивает мириады врагов, это Сила как она есть. И в то же время Рыцарь верно служит своей Даме, склоняется перед её повелениями и посвящает ей свои подвиги. Это выраженная в образах идея о Силе на службе у Слабости. Часто дама сердца была замужем, рыцарь мог ее видеть очень редко или не видеть никогда, но это только подчеркивало, что в их отношениях нет места эротическому притяжению. Рыцарь не ждет никакой реальной любовной награды от своей дамы, это отношение идей в чистом виде. Если говорить о викторианской эпохе, героини Диккенса идеально отыгрывают именно эту роль. Бескорыстное служение всех встреченных мужчин любого статуса, от банкира до нищего, - естественное отношение, на которое может рассчитывать любая викторианская девушка. Сила служит Слабости, и это достойное поведение.

Эту же самую идею в сериале реализуют в других образах. Сила - всемогущий демон, а Слабость - маленький мальчик. Как показать в мультфильме, что Слабость достойна уважения? Слабости придаются все атрибуты уважаемого человека, всё, перед чем общество склоняет голову. Сиэль лорд, граф, глава семьи (надо ли говорить, что для японца это звучит совсем иначе, чем для европейца, это гораздо больший объем власти), Сиэль доверенный слуга королевы, миллионер, хозяин преуспевающей фирмы. Всё это собрано вместе, чтобы показать наглядно ту идею, которая была стара как мир во времена Дон Кихота - сильный может служить слабому, и ничего зазорного в этом нет.

Сиэль занимает в сюжете то место, которое в европейской культуре традиционно занимает девушка, потому тут конечно диссонанс на диссонансе. Почему было не поставить на это место девушку, раз вы все равно украшаете этого персонажа розами и наряжаете в изысканные шляпки? Сценаристы дорамы, что выйдет в 2014-м, посылаю вам луч счастья, вы всё делаете правильно. Там должна быть героиня-девушка, как у вас и запланировано.

(с)

@темы: аниме, Темный дворецкий

---

Если кто любит философии

Беседы о реальном и материальном
Здесь и здесь

@темы: реальность, философия, идеи, материя

---

Наружа

Автор schwalbeman

Этот вопрос задавали мне уже несколько раз, кто с иронией, а кто и с неподдельным возмущением: зачем вникать в восточные штучки-дрючки человеку, неоднократно заявлявшему о своей неколебимой приверженности западной культуре? За каким бушем, к примеру, сдалась мне буддийская философия?

Увы, как раз в данном случае суетливый западный гносис не дает мне средств ответить вопрошающим; помочь может только восточная мудрость, древняя, как мир, и бесконечная, как Ганг (айнганг есть, а аусганга не видно). Слыхали ли вы старую индийскую притчу о слоне и семи мудрецах? Бьюсь об заклад, что слыхали, и не одну. Сейчас я пополню вашу коллекцию.

Вздумали некогда семь мудрецов изучить слона. С этой целью двое из них залезли слону в уши, двое других – в извилистые узкие ноздри, которые у слона тянутся через весь хобот, еще один, пятый, проник в рот, а шестой забрался аж в самую [zensuriert]. Седьмой же мудрец внутрь лезть на пожелал, но принялся ходить вокруг зверюги с блокнотиком и делать зарисовочки да заметочки. Спустя некоторое время он счел свою миссию выполненной и ушел публиковаццо. Что же до шести его коллег, то у них возникли определенные затруднения. Во-первых, оказалось, что видимость внутри слона практически нулевая. Во-вторых, по длинным извилистым кишкам и пазухам оказалось возможным добраться далеко не до каждой точки; большинство же ходов вело непосредственно в [zensuriert]. Далее, внутренняя среда у слона оказалась агрессивной и для полевых наблюдений неприспособленной: ее воздействие плачевнейшим образом искажало замеры и дурно влияло на прецизионное оборудование. Нельзя сказать, что мудрецы не собрали достаточно данных: напротив, они узнали о слоне много такого, чего и присниться не могло их ленивому коллеге. Проблемы возникли лишь со сведением этих данных в единую целостную картину, каковая у каждого из шести исследователей складывалась своя.

В результате седьмой мудрец давно успел опубликоваццо и почил на лаврах, а шестеро его коллег так и остались в глубинах слона. Говорят, что Вишну, известный своим обостренным чувством справедливости, превратил их впоследствии в слоновьих паразитов различной биологической принадлежности, сообразно тем естественным отверстиям, через которые мудрецы проникали в животное. Первые два обратились в чуттья-аглохьи, третий и четвертый сделались трубнаапчьхайями, пятый продолжил существование в качестве хриньнамуртти, а шестому пришлось стать многомерзкой [zensuriert].

Чему же учит нас эта древняя восточная притча, если смысл ее вообще доступен погрязшему в страстях и иллюзиях западному уму?

Мне кажется, что учит она вот чему. У всякого объекта есть внутренность и наружа. Внутренность это сам объект; то, что он в себе содержит. А наружа (вы уж простите меня, мои дамы и господа, за этот неологизм, он придуман не мной, а злокозненными математиками-топологами) это то, чем объект не является. Пусть вас не смущает слово "является": я сейчас говорю не о вещах-в-себе и эпифеноменах, а о чем-то совершенно по ту сторону этого гносеоцентрического дискурса. С этих объективистских позиций слово "является" – синоним слова "есть" (как в привычном нам бытовом языке). Итак, есть объект и не-объект, которые мы мыслим как то, что внутри объекта и то, что снаружи. Если объект совсем-совсем маленький, так что большая доля мира оказывается не-объектом, то единственный способ изучить эту песчинку – взять микроскоп помощнее, сконцентрироваться на объекте, забыть обо всем остальном. Но чем большее место занимает наш объект в "правильной" картине мира, тем больше мы сможем узнать о нем, глядя на то, чем он не является. Наконец, на какой-то стадии своего экстенсивного роста объект становится настолько значимым, что бытие всех прочих не-объектов оказывается не просто чем-то беразличным к бытию объекта, но становится всего лишь реализацией оставшихся логических возможностей. Наш исполин лишает прочие вещи самостоятельного существования, придавая им более низкий онтологический статус остального. И став остальными, прочие вещи становятся до какой-то степени обусловленными нашим объектом. Неверно будет назвать их акциденциями, ибо акциденция есть то, что не может существовать без субстанции. В нашем же случае то, что на первый поверхностный взгляд претендует на роль субстанции, не только не помогает этим вещам существовать, но, напротив, лишает их самостоятельного бытия. Для нас здесь важно то, что обусловленное бытие остальных не-объектов оказывается зависимым от нашего выделенного объекта, и, следовательно, последний оказывается познаваемым через бытие не-себя, ставшее для него не вполне чужим. Заняв все без остатка пространство реализации собственной идеи, наш объект превращает весь остальной мир в отпечаток себя. Пытливому исследователю грех не воспользоваться этим слепком.

Еще одно важное замечание. Расширяясь в смысле протяженности, наш объект вытесняет не-себя из наличного бытия, оставляя не-объектам статус собственных логических альтернатив. Как следствие, бытие не-объектов становится все более и более идеальным, ибо идеальное – это все, что ему остается. Утрачивая свой вес в пространстве страстей и воли, остальное вынуждено основывать свое бытие на собственной логической неизбежности (если таковая, конечно, объективно имеет место). Целые пласты реальности переселяются, таким образом, в мир идей, привнося туда с собой произвольные, не необходимые логически оттенки и обертона, обусловленные прежним наличным бытием. Этот обоз случайного и наносного тянется за необходимым и неизбежным: ритуалы и детали одежды, эстетические и даже этические предпочтения. Ничтожная тряпка, которую во времена расцвета раджей могли выкинуть на помойку, с их упадком сделалась достоянием вечности. Такая миграция в разреженные онтологические слои значительно облегчает задачу исследователя: от изучения наличного остального ему проще перейти к фундаментальным теориям. Такова диалектика колониализма1.

Чу! За тысячи километров отсюда перевернулся в гробу Г. В. Ф. Гегель.

Что есть Запад? Есть ли у нас шанс узнать это? Только не оставаясь внутри Запада. Я определяю западную культуру как культуру, в которой время прямолинейно – но даже это определение потребовало поверхностного знакомства с культурой циклического времени. Мы ничего не узнаем о себе, не ознакомившись с живыми реализациями остальных логических возможностей. К счастью, нам уже удалось сделать эти альтернативы буквально остальными. В этом смысле пулемет "Максим" – лучший исследовательский инструмент, машина, делающая мир понятнее.

Надеюсь, мне удалось объяснить, какую ценность для западного человека может иметь изучение восточного культурного наследия. Полагаю, можно только порадоваться тому, что исламское нашествие и британская колонизация оставили нам шанс приобщиться к тысячелетним индийским традициям, не устроив им обычный западный [zensuriert].

______________________________
1 Я здесь проливаю слёзы не только об Индии. И проигравшаяся в пух Россия, и даже внешне благополучная континентальная Европа вплотную подошли к необходимости обосновывать теоретически свою логическую неизбежность. Полагаю, будет как с доменными именами: имен мало, а желающих много. Пространство перспективных национальных идей не так уж велико, претендентам придется агломерироваться. Отличие от "прежних времен" здесь в том, что идея выбирается не для того, чтобы делать, а для того, чтобы просто быть.

@темы: Россия, Запад, буддизм, слон, Европа, Индия

---

Этнография как форма шовинизма

Автор schwalbeman, 2008

Мой личный опыт общения с молодежью, практикующей прокалывание мягких тканей и вдевание в собственную плоть металлических колец-шариков, скорее положительный. Совсем не припомню среди адептов пирсинга ни хамов, ни откровенных дурачков (хотя подозреваю, что такие встречаются). Сейчас, когда я пишу эти строки, в дверном проеме мелькает силуэт юноши, пытливо вглядывающегося в пришпиленную к стене диаграмму данных. У юноши в одном ухе подковка с шариками, в другом — две подковки. Это хороший программист, неглупый и неконфликтный человек. Парню повезло устроиться к нам в компанию до того, как я подмял под себя процесс найма айти-специалистов. Сам я ни за что не взял бы его на работу, убоялся бы папуасских украшений. И объективно был бы неправ: работник Н. на зависть хороший. Бунт против мещанских стандартов внешнего вида является у него, по-видимому, неотрефлексированной компенсаторной реакцией на несклонность к какому-либо другому виду бунта.

Завороженный этими отблескивающими под неоновыми лампами подковками, я часто размышляю о том, что заставило бы меня сделать пирсинг, если бы моя судьба сложилась иначе. Я мог бы проколоть губу, подчиняясь примеру какого-нибудь авторитетного человека, наставника. Со свойственным мне комплексом ученика, это вполне возможный ход событий. Мог бы, при отсутствии конкретного авторитета, впитать себе безличную субкультуру какой-нибудь тусовки (Господи, слава Тебе за то, что этого не произошло!). Все, мол, так делают, из тех, с кем я общаюсь. Мог бы, наконец, тяготясь собственной неполноценностью и недостаточностью, воспользоваться иллюзорной возможностью за недорого прирастить-прибавить себя блестящей железкой. Испытать обманную радость мнимого роста и развития. С этой целью некоторые отращивают бороду; но не я, мне просто не нравится бриться.

Да, вот такие три пути ведут к добровольному проделыванию лишних отверстий в своем теле. К этим возможностям сводится все, что пришло мне в голову, а я перебрал множество различных сценариев. Может, пропустил что? Все три причины порождены податливостью души, отсутствием сопротивления манипулированию, о котором я недавно так желчно высказался. Различаются они онтологическим (простите) статусом манипулирующего: в первом случае это человек, во втором — душа, хм, общества, в третьем — обитающие в подсознании темные силы.

Да-с, а ведь я совсем не об этом хотел писать. Это, мои дамы и господа, и называется графоманией. Хотел я написать о чудесном приращении, произошедшем в XX в. с науками о человеке. История, психология, социология — все они являются в большой мере онаучиванием саморефлексии, попыткой изучения себя. Исключение составляет присоединившаяся к ним позже этнография, являющаяся наукой одних людей о других людях. Подробно я эту арию петь не буду: об этом уже многократно писано и говорено (Добавление. Из зала подсказывают, что Валлерстайн писал и говорил). А вот что интересно: ставился ли когда-либо принципиальный вопрос о том, кто может быть объектом этнографии, а кто нет? Я имею в виду классического закала этнографов, а не называющих себя этим словом социологов, изучающих хиппи. Ведь задачей этнографии в понимании ее основателей было открытие явлений, сопутствующих возникновению человека, на примере народов, сохранивших в своей культуре остаточные следы этих явлений. Нет? Вот и интересно, на в какой момент теряются эти следы.

Я уж не поднимаю более провокационного вопроса о том, представители каких народов могут быть в этнографии познающими субъектами. Все ли могут, кто пожелает? Или только французы и англичане? Этот вопрос завел бы нас слишком далеко. И даже, гм., глубоко. Проблема ограничения объекта этнографических исследований выглядит более обозримой. Например, этнографии второго порядка, по-видимому, не бывает. Если у дикого племени есть собственное Этнографическое общество (желательно Королевское), то племя не может быть предметом этнографии. Или может?

Мне кажется, что критерием здесь должно стать кольцо в носу. Или где-либо еще в чем-нибудь другом. Если человек изуродовал себе напоказ какую-нибудь выдающуюся часть тела, он переводит себя в категорию объектов изучения. И вообще манипуляции и внешнего управления. Ключевое слово здесь — «напоказ». То есть обрезание — не по теме. А вот всякие там длинношеие африканцы, всякие индейцы с ритуальным шрамами — это клиенты этнографов, в чистом виде-с. Этнографов — и колонизаторов, как же одно-то без другого.

В целом, это не выглядит несправедливым. Всякий, добавляющий себе шарма железякой в нижней губе, сам расчитывает на то, чтобы его рассматривали и изучали. Иначе какого буша он это сделал? А где изучение, там и эксперимент. А где эксперимент, там и некоторое неравенство, вы уж извините.

Прекрасные дамы, к примеру, носят серьги. Феминистки правы: серьги фиксируют подчиненное положение женщины в обществе. Не длинные волосы, не браслеты, не кольца. Именно наличие разрывов мягких тканей, нарочитое уродство и надругательство над собственным телом. Впрочем, не стану осуждать тех, кто в эту же категорию запишет и туфли на шпильках. Мы живем не в Африке, слава Богу. Никаких растянутых шей и губ: только маленькие такие дырочки в мочках. Но без них никак, иначе непонятно будет, кто главный. Как прекрасно завывала одна чернокожая блюзменша, «It's a man's man's man's world» (Добавление. Из зала подсказывают, что этой блюзменшей был Джеймс Браун).

Нашпигованная железом молодежь демонстрирует свою близость к донным слоям общества. Я нарочно не говорю о подчиненности и лояльности, ибо лояльность всегда бывает по отношению к кому-то. А я изо всех сил стараюсь не быть конспирологом, и не стоит мешать мне двигаться по этому достойнейшему пути. Буш с ней, с лояльностью, пусть будет приниженность, пусть будет «демонстрация собственной деградации». Не знаю уж, удалось ли мне объяснить, почему я ни за что не возьму на работу покладистого и трудолюбивого Н., даже будучи осведомлен о его выдающихся деловых качествах? Потому что не одобряю символического низведения себя до уровня унтерменша и не люблю работать с добровольными папуасами.

Как пишет популярный блоггер, «извините, если кого обидел».

@темы: этнография

---

Ум с точки зрения параноика

Автор schwalbeman

Опыт интеллигентских кухонных бесед воспитал во мне крепкую привычку уклоняться от разговоров о том, что есть ум, чем он отличается от интеллекта, чем от мудрости, чем от хитрости, какое отношение имеет к человеческому моральному облику и т.п. Такой треп обычно тянет на три-четыре человеко-литра чая, и дай Бог, если только чая. Гнилой какой-то вопрос, неотчетливый. С одной стороны, интеллект и ум как-то коррелируют, с другой стороны, коэфф. корреляции явно не дотягивает до единицы. Мне не подойдет определение, отказывающее в уме паре-тройке моих знакомых старшего поколения, не способных совладать с меню сотового телефона, или набрать сотню в IQ. Есть корреляция между умом и этикой: умный человек не делает гадостей, а если делает, то по-крупному и тайно. Большая часть одиозных начальников из топ-менеджмента — непроходимые дураки. Но и этика это еще не все: добрые дурачки тоже встречаются; это категория людей, которым прощаешь любую обиду. Не со зла ведь, по глупости.

Недавно я как-то неожиданно поразмышлял на эту тему, и обнаружил, что давно уже выработал практический критерий, больше того, почти не отдавая себе отчета, пользуюсь им. Спазмы рефлексии вызвала девушка, напевающая песенку из (как я понял) рекламного ролика. «Вот дура!» — вырвалось у меня чуть ли не вслух. И тут сверкнуло-блеснуло; я вдруг понял, кто для меня умный, а кто дурак. Но это, предупреждаю, специфическая дефиниция, которая вряд ли подойдет широкому кругу. Уже многие годы ум для меня является синонимом сопротивляемости манипулированию. Манипулированию массовому: рекламе, политической моде, голосуй сердцем, бесконечно свежее дыхание, так сейчас не носят, пирсинг в носу/дыра в мозгу. Манипулированию индивидуальному: а ну-ка мы тебя, голубчик, с твоим лучшим другом поссорим, да учудим так, что ты сам за нас всю работу сделаешь, да она тебе не пара, да соглашайся, сейчас и цен-то таких нет etc. Умный перепроверяет написанное в учебниках: если там написано вранье, то он не даст себя обмануть, а если правда — что ж, потренировал извилины, пользочка. Осторожный хранит сбережения в безопасном месте и остерегается подозрительно выглядящих незнакомцев. Но осторожность это не то же, что и ум. Умный человек может беспечно одолжить деньги прохиндею, ибо так ему диктуют его принципы. Просящему дай, от занимающего не отвращайся. Но умник сразу вычислит попытку давить на больные места, распознает голос «примера и обычая», отличит собственное желание от навязанного извне, каждой своей мыслишке выпишет свидетельство о рождении: этому в школе научился, тому в армии, тому у Хайдеггера, тому у дяди Васи — а вот эту гадость мне голливудские фильмы привили, этого мы будем стыдиться, наслаждаться исподтишка. Вельвет, каждой вошке своя дорожка.

В общем, ум это паранойя (в бытовом смысле, нестрогонько так). Не то, чтобы я был готов защищать этот тезис. Он, наверное, и неправильный — слишком зауженный. Просто похоже, что я активно применяю его всю сознательную жизнь, только до сих пор не отрефлексировал. А вот теперь, в рамках поумнения по собственному же определению...

Соответственно определяются и понятия-сателлиты ума. Хитрость, например, тоже имеет отношение к манипулированию. Но она, в отличие от ума, предполагает не только резистентность внешнему управлению, но и умение манипулировать самому. Если ум есть попросту самостоятельность мысли, то мудрость это самостоятельности мысли о вечном и абсолютном, о добре и зле. Интеллект есть неподвластность манипулированию со стороны демонов подсознания, пускающих мысль по ложному пути, заводящих ее в порочные круги, заставляющих делать ошибки. Да-с, что-то в этом роде.

Добавление. Разумеется, самостоятельность мышления и шизофренический бред суть не одно и то же. Я, мои дамы и господа, паранойю пропагандирую, не шизофрению. Если человек считает себя Наполеоном, то это не показатель ума, а признак того, что придет медбрат и вколет галоперидолу. Сопротивляемость манипулированию предполагает способность проверять мысль на происхождение из подозрительных источников: из дурных книг, от дурных людей и не только людей. И если идея отождествить себя с узником св. Елены беспрепятственно проходит через фильтры — значит о более сложных формах сопротивляемости речь уже не идет.

@темы: рацио, ум, рациональность

---

"Психопаспорт" как осмысление европейского идеала

Общество в сериале "Психопаспорт" представляет собой европейский элитаристский идеал. Точности ради я не пишу на этом месте слово "либеральный", но мы все помним, что элитаризм из либерализма выводится в один шаг.

Основный сущностные моменты идеального общества таковы:
- всё делается строго по науке;
- миром правят объективно самые лучшие - самые умные, талантливые, креативные, самые-самые по всем показателям;
- между наилучшим решением и его воплощением в жизнь не стоит никакая бюрократия, несовершенная судебная система, отжившие своё традиции - решение реализуется в наилучшие сроки и наилучшим образом.

По результатам получается ад на земле, но у японцев нет оснований выступать против этого ада. Даже самые лучшие из них могут там жить, пребывая в душевном равновесии и покое.
Вот так вот.

(с)

@темы: Япония, Европа, аниме, Психопаспорт

---

Анафема анатману. Поток сознания

Автор schwalbeman

Фрау Магдалена К-ц, насельница ничтожного, восстановленного из руин второй Мировой, а до того разбомбленного в пыль и мельчайший щебень добрыми англосаксами, микроскопического (но заслуженно гордящегося славой столицы южнонемецкого ювелирного дела) скушного, составленного из бетонных коробок городка между Штуттгартом и Карлсруе, так вот, означенная фрау уговаривала меня несколько лет назад непременно посмотреть один мультфильм, название которого она позабыла. Там что-то было про Наутилус, но не по Ж. Верну и даже не по В. Бутусову. Я тогда, помнится, вежливо поблагодарил за рекомендацию и снова переключил свое внимание на восхитительный, бесконечно ароматный, затеряный в бескрайнем океане бурого охотничьего соуса венский шницель. Какой был шницель... Ведь каких-то триста километров к северу — и пиво уже начинают разливать в бокалы по 0,33 л., а приличного винера с ягерзоссе и картофельзалат днем с огнем не найдешь, молчу уж о шпэтцле. Впрочем, там есть шанс выпить аутентичного апфельвайна. Ах, пустое, пустое, к чему я травлю свою взалкавшую гастрономической Европы душу! Я лучше про мультик.

За прошедшее с тех пор время я обзавелся детьми, благодаря которым мне и пришлось посмотреть рекомендованный фрау К-ц синематографический опус. Называется он "В поисках Немо". В общем, без длинных предисловий (я терпеть не могу предисловий, и вы, наверняка, тоже) Пелевин облажался. Сел в лужу, промахнулся, как Акела. Самый пелевинский, самый буддистско-пропедевтический персонаж оказался выписан не им, а глупым коллективным диснеем (который, знамо дело, не ведал сам, что творил). Я имею в виду рыбку Дори с отшибленной кратковременной памятью. Эта зверушка — сама себе колесо сансары. Каждую минуту у нее начинается новое перерождение, в которое она вступает не помня, ни где она, ни что она; заново знакомится с окружающими и прочее такое. Все нормальные люди (и диснеевские рыбы) связаны со своим "часом назад" причинно-следственной связью, а Дори — связью кармической, загадочной. Просто готовое наглядное пособие для проповедников анатмана. Я был доволен, а Виктору Олеговичу впору сгореть со стыда и отдать свой "букер" в Фонд Мира.

Я писал уже о том, что требование прекратить легитимацию общества через его прошлое (так красиво обычно выглядит отречение de facto от позитивного исторического опыта) приводит к появлению этакой коллективной Дори. Рискую наскучить повторами, но мне хотелось бы особо подчеркнуть один момент. Рациональное по форме картезианское предложение опираться на то, что рядом, а не на отдаленные во времени и пространстве сущности реально приводит к торжеству иррационализма, ибо рыбка Дори живет в мире чудес, а не вещей. Одно из возможных определений чуда — неожиданная связь между предметами. Для Дори все социальное неожиданно: действующие лица ведут себя, с ее точки зрения, непредсказуемо, ведь их действия обусловлены воспоминаниями, которых у Дори нет.

Это вечный циклический Восток, из которого не выбраться. Западный человек, даже лузер, счастлив: мир помнит о нем столько же, сколько и он о мире. Успешных людей отличает еще большая памятливость: они помнят о мире гораздо больше, чем мир помнит о них. Именно благодаря памяти человек становится хозяином жизни. Одна из классических формул претензии на доминирование начинается словами "я тебя еще вот такуууусеньким помню". Ага. Я тебя помню, а ты-то меня не помнишь. Я сильнее, старше, опытнее, я тебя этак иносказательно в себе содержу.

Карма убивает в человеке господина. Сама мысль о том, что деревья и камни помнят давно забытые тобой прегрешения и опрометчиво взятые на себя обязательства, делает управление и планирование невозможным. Я не хочу сказать, что это совсем уж плохо. Воспитывает смирение в духе Венечки Ерофеева: "все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загородиться человек, чтобы человек был грустен и растерян". Но нужно четко осознавать последствия принятых стратегических решений, иначе можно случайно оказаться в Волшебной Стране, где тебя знают все, а ты — никого.

Подозреваю, что спасти положение жестким разграничением "легитимации через прошлое" и "утилизации отрефлексированного исторического опыта" будет непросто. Корень зла лежит в самих картезианских принципах отказа от авторитета "обычая и примера", ограничивающих доверие коллективного субъекта к самому себе. "Я мыслю, следовательно существую". Но мы не мыслим. Мыслить — это не коллективное времяпрепровождение, не партия в гольф. Следовательно, нет никакого "мы". Некоторые натяжки могут спасти "мы" за счет искусственного объявления мышлением некоторых форм коллективной деятельности. И такое решение будет полной катастрофой. Потому что Академия Наук станет "мы", совещание Совбеза ООН станет "мы", но госудраство, этнос, Церковь, село, волость, пролетариат, Западный фронт не смогут стать "мы". Такая метафизика деструктивна не менее, чем простой и понятный социальный номинализм, признающий лишь арифметические суммирование да усреднение и не знающий никаких других видов агрегирования. Опора на голое ratio в сущности и означает запрет на "мы". Особенно если ratio понимается в картезианском, жестковатом стиле.

Там, в мультфильме, еще кое-что хорошее было. Издевательства над анонимными алкоголиками, например (хотя, может быть, и нечестно высмеивать людей, занимающихся добрым делом). Еще более сильное впечатление оставила сцена в аквариуме, стоящем в кабинете стоматолога. Населяющие аквариум рыбы со скуки наблюдают за профессиональной деятельностью хозяина и даже входят в курс дела: "Начинается! Корневой канал. Судя по рентгену, дело серьезное. Прокладка-то на месте? Чем он его открывал, буром Гатора-Глидена, как обычно? Работает по методу Шилдера..." Прилетает альбатрос, шарахается в стекло: "Привет, что я пропустил?" — "Депульпирование канала" - "А чем открывал?" - "Буром Гатора" — "Гатор-Глиден! Что-то он в последнее время к нему пристрастился..." Супруга, глядючи это представление, от души потешалась, а я подумал, что вся наша дилетантская жежешная тусовка балующихся гуманитаркой технарей и естественников должна на этой сцене застыть с ощущением оплеух на обеих щеках. Всем нам, по большому счету, место в том аквариуме.

P.S. Хочется верить, что я не ошибся насчет Пелевина. Вроде я его целиком читал. Поправьте, если что.

@темы: Немо, буддизм, Пелевин, модерн

---

Модерн как склероз

Автор schwalbeman, 2009

Спасибо, как автору за четкость изложения.

Напомню один из общепризнанных признаков перехода от Традиции к Современности: Общество для легитимации своих основных смыслов перестает нуждаться в чем-то внешнем к себе. Т.е. если в традиционных обществах социальные институты легитимируются ссылкой на Бога, на историю, на заветы предков, то современному обществу для легитимации своих институтов достаточно себя.

В этом плане бросается к глаза произошедшая архаизация России. Напомню, что СССР не нуждался во внешних источниках легитимации – вводили все, что считали нужным, причем многое – впервые в мире. В нынешней же России Власть все ищет себе «костыли» для своей смысловой опоры, причем ищет везде, где только можно: и в истории вместе с заветами предков (право на «вставание с колен» и прочие «взгляды из утопии»), и на Западе (суверенная демократия). И не только Власти нужны такие «костыли»: либерасты легитимируются Западом, консерваторы – Богом и Историей, коммунисты – совком. И я не знаю ни одного сообщества, которое бы легитимировало себя через себя. Разве что жириновцы...

Чем история и заветы предков - не часть себя? Мой вчерашний день это ведь часть меня. Требование легитимации только через настоящее, ясное дело, легко возникает в ситуации стремительного прогресса. Но совсем не позволять себе пользоваться историческим чутьем и опытом - не слишком ли урезает пространство возможностей? Или пользоваться можно, но нельзя основываться.

Забавно, что автор смешивает тут в одну кучу опору на Запад (действительно нечто внешнее) и припоминание прошлых побед. Минувшие успехи — часть нас (неуспехи — тоже). Лишнее средство поднять коллективную самооценку, весьма низкую. Чем плохо? Есть некоторая непоследовательность: сначала, вслед за krylov'вым завидовать разнообразным грузинам, у которых, по слухам, этой завышенной самооценки выше крыши (и это-де для них хорошо), а потом нападать на риторику "вставания с колен". Эту риторику тоже можно отполировать до блеска, не ее вина, что она в нынешнем своем состоянии такая неуклюжая.

Кстати, просмотр разного голливуда наталкивает на мысль о том, что Сияющий Град на Холме, СШэпА, вовсе на прислушивались к автору. Во всяком случае, как минимум одной своей культей этот коллос опирается на славные страницы американской истории (а это не история уже, это миф — в "хорошем", не обидном смысле). Молчу уже о Европе, старательно воспроизводящей на карте границы своих былых империй.

Но это ничаво. Оне баре, им можна. А нам — только современность. В прошлое — ни-ни носом залезть.

В целом, предложение автора (выдвигавшееся, не сомневаюсь, из лучших побуждений) выглядит очередной гримасой вестернизации. Опять предлагается становиться западнее самого Запада. В 90-х годах МВФ требовал от ельцинского правительства правильной, жесткой монетарной политики — которая и загнала в гроб всю промышленность. Потом выяснилось, что на самом Западе монетарная политика другая, совсем не такая правильная: тот же МВФ сейчас забыл свои песенки о жесткости и разбрасывает триллионы налево и направо (опять: оне баре, им можна). То же самое будет и здесь: послушаем мы модернистов, начнем развивать Современность без опоры на Традицию (исключение сделаем только для вики-традиции), потом пожнем плоды собственной доверчивости, а потом выяснится, что сами-то образцы для подражания, сияющие обители модерна, совершенно не такие принципиальные.

С осторожностью нужно относиться к требованиям отрезать от себя кусок с целью соответствовать стандартам. Доотрезались уже. Особенно это относится к ситуациям, когда предлагается отрезать часть коллективного сознания, в данном случае — память. Память это, помимо прочего, сертификат возраста. Т.е. зрелости, взрослости. Понятно, что истовый западник должен бороться с исторической памятью: ведь западнику нужно представить свою страну ребенком, готовым к обучению. Андрогогика для него слишком сложна, подавай педагогику. Значит, нужен ребенок с чистыми мозгами, чтобы Запад на них ложился, как темпера на подготовленный холст. Значит, перестаем все дружно поминать "заветы предков" (и слово-то какое подобрали-с).

Я, кстати, напишу еще про страдающую кратковременностью памяти рыбку Дори, мне очень понравился этот персонаж. Помесь манкурта с симпатичным пожилым склеротиком из французской комедии. Стайка таких рыбок - идеальное общество по версии автора. Воплощенная современность.

P.S. Простите, что так сумбурно. Нахожусь в жесточайшем цайтноте, нет даже минутки чтобы сосредоточиться и поправить слог.

@темы: мысли друзей, модерн