Темный дворецкий

На самом деле он конечно не дворецкий. Для дворецкого как минимум нужен дворец, дворецкий привязан к дому, и только через дом к хозяину. Дворецкий не сопровождает хозяина на балы и по магазинам, а следит за домом. Его добродетель - держать дом убранным и каждый день вытирать каждую пылинку, даже если хозяин годами в этом доме не появляется. Себастьян Сиэлю слуга, лакей, камердинер, телохранитель, спутник, помощник, нянька, всё то, что и Мефистофель Фаусту. Называть весь этот комплекс функций дворецким можно только очень приблизительно.

Дворецким в сериале назвал еще и Агни, слуга индийского принца. Вот уж кто точно не дворецкий, ведь дворец принца отделено от Англии и Агни двумя океанами. Сиэль так укоряет принца, что тот не поддерживает Агни в самый ответственный момент: "Что ты тут стоишь? Почему ты не с ним? Разве ты не знаешь, что должен делать хозяин, когда его дворецкий сражается?" Речь идёт о кулинарном конкурсе, в котором участвует Агни, и сражение это столь же символическое, как наименование его должности. Тут больше подошло бы слово вассал или, раз уж речь идёт о японском произведении, самурай.

Вот этот "военный" аспект службы, интерпретация возникающих ситуаций в военных терминах тоже характерно для Японии, а не для Англии.

Сюда же - сражение слуг за поместье ближе к концу первого сезона. Это в чистом виде осада феодального японского замка, а никак не прогрессивная Великобритания конца 19-го века.

(c)

@темы: аниме, Темный дворецкий

---

Три ответа рыбке

Автор schwalbeman

Хочу продолжить тему, начатую здесь и здесь.

Как поступать человеку, изловившему золотую рыбку? Есть три варианта, по большому счету.

Можно попросить корыто взамен разбитого. И богатство, и социальный статус. В определенных пределах, которые будут четко очерчены ниже. Можно попросить простых и понятных благ – так и поступает мещанин. Слово "мещанство" употреблено не в исконном смысле слова, а в современном, в котором оно может сочетаться и с дворянством, и даже с духовенством ("не хочу быть простою мещанкой"... да нет же, хочешь, хочешь). Требование позолоченного корыта у могущественной, говорящей человеческим языком рыбки – реакция, недостойная высокого звания человека и отвратительная, хотя и естественная. Именно поэтому такое поведение и не наказывается пославшими Рыбку нездешними искусительными силами. Напротив, все желания старухи немедленно исполняются. Кстати, ни у кого нет сомнения в том, что дарительница корыт явилась именно искушать? Не запуталась же она, право слово, случайно в неводе, точно килька какая-нибудь!

Вариант поведения номер два. Не конвертировать сверхъестественное в естественное, наслаждаться им самим по себе. Удивление, восхищение, благоговение, страх от непосредственного соприкосновения с настоящим чудом столь велики, что у сколько-нибудь развитой личности о корыте и новой избе не заходит и речи. Человек уходит с морского берега, зная, что иное существует ("он рыбачил тридцать лет и три года, и не слыхивал, чтоб рыба говорила"). Это знание, от которого глупая старуха заслонилась корытом, стоит не только избы, но и, как минимум, столбового дворянства. Насчет царской короны не уверен: монархи тоже зачастую соприкасаются с запредельным, хотя и несколько по-другому. Поведение старика аттестует его духовно зрелым – это не может понравится невидимым хозяевам рыбки. Они терпят старика, но ничем его и не вознаграждают. Рыбак не оправдал их надежд.

Есть, наконец, третий путь, состоящий в том, чтобы увидеть в в сверхъестественном ином несправедливо отнятое своё. Не благоговеть перед неожиданно явленным чудом, а заявить на него права. Вспомнить предначальное состояние то ли самого себя, то ли человека вообще, когда до чуда можно было дотянуться рукой, когда оно было "везде, везде". Не выходит вспомнить – значит придумать. Выдумывание, говорят, тоже разновидность воспоминания. Тогда-то и звучит страшное:

Не хочу быть вольною царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтобы служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках

Это уже не новое корыто, это запрос на изменение антропологического статуса. Чудо из инструмента удовлетворения потребностей само становится потребностью. Мы не знаем, как удалось старухе пройти непростой пусть от примитивных страстей до желания объять необъятное. Подозреваю, что не последнюю роль сыграла царская корона, оптические возможности которой не стоит недооценивать. У нас есть лишь косвенное свидетельство этого прогресса: мы замечаем изменения в поведении Рыбки, прозревающей в алчности старухи единственную форму скопидомства, не одобряемую искусителем. Чем больше хочет ненасытная баба от мира, чем дальше ее желания простираются за пределы простых мещанских радостей, тем мрачнее становится синее море, тем неизбежнее фиаско искусителя. Духи, решившие поддразнить человека Чудом, идут на попятный, испугавшись властно протянутой руки.

И мстят, страшно мстят, искажая события и перевирая предания. Ибо нет никаких сомнений в том, что пушкинская (и гриммовская) сказка записана со слов именно Рыбки, а не ее оставшихся у разбитого корыта марионеток.

@темы: демонология, золотая рыбка, чудо

---

Финиция мещанства

Автор schwalbeman

На одном полюсе — Золушка. А на противоположном — Д. Гильберт, каждый день удивляющийся тому, что 2 * 2 = 2 + 2. Д. Юм, резко оборачивающийся, чтобы увидеть, как выглядит предмет, когда на него никто не смотрит. М. Хайдеггер, объясняющий, насколько сложен вопрос о том, что есть бытие.

К таким не прилетают феи-крестные. Или, наоборот, не отлетают от таких.

Хватит того, чтобы в мире была одна тыква и одна карета. И мир будет уже достаточно удивительным, даже если одно не превращается в другое.

@темы: Золушка, чудо

---

Дефиниция мещанства

Автор schwalbeman

Золушка в мультике (а также, полагаю, и в жизни) с восхищенным изумлением смотрит на карету. Потому что карета восхитительно и изумительно красива и отделана брюликами по самое не балуйся. А не потому, что в карету на глазах у Золушки трансформировалась тыква. Если бы тыква сделалась печкой-буржуйкой, а ящерицы превратились в налоговых инспекторов, эмоций бы было порядка на два меньше. Впрочем, это не и не странно, с такой-то мачехой. Волен-с, не волен-с — заразишься.

Что есть чудо? Чудо — это карета с брюликами. И любовь Принца. А что из тыквы, то это так... дело техники.

«...а еще он назвал нас жлобами... то есть снобами...» (с)zhelanny

@темы: Золушка, чудо

---

Темный дворецкий. Сила на службе у Слабости

Традиционная европейская культура знает идею о том, что слабость, невинность и беззащитность достойны уважения сами по себе. У нас не вызывает удивления мысль, что слабого нужно защищать потому что он слаб, безо всяких иных причин. Образно выражаясь, слабость достойна того, чтобы сила отступила и склонилась перед ней. Достаточно выглянуть за пределы своей культуры, чтобы понять, насколько эта мысль необычна и даже неприемлема для других народов.

В примитивных обществах сила никогда не склоняется перед слабостью. Слабый это всегда добыча в той или иной форме. Дикари высокой культуры, криминальные слои, руководствуются этим принципом и не знают иного. Языческая культура порождает его и у примитивных племен, и в великих восточных государствах. Уважения, почтения и преклонения заслуживает только сила, а не слабость. Отступить перед слабым всегда унизительно, в этом никогда нет доблести и чести. Это отношение к слабости присутствует и в сериале. Главный герой Сиэль попал в руки каких-то бандитов, которые его чуть не убили. Он переживает это как своей позор. Это укор не бандитам, а ему, Сиэлю. Он оказался слаб и потому опозорен.

Нам довольно трудно представить себе эту точку зрения, так естественна для нас рыцарская этика (во всяком случае, ее корни и остатки). Да, в Европе идея о Слабости, которая достойна уважения сама по себе, воплощена в образе девушки, женщины. Это Прекрасная Дама и её культ в рыцарской среде. Рыцарь это воин, он ходит в походы и побивает мириады врагов, это Сила как она есть. И в то же время Рыцарь верно служит своей Даме, склоняется перед её повелениями и посвящает ей свои подвиги. Это выраженная в образах идея о Силе на службе у Слабости. Часто дама сердца была замужем, рыцарь мог ее видеть очень редко или не видеть никогда, но это только подчеркивало, что в их отношениях нет места эротическому притяжению. Рыцарь не ждет никакой реальной любовной награды от своей дамы, это отношение идей в чистом виде. Если говорить о викторианской эпохе, героини Диккенса идеально отыгрывают именно эту роль. Бескорыстное служение всех встреченных мужчин любого статуса, от банкира до нищего, - естественное отношение, на которое может рассчитывать любая викторианская девушка. Сила служит Слабости, и это достойное поведение.

Эту же самую идею в сериале реализуют в других образах. Сила - всемогущий демон, а Слабость - маленький мальчик. Как показать в мультфильме, что Слабость достойна уважения? Слабости придаются все атрибуты уважаемого человека, всё, перед чем общество склоняет голову. Сиэль лорд, граф, глава семьи (надо ли говорить, что для японца это звучит совсем иначе, чем для европейца, это гораздо больший объем власти), Сиэль доверенный слуга королевы, миллионер, хозяин преуспевающей фирмы. Всё это собрано вместе, чтобы показать наглядно ту идею, которая была стара как мир во времена Дон Кихота - сильный может служить слабому, и ничего зазорного в этом нет.

Сиэль занимает в сюжете то место, которое в европейской культуре традиционно занимает девушка, потому тут конечно диссонанс на диссонансе. Почему было не поставить на это место девушку, раз вы все равно украшаете этого персонажа розами и наряжаете в изысканные шляпки? Сценаристы дорамы, что выйдет в 2014-м, посылаю вам луч счастья, вы всё делаете правильно. Там должна быть героиня-девушка, как у вас и запланировано.

(с)

@темы: аниме, Темный дворецкий

---

Если кто любит философии

Беседы о реальном и материальном
Здесь и здесь

@темы: реальность, философия, идеи, материя

---

Наружа

Автор schwalbeman

Этот вопрос задавали мне уже несколько раз, кто с иронией, а кто и с неподдельным возмущением: зачем вникать в восточные штучки-дрючки человеку, неоднократно заявлявшему о своей неколебимой приверженности западной культуре? За каким бушем, к примеру, сдалась мне буддийская философия?

Увы, как раз в данном случае суетливый западный гносис не дает мне средств ответить вопрошающим; помочь может только восточная мудрость, древняя, как мир, и бесконечная, как Ганг (айнганг есть, а аусганга не видно). Слыхали ли вы старую индийскую притчу о слоне и семи мудрецах? Бьюсь об заклад, что слыхали, и не одну. Сейчас я пополню вашу коллекцию.

Вздумали некогда семь мудрецов изучить слона. С этой целью двое из них залезли слону в уши, двое других – в извилистые узкие ноздри, которые у слона тянутся через весь хобот, еще один, пятый, проник в рот, а шестой забрался аж в самую [zensuriert]. Седьмой же мудрец внутрь лезть на пожелал, но принялся ходить вокруг зверюги с блокнотиком и делать зарисовочки да заметочки. Спустя некоторое время он счел свою миссию выполненной и ушел публиковаццо. Что же до шести его коллег, то у них возникли определенные затруднения. Во-первых, оказалось, что видимость внутри слона практически нулевая. Во-вторых, по длинным извилистым кишкам и пазухам оказалось возможным добраться далеко не до каждой точки; большинство же ходов вело непосредственно в [zensuriert]. Далее, внутренняя среда у слона оказалась агрессивной и для полевых наблюдений неприспособленной: ее воздействие плачевнейшим образом искажало замеры и дурно влияло на прецизионное оборудование. Нельзя сказать, что мудрецы не собрали достаточно данных: напротив, они узнали о слоне много такого, чего и присниться не могло их ленивому коллеге. Проблемы возникли лишь со сведением этих данных в единую целостную картину, каковая у каждого из шести исследователей складывалась своя.

В результате седьмой мудрец давно успел опубликоваццо и почил на лаврах, а шестеро его коллег так и остались в глубинах слона. Говорят, что Вишну, известный своим обостренным чувством справедливости, превратил их впоследствии в слоновьих паразитов различной биологической принадлежности, сообразно тем естественным отверстиям, через которые мудрецы проникали в животное. Первые два обратились в чуттья-аглохьи, третий и четвертый сделались трубнаапчьхайями, пятый продолжил существование в качестве хриньнамуртти, а шестому пришлось стать многомерзкой [zensuriert].

Чему же учит нас эта древняя восточная притча, если смысл ее вообще доступен погрязшему в страстях и иллюзиях западному уму?

Мне кажется, что учит она вот чему. У всякого объекта есть внутренность и наружа. Внутренность это сам объект; то, что он в себе содержит. А наружа (вы уж простите меня, мои дамы и господа, за этот неологизм, он придуман не мной, а злокозненными математиками-топологами) это то, чем объект не является. Пусть вас не смущает слово "является": я сейчас говорю не о вещах-в-себе и эпифеноменах, а о чем-то совершенно по ту сторону этого гносеоцентрического дискурса. С этих объективистских позиций слово "является" – синоним слова "есть" (как в привычном нам бытовом языке). Итак, есть объект и не-объект, которые мы мыслим как то, что внутри объекта и то, что снаружи. Если объект совсем-совсем маленький, так что большая доля мира оказывается не-объектом, то единственный способ изучить эту песчинку – взять микроскоп помощнее, сконцентрироваться на объекте, забыть обо всем остальном. Но чем большее место занимает наш объект в "правильной" картине мира, тем больше мы сможем узнать о нем, глядя на то, чем он не является. Наконец, на какой-то стадии своего экстенсивного роста объект становится настолько значимым, что бытие всех прочих не-объектов оказывается не просто чем-то беразличным к бытию объекта, но становится всего лишь реализацией оставшихся логических возможностей. Наш исполин лишает прочие вещи самостоятельного существования, придавая им более низкий онтологический статус остального. И став остальными, прочие вещи становятся до какой-то степени обусловленными нашим объектом. Неверно будет назвать их акциденциями, ибо акциденция есть то, что не может существовать без субстанции. В нашем же случае то, что на первый поверхностный взгляд претендует на роль субстанции, не только не помогает этим вещам существовать, но, напротив, лишает их самостоятельного бытия. Для нас здесь важно то, что обусловленное бытие остальных не-объектов оказывается зависимым от нашего выделенного объекта, и, следовательно, последний оказывается познаваемым через бытие не-себя, ставшее для него не вполне чужим. Заняв все без остатка пространство реализации собственной идеи, наш объект превращает весь остальной мир в отпечаток себя. Пытливому исследователю грех не воспользоваться этим слепком.

Еще одно важное замечание. Расширяясь в смысле протяженности, наш объект вытесняет не-себя из наличного бытия, оставляя не-объектам статус собственных логических альтернатив. Как следствие, бытие не-объектов становится все более и более идеальным, ибо идеальное – это все, что ему остается. Утрачивая свой вес в пространстве страстей и воли, остальное вынуждено основывать свое бытие на собственной логической неизбежности (если таковая, конечно, объективно имеет место). Целые пласты реальности переселяются, таким образом, в мир идей, привнося туда с собой произвольные, не необходимые логически оттенки и обертона, обусловленные прежним наличным бытием. Этот обоз случайного и наносного тянется за необходимым и неизбежным: ритуалы и детали одежды, эстетические и даже этические предпочтения. Ничтожная тряпка, которую во времена расцвета раджей могли выкинуть на помойку, с их упадком сделалась достоянием вечности. Такая миграция в разреженные онтологические слои значительно облегчает задачу исследователя: от изучения наличного остального ему проще перейти к фундаментальным теориям. Такова диалектика колониализма1.

Чу! За тысячи километров отсюда перевернулся в гробу Г. В. Ф. Гегель.

Что есть Запад? Есть ли у нас шанс узнать это? Только не оставаясь внутри Запада. Я определяю западную культуру как культуру, в которой время прямолинейно – но даже это определение потребовало поверхностного знакомства с культурой циклического времени. Мы ничего не узнаем о себе, не ознакомившись с живыми реализациями остальных логических возможностей. К счастью, нам уже удалось сделать эти альтернативы буквально остальными. В этом смысле пулемет "Максим" – лучший исследовательский инструмент, машина, делающая мир понятнее.

Надеюсь, мне удалось объяснить, какую ценность для западного человека может иметь изучение восточного культурного наследия. Полагаю, можно только порадоваться тому, что исламское нашествие и британская колонизация оставили нам шанс приобщиться к тысячелетним индийским традициям, не устроив им обычный западный [zensuriert].

______________________________
1 Я здесь проливаю слёзы не только об Индии. И проигравшаяся в пух Россия, и даже внешне благополучная континентальная Европа вплотную подошли к необходимости обосновывать теоретически свою логическую неизбежность. Полагаю, будет как с доменными именами: имен мало, а желающих много. Пространство перспективных национальных идей не так уж велико, претендентам придется агломерироваться. Отличие от "прежних времен" здесь в том, что идея выбирается не для того, чтобы делать, а для того, чтобы просто быть.

@темы: Россия, Запад, буддизм, слон, Европа, Индия

---

Этнография как форма шовинизма

Автор schwalbeman, 2008

Мой личный опыт общения с молодежью, практикующей прокалывание мягких тканей и вдевание в собственную плоть металлических колец-шариков, скорее положительный. Совсем не припомню среди адептов пирсинга ни хамов, ни откровенных дурачков (хотя подозреваю, что такие встречаются). Сейчас, когда я пишу эти строки, в дверном проеме мелькает силуэт юноши, пытливо вглядывающегося в пришпиленную к стене диаграмму данных. У юноши в одном ухе подковка с шариками, в другом — две подковки. Это хороший программист, неглупый и неконфликтный человек. Парню повезло устроиться к нам в компанию до того, как я подмял под себя процесс найма айти-специалистов. Сам я ни за что не взял бы его на работу, убоялся бы папуасских украшений. И объективно был бы неправ: работник Н. на зависть хороший. Бунт против мещанских стандартов внешнего вида является у него, по-видимому, неотрефлексированной компенсаторной реакцией на несклонность к какому-либо другому виду бунта.

Завороженный этими отблескивающими под неоновыми лампами подковками, я часто размышляю о том, что заставило бы меня сделать пирсинг, если бы моя судьба сложилась иначе. Я мог бы проколоть губу, подчиняясь примеру какого-нибудь авторитетного человека, наставника. Со свойственным мне комплексом ученика, это вполне возможный ход событий. Мог бы, при отсутствии конкретного авторитета, впитать себе безличную субкультуру какой-нибудь тусовки (Господи, слава Тебе за то, что этого не произошло!). Все, мол, так делают, из тех, с кем я общаюсь. Мог бы, наконец, тяготясь собственной неполноценностью и недостаточностью, воспользоваться иллюзорной возможностью за недорого прирастить-прибавить себя блестящей железкой. Испытать обманную радость мнимого роста и развития. С этой целью некоторые отращивают бороду; но не я, мне просто не нравится бриться.

Да, вот такие три пути ведут к добровольному проделыванию лишних отверстий в своем теле. К этим возможностям сводится все, что пришло мне в голову, а я перебрал множество различных сценариев. Может, пропустил что? Все три причины порождены податливостью души, отсутствием сопротивления манипулированию, о котором я недавно так желчно высказался. Различаются они онтологическим (простите) статусом манипулирующего: в первом случае это человек, во втором — душа, хм, общества, в третьем — обитающие в подсознании темные силы.

Да-с, а ведь я совсем не об этом хотел писать. Это, мои дамы и господа, и называется графоманией. Хотел я написать о чудесном приращении, произошедшем в XX в. с науками о человеке. История, психология, социология — все они являются в большой мере онаучиванием саморефлексии, попыткой изучения себя. Исключение составляет присоединившаяся к ним позже этнография, являющаяся наукой одних людей о других людях. Подробно я эту арию петь не буду: об этом уже многократно писано и говорено (Добавление. Из зала подсказывают, что Валлерстайн писал и говорил). А вот что интересно: ставился ли когда-либо принципиальный вопрос о том, кто может быть объектом этнографии, а кто нет? Я имею в виду классического закала этнографов, а не называющих себя этим словом социологов, изучающих хиппи. Ведь задачей этнографии в понимании ее основателей было открытие явлений, сопутствующих возникновению человека, на примере народов, сохранивших в своей культуре остаточные следы этих явлений. Нет? Вот и интересно, на в какой момент теряются эти следы.

Я уж не поднимаю более провокационного вопроса о том, представители каких народов могут быть в этнографии познающими субъектами. Все ли могут, кто пожелает? Или только французы и англичане? Этот вопрос завел бы нас слишком далеко. И даже, гм., глубоко. Проблема ограничения объекта этнографических исследований выглядит более обозримой. Например, этнографии второго порядка, по-видимому, не бывает. Если у дикого племени есть собственное Этнографическое общество (желательно Королевское), то племя не может быть предметом этнографии. Или может?

Мне кажется, что критерием здесь должно стать кольцо в носу. Или где-либо еще в чем-нибудь другом. Если человек изуродовал себе напоказ какую-нибудь выдающуюся часть тела, он переводит себя в категорию объектов изучения. И вообще манипуляции и внешнего управления. Ключевое слово здесь — «напоказ». То есть обрезание — не по теме. А вот всякие там длинношеие африканцы, всякие индейцы с ритуальным шрамами — это клиенты этнографов, в чистом виде-с. Этнографов — и колонизаторов, как же одно-то без другого.

В целом, это не выглядит несправедливым. Всякий, добавляющий себе шарма железякой в нижней губе, сам расчитывает на то, чтобы его рассматривали и изучали. Иначе какого буша он это сделал? А где изучение, там и эксперимент. А где эксперимент, там и некоторое неравенство, вы уж извините.

Прекрасные дамы, к примеру, носят серьги. Феминистки правы: серьги фиксируют подчиненное положение женщины в обществе. Не длинные волосы, не браслеты, не кольца. Именно наличие разрывов мягких тканей, нарочитое уродство и надругательство над собственным телом. Впрочем, не стану осуждать тех, кто в эту же категорию запишет и туфли на шпильках. Мы живем не в Африке, слава Богу. Никаких растянутых шей и губ: только маленькие такие дырочки в мочках. Но без них никак, иначе непонятно будет, кто главный. Как прекрасно завывала одна чернокожая блюзменша, «It's a man's man's man's world» (Добавление. Из зала подсказывают, что этой блюзменшей был Джеймс Браун).

Нашпигованная железом молодежь демонстрирует свою близость к донным слоям общества. Я нарочно не говорю о подчиненности и лояльности, ибо лояльность всегда бывает по отношению к кому-то. А я изо всех сил стараюсь не быть конспирологом, и не стоит мешать мне двигаться по этому достойнейшему пути. Буш с ней, с лояльностью, пусть будет приниженность, пусть будет «демонстрация собственной деградации». Не знаю уж, удалось ли мне объяснить, почему я ни за что не возьму на работу покладистого и трудолюбивого Н., даже будучи осведомлен о его выдающихся деловых качествах? Потому что не одобряю символического низведения себя до уровня унтерменша и не люблю работать с добровольными папуасами.

Как пишет популярный блоггер, «извините, если кого обидел».

@темы: этнография

---

Ум с точки зрения параноика

Автор schwalbeman

Опыт интеллигентских кухонных бесед воспитал во мне крепкую привычку уклоняться от разговоров о том, что есть ум, чем он отличается от интеллекта, чем от мудрости, чем от хитрости, какое отношение имеет к человеческому моральному облику и т.п. Такой треп обычно тянет на три-четыре человеко-литра чая, и дай Бог, если только чая. Гнилой какой-то вопрос, неотчетливый. С одной стороны, интеллект и ум как-то коррелируют, с другой стороны, коэфф. корреляции явно не дотягивает до единицы. Мне не подойдет определение, отказывающее в уме паре-тройке моих знакомых старшего поколения, не способных совладать с меню сотового телефона, или набрать сотню в IQ. Есть корреляция между умом и этикой: умный человек не делает гадостей, а если делает, то по-крупному и тайно. Большая часть одиозных начальников из топ-менеджмента — непроходимые дураки. Но и этика это еще не все: добрые дурачки тоже встречаются; это категория людей, которым прощаешь любую обиду. Не со зла ведь, по глупости.

Недавно я как-то неожиданно поразмышлял на эту тему, и обнаружил, что давно уже выработал практический критерий, больше того, почти не отдавая себе отчета, пользуюсь им. Спазмы рефлексии вызвала девушка, напевающая песенку из (как я понял) рекламного ролика. «Вот дура!» — вырвалось у меня чуть ли не вслух. И тут сверкнуло-блеснуло; я вдруг понял, кто для меня умный, а кто дурак. Но это, предупреждаю, специфическая дефиниция, которая вряд ли подойдет широкому кругу. Уже многие годы ум для меня является синонимом сопротивляемости манипулированию. Манипулированию массовому: рекламе, политической моде, голосуй сердцем, бесконечно свежее дыхание, так сейчас не носят, пирсинг в носу/дыра в мозгу. Манипулированию индивидуальному: а ну-ка мы тебя, голубчик, с твоим лучшим другом поссорим, да учудим так, что ты сам за нас всю работу сделаешь, да она тебе не пара, да соглашайся, сейчас и цен-то таких нет etc. Умный перепроверяет написанное в учебниках: если там написано вранье, то он не даст себя обмануть, а если правда — что ж, потренировал извилины, пользочка. Осторожный хранит сбережения в безопасном месте и остерегается подозрительно выглядящих незнакомцев. Но осторожность это не то же, что и ум. Умный человек может беспечно одолжить деньги прохиндею, ибо так ему диктуют его принципы. Просящему дай, от занимающего не отвращайся. Но умник сразу вычислит попытку давить на больные места, распознает голос «примера и обычая», отличит собственное желание от навязанного извне, каждой своей мыслишке выпишет свидетельство о рождении: этому в школе научился, тому в армии, тому у Хайдеггера, тому у дяди Васи — а вот эту гадость мне голливудские фильмы привили, этого мы будем стыдиться, наслаждаться исподтишка. Вельвет, каждой вошке своя дорожка.

В общем, ум это паранойя (в бытовом смысле, нестрогонько так). Не то, чтобы я был готов защищать этот тезис. Он, наверное, и неправильный — слишком зауженный. Просто похоже, что я активно применяю его всю сознательную жизнь, только до сих пор не отрефлексировал. А вот теперь, в рамках поумнения по собственному же определению...

Соответственно определяются и понятия-сателлиты ума. Хитрость, например, тоже имеет отношение к манипулированию. Но она, в отличие от ума, предполагает не только резистентность внешнему управлению, но и умение манипулировать самому. Если ум есть попросту самостоятельность мысли, то мудрость это самостоятельности мысли о вечном и абсолютном, о добре и зле. Интеллект есть неподвластность манипулированию со стороны демонов подсознания, пускающих мысль по ложному пути, заводящих ее в порочные круги, заставляющих делать ошибки. Да-с, что-то в этом роде.

Добавление. Разумеется, самостоятельность мышления и шизофренический бред суть не одно и то же. Я, мои дамы и господа, паранойю пропагандирую, не шизофрению. Если человек считает себя Наполеоном, то это не показатель ума, а признак того, что придет медбрат и вколет галоперидолу. Сопротивляемость манипулированию предполагает способность проверять мысль на происхождение из подозрительных источников: из дурных книг, от дурных людей и не только людей. И если идея отождествить себя с узником св. Елены беспрепятственно проходит через фильтры — значит о более сложных формах сопротивляемости речь уже не идет.

@темы: рацио, ум, рациональность

---

"Психопаспорт" как осмысление европейского идеала

Общество в сериале "Психопаспорт" представляет собой европейский элитаристский идеал. Точности ради я не пишу на этом месте слово "либеральный", но мы все помним, что элитаризм из либерализма выводится в один шаг.

Основный сущностные моменты идеального общества таковы:
- всё делается строго по науке;
- миром правят объективно самые лучшие - самые умные, талантливые, креативные, самые-самые по всем показателям;
- между наилучшим решением и его воплощением в жизнь не стоит никакая бюрократия, несовершенная судебная система, отжившие своё традиции - решение реализуется в наилучшие сроки и наилучшим образом.

По результатам получается ад на земле, но у японцев нет оснований выступать против этого ада. Даже самые лучшие из них могут там жить, пребывая в душевном равновесии и покое.
Вот так вот.

(с)

@темы: Япония, Европа, аниме, Психопаспорт

---

Анафема анатману. Поток сознания

Автор schwalbeman

Фрау Магдалена К-ц, насельница ничтожного, восстановленного из руин второй Мировой, а до того разбомбленного в пыль и мельчайший щебень добрыми англосаксами, микроскопического (но заслуженно гордящегося славой столицы южнонемецкого ювелирного дела) скушного, составленного из бетонных коробок городка между Штуттгартом и Карлсруе, так вот, означенная фрау уговаривала меня несколько лет назад непременно посмотреть один мультфильм, название которого она позабыла. Там что-то было про Наутилус, но не по Ж. Верну и даже не по В. Бутусову. Я тогда, помнится, вежливо поблагодарил за рекомендацию и снова переключил свое внимание на восхитительный, бесконечно ароматный, затеряный в бескрайнем океане бурого охотничьего соуса венский шницель. Какой был шницель... Ведь каких-то триста километров к северу — и пиво уже начинают разливать в бокалы по 0,33 л., а приличного винера с ягерзоссе и картофельзалат днем с огнем не найдешь, молчу уж о шпэтцле. Впрочем, там есть шанс выпить аутентичного апфельвайна. Ах, пустое, пустое, к чему я травлю свою взалкавшую гастрономической Европы душу! Я лучше про мультик.

За прошедшее с тех пор время я обзавелся детьми, благодаря которым мне и пришлось посмотреть рекомендованный фрау К-ц синематографический опус. Называется он "В поисках Немо". В общем, без длинных предисловий (я терпеть не могу предисловий, и вы, наверняка, тоже) Пелевин облажался. Сел в лужу, промахнулся, как Акела. Самый пелевинский, самый буддистско-пропедевтический персонаж оказался выписан не им, а глупым коллективным диснеем (который, знамо дело, не ведал сам, что творил). Я имею в виду рыбку Дори с отшибленной кратковременной памятью. Эта зверушка — сама себе колесо сансары. Каждую минуту у нее начинается новое перерождение, в которое она вступает не помня, ни где она, ни что она; заново знакомится с окружающими и прочее такое. Все нормальные люди (и диснеевские рыбы) связаны со своим "часом назад" причинно-следственной связью, а Дори — связью кармической, загадочной. Просто готовое наглядное пособие для проповедников анатмана. Я был доволен, а Виктору Олеговичу впору сгореть со стыда и отдать свой "букер" в Фонд Мира.

Я писал уже о том, что требование прекратить легитимацию общества через его прошлое (так красиво обычно выглядит отречение de facto от позитивного исторического опыта) приводит к появлению этакой коллективной Дори. Рискую наскучить повторами, но мне хотелось бы особо подчеркнуть один момент. Рациональное по форме картезианское предложение опираться на то, что рядом, а не на отдаленные во времени и пространстве сущности реально приводит к торжеству иррационализма, ибо рыбка Дори живет в мире чудес, а не вещей. Одно из возможных определений чуда — неожиданная связь между предметами. Для Дори все социальное неожиданно: действующие лица ведут себя, с ее точки зрения, непредсказуемо, ведь их действия обусловлены воспоминаниями, которых у Дори нет.

Это вечный циклический Восток, из которого не выбраться. Западный человек, даже лузер, счастлив: мир помнит о нем столько же, сколько и он о мире. Успешных людей отличает еще большая памятливость: они помнят о мире гораздо больше, чем мир помнит о них. Именно благодаря памяти человек становится хозяином жизни. Одна из классических формул претензии на доминирование начинается словами "я тебя еще вот такуууусеньким помню". Ага. Я тебя помню, а ты-то меня не помнишь. Я сильнее, старше, опытнее, я тебя этак иносказательно в себе содержу.

Карма убивает в человеке господина. Сама мысль о том, что деревья и камни помнят давно забытые тобой прегрешения и опрометчиво взятые на себя обязательства, делает управление и планирование невозможным. Я не хочу сказать, что это совсем уж плохо. Воспитывает смирение в духе Венечки Ерофеева: "все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загородиться человек, чтобы человек был грустен и растерян". Но нужно четко осознавать последствия принятых стратегических решений, иначе можно случайно оказаться в Волшебной Стране, где тебя знают все, а ты — никого.

Подозреваю, что спасти положение жестким разграничением "легитимации через прошлое" и "утилизации отрефлексированного исторического опыта" будет непросто. Корень зла лежит в самих картезианских принципах отказа от авторитета "обычая и примера", ограничивающих доверие коллективного субъекта к самому себе. "Я мыслю, следовательно существую". Но мы не мыслим. Мыслить — это не коллективное времяпрепровождение, не партия в гольф. Следовательно, нет никакого "мы". Некоторые натяжки могут спасти "мы" за счет искусственного объявления мышлением некоторых форм коллективной деятельности. И такое решение будет полной катастрофой. Потому что Академия Наук станет "мы", совещание Совбеза ООН станет "мы", но госудраство, этнос, Церковь, село, волость, пролетариат, Западный фронт не смогут стать "мы". Такая метафизика деструктивна не менее, чем простой и понятный социальный номинализм, признающий лишь арифметические суммирование да усреднение и не знающий никаких других видов агрегирования. Опора на голое ratio в сущности и означает запрет на "мы". Особенно если ratio понимается в картезианском, жестковатом стиле.

Там, в мультфильме, еще кое-что хорошее было. Издевательства над анонимными алкоголиками, например (хотя, может быть, и нечестно высмеивать людей, занимающихся добрым делом). Еще более сильное впечатление оставила сцена в аквариуме, стоящем в кабинете стоматолога. Населяющие аквариум рыбы со скуки наблюдают за профессиональной деятельностью хозяина и даже входят в курс дела: "Начинается! Корневой канал. Судя по рентгену, дело серьезное. Прокладка-то на месте? Чем он его открывал, буром Гатора-Глидена, как обычно? Работает по методу Шилдера..." Прилетает альбатрос, шарахается в стекло: "Привет, что я пропустил?" — "Депульпирование канала" - "А чем открывал?" - "Буром Гатора" — "Гатор-Глиден! Что-то он в последнее время к нему пристрастился..." Супруга, глядючи это представление, от души потешалась, а я подумал, что вся наша дилетантская жежешная тусовка балующихся гуманитаркой технарей и естественников должна на этой сцене застыть с ощущением оплеух на обеих щеках. Всем нам, по большому счету, место в том аквариуме.

P.S. Хочется верить, что я не ошибся насчет Пелевина. Вроде я его целиком читал. Поправьте, если что.

@темы: Немо, буддизм, Пелевин, модерн

---

Модерн как склероз

Автор schwalbeman, 2009

Спасибо, как автору за четкость изложения.

Напомню один из общепризнанных признаков перехода от Традиции к Современности: Общество для легитимации своих основных смыслов перестает нуждаться в чем-то внешнем к себе. Т.е. если в традиционных обществах социальные институты легитимируются ссылкой на Бога, на историю, на заветы предков, то современному обществу для легитимации своих институтов достаточно себя.

В этом плане бросается к глаза произошедшая архаизация России. Напомню, что СССР не нуждался во внешних источниках легитимации – вводили все, что считали нужным, причем многое – впервые в мире. В нынешней же России Власть все ищет себе «костыли» для своей смысловой опоры, причем ищет везде, где только можно: и в истории вместе с заветами предков (право на «вставание с колен» и прочие «взгляды из утопии»), и на Западе (суверенная демократия). И не только Власти нужны такие «костыли»: либерасты легитимируются Западом, консерваторы – Богом и Историей, коммунисты – совком. И я не знаю ни одного сообщества, которое бы легитимировало себя через себя. Разве что жириновцы...

Чем история и заветы предков - не часть себя? Мой вчерашний день это ведь часть меня. Требование легитимации только через настоящее, ясное дело, легко возникает в ситуации стремительного прогресса. Но совсем не позволять себе пользоваться историческим чутьем и опытом - не слишком ли урезает пространство возможностей? Или пользоваться можно, но нельзя основываться.

Забавно, что автор смешивает тут в одну кучу опору на Запад (действительно нечто внешнее) и припоминание прошлых побед. Минувшие успехи — часть нас (неуспехи — тоже). Лишнее средство поднять коллективную самооценку, весьма низкую. Чем плохо? Есть некоторая непоследовательность: сначала, вслед за krylov'вым завидовать разнообразным грузинам, у которых, по слухам, этой завышенной самооценки выше крыши (и это-де для них хорошо), а потом нападать на риторику "вставания с колен". Эту риторику тоже можно отполировать до блеска, не ее вина, что она в нынешнем своем состоянии такая неуклюжая.

Кстати, просмотр разного голливуда наталкивает на мысль о том, что Сияющий Град на Холме, СШэпА, вовсе на прислушивались к автору. Во всяком случае, как минимум одной своей культей этот коллос опирается на славные страницы американской истории (а это не история уже, это миф — в "хорошем", не обидном смысле). Молчу уже о Европе, старательно воспроизводящей на карте границы своих былых империй.

Но это ничаво. Оне баре, им можна. А нам — только современность. В прошлое — ни-ни носом залезть.

В целом, предложение автора (выдвигавшееся, не сомневаюсь, из лучших побуждений) выглядит очередной гримасой вестернизации. Опять предлагается становиться западнее самого Запада. В 90-х годах МВФ требовал от ельцинского правительства правильной, жесткой монетарной политики — которая и загнала в гроб всю промышленность. Потом выяснилось, что на самом Западе монетарная политика другая, совсем не такая правильная: тот же МВФ сейчас забыл свои песенки о жесткости и разбрасывает триллионы налево и направо (опять: оне баре, им можна). То же самое будет и здесь: послушаем мы модернистов, начнем развивать Современность без опоры на Традицию (исключение сделаем только для вики-традиции), потом пожнем плоды собственной доверчивости, а потом выяснится, что сами-то образцы для подражания, сияющие обители модерна, совершенно не такие принципиальные.

С осторожностью нужно относиться к требованиям отрезать от себя кусок с целью соответствовать стандартам. Доотрезались уже. Особенно это относится к ситуациям, когда предлагается отрезать часть коллективного сознания, в данном случае — память. Память это, помимо прочего, сертификат возраста. Т.е. зрелости, взрослости. Понятно, что истовый западник должен бороться с исторической памятью: ведь западнику нужно представить свою страну ребенком, готовым к обучению. Андрогогика для него слишком сложна, подавай педагогику. Значит, нужен ребенок с чистыми мозгами, чтобы Запад на них ложился, как темпера на подготовленный холст. Значит, перестаем все дружно поминать "заветы предков" (и слово-то какое подобрали-с).

Я, кстати, напишу еще про страдающую кратковременностью памяти рыбку Дори, мне очень понравился этот персонаж. Помесь манкурта с симпатичным пожилым склеротиком из французской комедии. Стайка таких рыбок - идеальное общество по версии автора. Воплощенная современность.

P.S. Простите, что так сумбурно. Нахожусь в жесточайшем цайтноте, нет даже минутки чтобы сосредоточиться и поправить слог.

@темы: мысли друзей, модерн

---

Голландские коллизии

Автор В.Смирнов

Вчера в моей ленте имел честь наблюдать хоровое пение охранителей по случаю радостного для них события, избиения голландского посольского работника. Суть высказываний состоит в том, что Россия наконец-то дала адекватный ответ голландскому супостату на его нехорошие действия по отношению к российскому дипломату, Дмитрию Бородину.

Сразу хочу сказать, что это совершенная глупость. Никакая уголовка, никакое хулиганство не может быть адекватным ответом на оскорбление страны. А оскорблена именно страна в лице нашего дипломата и принципам талиона тут места нет.

Дипломатический иммунитет, неприкосновенность личности дипломата, представительства, жилья и даже автомобиля есть основа современного дипломатического права. Статус дипломата базируется на том, что он не есть просто человечек, Митька Бородин, но представитель суверенного государства, а поскольку все государства, в независимости от размера, военной и экономической мощи как субъекты международно правовых отношений признаются равными, все представители государств – дипломаты, обладают равными правами, закрепленными в конвенциях и иных международных договорах.

В связи с этим дипломат, как представитель своей страны, неприкосновенен. Если его поведение не нравится властям страны пребывания, то власти этой страны не имеют права хватать его, тащить в околоток, обыскивать квартиру, даже в машину его залезать не имеют права. Не важно, пьет ли он горькую сутки напролет, или скандалит со своей женой. Власти страны пребывания имеют право только потребовать отозвания неугодного дипломатического представителя. Впрочем, как правило, такие вопросы решаются даже не официальным представлением, а личным разговором главы дипломатического ведомства страны пребывания и главы дипломатического представительства.

В истории дипломатии существует общеизвестный прецедент. В XVI веке английские власти обвинили испанского посла в том, что тот участвовал в заговоре против королевы Елизаветы. Доказательства были неопровержимые, а заговор против особы короля (или королевы) в английском праве считалось самым серьезным преступлением, караемым смертной казнью без каких-либо смягчающих обстоятельств. Но возник вопрос, а можно ли судить английским судом испанского посланника. Обратились к одному итальянскому теоретику права, и тот дал обоснованное заключение. Посла казнить конечно нужно, но сделать это должен и имеет право только испанский король, ибо испанский посланник представляет испанского короля. Он не является с правовой точки зрения человеком в полном смысле слова, а есть географическое продолжение воли короля Испании. Если испанский король казнит своего посланника за действие против английской короны, он этим заявит, что посланник совершал отсебятину и вышел из воли испанского монарха. А если нет, то тем самым заявит, что именно он, его католическое величество враждебен английской короне, но король Испании имеет полной право враждовать с английским королевством. Просто об этом нужно объявлять, а то, что объявления воны не было, унизит самого испанского манарха.
В результате посла попросту выслали из Англии.

Когда пресса Нидерландов взялась нести всякую околесицу про нехорошее поведение Бородина, она явно отводила глаза от существа вопроса (впрочем, не все так просто, но об этом в ниже). Пил Бородин водку или не пил, к делу не имеет никакого отношения. Было ли ДТП с участием жены Бородина, или не было, к делу так же не имеет отношения. Кстати, занятно было видеть, как отечественный либерал тут же воспринял голландский агитпроп как истину в последней инстанции. Экая все же сволочь – отечественный либерал. Ну да ладно, как я говорил, к делу это не относится.

Как бы то ни было, наличие синяков на физиономии нашего дипломатического представителя говорит о том, что повел себя Бородин скорее всего, достойно, - то есть отказался выполнять заведомо незаконные и оскорбляющие суверенитет России требования голландских полицейских, хотя и предполагал, что к нему применят силу. Надеюсь так же, что он отказался давать показания и подписывать любые документы.
А мы пока вернется к так называемому (нашими охранителями) адекватному ответу.

Я единственно на что надеюсь, так это на то, что российские власти не имеют никакого отношения к происшествию с голландцем, и это либо вообще бытовуха и личные причины, или, в крайнем случае, личная инициатива каких-то недоумков. Впрочем, эти недоумки уже подставили Россию. Я даже могу предположить, что голландец сам разыграл свое же избиение, возможно с помощью других сотрудников. До инцидента в этой истории был один «негодяй», - это Нидерланды. Как бы они не оправдывались, не рассказывали гадостей про посольского работника, все знающие люди это понимали, и мяч был у русской стороны. Но как только случилось это дурацкое избиение, голландцы ухватились за него как за соломинку. Поэтому и такая громкая реакция голландских политических партий, и американцы со своими пятаками насчет надежд на скорейшее расследование инцидента.

Теперь в этой истории два «нарушителя конвенции», а учитывая, у кого в руках пресса, скоро и вовсе окажется только один – Россия, объявленная людоедом.

Подсылать хулиганье, это мог Китай эпохи опиумных воин, это действие заведомого слабака, страны, которая не может дать официальный ответ, у которой нет в принципе никаких рычагов влияния, действие «опущенной» страны.

Тут вот в чем дело. Между собой в правовом смысле равны страны, об этом идет речь в международном праве. Поэтому одну страну может оскорбить другая страна. Шайка хулиганов страну оскорбить не может в принципе. Когда советского дипломатического работника ограбили в центральном парке в Нью-Йорке, СССР и в голову не пришло протесты какие-то заявлять,- вполне удовлетворились американским заявлением о том, что виновных будет искать полиция. Это потому, что государство СССР в принципе не может быть оскорблено действиями кучки хулиганов и бандитов. Это принципиально разные величины. Но и с нашей, российской стороны дать хоть какой-то ответ Голландии шайка наших хулиганов тоже в принципе не может. Еще раз, для тупых (были у меня уже дискуссии в комментариях)!!! Шайка хулиганов не может ни оскорбить, ни поставить на место суверенное государство. Это несопоставимые величины.

Так что у нас два варианта: либо признать, что действовала шайка хулиганов, и тогда никакого ответа вообще нет, либо подразумевать, что хулиганы действовали с ведома российских властей, что для нашей страны куда более унизительно и говорит о том, что Россия не имеет политической воли к отстаиванию своих суверенных прав на официальном уровне. Что Россия скатилась на уровень Китая конца XIX - начала XX века. Например, потому, что околоэлитным блядям, женам и детям (эти множества в существенной части пересекаются) так нужно без помех посещать Амстердам, что любой ухудшение отношений недопустимо. Или речь может идти о деньгах наших элиток – в данном случае не важно.
Мне, кстати сказать, очень любопытно, с чего это столь единогласный и натужно-радостный вопль вырвался из глоток наших охранителей? Среди них встречаются неглупые и вполне образованные люди, которые должны вполне прозрачно понимать то, о чем я пишу. Так почему?
И мне в голову пришло следующее объяснение. Наши охранители работают на очень неблагодарной работе. Родная власть их постоянно подставляет, и бедолагам приходится ужами выворачиваться, что бы как то объяснить, каким это образом российские власти заботятся об интересах России. Они так привыкли получать от российской власти удары в спину, что уже давно не ждут от нее ничего хорошего и в этом смысле торопятся подстелить себе соломки. Бедолаги предчувствуют, что Россия на официальном уровне сольет ситуацию, и торопятся рассказать нам, что ответ уже дан и дело закрыто.

Однако я на месте охранителей все же не торопился бы. В дипломатической практике такие вопросы быстро не решаются. Пишутся представления, ноты, ответные ноты и т.д., ситуация развивается постепенно, так что чем все это закончится, пока можно только гадать. Дело в том, что инструментов воздействия на самом деле немало, и те, кто говорит, что Россия ничем не может ответить, попросту невежественные в сфере международного права люди. Россия может и обязана дать адекватный и именно официальный ответ голландцам. А таких ответов есть целый спектр: можно сократить персонал диппредставительств от чисто формального до кардинального (будет в посольстве сидеть единственный технический работник, и все). В общем, в учебниках по дипломатии это все расписано подробно. Это конечно принесет серьезные неудобства гражданам Голландии и России, бизнесу и т.д.

Можно наложить мораторий (приостановить действие) или даже разорвать существующие постоянно действующие договора между Россией и Голландией, а таких соглашений вагон и маленькая тележка и из них несложно выбрать те, прекращение действия которых больнее ударит по Нидерландам. И вплоть до разрыва дипломатических отношений, таки да. О таких мелочах, как отмена официальных визитов я и не говорю. Но Россия обязана это сделать, ибо иначе об нее будут вытирать ноги, а российские дипломаты больше не станут подставлять свою физиономию под полицейские дубинки ради чести державы.

Я, конечно, понимаю, что и Россия, в первую очередь элиты отхватят немало неудобств в случае серьезного ухудшения отношений с Нидерландами, и вероятно, Евросоюзом в целом. И я вполне понимаю желание внешнеполитического ведомства РФ решить дело миром, ибо отстраивание доброжелательных отношений есть дело долгое – это капитал, который растрачивать никому не хочется. Но тут есть красная черта, которою в своих миротворческих настроениях России переходить нельзя никак. Голландия должна дезавуировать действия своих полицейских, официально объявить о том, что полицейские вышли за рамки своих полномочий и в этой части, по сути, действовали как частные лица, как та же шайка хулиганов. А как я говорил, шайка хулиганов не может оскорбить суверенное государство. В этом смысле насколько сурово голландцы накажут своих полицейских, особой важности не имеет (хотя тут тоже есть свои нюансы). Важен сам принцип! Это полицейские хулиганы нахулиганили или государство Нидерланды осуществило враждебную акцию по отношению к государству Российская Федерация. Пока голландская сторона отказывается дезавуировать действия должностных лиц своей полиции.

Для лучшего понимания проведу аналогию, правомерную только частично. Все, наверное, читали роман «Крестный отец» Марио Пьюзо. Так вот представьте себе государства как мафиозные семьи. Вот какая-то другая семья решила отжать у нашей семьи маленькую кафешку (до этого момент с нее дань собирали мы). И нужно ехать на разборки, поскольку они уже нагнали туда своих боевиков. Казалось бы, с этой кафешки и денег то идут копейки, а в разборках небось полягут немало хороших ребят, но можно ли махнуть рукой?

Так вот если руководство таки решило махнуть рукой, нужно либо бежать из этой семьи, либо срочно менять Дона и консильери. Надеюсь, понятно почему. Так вот аналогия только частично справедлива. Дело в том, что в отношениях между государствами все гораздо жёстче.
Ну и последнее, вопрос, зачем вся эта история кому-то была нужна. Ответ, по-моему, очевиден. Уже два десятилетия идет борьба между классическими принципами международных отношений, в которых основным элементом, агентом права, если так можно так выразиться, является национальное, суверенное государство и новыми, весьма размытыми принципами, где суверенные права государств оказываются на последнем месте, после демократии, прав человека, ювенальных прав и т.д. Последние принципы имеют в виду существование некого мирового правительства.

Проблема состоит в том, что западные демократии по своей природе не готовы, не могут взять на себя роль мирового правительства полностью официально, со всеми правами и со всеми обязанностями. Т.е. права то они берут с удовольствием, а вот обязанности, никак – они ведь не империи по существу, и в них встроен механизм, не позволяющий им брать на себя имперские обязанности. В результате их экспансия выливается в колониализм или неоколониализм, не более. И естественно всему остальному миру такая ситуация совсем не нравится.
В результате новые принципы за 20 лет так и не утвердились и более того, их носители последнее время понесли ряд ощутимых поражений, например в Сирии.

Так вот, перед нами ответ. Обратите внимание, как аргументируют Голландцы действия своих полицейских. Тут совершенно неважно врут они насчет Бородина или нет. Они говорят, что действия Бородина нарушали права детей. В классическом международном праве коллизия между дипломатическим иммунитетом Бородина и угрозой совершения уголовного преступления дипломатом безусловно решается в пользу положений дипломатического права. Полиция в праве максимум что, это остановить длящееся преступление (например, если бы Бородин в этот момент на улице с ножом гонялся за детьми, его могли бы остановить и вызвать работников российского посольства) – все! Никаких задержаний, никаких вламываний в квартиру.

А вот в «новом» праве, ювенальные права выше прав суверенных государств и их представителей. Так что перед нами не какая-то мелкая стычка – такая стычка была бы урегулирована в тот же день. Перед нами столкновением принципов, и в этом столкновении Россия, с ее консервативным подходом к международному праву не должна допустить слабины. Иначе забьют.

@темы: мысли друзей, Голландия

---

В. Пелевин, Числа

Автор schwalbeman

Меня попросили написать (или хотя бы рассказать) рецензию на роман В. Пелевина «Числа», входящий в сборник «ДПП-NN». А я и написать-то толком ничего не могу. «Числа» — самый не буддистский роман Пелевина, он про другое. Это роман о языческих, то есть из головы взятых, богах (для Пелевина других и не существует), о том, как легко они обретают собственное существование, как естественно происходит наполнение их пустой поначалу оболочки бесовским содержимым. О том, какие эти боги ревнивые и требовательные, как трудно их от себя отогнать, на что они бывают способны, когда как следует рассердятся.

Главный герой, бизнесмен Степан, в детстве баловался играми-суевериями — явление, характерное для многих детей. Кто-то в детстве придумывает сам для себя опасность наступить на трещину в асфальте, кто-то изобретает другие ритуалы... А потом то ли верит, то ли играет в веру — до тех пор, пока не разберётся в том, что такое объективность, и какое частое сито нужно ставить при входе в царство вещей.

Степан, будучи маленько социопатом, в свои детские ритуалы заигрался и превратил детскую игру в культ. Божество этого культа оказалось с премерзким характером, а тёмный бог-антагонист — ещё того хуже. Превращение Стёпы из ребёнка, перешагивающего трещины на шоссе в персонажа божественной трагедии выписано психологически и художественно очень достоверно, Станиславский говорит «верю».

И да, там действительно есть гомосексуализм. Много.

В целом, из классиков такое мог бы написать У. Голдинг, если бы знал нашу постсоветскую фактуру. Вообразите главного героя романа «Шпиль», только строящего не готический собор, а собственную финансовую империю — получите Стёпу.

«Числа» (и романы Голдинга) демонстрируют некогда весьма прогрессивный, а сейчас безнадёжно устаревший взгляд на религию. Это постфойербаховская такая точка зрения. Огненный-то Ручей (и вслед за ним марксисты-ленинисты) полагал, что религия возникла как ошибка, а продолжилась как выгодный правящим кругам обман. Мысль красивая, если в неё не вдумываться и ничего не исследовать. На Западе, тем не менее, вдумываться стали, и поняли — идиотизм полнейший. Тогда стали думать по-другому: религия есть чисто психологический феномен, необходимый нам... или необходимо возникающий у нас... тут мнения разделились. Все боги вылезают из подвала, куда владелец дома без фонарика боится зайти, из бессознательного; оно очень сильно, это бессознательное, поэтому и религия сильна. Если Фойербаховская теория совсем нищая, то эту можно назвать бедной: грош за душой у неё есть, но и не более. В психологическом объяснении феномена религии сразу две слабины: очевидный редукционизм, и такая же очевидная манера прятать вопросы вместо того, чтобы на них отвечать. В какой-то момент это стало слишком очевидно даже для специально натасканных британских учёных, так что теперь принято говорить о психологических аспектах религиозности (что вполне оправдано, хотя и преувеличено интеллектуальной модой) — и почти никогда о её психологическом генезе.

Зачем Пелевину понадобился этот хлам, я не знаю.

Смотрите-ка, накатал рецензию.

@темы: религия, Пелевин

---

Мандала, Наденька

Автор schwalbeman

Мандалой называют изобразительное искусство тех, кто не верит в полноценную реальность изображаемого. Это даже не жанр обычной, статической, живописи, а полноценный буддистский перфоманс. Мандалу создают из разноцветного песка и камушков или другого недолговечного материала. Над ней корпят долгими днями, потом наслаждаются художественным впечатлением, потом без жалости уничтожают. Так утверждается пустотность бытия. Видимо, те, кто способен элиминировать впечатление от песчаной картинки в своём сознании так же легко, как был стёрт материальный прототип этого впечатления, находятся выше прочих в буддистской табеле о рангах.

Перед писателем В. Пелевиным стояла непростая задача - создать литературную мандалу. Технология книгопечатания (и интернетного пиратства текстов) существенно осложняет задачу уничтожения романа по воле его автора. Пелевину потребовались долгие годы на выработку конструктивного решения проблемы, но могучий ум писателя справился, и теперь мы имеем то, что имеем.

Последние пелевинские опусы настолько существенно завязаны на изменчивые детали повседневности, что срок хранения опусов, по самым оптимистичным оценкам, не превышает десятка лет. Этим скрупулёзнейшим описанием самых недолговечных пузырей в потоке коллективного сознания буддистский проповедник хочет ещё раз напомнить нам свою единственную вечную истину - о том, что все на свете есть не более, чем пузырь на воде (именно этот образ породил, как известно, архитектурную форму пагоды). Неаппетитные подробности девяностых скоро окончательно скроются за поворотом (помолимся, чтобы их сменило что-нибудь более достойное) и в памяти останется лишь абстрактное мерзкое послевкусие. Но читать нынешнего Пелевина без дотошного знания этих подробностей невозможно. Если и будут к нему обращать, то именно для того, чтобы вспомнить. Интересно, много ли будет таких историков-копрофилов?

В результате грядущим потомкам останется в наследство лишь ранний, нетленный Пелевин, еще не пришедший к своей технологии литературной мандалы. "Желтая стрела", "Жизнь насекомых", "Затворник и Шестипалый", и даже насыщенный позднесоветскими деталями "Принц Госплана". Лично меня только две последние в этом списке повести и зацепили. Остальные шедевры нашего современного классика максимум заставили меня хмыкнуть. Так вот и хмыкаю последние двадцать лет.

@темы: буддизм, Пелевин

---

Малая колесница ужаса

Автор schwalbeman, 2006

Судьба милостиво позволила мне не обратить внимания на одни и «ниасилить» другие недавние опусы знатного постсоветского буддиста В. Пелевина. Однако, всякая светлая полоса в жизни имеет свойство кончаться, и мне подвернулся «Шлем ужаса», ранее нечитанная пиеса автора про Тесея, Минотавра, и все прочее.

Пелевин — апологет-проповедник; литературные приемы его позднейших творений стало гораздо легче анализировать благодаря тому, что, начиная с некоторого момента, весь творческий потенциал писателя стал состоять из одних приемов. Собственно литературность куда-то делась. Любимый прием — усадить в кружок десяток героев (среди которых один обязательный примитивненький христианин и один такой же обязательный умник, допирающий до буддистских истин своим умом и погибающий лишь от недостатка духовного опыта) и привести их к выводам о пустотности бытия — не слишком отличается от манеры Агаты Кристи заставлять честную компанию разгадывать преступление, будучи запертой в занесенной снегом гостинице. Как Пелевин, так и Кристи, пройдя свой увенчанный лаврами зенит, обрели славу мастеров интеллектуальной игры, перестав при этом иметь отношение к тому, что называется Литература. Впрочем, вряд ли нашего автора волнуют подобные мелочи.

Поэтому объектом моего анализа становится не Пелевин-писатель, а Пелевин-проповедник. Сильные стороны последнего очевидны. Прежде всего, нарочитая ультрасовременность. Чтобы понимать Пелевина, нужно разбираться в компьютерах и сетях, знать толк психоделических снадобьях и быть своим в криминальных тусовках. Недавно к этой триаде добавилась современная французская философия. Таким образом, портрет типичного читателя буддистских апологий Переходного периода вырисовывается с трудом. Таких монстров наверняка можно пересчитать по пальцам; а между тем, Пелевин раскупается огромными тиражами.

Пелевин развлекателен, и в этом его второе преимущество. Он бежит занудства, и никогда не забывает чередовать свои тяжеловатые месседжи читателю с забавными каламбурами и прибаутками. Своим старанием свить из разрозненных афоризмов достаточно длинный текст, он напоминает писателя-сатирика, работающего на юмористические телевизионные передачи (тоже ремесленника, не имеющего отношения к Литературе с большой буквы). Когда-то Пелевин был мастером короткого рассказа с неожиданным концом. Ныне он предпочитает, чтобы каждый абзац был неожиданностью.

"Креатифф" о Тесее демонстрирует все эти качества в полной мере, и одновременно, показывает главную слабую сторону проповеди Пелевина.

С чего началась карьера будды Гаутамы? С одной, как бы выразилась Е. Хаецкая, сентиментальной прогулки молодого принца по городу. Там он увидел старика, прокаженного и похоронную процессию. Эта история рассказывается каждому буддисту в самом начале его обращения, чтобы он начал вместе с Гаутамой его путь, даже если не сможет закончить его так же, как Гаутама; ее пропедевтическая сила — в близости к слушателю. Каждый более или менее взрослый человек знает, что такое смерть и тяжелые болезни; его должно «зацепить».

Пелевин же, в отличие от писателей классических буддистских школ, практически всегда ставит своих персонажей в какую-нибудь экзотическую ситуацию, в которой они не могут отличить иллюзию от реальности. Они тычутся, как слепые щенки, в явь, и оказываются во сне; засыпают — и обнаруживают, что в их жизни ничего не изменилось. Дальше, как по накатанной: герой, оказавшись в ситуации зыбкости всего внешнего и внутреннего, падает в три питаки, как перезрелая груша. Его примеру предлагается последовать и читатель, чья жизненная ситуация, надо полагать, совершенно иная: он испытывает страдания и может быть легко соблазнен Четырьмя Благородными Истинами, но легко отличает наркотический глюк от просто Glück'а. Попытка убедить читателя в том, что его бытие — такой же пузырь на воде, как и наваждения «Чапаева и пустоты» не стоит выеденного яйца. Виктору Олеговичу должно быть известно, что помимо внутреннего прокурора и внутреннего адвоката, во многих живет еще и внутренний Станиславский, чья функция состоит в том, чтобы сидеть в первом ряду и кричать свое знаменитое сами знаете что.

Само слово "бодрствование" ненавистен Пелевину, поэтому к его героям оно имеет самое отдаленное отношение. Видеть мир несущимся к разрушенному мосту поездом, не замечать превращения в насекомое и обратно, страдать от посмертных видений, мучиться лунатизмом, принимать LSD, быть запертым в номере неведомого отеля с терминалом чат-сервера, вмурованным в стол — если все это необходимо для обращения в буддизм, то не удивительно, что ислам и индуизм так сильно его потеснили; скорее странно, что он вообще возник.

Раньше я думал, что есть все же два романа, в которых автор прибегает к классической аргументации. Это «Поколение П» и «Числа» (из сборника «ДПП (нн)»). В противном случае трудно объяснить изобилие чернухи, щедрой рукой разлитой по их страницам.

Сейчас я попытаюсь показать, что и эти два произведения тоже отнюдь не вдохновлены бенаресской проповедью, и принадлежат к той же категории, что и «Чапаев и пустота» или «Шлем ужаса».

Проекцией понятия бодрствования в социальном плане является понятие ответственности. Бодрствующий ответственно относится к реальности и ожидает от нее адекватной, ответственной же реакции. Будучи обманутыми, эти ожидания создают ситуацию сновидения. На случай дискомфорта, вызванного прекращением бодрствования, в разговорной речи существуют такие штампы, как «это какой-то кошмар». Однако, помимо кошмаров, возможны и приятные сны с ярко выраженной эротической окраской. Широко распространенная точка зрения, согласно которой бизнес должен быть социально ответственным, можно перевести следующим образом: фантастическая приватизация девяностых не имеет никакого отношения к бодрствованию. Это сон, от которого пора пробудиться. Кремль, таким образом, берет на себя роль всероссийского будильника. Но и сам он, убаюканный шелестом нефтедолларов, никак не может проснуться, во всяком случае, так утверждают некоторые экономисты. Бодрствование есть свойство не субъекта, а реальности, в которой он находится, и его способность или неспособность проснуться зависит от его способности изменять эту реальность. Далеко не все умеют щипать себя во сне.

Традиционному буддистскому проповеднику, чтобы начать проповедь, требуется слушатель, знающий о том, что такое духовное и физическое страдание. Обозленно-обостренное восприятие Пелевиным социальной реальности постсоветской России создает впечатление, что автору недостаточно одного больного и одной похоронной процессии. Страдания для него, как топливо для машины; в своих возвышенных апологетичесих целях он хотел бы видеть больным и умирающим весь мир. Как говорили революционеры, чем хуже, тем лучше. Впечатление это, тем не менее, ложное. Правда заключается в том, что Пелевин может работать лишь в ситуации отсутствия бодрствования. Именно поэтому ему понадобился социальный кошмар девяностых. Гений писателя уловил главнейшую особенность постперестроечного мира: его ирреальность. Безумие девяностых вполне справляется с задачами, обычно возлагаемыми Виктором Олеговичем на наркотические видения. Пелевина можно использовать в качестве лакмусовой бумажки, индикатора социального здоровья общества. Какой бы нищей не была наша страна, я уверен: если нам посчастливится обнаружить, что главный буддистский апологет перестал интересоваться социальными язвами и окончательно переключил свое внимание на поведение прикованных к компьютерным терминалам молодых людей — можно будет вздохнуть с облегчением: кошмар доподлинно остался позади, а вместе в с ним и опасность угодить прямиком в вязкую, воняющую могилой, нирвану.

@темы: буддизм, Пелевин

---

Как у Шарикова завелся Пелевин

Автор В.Смирнов

Как то не читал Пелевина. В свое время, давно уже, попробовал что то, мне не понравилось, и я больше не брался. А тут почитать было нечего, и я таки решился. Прочитал аж две книги, Ампир В и Generation П., в связи с чем хочу поделиться мыслями.

Книги - говно. Говно не в том плане, что плохие книги, как раз нет. Книги вполне профессиональные, даже талантливые и в этом смысле хорошие книги. Они просто имеют функцию быть говном. Талантливо и профессионально выписанным говном.

Я неоднократно встречал мнение, что Пелевин де критик существующего общества, что де он подмечает его изъяны и гипертрофирует их и тому подобную лабуду. Все это вздор. Пелевин, как барабулька унитазная так приспособился жить в клоаке, что она стала для него естественной средой обитания. И он полюбил эту среду, она для него – Родина. Пелевин, даже если кривится, осматривая какую-то мерзость, - лжет. На самом деле он эту мерзость любит, а кривится попросту по привычке, вернее сказать, потому что именно эта диалектика любви-ненависти есть источник, генерирующий прозу Пелевина. Впрочем, как я предполагаю, остатки искренней неприязни уходят, оставляя только любовь, и чем дальше, тем больше Пелевину придется эту неприязнь изображать. Что явно должно сказаться на последних его произведениях. Однако я, вероятно, проверять не буду. Ибо мир, любимый автором мне отвратителен.

Кстати вот вам и ответ на вопрос, почему, несмотря на всю гипотетическую критику Пелевин таки объявлен культовым писателем и от «критикуемого» мира получает и хлеб, и маслице, и икорку сверху. Именно потому, что он любит описываемый мир и его любовь ощущается, несмотря на все речекряки. И более того, силою свое таланта (не отнять) он затягивает в эти же тенета читателя. Этот феномен сродни Стокгольмскому синдрому. Хотя вру. Это он и есть. Описываемое так отвратительно и унизительно для читателя, что читатель начинает любить своего мучителя – описанную реальность.

Вопрос, а что же это за мир, что же это за реальность? А это мир торжествующего Шарикова.
С пьесой Булгакова немало коллизий выскочило. Все крутились вокруг антисоветизма произведения, но по мне так это чепуха. Дело в том, что не только советская, коммунистическая идеология, но и вся идеология нового времени озабочена проблемой Шарикова.
Булгаковский ответ, а именно, что Шарикова требуется загнать обратно в его собачью будку, есть ответ уходящего, феодально-аристократического мира. Нет-нет, конечно и сегодня сильные мира сего, как правило, полагают так же, но это личное, в крайнем случае «клубное» мнение. А на уровне проектов и идеологий остается только два варианта. Один советский, а другой западный.
Советский ответ заключался в том, что Шарикова (или известную кухарку, что то же самое) можно возвысить. Это долго, трудно, но можно. Ленин насчет кухарки, по сути, именно это и говорил. Человек есть мера всех вещей, но только в потенции, только в раскрытии всего, в нем заложенного.

А вот западный, победивший на данный момент ответ был куда более парадоксален (на фоне идеи о возвращении в будку). Он не сразу последовал и поэтому большую часть XX века Запад отступал не имея ответа. А потом Запад сказал, что Шариков уже есть мера всех вещей… и выиграл. Оказалось, что сама идея о необходимости его возвышать оскорбительна для Шарикова, она есть покушение на свободу Шарикова и в этом смысле тоталитаризм. Шариков то хорошо знает, что он прекрасен и так, сам по себе. В советском обществе почему-то ему приходилось помалкивать, свои суждения по всем вопросам (в том числе и по поводу переписки с Каутским) держать при себе, стесняться и бояться насмешек. Ну, а теперь даже не свобода, теперь куда больше. Оказалось, что суждения Шарикова, которые он держал при себе, и опасался произнести вслух, на самом деле вовсе не жалкая перхоть его неразвитого сознания, а именно те правила, по которым устроен мир… во всяком случае так утверждают говорящие головы в зомбоящике. Да и зачем нужны какие-то иные подтверждения, если о том же говорит главный подтверждатель, великое бабло.

@темы: Пелевин

---

Капитал против культуры

Предыдущий пост был написан, чтобы показать, как последовательное применение принципов коммерции в сфере культуры приводит к абсурду. Эта сфера вообще не может быть адекватно описана в терминах "товар-цена". Логическое развитие идей копирайта приведёт к требованию пересказывать книги только за деньги, не давать читать друзьям купленную книгу без особого отчисления за авторские права и так далеее. Попытки такого рода постоянно делаются и будут делаться. Они совершенно обоснованны в рамках своей системы взглядов, и мы можем им противостоять только потому, что в массовом сознании живы ещё другие представления о том, что такое культура и кто её создаёт.

Грубо говоря, обмен информацией - основной способ существования культуры. Обсуждение, усвоение, развитие разных граней какой-то идеи это и есть жизнь культуры. Много ли ваших идей на самом деле ваши? Начиная с того, что язык, на котором вы говорите, создан не вами, любые ваши понятия даны вам извне. Вы где-то что-то прочитали, услышали, увидели, поговорили с интересным человеком и в процессе общения родилась какая-то мысль, в том, что вы восприняли какую-то идею так, а не иначе, играет роль весь ваш жизненный опыт, всё, что на вас повлияло, в конечном счете все, кто принял участие в вашем становлении как личности. Вы отдаёте долг этим людям не бегая за ними с кошельком, а в свою очередь оказывая положительное влияние на тех, кто оказался по жизни рядом с вами. Так живёт культура народа. В этой жизни принимают участие далеко не только гении и таланты, Ньютоны и Моцарты, но вообще все люди, носители данной культуры.

Попытки монетизации этих отношений, если они будут достаточно последовательны, приведут к их разрушению. Основная цель этих усилий - сделать культуры элитарной, доступной по имущественному признаку, исключить из сферы культуры тех, кто не может платить. В наше время экономическое принуждение принуждением не считается, это якобы "естественный процесс", с которым бессмысленно спорить. Озвученная открытым текстом идея о том, что миллионы людей не должны иметь доступа к культуре просто по факту своего рождения, вызовет всё-таки меньший энтузиазм, чем правильно обработанная мысль о защите справедливой оплаты труда. То, что заинтересованным силам приходится идти на такие выкрутасы, показывает, что им ещё есть с чем бороться.

@темы: копирайт

---

Копирайт как аспект сетевых отношений

Не буду останавливаться на том, что копирайт существует в интересах не авторов, а издателей, об этом говорилось много раз. В интернете некоторые особенности ситуации проявляются в чистом виде, потому хочу сегодня поговорить о сетевой литературе.

Итак, автор выкладывает свое произведение в сеть, читатели скачивают и платят деньги, кто не платит, тот вор и пират. Автор потрудился для создания этого произведения, а всякий труд должен быть оплачен. Всё вроде бы ясно и логично, но есть один неучтённый момент.

Как мне было сказано при обсуждении этой темы, начинающему писателю не имеет смысла выкладывать свою первую книгу за деньги. И даже несколько первых книг. Поначалу книги нужно выкладывать в открытый доступ, а вот если они скачиваются, читаются, приобретают известноcть, тогда можно попытаться извлечь из этого деньги. Возникает вопрос - извлечь деньги из чего?

Какая на самом деле разница между первой и не-первой книгой автора? Некоторое возрастание авторского мастерства не является принципиальным, да и не в каждом случае это происходит. Разница в том, что в первом случае автор никому не известен, а во втором у него уже есть известность, популярность, репутация. Вот эту репутацию и пытаются конвертировать в твердую валюту. Откуда же эта репутация берётся?

Ответ очевиден - её делаем мы, читатели. Скачивая книги, обсуждая их, советуя друзьям, оставляя комментарии мы по сути общими силами проводим растянутую на несколько лет рекламную кампанию. В "цивилизованных странах" пиар и реклама стоит денег, и немалых. Это труд, который читатели предпринимают в своё личное свободное время, на голом энтузиазме, не получая за это ни копейки, просто потому, что получают от этого удовольствие, и удовольствие им само по себе награда. Одним словом, об этом труде можно сказать всё то, что обычно говорят сторонники свободного доступа об авторском труде, и против чего авторы возмущенно протестуют. Интересно послушать, что авторы скажут о нашем труде на их репутацию с теми же характеристиками. Он должен быть оплачен как и всякий труд, верно? У нас, читателей, по факту тоже кое-что украли, не правда ли, господин Лукьяненко?

Если переходить к коммерческим отношениям в этой сфере, то за каждую ссылку, рецензию, комментарий на многоругаемом Фантлабе читатель должен получать свой процент, потому что он создает известность, которая при умелом подходе конвертируется в живые деньги. И если автор утверждает, что книга - его интеллектуальная собственность, с которой только он должен получать выгоду, то справедливо, чтобы только он и нёс эти расходы.

Теоретически же сторонники оплаченного труда этого чужого труда в упор не видят, а по факту удачной рекламной кампании с нас же ещё и пытаются получить какие-то деньги. Ведь кто будет скачивть книги известного писателя? Читатели, которые на самом деле и так уже немало для него сделали и которым стоит хотя бы сказать спасибо, а не обзывать вдогонку ворами и пиратами.

@темы: копирайт, интернет

---

Психопаспорт

Аниме, антиутопия. Краткий сюжете можно узнать где угодно в сети. Поговорим об идейном содержании произведения.

Как учат на уроках истории, в Китае, культурном родителе Японии, много веков мирно сосуществовали три религии - даосизм, буддизм и конфуцианство. Все три идеологии демонстрирует и японский сериал.

Дао это непереводимое понятие со множеством значений. Дао это путь, которому следуют все вещи, рождаясь и умирая. Дао это основа мира и общества. Дао также можно перевести как правило, право, закон. Именно этот Закон-Дао показан в фильме. Следователь Цунэмори с таким уважением относится к закону, потому что для нее это не вариант общественного договора, сложившийся в обществе по воле людей, а высший мировой Закон сакральной природы. В китайской философии Дао принципиально непостижимо, ему нельзя дать никаких положительных определений, то есть нельзя сказать про Дао, хорошо оно или плохо, морально или аморально. Но это значит, что человеку всё равно, морально Дао или аморально. Когда Цунэмори узнаёт, что закон в их обществе это ложь и насилие, она всё равно остаётся верна ему. Русский или европеец считает, что он морально обязан бороться со злом, даже если оно принимает форму закона. Японец же считает, что он морально обязан подчиняться закону, даже если он принимает форму зла.

Главный отрицательный герой, Макешима, борется с этим японским пониманием мира, опираясь на европейскую традицию. Для Макешимы главное - личность и полнота бытия личности. Он недаром всё время цитирует то Оруэлла, то Свифта. Борьба за свободную личность против общества в разных его формах - центральная европейская идея Нового времени. Однако Европа знает только один способ реализации личности - путём уничтожения общества. По этому пути идёт Макешима, других вариантов не дает ни Европа, ни Япония. Путь этот рисуется кровавым и ужасным, но опасно привлекательным. По сути только одна Цунэмори смогла устоять перед соблазном.

Буддизм учит, что чувства, каковы бы они ни были, добрые или злые, одинаково плохи, потому что отвлекают человека от бесстрастности и созерцательности, не дают ему выполнять свой долг. Характерно, что погоню Когами за Макешимой все герои воспринимают не как борьбу за справедливость, за попранный закон, за униженных и убитых Макешимой, а единственно как разгул чувств. "Вы поддались гневу, вы забыли свой долг и пошли на поводу у чувств". Даже друзья Когами трактуют его поведение таким образом. Когами такой мужественный, молчаливый, подчеркнуто бесстрастный, и мне поначалу было странно слышать в его адрес эти упреки в потакании эмоциям, но на самом деле этот взгляд на вещи глубоко укоренен в японской культуре.

Конфуцианство объявляет почитание родителей первой и основной добродетелью. Все формы человеческого общества берут своё начало из уважения к родителям. Это качество надо воспитывать в себе прежде всего, оно является основой личности, города, государства. Эту черту японского менталитета иллюстрирует Гиноза. Когда он в конце фильма примиряется с отцом, исчезает его надломленность, внутренняя тревога, неуверенность в себе. Он служит адской машине, льёт кровь людскую как воду, испытывает и причиняет страшную несправедливость, укрепляет систему небывалого рабства, но это всё не имеет значения, раз он почитает отца. Уважение к родителям - основа здоровой личности, что и показано на примере Гинозы.

Анализ этих идей показывает, что несмотря на киберпанковский антураж и множество цитат из европейских классиков перед нами совершенно японское по духу произведение. Надо ли говорить, что японцы так видят мир безо всяких киборгов и фантастических допущений. Авторы фильма довели некоторые мысли до логического конца, но мысли эти родом из японской (китайской) культуры. Они всё время так живут.

(с)

@темы: Япония, Дао, Психопаспорт, конфуцианство