Нина Ищенко, Елена Заславская
В социальных сетях разворачиваются бурные дискуссии об ответственности публичных людей, людей слова за свои публичные высказывания.
Не так давно поэт и военкор Анна Долгарева высказалась в поддержку украинской поэтессы, культуролога, доктора культурологии Евгении Бильченко, которая живёт в Киеве, активно поддерживала Майдан, была волонтёром Правого сектора. На данный момент Бильченко разочаровалась в современной украинской власти, но сохранила верность идеалам Майдана. Права человека, путинские танки, святая Небесная Сотня сомнению не подвергаются. В настоящее время собирается ехать в Петербург с поэтическими чтениями. С таким идейным багажом в России можно спокойно выступать и собирать аудиторию.
Анна пишет, что «налаживание диалога с теми, кто осознал происходящее в Киеве, — очень важно.»
Украинскую интеллигенцию не устраивает, что при новом режиме она не получила тех благ, на которые рассчитывала, а из-за общего обнищания в стране стала жить даже хуже. Винят они в этом в первую очередь Россию и Донбасс (что видно и в текстах Бильченко), и только потом — украинское правительство, от которого всячески теперь открещиваются, делая вид, что они сами не имеют никакого отношения к смене власти на Украине, и война, которая идёт третий год — не их вина. Единственное, что они осознали, это ущемление собственных интересов. Как может выглядеть продуктивный диалог с этими людьми?
Пример возможного диалога наглядно показан в позиции Эдуарда Боякова, театрального режиссёра и педагога, по отношению к Вере Полозковой, пообещавшей выпить шампанского, когда убьют Захара Прилепина, писателя, который активно поддерживает ДНР и ЛНР и воюет в Донецке. Полозкова не с Украины, но идейные границы не совпадают с политическими.
Ситуация с Верой Полозковой описана по ссылке www.facebook.com/eduard.boyakov/posts/133756894.... С выводом Боякова можно согласиться только наполовину.
Автор прав, что мы не должны опускаться до уровня матерщины и публичной перебранки от неспособности контролировать собственные эмоции, но совершенно не прав в том, что мы должны всё терпеть от персонажей подобных Вере потому что «они это мы», «надо за них молиться» и «эти выпады — испытание для нас». Раз уж вопрос переходит в религиозную плоскость, можно обратиться к многовековому опыту Церкви в таких ситуациях.
За врагов конечно же надо молиться, потому что все они люди, но самое лучшее, что можно для них сделать в этой ситуации, раз уж они — это мы, — отобрать у них возможность грешить дальше. И здесь нужно действовать по ситуации. Может, кого-то образумит именно матерное слово — почему нет? Кого-то отвратит от таких действий что-то другое — кто знает человека, должен использовать эти знания ему на благо.
Для человека религиозного оскорбление святыни — величайший грех, который не простится на Страшном Суде. И недопустимо спокойно смотреть, как другой человек его совершает, губит свою бессмертную душу, в то время как ты остаешься «выше этого» и не опускаешься до того, чтобы святыню защищать.
Война в Донбассе унесла жизни тысяч людей, сломала судьбы миллионам, она продолжается, она идёт сейчас. Нас призывают быть выше этого — блокады, болезней, убийств. Это не повод причинить дискомфорт деятелю искусства, публичному человеку. Это не повод мешать писателям высказываться, проводить чтения, оскорблять нас, продвигать в информационном пространстве свою позицию. А что тогда повод? Неужели право интеллигента безнаказанно поливать окружающих помоями — превыше всего?
В развернувшейся дискуссии многие считают, что именно это и есть свобода слова. Отказаться от свободы слова — первый шаг на пути к нацистской диктатуре как на Украине. Поэтому необходимо предоставлять публичные площадки для озвучивания любого мнения. Но в этой ситуации кроме живой и благополучной Бильченко или Полозковой есть ещё тысячи погибших в Донбассе, которые уже не могут бороться за свою свободу слова, как и за свою жизнь; есть десятки тысяч людей, которые живут в ужасных условиях, не имея не только интернета или публичных площадок для высказывания, но элементарно света и воды; есть сотни тысяч тех, кого война заставила уехать со своей земли, и кто занят вопросами выживания, а не публичными дискуссиями.
Условной Анне Долгаревой в Донбассе приходится бороться не только за свою жизнь, но ещё и за свободу слова для Жени Бильченко. Если для украинских интеллигентов свобода слова — настоящая ценность, они должны начать с себя, и бороться за то, чтобы свобода слова реализовывалась в их стране, которую они создали и которой они достойны. Пусть Бильченко борется за то, чтобы Анна Долгарева выступала в Киеве — борется так же активно, как боролась она на Майдане за свои права.
Условная Вера Полозкова привыкла считать свободой слова такую ситуацию, когда ей можно говорить всё, а оппоненты должны утираться и молчать. Война — наилучший повод изменить эту ситуацию.
Мы не призываем к арестам и карательной психиатрии для таких деятелей искусства, не призываем лишать их свободы и жизни, мы призываем поставить их в равные условия с теми, кого они три года дегуманизировали, ненавидели, и продолжают ненавидеть. Пусть помолчат!
В социальных сетях разворачиваются бурные дискуссии об ответственности публичных людей, людей слова за свои публичные высказывания.
Не так давно поэт и военкор Анна Долгарева высказалась в поддержку украинской поэтессы, культуролога, доктора культурологии Евгении Бильченко, которая живёт в Киеве, активно поддерживала Майдан, была волонтёром Правого сектора. На данный момент Бильченко разочаровалась в современной украинской власти, но сохранила верность идеалам Майдана. Права человека, путинские танки, святая Небесная Сотня сомнению не подвергаются. В настоящее время собирается ехать в Петербург с поэтическими чтениями. С таким идейным багажом в России можно спокойно выступать и собирать аудиторию.
Анна пишет, что «налаживание диалога с теми, кто осознал происходящее в Киеве, — очень важно.»
Украинскую интеллигенцию не устраивает, что при новом режиме она не получила тех благ, на которые рассчитывала, а из-за общего обнищания в стране стала жить даже хуже. Винят они в этом в первую очередь Россию и Донбасс (что видно и в текстах Бильченко), и только потом — украинское правительство, от которого всячески теперь открещиваются, делая вид, что они сами не имеют никакого отношения к смене власти на Украине, и война, которая идёт третий год — не их вина. Единственное, что они осознали, это ущемление собственных интересов. Как может выглядеть продуктивный диалог с этими людьми?
Пример возможного диалога наглядно показан в позиции Эдуарда Боякова, театрального режиссёра и педагога, по отношению к Вере Полозковой, пообещавшей выпить шампанского, когда убьют Захара Прилепина, писателя, который активно поддерживает ДНР и ЛНР и воюет в Донецке. Полозкова не с Украины, но идейные границы не совпадают с политическими.
Ситуация с Верой Полозковой описана по ссылке www.facebook.com/eduard.boyakov/posts/133756894.... С выводом Боякова можно согласиться только наполовину.
Автор прав, что мы не должны опускаться до уровня матерщины и публичной перебранки от неспособности контролировать собственные эмоции, но совершенно не прав в том, что мы должны всё терпеть от персонажей подобных Вере потому что «они это мы», «надо за них молиться» и «эти выпады — испытание для нас». Раз уж вопрос переходит в религиозную плоскость, можно обратиться к многовековому опыту Церкви в таких ситуациях.
За врагов конечно же надо молиться, потому что все они люди, но самое лучшее, что можно для них сделать в этой ситуации, раз уж они — это мы, — отобрать у них возможность грешить дальше. И здесь нужно действовать по ситуации. Может, кого-то образумит именно матерное слово — почему нет? Кого-то отвратит от таких действий что-то другое — кто знает человека, должен использовать эти знания ему на благо.
Для человека религиозного оскорбление святыни — величайший грех, который не простится на Страшном Суде. И недопустимо спокойно смотреть, как другой человек его совершает, губит свою бессмертную душу, в то время как ты остаешься «выше этого» и не опускаешься до того, чтобы святыню защищать.
Война в Донбассе унесла жизни тысяч людей, сломала судьбы миллионам, она продолжается, она идёт сейчас. Нас призывают быть выше этого — блокады, болезней, убийств. Это не повод причинить дискомфорт деятелю искусства, публичному человеку. Это не повод мешать писателям высказываться, проводить чтения, оскорблять нас, продвигать в информационном пространстве свою позицию. А что тогда повод? Неужели право интеллигента безнаказанно поливать окружающих помоями — превыше всего?
В развернувшейся дискуссии многие считают, что именно это и есть свобода слова. Отказаться от свободы слова — первый шаг на пути к нацистской диктатуре как на Украине. Поэтому необходимо предоставлять публичные площадки для озвучивания любого мнения. Но в этой ситуации кроме живой и благополучной Бильченко или Полозковой есть ещё тысячи погибших в Донбассе, которые уже не могут бороться за свою свободу слова, как и за свою жизнь; есть десятки тысяч людей, которые живут в ужасных условиях, не имея не только интернета или публичных площадок для высказывания, но элементарно света и воды; есть сотни тысяч тех, кого война заставила уехать со своей земли, и кто занят вопросами выживания, а не публичными дискуссиями.
Условной Анне Долгаревой в Донбассе приходится бороться не только за свою жизнь, но ещё и за свободу слова для Жени Бильченко. Если для украинских интеллигентов свобода слова — настоящая ценность, они должны начать с себя, и бороться за то, чтобы свобода слова реализовывалась в их стране, которую они создали и которой они достойны. Пусть Бильченко борется за то, чтобы Анна Долгарева выступала в Киеве — борется так же активно, как боролась она на Майдане за свои права.
Условная Вера Полозкова привыкла считать свободой слова такую ситуацию, когда ей можно говорить всё, а оппоненты должны утираться и молчать. Война — наилучший повод изменить эту ситуацию.
Мы не призываем к арестам и карательной психиатрии для таких деятелей искусства, не призываем лишать их свободы и жизни, мы призываем поставить их в равные условия с теми, кого они три года дегуманизировали, ненавидели, и продолжают ненавидеть. Пусть помолчат!
