Фермопильская эффективность (и её враги)

Автор schwalbeman, 2010

Идеи сэра Карла Поппера распространены настолько широко, что уже давно оторвались от имени своего творца. Это, видимо, и есть признание. Сегодня мне довелось слышать краткий пересказ первого тома "Открытого общества и его врагов" в исполнении бледного юноша, который, как выяснилось, даже не слышал никогда фамилии Поппера. А идеи взял из воздуха, где они носятся. "Все так говорят".

Мне было рассказано о хорошем городе Афинах и о плохом городе Спарте. Афины были прототипом Открытого Общества. А Спарта – прототипом И Его Врагов. В ней правил коллективизм, в плохой-то Спарте. В хороших Афинах было царство индивидуализма. И открытости тоже, разумеется. Афины в конце концов победили Спарту в честной конкуренции (что, в ваших учебниках так и написано?!). Ну, если не победили, то должны были победить. Спарта загнивала и трещала по швам. А Афины процветали и по щвам не трещали. Потому что индивидуализм эффективнее коллективизма. Мир вообще хорошо устроен: в нём что хорошо, то и эффективно. Поэтому с СССР и США приключилось то же самое, что и со Спартой и Афинами.

А что такое хорошо? Ну, это то, что хорошо для отдельного человека. Разве не так? Очевидно же. А что такое эффективность? Ну, это, гм, то, что помогает победить в честной конкуренции. Как раз такой, как Холодная война или то безымянное соревнование, в котором Афины как бы отыгрались перед Спартой.

Надо отдать должное моему собеседнику. Он как следует наморщил лоб после первой же моей реплики. Правда и реплика была хороша, я готовил её минут двадцать. Ведь эффективности самой по себе не бывает, спросил я, не так ли? Это очень хороший вопрос, сократический; я им горжусь. Бывает ли эффективность как таковая, эффективность вообще? Нельзя ответить на этот вопрос утвердительно и оставаться попперистом. Ибо это платонизм чистой воды. Эффективность всегда бывает применительно к конкретному классу задач. А значит, нельзя сказать, что индивидуализм вообще эффективнее холизма. Вполне возможно, что где-то он более эффективен, а где-то менее. Что показывает пример Пелопоннеса, да и пример советской истории тоже.

Горькая правда состоит в том, что Открытым Афинам необходима была по соседству Закрытая Спарта – на случай внезапного прихода персов. Последние суть не Открытое Общество и не И Его Враги. Персы суть те, кто прекращает, упраздняет сам дискурс, в рамках которого только и возможно воспетое Поппером противостояние. Как там в народной сказке про Теремок... "а я медведь, всем вам пригнётыш". Вот-вот.

Проводить аналогию между Персией и гитлеровской Германией (и, соответственно, между Леонидом и И. В. Сталиным) я не стану, это слишком флеймоопасная аналогия. Но замечу, что Заратустра замешан в обоих сценариях, это не случайно.

Открытое общество в состоянии эффективно поднять уровень жизни, построить индустриальную экономику, изобрести интернет. Не может оно самой малости: так же эффективно справиться с Ксерксом Персидским. А оный Ксеркс есть не человек, но инфернальный дух: он будет вечно ждать за тончайшей гранью, отделяющей неизбывный ужас злобы поднебесной от посконной реальности. Ждать окончательной победы Открытого Общества над И Его Врагами. И когда дождётся, неминуемо придёт, и даже, в некотором роде, наступит. Ибо будет знать, что бояться более нечего: недостаточно эффективный Леонид выбыл из процесса, проиграв в Честной Конкуренции. А Открытое Общество фемистоклюсов, столь эффективное, когда заходит речь о торговых малоазиатских колониях, терпеть не может вида танковых клиньев генеральоберста Хайнца Вильгельма Гудериана.

Не любит оно и кое-чего другого. А именно, оказываться в ситуации, когда хорошо – это не то же самое, что "хорошо для отдельного человека". И когда эффективность – это не конкурентное преимущество на рынке куриных окорочков, а семь сталинских ударов (Калинин, Клин, Орёл, Тула, Вязьма, Гжатск, Можайск). Такие неприятные моменты иногда случаются как-то сами собой; лучше вовсе о них не думать.

Да, боюсь, что именно так желчно я и выговаривал моему собеседнику. Не удивлюсь, если, забывшись, я брызгал слюной и притоптывал ногой. Удачная, почти фермопильская диспозиция (я отплясывал между противником и единственным выходом из комнаты) помогла беседе состояться: юный защитник Открытого Общества от И Его Врагов был лишён путей к отступлению.

Я ушёл, оставив молодого человека думать над последним вопросом: если открытость и индивидуализм такие выигрышные, то отчего они до сих пор не покорили весь мир, вытеснив другие модели общества? Неужели предвечный Ксеркс приходит время от времени пожинать очередные созревшие и слегка подгнивающие афины? И коли так, скоро ли время следующей жатвы? Это несложный вопрос, в том лишь беда, что ответ на него написан на так называемом авестийском языке, который в наши дни понимают лишь немногие избранные слуги Зла.

@темы: Спарта, Ксеркс, Афины, Сталин, демократия, Поппер

---

Перестанет врать

К предыдущему

Насчет последней фразы - я не так оптимистична. О нас не перестанут врать никогда. Слишком принципиальный это вопрос. Как справедливо указывает автор, это нужно не нам, это нужно им самим. Для европейцев непринципиально быть подлинными последователями Конфуция или лучшими дзэн-буддистами, чем японцы, а вот быть Римом - принципиально, быть христианской цивилизацией - единственно важно. Это главный предмет претензий, главное оправдание их всемирной экспансии в их собственных глазах. И тут они не могут оставить в покое настоящий Рим и настоящую христианскую цивилизацию. Тут они расшибутся, а не перестанут кричать, что Рим это Европа и только Европа. О китайцах и мусульманах они еще могут перестать врать, но не о нас.

@темы: Россия, протестантский мир

---

О Западе и о вранье

Автор В.Смирнов

Некоторые сетуют на советскую неумелость в деле самопиара. Плохо де мы вели пропаганду, потому и проиграли. Насчет плохой пропаганды в позднем СССР я соглашусь, и поспорил бы насчет СССР вплоть до 70-х, однако я не об этом хотел поговорить.

Я о том, что нам никогда не сравнятся с Западом в деле пропаганды, и в первую очередь такой ее составляющей, как самореклама. Ибо для нас это работа такая, а для них, сущностный элемент культуры. У нас пропагандой занимаются по указаниям (пускай и конфиденциальным) власти, а у них по зову души.

Если отечественный автор какого-нибудь произведения (в советскую эпоху), не имеющего отношения к идеологии и международным отношениям с превеликим облегчением НЕ ПИШЕТ о злобных американских империалистах, то западный автор с трудом откажется от желания втиснуть что-нибудь гадкое о неамериканцах, и в первую очередь о русских. Впрочем и сейчас тискает.

Читаем классика американской фантастики, Фармера, его знаменитую эпопею «Мир реки». Цитирую:
"-Я не американец, как вы знаете,- помолчав, промолвил Уильямс. -Терпин сказал мне, что вы русский,-отозвался Бертон, выпуская дым. Сам бы я в жизни не догадался. -Я родился в черном гетто города Киева. Тогда меня звали Родион Иванович Казна. -Занятно,- сказал Бертон.- Я и не знал, что в России были негры... Ах нет, беру свои слова обратно. У русских действительно были чернокожие рабы. Пушкин был потомком одного из них. -Очень мало кто об этом знает, поскольку российские правители тщательно скрывали сей факт, но в разных городах России в гетто жило около двенадцати миллионов черных. Они были потомками рабов. Русские обыватели так же хотели с ними смешиваться, как американские белые - со своими неграми, и правительство, правда, негласно, одобряло и даже насаждало такую мораль. ... Я бы попробовал пойти в армию, но черных всех поголовно загоняли в Сибирь охранять границу с Китаем. Политбюро не желало оставлять нас на западе. Мы привлекли бы к себе внимание, и тогда сразу стало бы известно, как нас притесняют. А Советам это было ни к чему, тем более что они вечно тыкали Америку носом в расовую дискриминацию. Поэтому нас старались убрать с глаз долой." Ф.Фармер "Боги мира реки".
Или, например, Фредерик Пол, «Другая сторона времени», где о контакте с инопланетянами ни к селу ни к городу присутствует украинка, которая очень хорошо знает о тюрьмах, потому что и ее саму и ее родственников, всех держало в тюрьме советское (НКВД, МГБ, МВД???).

Лениво капаться, но каждый, кто читает американскую литературу знает, что подобные выпады от более менее реалистичных до полного вздора встречаются там постоянно. Эти загогулины обычно не нужны ни по сюжету, ни для морали… а так, рука автора удержаться не может.

Может быть их принуждает агитпроп? Думаю, нет… Все это по велению души, а наш агитпроп был жалким эрзацем этого светлого западного чувства.

Сей факт говорит о глубокой ущербности западной культуры, о серьезнейшем, лежащим в самых ее основаниях комплексе. Ибо иначе зачем им нужно было бы заниматься постоянной самоапологией, которая проще всего выходит за счет унижения других?

Я вижу две причины этого комплекса. Во-первых, в эпоху своего младенчества варварский запад повстречался с цивилизацией, бесконечно более высокой и утонченной. С цивилизацией римлян. И столетие за столетием римляне, в основном в лице восточных римлян – ромеев мозолили им глаза, одним своим существованием упрекая в дикости и варварстве. «Вы не римляне, вы лангобарды», с насмешкой ответствовал император Никифор одному итальянскому феодалу, посмевшему на основании своего итальянства претендовать на принадлежность к великой культуре.

А ведь им очень хотелось хоть как-то примазаться, назвать себя римской империей на Западе. И называли… и знали что врут сами себе, ибо нельзя быть безграмотным, немытым и нечесаным варваром, спать вповалку со свиньями и дворовыми псами, и называть себя римлянином. Для утешения этого постоянного унижения, это занозистой боли Западу пришлось сначала разрушить и разграбить великий город – Константинополь, а затем изолгать его память.

Второй причиной вышеназванного комплекса была случившаяся несколько позже коллизия с протестантским искажением христианской веры. Среди моральных норм, определяющих поведение человека Запада, случилось существенное противоречие, опять же мучительное.
Друг другу противоречили нормы протестантизма, во многом основанного на ветхозаветном предании, с евангельской проповедью. Тут отношение человека к человеку базируются на противоположных принципах. Например, протестантизм требует лузера презирать, как неугодного Богу и наказанного им, а Евангелие требует омыть ноги сирого и убогого странника.
Вся система человеческих отношений развивающегося капитализма противоречила Евангельской проповеди, однако Запад продолжал называть себя и не мог отказаться от того, чтобы себя и только себя называть Христианским миром.
И опять Западу пришлось лгать! Лгать самому себе.

Запад лгал и лгал, лгал о том, что он унаследовал римскую культуру (и следовательно, они цивилизация в отличии от всех, - они цивилизованный мир), о том, что он христианский и следовательно высокоморальный. Ложь была нелепа, противоречива, до слез резала глаза, однако Запад все повторял и повторял хором свою ложь. Великие мыслители лгали виртуозно, гениальные поэты лгали поэтично, а короли приводили последний довод – пушки.

Так Запад выучился лгать инстинктивно по любому поводу независимо оттого, насколько далека правда. Более того, чем правда дальше, тем лучше Запад врет. И цель лжи одна, - душевное самоуспокоение. Например, вот тут я писал, зачем Запад оболгал нашу Победу.

Запад врет так хорошо, так искренне и безапелляционно, что убедив себя, начинает убеждать и нас. Все идет стандартным способом. Сначала мы с удивлением выслушиваем нелепости из уст Запада. Потом появляются сомнения, ведь «нет дыма без огня», а дальше у нас появляются зараженные, которые «святее Папы» и начинают пылко доказывать, что было именно так и никак иначе.

Я, к сожалению, не знаю, как противостоять Западу с его враньем, ибо просто защищая нашу позицию мы всегда проигрываем. Наша позиция обычно пытается быть взвешенной, мы соглашается, что иногда и могли быть случаи (история с изнасилованными немками), пытаемся изучать достоверные факты и т.д. И против этого «интеллигентства» стоит стена, без сомнений, без попыток взвесить разумной мерой свою позицию.

- Сколько изнасиловали – да всех! От 5-летних девочек до 90-летних старух. 2 миллиона, 5 миллионов, кто больше?
- Сколько Сталин расстрелял – сто миллионов – кто больше?
- Сколько народу погубил Иван Грозный (Ужасный) – половину России.
- Но как же так?, - пытаемся отвечать мы, - Ведь и у вас были Генрихи, да Карлы с Филиппами.
- Как вы можете сравнивать?!

У других цивилизаций есть свои способы бороться с Западным враньем. Например, Китай их попросту презирает, как и вообще все, что не Китай. Китаю наплевать, что там врет Запад, поскольку это не записано иероглифами классической каллиграфии китайских историков эпохи Мин. Стоит ли в центре мира слушать, что говорят западные варвары?
Индусам не интересно, что там врет Запад, потому что все есть майя (иллюзия) и сам Запад майя, как, впрочем и сами индусы.
Ислам не слушает Запад, потому что Магомед уже все сказал, и если хочется чего-то послушать, послушай Коран.
Латиноамериканцы (которые уже самостоятельная юная цивилизация) просто не могут ничего услышать, ибо карнавал, и Самба с Румбой громче любого Запада.

Короче, диссиденты есть везде, но нигде не становятся значительным, сущностным явлением культуры, а вот русскую культуру трудно представить без прозападного диссидентства. Одни мы внимательно прислушиваемся к западному вранью, который и врет-то не для нас, а для себя.
Только военные победы на время заглушали несмолкаемый шепот с Запада, да и заглушали ли?

Вот тут и лежит наша главная проблема не только сосуществования с Западом, но и вообще существования. Как перестать слушать Запад? Как перестать с ним спорить? Как научиться отвечать совершенным безразличием на западное вранье?
Уверен, наткнувшись на стену безразличия Запад начнет врать насчет чего-нибудь другого, но не про нас.

@темы: Россия, Запад, Европа, Византия, Империя, протестантский мир

---

Проводник в романе "Кафка на пляже"

В поздних произведениях Мураками всегда есть персонаж, которого я называю проводником. Его функция в том, чтобы провести героя в потусторонний мир, как-то связать его с мистической стороной бытия. Проводник это всегда девушка, в смысле девственница, женщина вне сексуальной сферы. В самом первом романе, где появляется такой персонаж, наблюдается отступление от этого правила - в "Охоте на овец" проводником является Кики, проститутка. Во всех остальных случаях это девушка или девочка. Как должна выглядеть эта небесная фея в оригинальной китайской культуре, я вообще себе не представляю, а тут это девушка с проблемами в общении, которая не учится в школе и постоянно обсуждает секс с главным героем.

В "Дэнс, дэнс, дэнс" проводник - Юки, 13 лет, , в "Хрониках Заводной птицы" это Мэй Касахара, 16 лет, в "Стране чудес без тормозов..." - внучка в розовом, 17 лет. Самый необычный проводник из всех в "Кафке на пляже".

Сюжет романа - история Эдипа в наши дни и с хэппиэндом. Эдип в своем путешествии встречает персонажа по имени Осима-сан. Осима - Сфинкс этой истории. Сфинкс загадывал загадки, Осима-сан работает в библиотеке, то есть оба они владеют древней мудростью. В оригинале Сфинга враждебна герою, а Осима-сан ему лучший друг, но в обоих случаях Эдип попадает в постель своей матери после встречи со Сфинксом, то есть Сфинкс в определенном смысле приводит героя к царице, как и Осима-сан. Сфинкс неопределенного пола, скорее женщина, и в образе Осимы-сан это показано прекрасно, хоть и в очень современной-прогрессивной-продвинутой форме. Столкновение Осимы-сан с феминистками, а вовсе не печальный секс и финальную битву с мировым злом (тупую и убогую) тут хочется перечитать.

И то, весьма относительно. Не рекомендую совершенно.

@темы: Япония, мураками

---

Образ всемирного зла в "Хрониках Заводной Птицы"

Главный герой, Заводная Птица, соотносится с двумя другими персонажами романа. Как сидящий в колодце он уравнивается с лейтенантом Мамия (и в последнем сне девушка-медиум говорит главному герою, что у неё родится ребенок, чей отец наполовину он, наполовину лейтенант Мамия). Пятно на щеке соотносит его с врачом-ветеринаром японской армии из манчжурских событий времен войны.

Все три персонажа противостоят какому-то злу. Самое неясно очерченное зло - это противник главного героя Нобору Ватая, молодой современный японский экономист, медиа-деятель и будущий политик. Заводная Птица его интуитивно не переносит, ощущает как чуждую и враждебную сущность, но это почти всё. Ещё ему можно вменить виртуозное умение манипулировать людьми и какие-то сексуальные извращения, но каким образом это может так сильно повредить миру, явно не прописано.

Ветеринар сталкивается с гораздо более определенным злом - со своей же армией. В двух самых важных эпизодах романа, где торжествует абсурдное зло бытия, описываются действия японских военных, причем не произвол их, а точное выполнение приказа. Эта сила несёт насилие и смерть и людям, и животным, и американцы со своими бомбами и подлодками на этом фоне вообще не смотрятся.

Но самый страшный страх и ужасный ужас тот, с которым столкнулся лейтенант Мамия. Это советский офицер НКВД, русский ГУЛАГ и советский офицер в русском ГУЛАГе. Даже комментировать не хочу. По Солженицину написано (это не метафора), вот всё, что тут можно сказать.

В романе показаны три варианта одного и того же противостояния. Главное действие разворачивается в наши дни, и победой закончился только этот один из всех трех поединков. Исток же всех бед лежит в прошлом, в период войны и довоенное время - тут автор чуток. Но что именно тогда произошло, он либо искажает, либо искренне не улавливает. Самое плохое, что было тогда и что продуцирует все несчастья на поколения вперед, - это японская военщина и советская карательная система. По яркости картинки СССР конечно ад на земле, японские милитаристы блёкнут рядом с ним, а американцы вообще тушуются до полной незаметности.

Ну вот. Идейное содержание тривиально - Сталин хуже Гитлера, демократия плоха, но ничего лучше человечество не придумало, капитализм имеет свои недостатки, но даёт творческой личности большую свободу. Джентльменский набор вестернизованного офисного работника, но как сделано! Работа мастера. В литературном отношении близко к идеалу художественной реализации либеральных идей.

@темы: Япония, мураками

---

Символ преодоления

Автор schwalbeman

Продолжение вот этой заметки.

Вот все говорят – постхристианское общество. А в чем его постхристианскость? Учитывая, что, как утверждают многие авторы, от них же первый есть О. Шпенглер, ближайшим аналогом современного мира является скорее поздняя античность, чем, к примеру, христианнейшие Средние века[1]?

Сущность постхристианства заключается в том, что христианство загоняется современностью в коллективное бессознательное, которое, как известно, говорит на языке символов и аллегорий.

В отдельно взятом человеке бессознательное проявляет себя в сновидениях, т.е. в состоянии, когда рефлексирующая часть личности отдыхает от трудов и ничего не контролирует. Интеллект при этом не отключается, ибо известно, что ум и мудрость суть вещи разные. Во сне и таблицу Менделеева придумать можно. А понять, к чему банан в руке – не всегда. Тоже и с отделом "чердака", отвечающим за построение ассоциативных цепочек. Этот отдел никогда, похоже, не спит – а проконтролировать во сне его деятельность некому. Так что результат у деятельности может быть разный. Может получиться Периодическая система, а может – фрейдистское сновидение.

Поэтому, когда в обществе наступает период, схожий со сном и характеризующийся упадком рефлексии и самоконтроля, общество тоже начинает проявлять себя аллегорически. Это не массовое помешательство. Это не глупость. Это даже не всемирный заговор (как ни печально мне, старому конспирологу, это признавать). Просто общество временно изъясняется загадками, ибо цепочки ассоциаций порождаются с прежней эффективностью, и верифицирующие механизмы никак не сдерживают эту активность[2]. Впрочем, и в бодром состоянии вытесненные драмы проявляют себя, пусть не так ярко, при помощи символов.

Применительно к нашему постхристианскому бытию это выражается, например, в том, что большинство претенциозных проектов современности несло в своей эмблематике мотивы креста. Касательно символизма собственно креста я напомню азы: крест состоит из двух перекладин, одна соединяет Небо и Землю, мирское и сакральное, а вторая их друг от друга отделяет. Своего рода символ затрудненного восхождения к вечным идеалам. Тут Платон. С другой стороны, в кресте одна перекладина перечеркивает другую (причем неизвестно, какая какую). И именно это взаимное перечеркивание даёт крест. Тут Гегель[3]. Проникнуться христианским отношением к космосу без Платона и без Гегеля невозможно (впрочем, и тот и другой в необходимых концентрациях присутствуют, где надо). Соответственно, если выкинуть из христианского мировоззрения гегелевскую составляющую, и оставить платоническую – то получится гностицизм. А если наоборот – то получится католицизм под управлением Борджиа (не путать с католицизмом вообще).

Есть и еще один аспект креста – это очень простой, аскетичный символ. Он так прост, что выглядит заготовкой для развития своей изначальной идеи в каком-либо направлении. Нас, однако, будут интересовать не случаи сознательного/легального цитирования и развития символа креста (каковых сотни, когда не тысячи), а его "подпольное" бытие в эмблемах официально никак не связанных с христианством идеологических проектов. Возможно, с помощью символического анализа рано или поздно удастся показать психологическое значение этих проектов для преодолевающего в себе христианство Запада. Рассмотрим некоторые из них (по порядку удаления от оригинала).

Свастика. Понятно, что это символ арийский, свободный от аврамического духа... там. Тааам-там-там. В Индии, в Иране, где желаете. А здесь, на Западе, это просто подправленный (изуродованный) крест. Если бессознательное изъясняется символами, это еще не значит, что оно подписалось быть исторически грамотным. Это означает, что оно будет дергать за ассоциативные связи. Видите ли, христианский крест слишком линейный. И время христианское слишком линейное. И живем только дважды. А достаточно чуть-чуть подогнуть – и приятные циклические мотивы тут как тут.

Серп и молот. А также родственные гербы прочих социалистических стран. Это просто песня. Советский герб появился в результате столь мощного вытеснения в подсознательное, что поднятые этим вытеснением брызги до сих пор не осели. В одном голливудском фильме колхозники социалистической Трансильвании даже изгоняли при помощи серпа с молотом вампира (за неимением под рукой креста).

Эмблема американского доллара. И прочие обозначения денежных единиц, получающиеся перечеркиванием букв (йена, евро, рубль работы А. Лебедева). Что есть доллар? В наше неспокойное время мы имеем все основания, чтобы ответить: доллар – это проект. Заметим, что формально не буква S перечеркивается на этой эмблеме двумя штрихами, а, напротив, это две колонны обвиваются S-образной лентой. Но бессознательное не склонно вдаваться в такие тонкости, тем более, что рука привыкла рисовать S, а потом чиркать один-два раза.



Две колонны суть символ богатый, известный. Трудно поверить, что дело тут только в Геркулесовых столпах испанской короны. Или в римском LLS. Но нас сейчас интересуют не ветхозаветные корни этого символа, а несомненное присутствие мотива креста (угадывающегося, впрочем, гораздо слабее, чем в советском гербе).

Маген Давид. Сложнейший символ, тем более, что многословные каббалисты и около-каббалисты отписались по теме в бесчисленных томах. Визуально изображает наложение друг на друга (пересечение) восходящего и нисходящего. Изображен на гербе государства Израиль. В древности этого символа у некоторых экспертов есть сомнения, возможно, в своём современном виде он появился не на щитах воинов Давида, а уже в христианские времена (вар.: был известен до новой эры, но не имел такого важного символического значения). Звезда Давида сильно отличается от креста, но это не мешает ей графически отражать и мотив вертикального соединения верха с низом, и мотив снятия оппозиций. Мне кажется, что она вполне отвечает задачам вытеснения (совершенно естественного для диаспоры, столетиями существующей в христианской среде и вынужденной культурные воздействие этой среды деятельно отторгать).

В этом ряду забавно вот что: чем дальше символ от своего оригинала, тем успешнее, живучее соответствующий проект. Я думаю, что это не случайно. Если суть постхристианской цивилизации заключается в том, чтобы закопать поглубже тревожащие христианские идеи и символы, то те, кто справился с этим лучше прочих, получают конкурентное преимущество.

____________________________________
1 Я, впрочем, применяя сумбурную методологию Шпенглера же (так, как мне взбрело в голову её понять) пришёл к тому, что отчасти современное общество состоит в отношениях пресловутой одновременности даже не с античностью, а с Древним миром (напр., Египтом). Напомните как-нибудь, чтобы я об этом черкнул.

2 Например, в некоторой стране имеет место жесточайший политический кризис, а она вместо этого кризиса борется с гриппом. Кто-то видит в этом интригу политиканов. Кто-то полагает, что на Некоторой стране мировая закулиса испытывает тайные масонские прививки. Может и так, кто я такой, чтобы не верить в масонскую фармацевтику, да только всё это вторично, вторично. Просто Некоторая страна, лишенная органов рефлексии, принялась изъясняться аллегориями. То, что в этих аллегориях появился образ респираторно передаваемой инфекции, очень симптоматично. Я не стану здесь заниматься анализом, он совершенно прозрачен (однако отмечу отдельно символизм противоинфекционной маски, надеваемой так, чтобы закрыть-заткнуть рот; трудно более доходчиво передать страдания молодой демократии, раскаивающейся по поводу слишком поспешно учрежденной свободы слова).

3 Работа Р. Генона "Символика креста" (вообще говоря, вздорная чуть менее, чем полностью) содержит раздел, озаглавленный "Снятие оппозиций". Также Генон может быть рекомендован за внушительные списки литературы, обычно сопровождающие его опусы.

@темы: символы, Шпенглер, Европа, модерн

---

Дары Морфея. В поисках вымышленного царства

Автор schwalbeman, 2009

Мне приснился некто N, человек, которому я почти двадцать лет назад убежденно доказывал, что скандинавский мифический конь о восьми ногах по имени Слейпнир в герменевтическом плане представляет собой солярный символ. Сейчас спросите меня – я ума не приложу, солярный Слейпнир символ, или не солярный. Но в те времена у меня в жизни был такой этап, когда молодой человек свято верит каждому своему слову. N тогда, помню, проявил куда большее недоверие.

И вот, N явился отомстить мне во сне. Он взял меня за пуговицу на пиджаке и стал объяснять эсхатологический символизм чугунного утюга. Утюг символизирует конец света, это очевидно. Он тяжелый, он горячий, он гневный. Он движется, подминая под собой всё и вся. Напрасно Фасмер полагает, что "глад" в словосочетании "мор и глад" происходит от "голод". Вовсе нет, мор сглаживает народишко с лица земли, так-то. Впрочем, слово "голод" вполне может быть однокоренным слову "гладить" (враньё — Н.Л.).

На мистической карте Руси есть страшное и тайное место, что-то вроде потаённого града Китежа, только со знаком минус. Место зовётся село Кукуево. Это источник зла, именно оттуда плывёт Утюг. Когда приплывёт, всем будет очень плохо.

Я ведь, надеется N, не буду отрицать, что славянская мифология имеет много общего с германской? Нужно быть идиотом, чтобы отрицать. Ну, поддакиваю я, арийские корни... Да полно, обрывает N, какие там корни, разводите мне тут аненербе. Посмотрите лучше на наш торговый баланс с Германией. В таком-то году (называет год) объем российско-германской торговли превысил суммарный объем торговли со всеми остальными не американскими странами! То есть духовное и культурное родство налицо. Ну еще призвание варягов... Но в призвание-то вы не верите, вы у нас русофил. Я вяло пытаюсь отвести обвинение в русофилии, бормочу что-то о модернизационном потенциале страны, мысли путаются, вязнут, N не слушает меня.

Очевидно, продолжает он, что Утюг и Нагльфар1 суть одно и то же. Nagel + fahren, так? Немецкое Nagel, так же, как и англиское nail, имеет два значения: первое – ноготь, второе – гвоздь. Первоначально Нагльфар был сделан (точнее, мифологически спроектирован) из переплавленных в железные пластины старых гвоздей. Но в каком-нибудь девятом веке вообразить себе железный корабль было еще сложнее, чем корабль, сделанный из ногтей. Поэтому название зловещего судна со временем изменило первоначальному смыслу. А на что может быть похожим железный корабль? Правильно! Наверняка скальды именовали утюг кораблем сорочек и блузок, раз уж обычный корабль был у них "конём моря". Надо будет справиться в источниках.

В конце концов у меня уже голова начинает кругом идти от вранья N. Собеседник мой тем временем выдыхается.

— Вот что, — говорю, — мы теперь с вами в моём сновидении. По ощущениям судя, до подъёма ещё часа с лишком два. Мы с вами прекрасно успеем провернуть мистико-этнографическую экспедицию в стиле Индианы Джонс или Лары Крофт. Я буду предводителем. А в другой раз я вам приснюсь – тоже куда-нибудь сгоняем, под вашим руководством.
— Что же мы будем искать?
— Ну как же! Село Кукуево.
— А зачем оно вам сдалось?
— Вы же сами говорите... Оттуда Утюг плывёт... Всем будет плохо...
— Знаете, что? — N на мгновение задумывается и вдруг расплывается в широкой улыбке, — Пусть себе плывёт. Железяка ...ва.

_____________________________________________
1Если вы еще не знаете, что это, то быть может, лучше и не узнавать. Это корабль, по сравнению с которым Летучий Голландец – катер для увеселительных прогулок. Нагльфар сделан из ногтей мертвецов. Соответственно, он не будет достроен, пока этого сырья на том свете не скопится в достаточном количестве. Поэтому викинги всегда выходили на битву с безукоризненным маникюром – чтобы не приближать собственными длинными ногтями конец времен.

@темы: Нагльфар

---

История заброшенности

Автор schwalbeman

Термин "заброшенность в мир" у экзистенциалистов используется для обоснования моральной относительности и безосновательности. Предполагается, что у человека нет никакого родства с миром (его забрасывают не к родственникам погостить, а как Р. Крузо на необитаемый остров). Заброшенность - пример понятия, с одной стороны очень популярного, а с другой - на удивление мало разработанного. Уж сколько перьев сломано о моральную заброшенность, а, скажем, о заброшенности эпистемологической ничего не сказано. А ведь это тема! Заброшенностью в мир обосновать принципиальную невозможность выбора правильной онтологии и верной теории познания... Мы не можем ничего сказать о том, существуют вещи в себе или их нет... даже о том, нужны они или не нужны... мы настолько всему этому не родные... Нет, хорошая мысль, где тут Секацкий? Пусть напишет продолжение своей шпионской саги.

Заброшенность в трудах экзистенциалистов возникла не случайно. Ее вызвала к жизни одиночество и неуверенность пролетария, живущего в раннем индустриальном обществе. Эта тема, тема социальной заброшенности, тоже не проработана. Обычно притягивают за уши марксово отчуждение (но это совсем не то), или начинают петь на совсем уж формально-социологическом языке про атомизацию, индивидуализацию - это то, но не так.

На самом деле, ранний капитализм - удивительное общество, в котором человек впервые за тысячи лет оказался ничей. На заводе система hire-and-fire (найми-уволь), в родной деревне уже и родни не осталось, которая бы тебя помнила... Лишь приход методистской церкви еще как-то может сойти за тех, к кому забросили бедного работягу. Но это очень негусто по сравнению с прочными цепями принадлежности, в прошлые века приковывавшими человека не только экономически, но и политически либо к феоду, либо к цеху, либо к казарме, либо к монастырю.

До возникновения капиталистических отношений политическая власть практически совпадала с экономической, у простого человека не было шанса почувствовать себя куда-то там заброшенным. Его могли унизить, обидеть - но не прогнать; срок его контракта истекал вместе с последней каплей пота (у солдат - крови)1. Капитализм отделил работодателя от законодателя - и оказалось, что ни тому, ни другому до самого человека нет дела. В человеке видят одни работника, другие налогоплательщика, и никто - собственно человека; его экзистенция оказывается таким образом принципиально субъективна и неверифицируема.

Заброшенность не есть естественное состояние человека. Во всяком случае, до самой промышленной революции она никогда нигде не наблюдалась. Заброшенность есть беда, болезнь, источник страданий, дискомфорта и индивидуальной деградации. Что же до исцеление от этой беды, то оно может происходить двумя путями. Либо заброшенность разрушает работодатель, забывая про "nothing personal, just business". Либо расширяет свою опеку государство. Первый путь - экономика чеболей, характерная для Азии. Второй путь - социализм (или его элементы).

Интересно, что эра заброшенности в индустриальном обществе оказалась сравнительно короткой. В Америке воцарилось постиндустриальное общество, там торгуют, главным образом, цифрами, воздухом да услугами. Что же до стран со стандартным для индустриального капитализма соотношением товаров и услуг в экономике (последних должно быть в разы меньше), то это азиатские драконы, Китай, Япония и Германия. В Азии (кроме Китая) заброшенность пресекается духом феодализма, там для труженика проработать несколько десятилетий на одном заводе - обычное дело. В Германии и Китае ситуация другая, здесь о незаброшенности заботится сильное государство, в первом случае социальное, во втором авторитарное - но с одним результатом. Человек чувствует себя пристроенным и на родине Гёте, и на родине Конфуция.

Заброшенность в мир, таким образом, не является необходимым атрибутом индустриального общества, но почему-то потребовалась для его возникновения. Загадка.

______________________________________
1 Экзистенциализм не мог появиться раньше безработицы, потому что только безработный может почувствовать себя по-настоящему заброшенным в мир. Точно также Штирлиц Секацкого не мог появиться раньше постиндустриального общества с его атмосферой офисного безделья. Интересно, сам-то Секацкий это понимает? Или полагает, что изобрел вневременной философический паттерн?

@темы: философия, экзистенциализм, Европа, заброшенность, Секацкий, капитализм

---

Африканский теологический паттерн

Автор schwalbeman, 2009

Насколько я представляю себе фольклор и мифотворчество коренных жителей Африки (а представляю я его себе не только со слов европейцев типа Фрейзера и Элиаде, но и благодаря прекрасным текстам А. Тутуолы, которые я рекомендую всем, кроме Нины фон О.), негры должны находится в очень интересной мировоззренческой ситуации. Дело в том, что боги, божки и колдовские существа афроафриканцев по непостижимости, могуществу и одновременно подверженности общим законам рождения и смерти очень напоминают белых людей. Безумная техника белых, их ирреальные жилища, их странная еда, их непостижимые взаимоотношения, их взаимодействие с аборигенами (то доброжелательное, то гротескно жестокое) – судя по негритянскому фольклору, ко всему этому негры должны быть морально вполне готовы, ибо все это уже есть в их мифах, которые если и нуждаются в адаптации, то только самую капельку.

Нам, русским (и примкнувшим к ним русскоязычным), трудно это понять. Мы воленс-неволенс пропускаем ситуацию негр-белый через собственный исторический опыт, опыт оккупации равными нам по развитию народами (курка-млеко-яйки-секир-башка). Нас никогда не оккупировали боги.

Для черного мир белых есть колдовской мир. Интеграция в этот мир = заколдовывание, так? Или смерть еще до смерти. Я не утверждаю, что именно так на полном серьезе чувствует себя чернокожий, устраивающийся торговать мороженым в Претории. Вполне достаточно того, что мифологический багаж давит на его подкорку. Ну, вы понимаете. А багаж-то этот заблаговременно уложен весьма подходящим образом (Тутуолу читайте, он, правда, северянин, не южанин – но мы пока в первом приближении работаем).

Таким образом, национально освободительная борьба черной Африки против белых захватчиков носит характер попросту богоборческий. Она не может происходить без религиозных подвижек, без подготовки теологического фундамента. Почему не может? Потому что герой африканского мифа принципиально отказывается от восприятия колдовской реальности, как единого целого (чуждого, враждебного). Напротив, афроафриканец находит к каждому представителю заколдованного леса индивидуальный подход, общается с каждым божеством или оборотнем тет-а-тет. Идея консолидировать силы деревни против леса бесконечно чужда этому герою. А белые города, пора открыть на это глаза – это лес, заколдованный лес.

Т.е., для того, чтобы дело Н. Манделы победило, на смену черного "ветхого завета" (со строчных букв) должен прийти некоторый "новый завет" (ибо два "завета" суть устойчивый теологический паттерн: второй завет, даже если не существует, то почти всегда угадывается в потенции. Это моя мыслишка, критикуйте осторожно, обижусь). Да-с, тогда-то они всех и сметут, черные-с, а до тех пор только гадят по мелочам, кошельки тырят, да девок белых портят. Классическое язычество ("мир населен многими странными существами, но, в целом, приемлем, ибо со всеми можно договориться, зная подход") с масштабной борьбой за место под солнцем, разумеется, несовместимо. Но из него, как бабочка из гусеницы...

Не хотел бы я, однако, увидеть этот "новый завет". Боязно мне.

@темы: язычество, Африка

---

Из жизни ортодоксов

Автор schwalbeman

Христианского ортодокса характеризует противоречивое восприятие действительности. Это не слабое место, не недостаток, ни-ни, Боже вас сохрани. Ортодоксом может быть только тот, кто либо вообще не задумывается над этими необходимыми животворящими контрадикциями, либо тот, кто владеет специальными методами, позволяющими серому веществу свободно оперировать противоречиями и не взрываться (это очень полезно уметь независимо от мировоззрения).

Как обычно, воображаем себе бескрайнюю прерию, по прерии бежит lost highway, шоссе вникуда. На шоссе шлагбаум; низкорослые проходят под ним, не нагибаясь, высокорослые легко перешагивают. А путники среднего роста с треском-бабахом впечатываются лобешником: противоречие! Вот он, извечный вопрос прикладной этики: нагибаться или перепрыгивать? Многое множество самых настоящих духовных катастроф происходят из-за неправильного выбора. То какой-нибудь гигант мысли, кряхтя, пытается протиснуться снизу (а некоторая часть тела мешает), то коротышка-недоросток прыгает с разбегу и... глаза б мои не глядели... возникает какая-нибудь очередная натали_хилл.

Вот хороший пример того, что нужно мочь уместить в голове. Кто не верит, что Бог един, его этические преференции носят всеобщий характер, его заповеди существуют для всех людей, универсальны и вписаны аж прямо в тонкие структуры мира (вопрос об их тварности оставим за скобками) – тот не ортодокс. С другой стороны, кто исповедует присущие всем временам и народам "общечеловеческие ценности", верит в естественность и универсальность моральных норм – тот тем более не ортодокс.

Не нужно пытаться мне объяснять, что эти два тезиса можно легко примирить. Или что они о разном и для разных случаев. Стоит ли тратить ваше драгоценное время. Лучше скажите, вы уже решили для себя: прыгать или нагибаться?

@темы: ортодоксия

---

Модерн как забвение

Автор schwalbeman, 2009


Это некоторый скетч, набросок историософской концепции, которую я не исповедую, но которую время от времени обдумываю. В журнал помещаю, «штоб було». Для меня это довольно важный текст, а написать его хорошо я не умею. Если будете ругать, то прошу выбирать выражения.

К тому же, проблема в том, что думаю я эту думу на языке, от которого вас, мои дамы и господа, вернее всего стошнит. Если попытаться переформулировать на менее отвратительный для нормального человека жаргон, то будет что-то вот какое.

Новое Время вкупе с капитализмом, секулярностью, свободами, НТР и всем прочим есть реакция Запада на тысячелетнее Средневековье, замучившее цивилизацию своей набожностью, ориентированностью на небесное, пренебрежением земным (включая человеческую жизнь), общим невротическим складом. Эта экзальтированность имеет свою историю, и история эта может и должна быть рассказана. Сначала, сразу после распада Западной Империи, увлечение небесным в противовес земному было радостным, искренним и всеобщим. Запад был святым и страшным в своей праведной ярости. При этом он был хаотичным и неустроенным, но это было неважно (присмотритесь к тому, с какой легкостью воспринимали германские императоры отсутствие «нормальной», «оборудованной» столицы). Проходили века, земное налаживалось, небесное тускнело. Постепенно эмоциональный накал спадал, приземленные речи становились все громче, при этом воспоминания о первой любви не давали так просто переключиться с небесного на земное. Европа все больше тяготилась своей фанатичной святостью. Но признать свой растущий прагматизм, забыть об обетованном Царствии она просто так не могла: это попахивало предательством. Вся вторая половина Средневековья проходит в этих терзаниях шизофренически раздвоенного сознания. Обе тенденции — и секулярная, и клерикальная — усиливаются необычайно. Финансовая экономика уже познает первые девальвации, банковский сектор требует оперативного простора, корабли везут золото и пряности — и при этом расцветает Инквизиция, разгораются все ярче костры, это Европа всеми силами старается доказать себе, что ей нипочем никакая боль, никакие земные страдания — ради верности своей вере. И таким образом стяжается вера — но не любовь; последняя невосполнимо убывает. В попытках вернуться к силе и чистоте первой любви переходятся все мыслимые границы безумия. Но прошлого не вернуть: не только небесное, но и земное в равной мере вырастают в сознании людей, одновременно отдаляясь друг от друга. Невозможность служить двум господам слишком очевидна. В конце концов, мучения, вызванные этой раздвоенностью, становятся совершенно непереносимыми. Запад делает выбор в пользу земного. Для того, чтобы отпилить, ампутировать небесное, ему требуется так называемый долгий шестнадцатый век. Наконец операция завершена и сразу же становится ясно, что мучения отнюдь не закончились. Теперь все усилия Запада прилагаются к обезболиванию. Монахиня, сбежавшая в бордель из монастыря, изо всех сил пытается забыть свою прежнюю жизнь.

Прогресс Запада, затянувшийся на пять с лишним веков, обязан своим существованием долговременной памяти о Средних Веках. Память эта содержится в грандиозных по масштабу и живучести структурах коллективного бессознательного и постепенно перемалывается компенсаторными механизмами, описанными в психоаналитической литературе. Задача Модерна — переболеть свое предательство, забыть о первородстве, обмененном на чечевичную похлебку. Никакого собственного потенциала у социально-экономического прогресса нет; перед ним стоит конкретная внешняя задача, по выполнению которой он и прекратится. Сейчас мы можем с уверенностью сказать, что цель уже не за горами — и по мере того, как окончательно выветривается из людей память о тех, средневековых эмоциях, мы видим, как начинают сбавлять обороты психологические механизмы, делавшие возможным прогресс и современность. Инерция все еще движет нас вперед, но ворчливые старики давно брюзжат, что и наука нынче не та наука, и свободы нынче не те свободы, и даже капитализм нынче не тот капитализм. Исцеление не за горами.

Предложенная картина по жанру своему относится к историософии, таким образом она не нуждается в доказательствах и не боится опровержений. Это такая забавная салонная игра; побеждает в ней тот, кто заставляет глаза собеседника шире раскрыться в изумлении и ужасе перед нарисованным несколькими мазками эпическим полотном (арбитр замеряет линеечкой). У меня сколько миллиметров получилось? Не измерили? Эх, вы…

Доказательств, повторяю, не будет, но соображения интеллектуальной честности заставляют меня перечислить те вводные данные, которыми я руководствовался, сводя феномен Современности к коллективному невротическому поведению.

Это, во-первых, относительная локальность прогресса. «Своим ходом» он шел только на территории, исторически занимаемой средневековым католицизмом, причем паровозом этого процесса были народы, перешедшие в протестантизм (психология явления ярче всего описана М. Вебером, но он далеко не одинок). Остальные нации, влившиеся в Модерн, сделали это не в последнюю очередь из опасения оказаться за бортом истории: преимущества мануфактур стали очевидны слишком рано и слишком явно. Тем не менее, разница между народами, имевшими для прогресса какие-то загадочные социокультурные предпосылки, и всеми остальными не стерлась еще до сих пор.

Во-вторых, мне всегда казалось странным, что всевозможные фанатические религиозные эксцессы по мере прагматизации Запада ничуть не становились более редкими, напротив, изнанка религиозности проявляла себя все ярче и отвратительнее. Несмотря на широко распространенное заблуждение, охотой на ведьм занимались, главным образом, не католики, а протестанты (хотя Malleus maleficarum действительно был написан веселыми доминиканцами), таким образом апофеоз экзальтированности относится к временам, когда традиционный уклад был уже значительно потеснен. Экономические и политические объяснения к этой вакханалии решительно не пристают; я не верю в данном случае в возможность каких-то механизмов, кроме психологических. В буйстве религиозного садизма видится зашифрованный спор Запада с самим собой. Чем больше в этом диалоге инфернального, тем больше и герменевтики, тем сложнее зашифрованы его паттерны (это блестяще обосновал П. Рикёр в книге «Символика зла») .

Наконец, в-третьих, следует обратить внимание на нервозность, с которой Запад относится к своему Средневековью. Демонизация этого исторического периода началась сразу же после того, как он завершился (и сам термин, намекающий на некоторую дыру в истории, появился в XV в.). Пытаясь как можно дальше оттолкнуться от собственного вчерашнего дня, деятели Нового Времени достигли впечатляющих успехов в области копирования античности, даже в ущерб развитию наук и искусств, застывших (по крайней мере, отчасти) на уровне греков и римлян (нет, об этом пишет не только Шпенглер). Человек эпохи Возрождения всегда старался иметь перед глазами какой-нибудь зримый артефакт, перемещающий его в эпоху "до небесного". Желание, делающееся понятным с точки зрения изложенной выше концепции; особо важно заметить, что с точки зрения мыслителей Ренессанса никакой преемственности между Римом и средневековой Европой нет (это заблуждение до сих пор вдохновляет авторов школьных учебников на написание ахинеи). На самом деле, бегство Запада к дохристианским корням пришло, напомню, на смену мироощущению Средневековья, так и не сообразившего, что Империи больше нет и нужда коверкать латынь давно отпала. Игра в классику закончилась довольно скоро, а вот демонизация средневековой культуры пошла на спад сравнительно недавно, Ле Гофф и компания уже в наши дни борются с однобокостью отражения великой эпохи в популярных исторических книжках... точно отпустило что-то, державшее за горло. Конфликт эпох был таким острым, что Новому времени потребовалось несколько столетий, чтобы научиться распознавать в медиевистской культуре что-то позитивное. Это расторжение брака с недавним прошлым тоже должно найти себе объяснение на психологическом уровне, к примеру, подобное изложенному выше.

Остается еще упомянуть важнейший вопрос: каким будет мир после того, как психотерапевтическая миссия Модерна будет исполнена? Не исключено, что его завоевания отчасти будут сохранены. Особенно это касается достижений точных наук и технологий. Социальные структуры, видимо, будут за ненадобностью разрушены в течение несколько поколений. Подробности сокрыты густым туманом. Можно лишь ожидать, что изжив современностью средневековье, человечество очистится от обеих парадигм, и станет готовым к чему-то совершенно новому.

@темы: Европа, Возрождение, модерн

---

Разлей-вода

Автор schwalbeman, 2009

Интересно, задумывался ли кто-нибудь о невротическом потенциале психоанализа, о том, что само это учение не может не провоцировать неврозы? Постоянное подчеркивание сосуществования моего Я в одной тесной черепной коробке с диким, вечно вожделеющим запретного и греховного Оно не может пагубно не влиять на душевное равновесие. Вообразите, вот мы, такие чистые и хорошие, но внутри у нас зверь, самец (у некоторых самка), у самца либидо, и мы совсем-совсем не знаем, чего эта тварь там замышляет... к чему толкает... Только в сновидениях приоткрываются отвратительные тайны.

Ну и к чему этот мрачняк? Надо think positive, как американцы нас учат. А то и свихнуться не долго.

Я вот, к примеру, в очень неплохих отношениях со своим бессознательным. Да, оно живет своей жизнью и иногда чего-то там себе вожделеет. Его право, я тоже вожделею иногда. Но при этом оно (Оно) вполне прислушивается и к моим нуждам: стало быть надо и ему иногда потакать. Вот, к примеру, если я попрошу бессознательное разбудить меня хоть в четыре утра, хоть в половину пятого (именно словами попрошу, скажу самому себе: надо встать в четыре), то проснусь непременно за минуту до звонка будильника. Ровно за минуту, только-только глаза продрать успею - тут он и звенит. Стало быть, у моего подсознательного есть точнейшие часы – и пока мое Я смотрит дурацкие сны (им же, подсознательным, отрежиссированные), оно (Оно) за этими часами следит. И будит меня, несмотря на горячее желание поспать подольше. Я думаю, я не один такой, вряд ли это уникальная какая-то способность. Обидно, конечно, что у сознания нет непосредственного доступа к таймерам мозга, так что приходится делегировать задачи.

Или вот, к примеру, поиск грибов в лесу. Я люблю собирать грибы: можно отвлечься от всего и думать о вечном. Пока я своим Я думаю о вечном, мое бессознательное ищет грибочки. Оно вертит башкой, пялится под деревца – я не принимаю в этом участия, я сочиняю хокку или пытаюсь разгадать какую-нибудь загадку бытия, или вспоминаю какие-нибудь приятные эпизоды... Как вдруг – толчок изнутри! Это Оно нашло подосиновик. Мне остается только наклониться и поднять добычу.

А сколько задач и проблем были разрешены не мной – им! Если мне удается убедить его (Оно), что задача для меня важна, я могу спокойно переключаться на "Дживса и Вустера" – как только Оно найдет решение, в голове у меня раздастся негромкий щелчок, и я буду ознакомлен с готовым ответом. Это ведь не я получил ответ – я всё это время смотрел киношку. Это Оно. Мой верный товарищ, мой молчаливый коллега.

Ну и что, что ему иногда хочется убить отца и переспать с матерью, тем более, что воспитанное Оно никогда не говорит об этих желаниях прямым текстом. Мало ли. Мне тоже хочется иногда убить начальника (не нынешнего, если он меня читает – нынешний хороший; и даже не прошлого – прошлый тоже может читать). Но мы же не будем никого убивать, правильно? Хочется – перехочется.

А что нам предлагает гражданин Фройд? Вообще-то я читал его много лет назад. Потом уже как-то больше разных Лаканов (более обтекаемых и непонятных). Но я помню, как старик Зигмунд пытался поссорить меня с не самой худшей моей частью. Не поссорил, разумеется, нет. Что я, в самом деле, совсем из ума выжил портить отношения с таким будильником! Но кто-то, возможно, испортил. С учетом популярности фрейдизма, таких может быть немало; ущерб никем не считан.

Незабудемнепростим.

@темы: подсознательное

---

О сериалах и сумасшедших дамочках

Пишет В.Смирнов

Сериалы смотреть привычки не имею, но тут принес мне товарищ Battlestar Galactica три сезона, уж очень восхищался и уже пол сезона я просмотрел. Как не странно, с удовольствием. Я о том, что намного приличней, чем те прямо скажем странные произведения, что показываются по телевизору.

Но я не о сериалах вообще, а о женщине – героине в кино. На тему меня навела Kleo…

Дело в том, что в Галактике меня страшно раздражают три вещи. Во-первых, мир сериала, это Америка, в какой бы далекой галактике не происходили события. На большее (иное) фантазии не хватило. Но Бог с ним, чего от них ожидать.

Кстати, подумал, как типичный пример, культивирование традиций в США, но сами традиции новодел, без смысла, например при отдании воинской чести прикладывают руку к «пустой» голове. Интересно, в каких армиях еще так?

Второе, что меня раздражает, это героиня, женщина – президент, школьная учительница, волею случая поставленная на президентский пост. (Либералы и вообще люди слабо образованные приписывают Ленину фразу о кухарке, которая должна управлять государством, не догадываясь, что на самом деле это американский идеал).

И третье, это та же американщина, женщины – вояки. Не армейские служащие при штабах, не медицинские сестры и врачи, не банно-прачечный батальон, а всякие пехотинцы или того более, пилоты боевых машин, те, что на переднем крае. Это вообще сегодня для западной культуры типично, этакие «брутальные» военные дамочки. Может быть тут БДСМ-эстетика?

И я по старой привычке задумался! С чего бы это? Неужели я такой женоненавистник? Такой домостроевец и т.д. и т.п.?

Изложу результаты анализа. Во-первых, дамочка-президент.

Я не буду писать о том, что чисто внешне актриса, играющая роль мне отвратительна. Просто тошнотворна. Отвлечемся, и представим вполне симпатичную женщину.

Все равно неприятно, и неприятно вот почему. Я вовсе не сомневаюсь, что по своим умственным способностям, по своим волевым качествам женщина может быть и президентом и руководителем любого ранга, но может ли она быть таковой психологически? Дело в том, что тому же президенту приходится зачастую принимать решения жестокие, отвратительные, хотя и прагматически необходимые. В названном сериале это очень хорошо показано. Она отдает приказ уничтожить целый корабль с пассажирами, поскольку существует потенциальная опасность всему флоту от этого корабля, она отдает приказ казнить противника и его казнят в ее присутствии. Тем самым она соучастник палача, сама палач.

По-моему, да и вообще в русской культуре, вполне уважительной к женщине (коня на скаку, избу там горящую) естественные, изначальные женские черты прямо противоположны. Она жалеет и утешает, она мир, а не конфликт, она заступница и если даже защитница, то ее защита отлична от мужской обороны. Да! Как мать она защищает своих детей отчаянно, но эта отчаянная защита далека от мужской прагматичной жестокости.

Так вот, героиня сериала по моим инстинктивным ощущениям больна. Психически больна! От такой хочется держаться подальше, как от заболевшего бешенством зверя. Еще укусит, ни с того, ни с чего! Женщина, которая вместо жалости и утешения предлагает миру ненависть, наказание и прагматическую жестокость, что-то сломала и извратила у себя внутри. Ее лечить нужно, а не на президентский пост ставить. И не говорите мне обо всяких Тэтчер. Англии просто повезло, что не сложились обстоятельства, в которых ее болезнь погубила бы страну. Когда во главе страны псих, может и пронести. А может и не пронести. Женщина президент всегда псих.

Теперь о женщинах в бою.

Я не буду говорить о том, что из женщин получаются пилоты, худшие, чем мужчины. Хотя это чистая физиология. Что-то там с вестибулярным аппаратом.

Я не буду говорить о том, что женщина от природы существенно слабее мужчины, и соответственно подготовка женщины – бойца до одинокого уровня с мужчиной гораздо дороже, а зачастую вообще неосуществима. Более того, даже химизм мужского организма приспособлен для драки, а женского, - наоборот (кроме редких воинских профессий вроде снайпера, где требуется терпение и спокойствие, да и то с ограничениями, поскольку снайпера на позицию нужно еще и доставить).

Дело в том, что говоря об армии, мы имеем дело с большими величинами, где статистический разброс играет роль.

Я буду говорить о другом.

Если война воспринимается по-американски (продукт Голливуда), как «есть сэр!, мы надерем им задницу, сэр!, победа и звезднополосатый флаг, бам–барабам-бам-бам», а пару милых гробиков, накрытых флагом помпезно придают земле, тогда все понятно. Это же так красиво, так… круто. Лишать женщин права на эту круть, это явное нарушение прав женщин.

Но если все по-взрослому, если перед боем чистое белье (приуготовление себя к смерти), если мясорубка и кишки наружу, если кровавый понос и обрубки на месте рук и ног, то о каком же праве можно говорить? В России у женщин должно быть право не воевать. Только не надо, что де это варварский русский стиль войны. Вспомните, хотя бы «На западном фронте без перемен» и др. произведения, которые почему-то называются антивоенными, хотя на самом деле они просто реалистичные.

Теперь второй аргумент, чисто прагматичный. Дело в том, что женщины дороже стоят, поскольку имеют навык рожать детей. Если истребить существенную мужскую часть популяции, ничего страшного, через поколение население восстановится, а то, что наши женщины смогут и страну восстанавливать, и детей воспитать, сомнений нет. А вот если истребить существенную женскую часть, это уже проблема. Проблема выживания народа.

И третье. Полагаю, что женщина в боевом подразделении серьезно ухудшит боеспособность этого подразделения. Я не о сексуальном. Я о том, что в присутствии женщины мужчины ведут себя иначе, и могут быть недостаточно адекватны обстановке. Командир не сможет спокойно послать на смерть женщину, бойцы будут, кто излишне геройствовать, кто еще что, она, ее защита (инстинктивная) будет отвлекать внимание и т.д. и т.п. В общем, сам факт женщины в бою может погубить подразделение.

Я уж не говорю о том, что у мужчин случится шизофрения. Нормальная психологическая ситуация, - тут фронт, впереди враг, позади женщины и дети. Мы воюем, умираем, что бы защитить наш тыл от врага. Но если женщина тут, в бою, на фронте, то рассыпается вся психологическая конструкция. Все смешалось, тыл тут, что же мы защищаем? Схема, отработанная десятками тысяч лет, архе-архе-архетипическая дает сбой. И все из-за дамочки, что решила реализовать свои права. Тьфу!

Вот оттуда у меня и появляется психологическое отторжение ко всяким «воительницам» и «президентшам». Вообще, если уж женщину угораздило попасть во власть, то для меня идеалом остается Екатерина Великая, которая и руль корабля государственного не упускала, но смогла остаться матушкой государыней, передоверив мужские дела своим фаворитам. Они казнили, а она миловала. Не демонстрировала брутальность и вообще была молодец.

Вот так.

@темы: феминизм

---

Две ниши для бусидо

Автор schwalbeman, 2009

(из старых черновиков, писано сто лет назад непонятно зачем)

Одна из чуждых нам, закатывающимся европейцам, разновидность морального кодекса распространена в Восточной Азии и ярче всего представлена в Японии. Речь идет о модели этики, базирующейся на чувстве собственного достоинства как на высшей ценности. Я не то чтобы большой знаток страны Аматерасу, поэтому рассматривать этот феномен буду таким, каким он описан в популярной и художественной литературе, а также опираясь на сведения, добытые знакомыми путешественниками. Это оправданный дилетантизм: нас ведь будет интересовать лишь некоторая идея, существующая в царстве возможного. А уж кто экспонировал ее: Ю. Мисима в отмеченных благосклонностью читателей опусах, или сам великий японский народ в своей многосотлетней истории, не так важно[1].

Бусидо это кодекс для дворян-мужчин, но ценностной каркас японской морали вполне всеобщ и не знает сословных и гендерных ограничений. Во главу угла японской (и не в меньшей степени китайской) моралью ставится стыд и опасность потери лица. Лицо теряется трусами, предателями, лжецами, теми, наконец, кто забыл о долге. Гордиться и задаваться можно и нужно, если есть, конечно, повод для гордости. Если же такового нет, то лицо сбережет ведущий себя скромно. Неоправданный гуманизм на тех далеких островах не в почете: свирепствовать не стыдно. Даже японский буддизм деформирован, по сравнению с махаяной, в ту же сторону! Изучение дзен невольно приводит к удивительным наблюдениям: в этой религии изменить хорошему вкусу и снобским канонам пропедевтического парадокса (одна из задач которого — держать профанов на расстоянии) есть грех гораздо большей, чем нарушение заповедей Шакьямуни.

Мы видим, что этическая система Восточной Азии весьма контрастирует с христианскими идеалами смирения и милосердия. Разумеется, именно такому контрасту и обязана японская культура своей популярностью среди тех, кому порядком успела поднадоесть Нагорная Проповедь. У христианства не так много альтернатив.

Евангельские принципы, до сих пор в значительной степени управляющие нашими оценками, в прошлом господствовали еще более властно. Тем не менее, есть два исключения, два примера того, как самурайская этика была прочно инкорпорирована (разумеется, независимо от страны Восходящего Солнца) в западную культуру. Само по себе наличие скольки угодно исключений не вызывает большого удивления - правда, лишь до тех пор, пока мы не задумаемся над их взаимным расположением на схеме социума.

Первое исключение в каком-то смысле ожидаемо. Вполне по-самурайски ведет себя европейский офицер (начиная, видимо, с установления абсолютизма). Если же нет, то сей есть не офицер, а шайсе. Приличествует ли офицеру кротость, хотя бы и показная? Все наше эстетическое чутье вопит "нет". Нет, мы видим в европейском офицере ту же смесь субординации, гордости и гневливости, которая отличает и слугу микадо. Мы уже настолько привыкли к такому образу военного человека, что не представляем его иным. Общественная мораль с лёгкостью прощала воинам государевым дуэли и самоубийства; погоны служили в глазах общества индульгенций, заранее оправдывающей вопиюще антихристианское поведение. Европейский офицер существует в другой этической парадигме — и общество не отторгает его.

Второй пример отступления общественной морали от ближневосточных норм к дальневосточным обнаруживается в месте, еще более неожиданном, чем офицерская казарма.

Ну вот, на этом месте черновик и обрывается. О чем хотел сказать автор... а буш его знает, этого автора. Склероз — прекрасная болезнь: с ней ничего не стоит заинтриговать самого себя. So kann man billig Freude machen...

Если у кого-нибудь есть идеи по поводу того, где еще в обществе XVIII - XIX вв. могло притаиться бусидо — я буду очень рад прочитать.

Надо сказать, что спустя часок после прочтения идея вдруг стала снова казаться мне содержательной. Понятно, что бытие влияет на сознание. Понятно, что монарху нужны оказались особым образом организованное офицерское сословие ("а рыцари ему нужны тем паче"). Понятно также, что нужда оказалась такой настоятельной, что Церкви (как католической, так и православной) пришлось ограничиться негромким ворчанием. Непонятно только, почему в случае, например, с ростовщичеством история пошла по другому пути. Возможность взять в долг под проценты была жизненно необходима для экономики — но католичество уперлось рогом и потребовалась Реформация, чтобы ростовщики вздохнули свободно. А практикующие взаимные и само-убийства офицеры как-то ужились и с нереформированной церковью.

Этот факт как минимум заслуживает того, чтобы быть отмеченным.

[1] Еськов в "Японском оксюмороне" предлагает конспирологическую версию истории, которой многовековая японская традиция возникла за несколько лет на кончиках перьев специально организованной ad hoc артели писателей. Впрочем, о китайцах ничего подобного не написал даже Еськов.

@темы: Япония, Европа, бусидо

---

ПРО ЛЕСТНИЦУ

Пишет asriyan, 2010

Спор - занятие для недоумков.

Иерархическое сознание вообще исключает возможность спора.

Встреча со старшим - счастье.
Случается, к сожалению, невероятно редко. Из моих старших в живых не осталось почти никого, а новых встречаешь не чаще, чем раз в пять-шесть лет. К счастью, можно разговаривать и с мертвыми.

Спорить со старшим - глупо.
Старшего слушаешь внимательно, стараясь запомнить то, что пока непонятно, и - особенно - то, что пока пугает или вызывает протест. Спустя неделю - или десять лет - раздастся щелчок и все станет понятно. Просто дорос. Сравнялся в масштабах. И чем лучше запомнил услышанное раньше - тем больше сэкономил времени на осознание нового состояния. Голый прагматизм.
Если услышанное непонятно совсем - задаешь вопросы. Уточняешь. Но не приведи Господь влезать с возражениями! "А я думаю, что..." Собеседник просто может потерять интерес к беседе. У него своих дел полно, куда интереснее, чем очевидности недоумку в голову вколачивать. Он, видите ли, "думает"! Свободен, иди дальше "думай".

Встреча с равным - радость.
Тоже случается все реже, но пока еще случается.

Спорить с равным - оскорбительно.
Фундамент равенства – уважение. И если ты знаешь, что тебя нельзя заставить изменить свое мнение голым напором – в той же мере это относится и к собеседнику. Встретились, обменялись мнениями. Если по ответным репликам видно, что тебя поняли не совсем верно, или, в каких-то деталях, совсем превратно – уточняешь и дополняешь. Когда позиции сформулированы исчерпывающим образом – тема закрывается.
Ты не можешь знать, какой именно из твоих аргументов покажется собеседнику заслуживающим того, чтобы потом к нему вернуться и повертеть в голове разными гранями. Иногда – спустя неделю или десять лет – один из вас скажет другому: «А знаешь, ты был прав!» Но – сам. Это, собственно, и есть равенство.

Встреча с младшим – обыденность…
Тут по разному бывает. Младший, не дотягивающий до равного шаг-другой – тоже всегда радость. Людей рядом всегда не хватает. Их никогда не может быть «слишком много». Конкуренцию придумали двуногие скоты, не видящие ничего, кроме кормушки в центре вольера, и изыскивающие новые и новые возможности прорваться к ней как можно ближе, расталкивается рвущихся к ней таких же скотов. А если получится – не просто расталкивая, а разрывая в кровавые ошметки.

Люди смотрят не в кормушку, а в горизонт. Освещенный круг за спиной так мал – и всегда будет мал – на фоне бесконечности непознанного вокруг. И каждый твой шаг к горизонту чуть расширяет границы светлого круга – и чуть удлиняет периметр границы. И всегда позарез не хватает новых, кто встанет рядом, на границе – и сделает свой шаг. И завтра так же жадно будет искать тех, кто может встать рядом…
Но такие тоже, увы, редкость. Большинство младших – даже тех, кто не хочет в скоты, к кормушке – растут очень медленно. После каждого шага вверх по лестнице по полгода отдуваются, отпиваются пивом, отдыхают… Копят силы для следующей ступеньки – а жизнь прошла.

Спорить с младшим - пустая трата времени. Неуважение к себе.
Если он не хочет слушать и запоминать, задавая уточняющие вопросы. Если он пытается возражать. "А я думаю, что..." У тебя впереди – горизонт, тебе некогда очевидности недоумку в голову вколачивать. Он, видите ли, "думает". Свободен, иди "думай" дальше.

Неиерархическое сознание исключает возможность спора тем более.

Существо, живущее в фантасмагорическом мире без иерархии не способно осознать сам смысл слова «равенство». «Все равны». Это пиздец. Тепловая смерть Вселенной. Все равно «тепло». Или равно «холодно». За отсутствием шкалы от понятия остается пустая звуковая оболочка, бессмысленный павианий клич.

Вот только жить вне иерархии не получается даже у павианов. Просто уханье, оскал и битье кулаками в грудь заменяется сравнительно безопасной формой «спора». Вслушиваться в «содержательную часть» бессмысленно: видимость осмысленного разговора всего лишь маскирует суть звериной разборки самого низкого пошиба – даже не за место у кормушки, всего лишь за «статус»…
У павианов спор заканчивается ритуальным опусканием побежденного. У "неиерархических" - тоже. В той или иной форме.

Очеловечивание зверя начинается с осознания иерархии. Это только начало пути – не всякий пройдет до конца – но миновать этот пункт невозможно.

Как говаривает Березин – простите, если кого обидел))

@темы: иерархия

---

Люк, Фродо и Гарри Поттер - это одно лицо

Пишет Иванов-Петров, 2010

Судите сами. Разве не очевидно, что Йода и Горлум - это одна и та же личность? Описывается противоположно, с симпатией или антипатией, но по множеству уникальных характеристик - та же фигура.
Дарт Вейдер и Волдеморт... Надо ли уточнять? Гэндальф и Дамблдор. Он же Оби-Ван.
Фродо в конце про свою бирюльку: "Она утонула".
Верные назгулы Вейдера.
Дамблдор в поисках медальона - немедленно выпил. Чаша Дамблдора и пропасть балрога - ясно же, это один мотив. То есть Гэндальф спился - и неудивительно.
Видимо, соответствия настолько полны, что прямо интересно - кто же Горлум у Гарри?

Постоянство персонажей говорит о сложении новой мифологии.
Есть ли её универсальное изложение?
Ну, что там есть... Две враждующие иерархии - Черные и Белые. Черные более тираничны, технологичны, индустриальны и массовы. Белые склонны к колдовству и всяческому улетанию. Герой - человек - стоит между ними, и вынужден выбирать, структура мифа указывает: третьей стороны нет, можно быть только за тех или за других. Миф подсказывает: надо стоять за Белых, в конце они победят. Но герою придется пострадать.

Это Белый миф. А есть противостоящий ему Черный миф? То есть произведения литературы, где бы рассказывалась история о победе тех идеалов, что в данном мифе поданы как злые. Не что-то из Перумова - это скушно, он просто крестит белых в черные. Нет, - чтобы порядок, технология, наука, власть, массовое общество и рациональность были поданы как превосходные, а зло исходило от колдунов, парапсихологов, которые дурят головы простым людям.
Или роль Черного мифа играет обычная научная популяризация и атеистическая пропаганда? Но должна же быть художка такого сорта. Или не должна?

@темы: Гарри Поттер, Толкин, ЗВ, мифология

---

Деревня у Оэ. Структура социального пространства и место в пространстве мифического

В этой идеальной деревне есть анклав чужаков. Поначалу их было даже два - корейский посёлок и такадзёсцы, потомки коренных жителей долины. Сразу два мини-сообщества, принадлежность к которым вычеркивает из списка людей. В "Играх современников" автор видимо решил не распыляться, к тому же корейский посёлок указывал бы на реальную Корею, размыкал бы пространство, так что остались только так называемые "потомки больших обезьян", отгеноциденные жителями деревни, парии, соответствующие такадзёсцам из "Опоздавшей молодёжи". Если в первом романе герой пытается наладить контакт с изгоями и более того, именно они оказываются самыми человечными из всех жителей долины (такадзёсцы единственные кто сопротивляется оккупантам, когда остальные кричат "ура" (точнее, "хелло"), а кореец Кан - лучший и неизменный друг рассказчика), то в последнем романе этих мотивов нет совершенно. Итак, в архетипической деревне изгои присутствуют, менять их статус никто не собирается.

Деревня (она же государство, она же космос) часто описывается следующими метафорами: загробный мир, могила, земля мертвых, ад. Ад чаще всего. Ад ассоциируется с радостью и весельем, упоминается об эротизме ада (в этих двух романах и в "Футболе 1860" - сквозной мотив). Целый космос, модель мироздания, образец идейного костяка целого народа помещается в ад! Будь он сто раз эротичен, туда совсем не хочется. Как надо видеть мир, чтобы это сделать? Меня это мировосприятие изматывает эмоционально гораздо сильнее, чем я могу здесь описать.

Похоже, в этот всеобъемлющий деревенский идеал входит инцест ("Футбол 1860", "Игры современников").

Это так, набросок к серьёзной рецензии, но писать её у меня уже нет сил и не скоро захочется. Кто умеет лучше, пусть сделает больше.

(с)

@темы: Оэ, язычество, Япония

---

Программа на будущее

У Оэ есть образы, которые повторяются из книги в книгу, но с которыми я не могу разобраться. Может, когда-нибудь пойму, что это и зачем, а пока просто перечислю самые важные:
великаны, позор, слабоумный ребенок, ад, выкрасить себя красной краской...

Вот такая получается картина послевоенной японской коллективной души.

(с)

@темы: Оэ, Япония

---

Деревня-государство-микрокосм

Это основная тема романа Оэ "Игры современников". Я считаю этот роман лучшим у Оэ и одним из лучших, что мне приходилось читать, хотя идейное содержание этого романа мне полностью чуждо. Это сделанное на качественно иной ступени то, что я когда-то описывала здесь:

Они не могут управлять страной, потому что не могут помыслить страну. Страна в их голове это лишь конгломерат атомизированных сёл и больше ничего. Конечно, при том что некоторые не могут помыслить социальный организм сложнее банды, село уже хорошо, у села есть потенциал, но ведь только потенциал! Нельзя всю жизнь жить в колыбели, а всякую попытку выбраться из колыбели они расценивают как предательство, достойное наказания Чернобылем. Они не могут помыслить даже один народ как что-то большее, чем механическое соединение одинаковых сельских общин, что уж говорить об Империи, объединяющей разные народы! В Империи такие люди видят только внешнее объединение, момент насилия и принуждения, всё равно что школьники, которые в школе видят лишь момент насилия и принуждения, сладострастно описывают злобных училок и ужасных завучей, и уверены, что если школу разломать, всем будет Щастье.

Я этого насмотрелась за последние годы на Украине, и процесс продолжается. Эту технологию пытаются применить против России не только на её западных окраинах, Сибирь тому пример. Но в подавляющем большинстве случаев это делается очень неумело. Двадцатый век оставил от архетипической деревни одну этнографию, гибнущие формы, в которые уже невозможно вдохнуть живое содержание. Кокошник красив, но на свидание в кокошнике не пойдёшь. Мы слишком долго живём в Империи и слишком долго были впереди планеты всей в новые технологические времена, потому деревня для нас уже не может быть самодостаточной.

А для Оэ может. У него получилось. Это реальный живой организм, мощный, всеобъемлющий, самовоспроизводящийся. Деревня это живая модель мироздания, замкнутый микрокосм. Там и время течет по-своему.Использованный в "Футболе 1860" прием доведен до совершенства - рассмотрено множество вариантов одного сценария событий, показана его завершенность и целостность.

Оэ сам писал, что эта его книга - реакция на самоубийство Мисимы, который хотел возродить Великую Японскую империю, выступал с позиций всеимперской идеологии. Оэ решил создать идейную альтернативу всеимперской идеологии и мифологии и справился с задачей. Это та мифология, которая на макроуровне породила распад СССР на отдельные государства и в настоящее время плотно смыкается с нациестроительством западного толка, которое используется для уничтожения народного единства. В творчестве Оэ идеология выделения казаков, поморов и сибиряков в отдельные нации получает мощную подпитку снизу, это живое движение навстречу, это момент, в котором сливаются западные и исконно языческие идеи.

Эта книга показывает, что язычество (в отличие от неоязычества) - не абстракция, не выдумка, не бессильное умствование ограниченного круга фанатов. Это реальность, с которой надо считаться и которой надо как-то противостоять.
(с)

@темы: Оэ, язычество, Япония, номинализм

---

Автор у Оэ

Проблема высказанности какого-то смысла, описанности какой-то общности занимает важное место в творчестве Оэ. Явно этой темы автор не касается только в "Футболе 1860", но и этот роман можно поставить в один ряд с остальными.

В "Опоздавшей молодежи" говорится, что спящая деревня это спящий великан. В "Играх современников" уточняется, что этот великан - Разрушитель, основатель деревни-государства-микрокосма. Там же объясняется, что оживить убитого Разрушителя и пересказать мифы и предания нашего края - одно и то же действие. Интересно, что описывает общность, высказывает ее ценности всегда чужак. Не знаю, как это надо оценивать, но это так.

Текст "Опоздавшей молодежи" - это записки-мемуары главного героя. Он там главное действующее лицо, но всё же смотрит на события постфактум, несколько со стороны. Кроме того, он еще в детстве покинул деревню и всячески старается от деревни отгородиться, и внутренне и внешне. В "Футболе 1860" рассказчик тоже выходец из деревни, много лет проживший в Токио и уже совсем не деревенский человек по своим установкам и ценностям. От событий в деревне, которые разворачиваются у него на глазах, он подчеркнуто отстраняется. "Объяли меня воды до души моей..." углубляет эту тему: Союз свободных мореплавателей приглашает специалиста по словам со стороны. В "Записках пинчраннера" эта тема выходит на первый план - встреча отца Мори и его будущего писателя является завязкой действия, отец Мори подробно объясняет, зачем ему нужен писатель, который поведает миру о нем и его превращении. Сам писатель в событиях не участвует. В "Играх современников" эта тема одна из центральных. Рассказ ведется от имени человека, который должен записать мифы и предания нашего края, он сын чужаков в долине и много лет назад уехал оттуда, описывает он мифы и предания нашего края в Мексике, на другом краю света.

Во всех книгах Оэ очень далеко до принципа "нет фактов, есть интерпретации". Факты там есть и полнокровная духовная реальность стоит за каждым событием, но для того, чтобы проявиться во всей полноте, ей нужно быть высказанной в слове, в тексте. Связь автора с текстом - главная проблема развития романа двадцатого века, и тут Оэ следует духу времени, но этот формальный момент у него иначе обоснован. Текст у Оэ это не изобретение автора и с ним невозможны игры в бисер, текст это всегда отражение какой-то реальности, часто суровой и жестокой, всегда живой и стремящейся к полноценному проявлению в мире. В "Играх современников" это чувствуется особенно сильно, там это целая космогония, работающая модель мироздания, и нельзя сказать, что это мироздание дружественно человеку. О деревне будет продолжение.

(с)

@темы: Оэ, Япония